Битое стекло

Я давно понял одну вещь — большинство людей видят меня только в рамках ярлыка. Враг. Слизеринец. Аристократ. Малфой. И большинство — боятся. Некоторые — ненавидят. Но я привык. И не противился. До этого места.

Здесь всё иначе. Здесь я мог наблюдать, как меня воспринимают. И я понял, что можно менять мнение. Пусть не полностью, но достаточно, чтобы увидеть другой взгляд на себя. Если я смог хоть раз разрушить чужой образ, то почему бы не попробовать изменить и свой? Это тихая победа. Не для всех, но для себя.

Гермиона Грейнджер. Грязнокровка. Она всегда была мне противна — принципиально, не из злобы. Но месяц назад что-то изменилось. Я стал замечать её. Не словами, не поступками — нет, это что-то более тонкое. Что-то, что тянет меня к ней. И, признаюсь, это пугает.

Она ни разу не подпускала меня так близко, как час назад. Никогда. Всегда огрызалась, уходила. И вот — слово. Лёгкий взгляд. Она сама не понимает, что изменилось. Но я понимаю. И это странно. Это вызывает во мне любопытство. Почему? Почему именно она?

Я не скажу ей про зеркало. Никогда. Оно — мой личный мир. Моя тишина. Его поверхность хранит мои шаги и тайны. Здесь нет ни Гермионы, ни других. Только я. И то, что я ищу. Возможно, ответ. Или свою собственную свободу.

Я смотрю в него дольше, чем нужно. И вижу там не только себя. Вижу дорогу, которую ещё предстоит пройти. И знаю — как бы я ни менял мнение других в этом мире, изменить себя будет сложнее всего.

Но я буду пытаться.

Я давно привык к этому месту. Зазеркалье — моя арена. Здесь я мог завоевать всё: взгляды, улыбки, симпатии. Девушки сами поддавались, словно я был для них чем-то особенным. Но это быстро надоедало. Победы стали пустыми, как старые заклинания. И желание... желание оказалось не в том, чтобы побеждать, а в том, чтобы найти того, кто устоит.

И тогда она появилась. Грязнокровка. Гермиона Грейнджер.

Она никогда не подпускала меня. Не давала даже шанса. Всегда с огрызкой, всегда с уходом, как будто я был ей чужд. Это раздражало. И манило. Я ловил себя на мысли, что думаю о ней чаще других. И чем сильнее она отталкивала, тем сильнее хотелось приблизиться.

Я уже завоевал многое в этом зазеркалье. И это стало скучно. Но Гермиона — это не просто новая цель. Она — вызов. И я собираюсь принять его.

Месяц наблюдений, месяц тишины. И вот, час назад, она сказала мне слово. Слово, которое перевернуло игру. Она впервые позволила мне подойти. И это изменило всё. Теперь я знаю: она — моя новая жертва. И я не остановлюсь, пока не добьюсь своего.

Зеркало? Оно моё. Моя тайна. И пока никто не знает, откуда оно взялось или почему я здесь. Это моё личное пространство. Но Гермиона... она станет чем-то большим.
   *************************************

Гермиона резко вскочила когда поняла,что вот вот прийдет время и она выйдет из этого дня

Она чувствовала, как время утекает — словно песок сквозь пальцы. Внутренний голос уже не раз предупреждал: скоро всё изменится. Она знала это. И знала, где окажется, когда придёт этот момент.

Рядом с зеркалом. Рядом с ним — Малфоем.

В голове мелькали мысли: что делать? Как остаться незамеченной? Прячься? Отойти в тень? Замолчать и замереть, надеясь, что он не обратит внимания? Всё это казалось бесполезным. Он был внимательным. Он замечал всё. И она знала — он заметит.

Даже если бы она смогла исчезнуть, он найдёт её взгляд. Даже если бы она отвернулась, он услышит её дыхание. Любой из этих вариантов был плох. Она осознавала это. И в глубине души ей было горько, что она не придумала этого раньше — что не подготовилась.

Она чувствовала, как страх и раздражение переплетаются. Страх быть обнаруженной, раздражение на себя за собственную беспомощность. Её сердце колотилось сильнее. Она понимала: она не сможет уйти от этого.

И, возможно, именно это ощущение — неизбежности — делало всё ещё хуже.

Время таяло. Четыре часа. Четыре проклятых часа. Она знала — это слишком мало. Но это были часы, в которых нужно успеть сделать невозможное.

