3
Гермиона резко проснулась от пронзительного, нечеловеческого крика. Секунду она неподвижно лежала, сердце колотилось где-то в горле, сознание цеплялось за обрывки сна. Крик повторился – хриплый, полный такого немого ужаса, что по коже побежали мурашки. Она вскочила с кровати, на ходу накидывая на голое тело шелковый халат, висящий на стуле. Дверь в смежную ванную была приоткрыта. Еще один стон, уже более приглушенный, но от того не менее жуткий, донесся из-за следующей двери – из его спальни. Она ввалилась в его комнату, не стучась. Лунный свет, пробивавшийся сквозь ажурные ставни, выхватывал из полумрака искаженное лицо Драко. Он лежал на спине, глаза широко открыты и устремлены в потолок, но взгляд был пустым, стеклянным, невидящим. Тело было напряжено в неестественной, застывшей позе, пальцы судорожно впились в простыни. – Драко, – позвала она тихо, замершая в нескольких шагах от кровати. Голос прозвучал чужим, сдавленным. Он не отреагировал. Ни единым мускулом. – Драко! – теперь громче, резче, она сделала шаг вперед. Ни одна эмоция не отразилась на его застывшем лице, но она заметила, как его грудная клетка начала судорожно и прерывисто вздыматься, а на лбу и висках выступила испарина, светлые волосы слиплись. Раздался тихий, скрежещущий звук – он стискивал зубы так сильно, что казалось, они вот-вот треснут. Это зрелище напомнило ей Кэти Бэлл. Мысль была ироничной и пугающей одновременно. Палочку она оставила на своей тумбочке. Идиотизм. Чистой воды идиотизм. И тогда, пока её мозг лихорадочно соображал, что делать, тело среагировало само. Старый, как мир, гриффиндорский рефлекс – выбить клин клином. Она подошла к кровати, занесла руку и со всей дури отвесила ему размашистую пощечину. Звук удара ладонью по щеке прозвучал оглушительно громко в ночной тишине.
Последовал резкий, свистящий вдох – как у утопающего, выброшенного на берег. Пустота в его глазах сменилась шоком, а затем мгновенной, животной яростью. Она даже не успела отдернуть руку, как её запястье сжалось в стальной захват. Боль, острая и жгучая, пронзила руку до локтя. Он рывком вывернул её за спину, заставив её согнуться и вскрикнуть от неожиданности и боли, и в следующее мгновение она уже была прижата к его груди, его свободная рука впилась ей в волосы, оттягивая голову назад, подставляя горло. – Ты охренела, что ли? – его голос был низким, хриплым, настоящим змеиным шипом прямо в ухо. От него пахло потом, дорогим виски из графина на тумбочке и чистым, ничем не разбавленным страхом. – У тебя был приступ, – простонала она, пытаясь вырваться, но его хватка только усилилась. – И что? – он дёрнул её за волосы, заставляя встретиться с ним взглядом. Его глаза горели в полумраке, в них не было ни страха, ни растерянности – только гнев. – Ты мешал мне спать, – выдохнула она, стиснув зубы, вместо тысяч других слов, которые вертелись на языке. Ты меня напугал. Он фыркнул – короткий, презрительный звук – и оттолкнул её от себя так резко, что она едва устояла на ногах, пошатнувшись и наткнувшись бедром на острый угол его комода. Больно ударившись, она еле сдержала ещё один вскрик. – Съебись, Грейнджер, – прошипел он, уже отворачиваясь к стене и натягивая на себя одеяло с таким видом, словно она была назойливой мухой, которую только что отогнали. Его плечи были по-прежнему напряжены, но он изображал полное безразличие. Ярость, острая и обжигающая, ударила ей в голову, смывая остатки страха и растерянности. – Кретин, – выплюнула она, её голос дрожал от бессильной злости. Она развернулась и с грохотом захлопнула за собой дверь, так что стёкла в ней задребезжали. Она стояла в темноте своей комнаты, прислонившись лбом к холодной деревянной поверхности двери, и слушала, как её собственное сердце бешено колотится о рёбра. Из-за двери не доносилось ни звука. Ни вздоха, ни шороха простыней. Абсолютная, всепоглощающая тишина, будто и не было только что этого леденящего душу крика.
