Часть 8
-Мужество- это не отсутствие страхов, а борьба с ними, Драко.
Он внезапно оказался в полной тьме. Не понимает, где находится, откуда голос, на чём он стоит, твою мать, что происходит.
Грудь словно сжата в тисках. Сердце колотится о грудную клетку с готовностью сломать рёбра. На лбу холодная испарина.
-Мама?
Мама.
Как он это ненавидел.
Мама, мама...
Нарцисса, её тревожные глаза. Наполненные, словно утонувшие в невыплаканных слезах.
Мамамама.
Её руки.
До ужаса.
До истерики.
Нет.
Нетнетнетнетнетнет
-Мама!
Малфой судорожно оглядывался, не разбирая, откуда идёт звук, в абсолютной кромешной темноте, часто моргал, желая прояснить взгляд, словно затянутый пеленой.
Он был как слепой щенок.
Почти в буквальном смысле.
Никто ему не ответил. Никто и ничто, что бы оно ни было.
Н и ч е г о
Он не знал, кричать ли, молчать ли. Страх, словно анаконда, медленно и мучительно полз по ногам к паху, в животе, через рёбра, в глотку, в попытке вырваться рёвом наружу.
В голове отчаянно стучала кровь, что-то орало больному сознанию голосом отца.
-Всё, что происходит сейчас- твоя вина.
Грозное сопрано повисло в воздухе, заполняя пространство, как угарный газ, перекрывало доступ к кислороду, смыкая длинные когтистые лапы на шее.
Нет.
Я ещё раз говорю: нет.
Ты слышишь меня, отец?
Конечно, ты меня слышишь. Ты заполняешь моё существо. Мой разум. Моё тело. Паразитируешь его, уничтожаешь, растворяешь в скорби, словно в серной кислоте. Мучитель.
Я помню. Я всё помню.
Я не виноват, отец.
Поэтому ты гниёшь в темницах Азкабана, а не я.
Винавинавинавина
Пронизывала солнечное сплетение тончайшей иглой. Боли практически нет, но есть чувство, что сейчас внутренности аккуратно извлекут слабым, но настойчивым движением рук, и свалишься замертво. Закроешь глаза и больше не очнёшься.
Момент, когда кислорода не хватает категорически.
Малфой падает на колени, оттягивает несуществующий воротник, дышит тяжело и прерывисто, кажется, даже слышит биение собственного сердца и то, как судорожно поднимаются лёгкие.
Бомба, твою мать, замедленного действия.
-Драко..
Дёрнуло на месте. Практически подкинуло. Мерлин.
Это не может быть по-настоящему, это не может быть по-настоящему, Малфой.
Что-то сейчас случится. Раскалённый воздух накрывает с головой, нещадно путая мысли, ослабляя руки, подкашивая ноги. Господи, пожалуйста, пусть это скорее закончится.
Я не выдержу.
«..Империо.»
Она.
Нарцисса.
Стоит, объятая этой беспросветной тьмой, бледная, как мел.
Светлые волосы облепили лицо, под глазами- тёмные круги. Белые губы что-то шепчут, а в огромных глазах- голый страх. Практически ужас.
Сдвиг по фазе.
Мама дрожит, даже кажется, что стоит босиком.
Или парит в воздухе. Драко не смог разобрать. Одно он точно понял- дышать стало чуточку легче. Словно с её появлением температура в этом странном месте упала на несколько градусов. В груди смешались все существующие чувства, на которые он был способен, сгустились эфемерным комом и опустились в горле.
-Мама,-он попытался встать. Возникло ощущение, что вся Вселенная грохнулась на его плечи бесчисленной массой. Колени предательски дрожали.-Мама, что они сделали с тобой?
Что сотворили с тобой министерские крысы, мама? Почему мне так больно? Почему тебе так больно? Я ничего не понимаю.
Я всё помню, я помню каждую мелочь, каждый твой мучительный вздох, каждое движение ресниц. Я что угодно уничтожу ради них. Сотру в порошок, развею по ветру. Но я по-прежнему ничего не могу понять.
Не могу связать ни единой мысли, словно под заклятием. Может, так оно и есть. Это уже даже не важно.