Сердце Гермионы стучало так, что казалось, она слышит его в висках. Она резко вскочила. Не могла сидеть. Нужно было действовать. Нужно было найти Гарри.

Она знала, что он — единственный, кто может помочь. Её слова должны были быть осторожны: она не собиралась раскрывать ему всего. Это было слишком опасно. Но у него должна была быть мантия и доступ к библиотеке. Там, возможно, был ответ.

Она поймала себя на том, что почти не дышит. В голове мелькала мысль: «Я не могу сказать ему, что происходит. Не сейчас». Она собиралась сказать лишь одно: что узнала о существовании «одного дня» — странного, зазеркального дня, который повторяется. Дня, который одновременно был реальным и иным.

Она должна была узнать, как выйти из этого зазеркалья раньше Малфоя. Но ответы лежали глубже, чем простые книги. И времени оставалось слишком мало.

Собрав все силы, Гермиона рванула прочь, её шаги эхом отдавались в коридорах. Она знала — от этого момента начинается гонка. И ставка была слишком высока.

Гермиона ворвалась в гостиную, где Гарри сидел за столом, погружённый в заметки. Его лицо озарилось удивлением, когда она вошла так резко.

— Гарри, мне нужна твоя мантия, — сказала она тихо, но решительно. — И доступ к библиотеке.

Он поднял на неё взгляд, моргнул, пытаясь понять её тон.

— Почему? — спросил он.

Она сжала кулаки, стараясь скрыть дрожь. Её голос стал ровным:

— Я узнала кое-что. Существуют... дни, Гарри. Один день. И он повторяется. Но это не сон, не видение — это реальность. Зазеркалье. И в нём можно менять сюжет. Но выход... выход из этого дня — только один. И я должна найти его раньше Малфоя.

Гарри слегка нахмурился, но в его глазах мелькнула тревога.

— Гермиона... ты уверена? Это звучит... невероятно.

— Я знаю, — перебила она. — Но времени почти нет. Четыре часа. Ты должен мне помочь.

Он посмотрел на неё долго, словно пытаясь прочесть что-то за её словами. Наконец Гарри медленно кивнул.

— Хорошо. Но ты должна мне рассказать всё, — сказал он, закрывая книги. — Всё, что знаешь.

Гермиона лишь вздохнула. Она знала, что не сможет сказать правду — нет, не сейчас. Она кивнула и, не поднимая глаз, прошла мимо него.

Внутри неё росло странное чувство: чем меньше времени оставалось, тем сильнее она понимала — то, что случилось, уже нельзя будет остановить. И Малфой это чувствует.

Она рванула по коридору, и её шаги растворились в гулком звуке старых стен. Гонка началась.

Гермиона шла по коридору, стараясь не смотреть на часы — каждое их тикание казалось громче её собственного сердца. Гарри шагал рядом, слегка ускоряя шаг, как будто ощущал её напряжение.

— Гермиона, — тихо спросил он, — но при чём тут Малфой? Почему ты говоришь об этом именно сейчас?

Она замерла, глядя прямо перед собой. Его вопрос заставил её задержать дыхание. Она знала, что не может рассказать ему всей правды.

— Я... — начала она, но остановилась. Вместо ответа она отрицательно покачала головой. — Я услышала это случайно. В коридоре. Малфой и Блейз обсуждали. Он хотел найти эту информацию. Я... поспорила с ним.

Гарри нахмурился.

— Поспорила?

Гермиона кивнула, стараясь говорить ровно, но голос дрожал.

— Да. Я... не хочу, чтобы он нашёл её. Потому что если он найдёт... это изменит всё. Не только здесь, но и в реальности.

Её слова прозвучали как шёпот, но Гарри уловил в них тревогу. Он взглянул на неё так, будто пытался разглядеть её мысли.

— Значит, ты готовишься к чему-то... большому. — Его тон был мягким, но твёрдым. — И ты не можешь сделать это в одиночку.

Гермиона кивнула, но не стала отвечать. Внутри неё росло понимание, что за четыре часа её задача — не только разобраться в загадке «одного дня», но и остановить Малфоя.

Она ускорила шаг, почти бросив Гарри позади, и направилась к библиотеке.

Гарри замер на месте, глядя ей вслед. Он чувствовал, что дело куда сложнее, чем она говорит. И Малфой здесь — ключ к разгадке.