___
Гермиона сидела, отрешённо ковыряя вилкой в омлете, когда к ней обратился коренастый пуффендуец, чьё имя Драко и не думал запоминать. – Гермиона, мы сегодня вечером после ужина хотим собраться в гостиной Пуффендуя, – парень буквально светился от предвкушения. – Обсуждать планы по восстановлению оранжерей. Ты с нами? – Да, – ответила она почти машинально, даже не отрывая взгляда от тарелки. – Нет, – отрезал Драко, не глядя ни на кого, и медленно намазывая масло на тост. Воцарилась короткая, напряжённая пауза. Гермиона подняла на него взгляд, полный такого ледяного, неоспоримого гнева, что даже у Маклагена, сидевшего напротив, дрогнула рука с кружкой. Увидев её молчаливый, но красноречивый вопрос, Драко лениво откусил кусок тоста и прожевал, заставив всех ждать. – Ты должна следить за мной, забыла, Грейнджер? – наконец произнёс он, с наслаждением смакуя каждое слово. – А я не собираюсь ошиваться в гостиной Пуффендуя с кучкой неудачников, которые находят кайф в обсуждении сортов навоза. – Единственная причина, почему я не буду тебя заставлять этого делать, Малфой, – процедила она, и её голос стал тихим и опасным, – это то, что я не хочу отравлять жизнь этим прекрасным людям твоим ядовитым присутствием. – Теоретически, ты можешь просто закрыть его в башне, – тихо, но явственно предложил Маклаген, с надеждой глядя на Гермиону. – Коллопортус, и всё дела. – Теоретически, я могу тебя с этой самой башни скинуть, Корман, – сказал Драко абсолютно ровным тоном, как будто обсуждал погоду. – Кормак, – поправил тот, покраснев. – Мне похуй, – парировал Драко, отхлебнув апельсинового сока. Гермиона тяжело вздохнула, закрывая глаза на секунду, будто собираясь с силами. За столом повисло неловкое молчание. – Я просто не понимаю, – раздался тонкий, надтреснутый голосок из-за спины Гермионы. Какая-то девчонка, которую Драко видел в жизни первый раз, смотрела на Гермиону с немым упрёком. – Как ты могла защищать его в Визенгамоте? После всего, что он…
Гермиона резко встала, задев коленкой стол. Серебряные приборы звякнули. – Его судили не за то, что он говнюк, – отрезала она, и её голос прозвучал чётко и громко, намеренно обращаясь ко всем присутствующим. – Его судили за конкретные преступления. И по ним он был оправдан. Всё. Она чётким движением встала из-за стола, всем своим видом показывая, что разговор окончен. – Я не доел, – флегматично заявил Драко, указывая вилкой на свой почти полный завтрак. Гермиона уже отошла от стола. Она обернулась на полпути, и её взгляд, полный холодного, безраздельного презрения, скользнул по нему с ног до головы. – Мне похуй, – бросила она его же собственную фразу прямо ему в лицо и развернулась, направляясь к выходу. По залу прокатился сдавленный смешок, тут же приглушённый. Драко замер на секунду, его пальцы сжали вилку так, что металл прогнулся. Затем он с силой швырнул её на тарелку с противным лязгом. Он резко поднялся, сгрёб со спинки стула свой мантию и, не глядя ни на кого, пошёл за ней. – Сука, – прошипел он ей в спину, уже догоняя её в проходе между столами. Она не обернулась, лишь чуть выпрямила спину. Он был вынужден идти за ней, как на поводке. Эти дурацкие правила, эту унизительную необходимость быть у неё на виду – он сам это придумал. И, черт его побери, если тот факт, что она эти правила приняла – было не самым возбуждающим в его жизни. Он свернул за ней за угол, и его тело на мгновение напряглось в ожидании. Здесь, в этой самой полутемной нише, пахнущей старым камнем и пылью, она в прошлый раз вцепилась в него с такой яростью и голодом, что у него до сих пор горели следы от её ногтей на спине. В мозгу сам собой возник образ: её рука, хватающая его за футболку, резкий рывок в темноту, её губы, её тело… Но нет. Сегодня она даже не замедлила шаг. Он увидел лишь её гордо удаляющуюся спину, развевающиеся за ней волосы и упрямый затылок. В груди что-то ёкнуло – глупое, острое разочарование, которое тут же переродилось в злость. На что ты, блядь, надеялся, Малфой? Что она будет прыгать на тебя каждый раз, как только вы останетесь одни? Мысленно выругавшись на самом изысканном языке, на каком только мог, он поспешил за ней, догнав за пару шагов. – Куда ты идешь? – спросил он, и его голос прозвучал резче, чем он планировал.