Раз.
Два.
Три.
-Сынок, я...
Едва удалось разлепить глаза, словно застеленные пеленой после глубокого и не отпускающего в реальный мир тревожного сна.
Над головой- изумрудного цвета балдахин. Такой успокаивающий, убаюкивающий, словно оберегающий от всего того, что происходит вне. Предусмотрительно плотно завешанный с вечера.
Малфой ненавидел знать, что кто-то мог видеть его лицо, пока он спит. Это тревожило.
Он силой заставил себя оторвать голову от липкой подушки и встать с постели. Блейз и Нотт ещё спали, их балдахины были завешаны лишь наполовину. Смуглая подтянутая спина Забини отлично вписывалась в холодный романтический интерьер их спальни.
Мулат улыбался во сне. Малфой закатил глаза.
Он бесшумно спустился вниз, к гостиной. Большой круглый циферблат на стене утверждал, что в данную минуту было без десяти минут шесть. Подъём в Хогвартсе в семь, а это значит, что сейчас ванная старост свободна и пуста, и никто не сможет помешать ему привести себя в чувства перед занятиями.
Так же тихо скользнул в коридор, перемешивая в голове кашу из воспоминаний того безумного сна, приглаживая рукой слегка влажные от пота волосы.
Это безумие.
Нет, это безумие.
Когда же всё это закончится?
Он скучает по матери. Если бы он сам себе признался, то желание увидеть её, потрогать её волосы, провести рукой по щеке было настолько невыносимым, то ему бы стало физически больно.
Он выуживает из головы взгляд Нарциссы- тревожный, испуганный, обрамлённый длинными тёмными ресницами, и тут же вспыхивают глаза Грейнджер.
Такие горькие, перепуганные, испепеляющие, точно так же украшенные оленьими ресницами, оставляющие на коже век кружевную тень.
Внутри что-то упало вниз. К ногам. Прямо на каменный пол.
Какого хера? Что за..?
О чём ты только что подумал?
Что?
Малфой изумился не столько тем, что вспомнил её глаза, сколько собственному осознанию, что только что провёл между ними параллель.
Параллель между Нарциссой и Грейнджер.
Между мамой и Грейнджер.
То, что сейчас должно было упасть на каменную плитку, гулко заклокотало по рёбрам, отдавая вибрации в горло.
Наверное, он только что был готов завыть.
Поэтому сжал руками рот и ломанулся к ванной почти бегом, будто этот коридор сможет в любую секунду свести его с ума.
Ещё три крупных шага и желанная дверь.
Как только он оказался внутри, В дверную ручку прилетело заглушающее заклятие.
Теперь ничто ему не помешало хорошенько заорать.
Слизеринец зло стучал кулаками по кафельной плитке пола, неприятно мокрой. Русалка на витражном стекле испуганно нырнула за камень.
Он не понял, сколько так ругался и колотил несчастную плитку, пока не услышал звук включившихся кранов ванны.
Вода стремительно журчала, переливалась разными цветами, раздувала пушистую пену.
Малфой медленно поднял глаза, утомленно водрузив уже покрытые кровью руки на колени.
О боже.
Сначала взгляд упал на тонкую кисть, поворачивающую ручку крана, чтобы выключить воду, которую набирали, конечно, для него.
А потом горячий, такой же внимательно-изучающий взгляд, который только что чуть не свёл Малфоя с ума в коридоре, ударил его в солнечное сплетение.
И всё. И планета, блин, остановилась. И сердце его остановилось. И время в этом проклятом замке тоже остановилось.
Остались только они- эти огромные, как врата ада, глазища, вокруг которых эти оленьи ресницы.
А вот сейчас Драко действительно подумал, что рехнулся.
Только спустя несколько секунд, когда бешено колотящееся сердце немного успокоилось, он смог увидеть её побледневшее лицо целиком.
Грейнджер сидела тут с половины первого ночи. Её тоже одолевали кошмары.
Родители, измученные, в потрёпанных медицинских халатах, сжимающие в руках по ржавому скальпелю, с которых на кафельный сырой пол капала кровь.
Лиц матери с отцом разглядеть было невозможно, они будто постепенно растворялись..