– Угадай, – бросила она через плечо, не оборачиваясь. Он окинул взглядом коридор. Они двигались вглубь замка, прочь от оживлённых мест. О, нет. – Блядь, мы идём восстанавливать библиотеку, – простонал он с таким искренним, неподдельным отвращением, будто ему предложили копаться в навозе. Гермиона внезапно остановилась и обернулась к нему. И на её лице расцвела самая сияющая, самая торжествующая улыбка, какую он только видел. Как будто минуту назад они не пытались испепелить друг друга ненавидящими взглядами за завтраком. – Именно, – пропела она, и её глаза заблестели от неподдельного восторга. – Уверена, тебе тоже всегда до дрожи в коленках хотелось официально попасть в Запретную секцию. Он смотрел на неё, на эту её внезапную, ослепительную увлечённость, и чувствовал, как почва уходит из-под ног. Это было сбивающее с толку безумие. – Мне… – начал он, пытаясь найти язвительный ответ, чтобы сбить с неё этот дурацкий настрой. Но она перебила, подняв палец и сделав вид, что задумалась: – Дай угадаю: похуй? Они замерли, смотря прямо друг на друга в тихом, пустынном коридоре. Её брови насмешливо поползли вверх, будто говоря: "Ну? Я жду твоего остроумного ответа, Малфой". И что-то странное произошло. Неожиданная волна тепла ударила ему в лицо. Он почувствовал, как кровь приливает к щекам. Он… смутился? Этот дурацкий, детский восторг перед книгами, эта её способность мгновенно забывать всю их злобу и ненависть ради чего-то столь же абсурдного… Это было так по-гриффиндорски. Так по-грейнджеровски. И это бесило. И это… завораживало. – Да, – сдавленно выдохнул он, не в силах придумать ничего лучше, снова прячась за своё коронное безразличие. И тут она расхохоталась. Не ехидным, не язвительным смехом, а искренним, громким, заразительным смехом, который эхом разнёсся по каменным сводам. Он звенел, как колокольчик, и был настолько неожиданным и чистым, что что-то в его груди сжалось – больно и странно.
Уголок его собственной губы предательски дёрнулся, пытаясь ответить ей улыбкой. Это был всего лишь мышечный спазм, рефлекс. Но он поймал себя на этом мгновенно. Его внутренний страж, тот самый, что годами выстраивал неприступные стены, среагировал молниеносно. Он резко сжал челюсть, погасив любое подобие улыбки, и нахмурился ещё суровее, маскируя смятение под ещё большее раздражение. – Заткнись, Грейнджер, – буркнул он, обходя её и грубо толкая плечом, чтобы скрыть свою растерянность. – Чем быстрее мы с этим покончим, тем быстрее я смогу тебя трахнуть в тишине и избавиться от этой дурацкой улыбки на твоем лице. Он пошёл вперёд, не оглядываясь, чувствуя её смеющийся взгляд у себя в спине. Он ненавидел её. Ненавидел до самого основания своей души. Но в тот момент он ненавидел её больше всего за то, что она почти заставила его улыбнуться. Хотя... – Хотя, знаешь что, – его голос прозвучал низко и хрипло. Он резко развернулся и за два шага сократил расстояние между ними. Она всё ещё продолжала улыбаться, но улыбка замерла на её лице, а в глазах, всего на секунду, мелькнуло непонимание и… предвкушение? Он не дал ей времени на анализ. – …я сделаю это прямо сейчас, – выдохнул он, и это не было предложением. Это был приговор. Его руки впились в её бёдра, резко прижав её к холодной каменной стене. Он не целовал – он нападал. Его губы грубо захватили её губы, зубы больно стукнулись о её зубы. Это был не поцелуй, а акт агрессии, попытка стереть с её лица эту дурацкую, сияющую улыбку, уничтожить её смех, который всё ещё звенел у него в ушах, вернуть всё на привычные рельсы ненависти и боли.
И она… она ответила ему мгновенно. Не оттолкнула. Не застыла в шоке. Её руки взметнулись вверх, вцепились в его волосы не для того, чтобы оттянуть, а чтобы притянуть ещё ближе, грубее, глубже. Её тело не напряглось в сопротивлении – оно грубо прижалось к его телу, отвечая на его ярость своей собственной. Она укусила его за нижнюю губу, и медный привкус крови заполнил пространство между их ртами. Он издал глухой стон, больше похожий на рычание, и его руки соскользнули ниже, сжав её ягодицы, поднимая её, прижимая к себе так, чтобы она почувствовала каждую линию его напряжённого тела, каждую черту его гнева и желания. Они стояли, сцепившись в тихом, пустынном коридоре, в двух шагах от величайшего храма знаний, который они должны были восстанавливать. И восстанавливали они в этот момент только одно – знакомую, жгучую ненависть, которая пахла кровью, пылью и её дурацкими духами с ноткой корицы. – Мы будем гореть в аду, – простонала она, её голос был сдавленным, хриплым от его поцелуя. Но её пальцы работали быстро и уверенно: она расстегнула пряжку его ремня, пуговицу на брюках, молнию. Её ладонь, прохладная и цепкая, резко проскользнула под резинку боксеров, обхватывая его. Он вздрогнул всем телом, его дыхание сорвалось. – Я живу в нём уже два года, – прошипел он ей в самое ухо, его губы коснулись мочки, и он прикусил её, заставляя её вздохнуть. Он толкнулся тазом ей в руку, глубже в её ладонь, животный, неконтролируемый жест требовательности. – Тогда подвинься, – её дыхание перехватило, когда он сжал её грудь через тонкую ткань футболки, больно и властно. – Сейчас с тобой буду жить я. Она откинула голову назад, обнажая горло, и её глаза закрылись – не от наслаждения, а от яростного, всепоглощающего согласия на это совместное падение. Камень стены был холодным сквозь ткань её одежды, а его тело – обжигающе горячим. Он на секунду оторвался от её губ, чтобы резким движением стянуть с неё джинсы. Деним грубо заскреб по её коже. – Не давай обещаний, которые не сможешь выполнить, Грейнджер, – его голос был низким, хриплым от желания. Он снова прильнул к ней, прижимая её к стене всем весом, и его пальцы скользнули вниз, нашли её клитор через тонкую шелковую преграду и начали водить по нему жёсткими, точными кругами. Она вздохнула, её тело выгнулось навстречу прикосновению.
– Ты меня недооцениваешь? – с вызовом выдохнула она, её глаза сверкали в полумраке. Шире раздвинув ноги, она сама приспустила его брюки и боксеры, освобождая его напряжённый, подрагивающий член. Драко снова подхватил её под ягодицы, приподнял, заставив опереться спиной о холодный камень. Она ловко отодвинула шелк своих трусиков в сторону и сама направила его в себя. Он остановился на мгновение, его взгляд, тёмный и бездонный, впился в неё, пытаясь прочитать в её глазах малейший признак сомнения или страха. – Мой ад тебе не по зубам, – прошипел он, и в его голосе звучала не угроза, а какое-то странное, почти предостерегающее признание. Он вошел. Резко, глубоко, без единого лишнего движения, заполняя её собой целиком, вышибая из лёгких воздух одним низким, прерывистым стоном. Никто из них не планировал сдерживаться и продлевать это. Не было места нежности или искусственным задержкам – только похоть, животная потребность. Их тела двигались в унисон, порывисто и жадно, подчиняясь одному импульсу. Сдавленные стоны, прерывистое дыхание, влажный звук кожи о кожу – всё слилось в один нарастающий гул в ушах. И уже спустя считанные минуты этого яростного, отчаянного ритма волна накрыла их одновременно. Её внутренние мышцы судорожно сжались вокруг него, вырывая у него низкий, хриплый крик. Её собственное тело затрепетало в его руках, и она вскрикнула, впиваясь ногтями ему в плечи, чувствуя как он изливается. Вот что было странно. В самый пик, когда сознание затуманилось и мир сузился до точки, он не откинулся назад. Вместо этого его руки поднялись, обхватили её лицо, большие пальцы провели по её скулам, заставляя её смотреть на него. Его взгляд был жестким, почти диким – он вглядывался в её глаза, как будто искал в них что-то. Разгадку. Подтверждение. Следы той самой улыбки, которую он пытался стереть. И она, всё ещё дрожа от оргазма, задыхаясь, увидела это – эту напряжённую, почти одержимую серьёзность на его лице. И вместо того чтобы отшатнуться или смутиться, она снова рассмеялась. Тихим, счастливым, победоносным смехом, который прозвучал прямо перед его лицом. – Малфой, ты такой отвратительно невыносимый говнюк, – выдохнула она, её глаза сияли чистейшей, ничем не разбавленной издевкой и… восторгом. – Но, чёрт возьми, ты ёбешься, как бог.