Грейнджер вздрогнула, не желая освежать воспоминания о дурном наваждении. Она не поняла, чего она не ожидала увидеть больше- уж не его ли?
Рука повернула колёсико крана автоматически. Словно навязчивое действие, которое необходимо было сделать прямо сейчас
И уж конечно не потому, что она увидела, в каком он сейчас состоянии.
Ну да. Успокаивай себя.
-Какого хрена ты здесь забыл?
Эта неожиданная фраза, вылетевшая изо рта, прорезала воздух. Гермиона изумилась, какой она вышла резкой.
Надо же. Сработало.
Малфой проморгал остатки сна и совершенно точно убедился, что Грейнджер действительно сидит перед ним- живая и тёплая. Со своими охреневшими карими глазами, излучавшими не то удивление, не то злость, а может, и все вместе.
Она что-то бросила ему. Что-то спросила.
-Грейнджер.
Он не собирался ей отвечать. С огромным разочарованием понял, что спрятаться ему негде. Ни от людей, ни от кошмаров, ни от этих самых глаз. Глаз Нарциссы. Глаз Грейнджер. Так отвратительно схожих.
Вода в кранах настойчиво шумела, и воздух наполнялся жарким паром. Слизеринец бросил быстрый взгляд на витражное окно с русалкой- самой владелицы видно не было. Вскочил с каменного пола.
Гермиона медленно поднялась за ним, отступая назад на пару шагов. Подальше.
Он не мог оторвать от неё взгляда. Его словно приклеили. В мыслях вспыхнуло воспоминание трёхлетней давности, как она, тринадцатилетняя девчонка, его, четырнадцатилетнего наследника огромного наследства- блестящего ловца, потрясающего студента, обладателя самого большого количество валентинок на день всех влюблённых- в тот год он насчитал ровно триста семьдесят четыре- одной своей палочкой прижала его к холодному камню, презрительно скривила губы, подобно ему самому, задрав подбородок, прошипела: «мерзкий, жалкий таракан», и, пока он в ужасе трясся у этого треклятого камня, опустила палочку и врезала ему кулаком в нос.
Так правильно врезала. Будто вставила его поплывший мозг тогда на место.
Тогда её глаза полыхали тихой яростью. Тогда он не понял, почему они ему так знакомы.
И не осознал даже тогда, когда на Святочном балу она вплыла в Большой зал в своём платье, встревоженно глядя по сторонам, сдувая выбившуюся прядь, обрушив на всех студентов, включая его, своё великолепие.
Лучше бы Малфой никогда этого не понял.
-Какого хрена ты здесь забыла ни свет ни заря, грязнокровка?-тупо спросил он, и его слова неожиданно повисли во влажном воздухе.
Давай, воскликни что-нибудь гневное, как обычно, не испугавшись разбудить Филча, как я потревожил тебя здесь, как нашёл тебя в этой дурацкой ванной, как смерил тебя полубезумным взглядом, как ты отшатнулась от меня сейчас.
И как я только что ещё раз тебя назвал.
Приведи меня в чувства. Отдай мне свои силы, плесни мне их в лицо. Отдай мне свою непоколебимую волю.
Отдай мне то, что я никогда не смогу у тебя отнять, Грейнджер, как бы я ни старался.
Пожалуйста.
Пятнадцатисекундное молчание. Даже вода в кранах перестала шуметь, и лишь редкие капли не позволяли оказаться в гробовой тишине двум оппонентам, чьи взгляды уже, кажется, можно было осязать.
Она медленно и тяжело вздохнула, будто нельзя было шевелиться. Осторожно. Драко увидел, как тоскующе вздымается её грудь. Он прикрыл глаза, в ожидании уже хоть какого-нибудь ответа, и чуть не умер, когда ощутил на лбу её прохладные пальцы. Когда она успела подойти?
-Малфой, ты болен,-отстранённый голос Грейнджер наконец прорезал пространство ванной.-Сходи перед занятиями к мадам Помфри, иначе скончаешься посреди Зельеварения.
И исчезла. Растворилась в воздухе. Как призрак.
Унеся с собой кусок его истерзанной души.