И чтобы добить его, чтобы вогнать последний гвоздь в гроб его самоконтроля, она резко наклонилась вперёд и чмокнула его в губы – быстро, звонко, почти по-дружески. А затем оттолкнула от себя, легко соскользнув по стене на пол, и потянулась за своими джинсами, оставляя его стоять одного с его внезапной пустотой и набухшей яростью, ещё пульсирующей в такт отступающему удовольствию.
___
– Ты читать сюда пришла или порядок наводить? – злобно спросил он, наблюдая за тем, как Грейнджер, удобно устроившись в глубоком кресле у камина, погружена в чтение какого-то древнего, потрёпанного фолианта. – Читать, – ответила она, даже не отрывая взгляда от пожелтевших страниц. – Я хочу есть, – требовательно заявил он, подходя ближе и заслоняя собой свет от камина. – Время обеда. Уже полчаса как. – Ты был бы сыт, если бы не выводил меня из себя за завтраком, – абсолютно спокойно парировала она, перелистывая страницу с лёгким шелестом. Она явно не собиралась вставать. – Блядь, не начинай, – прошипел он, чувствуя, как знакомое раздражение закипает где-то в груди. – Я дочитаю главу, и мы пойдём, – её тон был ровным, терпеливым, словно она объясняла что-то непонятливому и капризному ребёнку. И он, словно заворожённый, решил просто стоять над ней и смотреть. Молча. Ненавидя каждую её черту. Волосы её были небрежно завязаны в низкий пучок, который она скрепила… своей волшебной палочкой. До смерти грейнджеровская выходка. Осанка идеальная, спина прямая, даже расслабленная в кресле. Тонкая, почти хрупкая фигура в простой хлопковой футболке. В целом, её можно было бы назвать даже симпатичной. Хотя, конечно, при другом раскладе он бы её и близко к себе не подпустил, не то что трахал.
Её главной проблемой было то, что она была собой. И навсегда собой останется. И даже её дурацкие обещания "жить с ним в его аду" – это всего лишь очередная гриффиндорская бравада. Порыв. Желание победить, переспорить, доказать. А что это вообще значило? Ни-че-го. Пустой звук для утешения самой себя, что она "спасает" ещё одно потерянное создание. Пока он предавался этим ядовитым мыслям, она с лёгким стуком захлопнула книгу и подняла на него взгляд. Её глаза, тёплые и умные, изучали его с невозмутимым спокойствием. – Руку не подашь? – спросила она с лёгким вызовом, протягивая свою, явно ожидая отказа. – Сама встанешь, – буркнул он, чувствуя, как по телу разливается гадкое удовлетворение от того, что он не оправдал её ожиданий. Он резко развернулся и пошёл к выходу из библиотеки, наслаждаясь картинкой того, как ей придётся самой выбираться из глубокого кресла. И тогда сзади снова раздался её смех. Тихий, но отчётливый. Заебала! Обеденный зал гудел приглушёнными голосами. Гермиона и Драко сидели на почтительном расстоянии друг от друга, погружённые в молчаливое перемалывание своего очередного акта взаимной ненависти, замаскированного под приём пищи. Внезапно к их столу приблизилась высокая, строгая фигура профессора Макгонагалл. Её взгляд, острый как булавка, скользнул по ним обоим, заставив Драко выпрямить спину, а Гермиону отложить вилку. – Мисс Грейнджер, мистер Малфой, – начала она, и её голос, всегда чёткий и ясный, заставил замолчать несколько ближайших разговоров. – Я только что говорила с мистером Рамзи. Я так понимаю, что сегодня вечером в гостиной Пуффендуя планируется собрание для обсуждения восстановления оранжерей. Гермиона почувствовала, как по её спине пробежал холодок. Она уже мысленно строила планы, как уклониться от этого, сославшись на необходимость присматривать за Малфоем. – Очень похвальная инициатива, – продолжила Макгонагалл, и в её глазах мелькнуло нечто, что можно было принять за одобрение, если бы не стальная твердость во взгляде. Она сделала паузу, окинув их обоих взглядом, не терпящим возражений. – Естественно, мисс Грейнджер, вы, как один из главных организаторов восстановительных работ, будете присутствовать. И мистер Малфой, – она повернула голову к нему, – разумеется, присоединится. В рамках своей... исправительной программы. Совместная работа со всеми домами является её неотъемлемой частью. Я уже предупредила мистера Рамзи, что вы оба будете. Она произнесла это не как предложение или просьбу. Это был приказ. Чёткий, недвусмысленный и окончательный.
В воздухе повисло тяжёлое, гробовое молчание. Гермиона ощутила, как её лицо заливает краска. Она попыталась было найти возражение: – Профессор, я не уверена, что присутствие мистера Малфоя будет способствовать... – Напротив, мисс Грейнджер, – холодно парировала Макгонагалл, – я уверена, что оно как раз продемонстрирует дух примирения и взаимопонимания, к которому мы все так стремимся. Не так ли? Её взгляд, устремлённый на Гермиону, словно говорил: "Ты сама его сюда притащила, теперь расхлёбывай". Драко, который всё это время сидел с каменным лицом, медленно отпил из своего бокала. Уголок его губ дрогнул в едва уловимой, самой что ни на есть ядовитой усмешке. Он поймал взгляд Гермионы и чуть заметно приподнял бровь. – Мы будем, профессор, – выдавила наконец Гермиона, чувствуя, как эти слова обжигают ей горло. – Прекрасно, – кивнула Макгонагалл, и в её глазах на мгновение мелькнуло нечто, похожее на удовлетворение кошки, поймавшей сразу двух мышей. – Желаю продуктивного вечера. Она развернулась и удалилась, оставив их в звенящей тишине. Они молча смотрели друг на друга. Весь их недавний пыл, вся ярость и страсть моментально испарились, сменившись одной простой и чёткой мыслью, которая, казалось, висела в воздухе между ними: идиотизм. Абсолютный, непоправимый идиотизм.
___
Оставшееся до вечера время в библиотеке прошло в гнетущем молчании. Они расставляли книги, избегая взглядов друг друга. Напряжение витало в воздухе, густое и тяжёлое, как книжная пыль. Вернувшись в свою башню, чтобы подготовиться, они молча разошлись по своим комнатам, чтобы по очереди принять душ и переодеться. Уже на выходе он остановился позади неё. Его лицо было невозмутимым. – Ну что, Грейнджер, – произнёс он тихо, с лёгкой насмешкой в голосе. – Даже не попросишь меня вести себя там прилично? Не дашь пару указаний, как обращаться с… – он язвительно оглядел её с ног до головы, – такими, как ты? Она обернулась к нему, её лицо было спокойным. – Ты не умеешь обращаться нормально ни с кем, – просто констатировала она факт, как если бы говорила, что вода мокрая. На его губах появилась та самая, хищная, самодовольная улыбка. Он сделал шаг вперёд. – Верно, Грейнджер. Умница, – он протянул руку и поправил прядь её волос, движение было почти ласковым, если бы не холод в его глазах. – Я буду самим собой. И это будет самое ужасное, что случалось с этими несчастными ублюдками с самой Битвы. Он обошел и пошёл к выходу, оставив её стоять с колотящимся сердцем, полным леденящего предвкушения и странного, извращённого возбуждения от грядущего хаоса. Гостиная Пуффендуя встретила их тёплым, чуть медовым светом и уютным гулом приглушённых разговоров. В воздухе пахло свежеиспечённым печеньем и травяным чаем. Несколько учеников сидели на мягких диванах и пуфиках, разглядывая чертежи оранжерей, разложенные на низком столике. Когда Гермиона и Драко переступили порог, гул смолк. Все взгляды устремились на них. На Гермиону – с недоумением и лёгкой надеждой. На Драко – с откровенным страхом и неприязнью. Рамзи, пытаясь быть гостеприимным, неуверенно поднялся. – Гермиона! И… э-э… Малфой. Рады, что вы… присоединились.
Драко не удостоил его взглядом. Он медленно, как хищник, осматривающий новую территорию, прошёлся взглядом по комнате, по уютным жёлтым занавескам, по плюшевым подушкам с изображением барсуков. Его губы скривились в уничижительной гримасе.
– Очаровательно, – произнёс он так тихо, что услышала, наверное, только Гермиона, стоявшая рядом. – Пахнет безнадёжной посредственностью и тщетными попытками казаться значимыми. Он подошёл к столику, взял со тарелки печенье в форме барсучка, осмотрел его с видом знатока и бросил обратно с таким выражением, будто брал в руки что-то малоприятное. – Итак, – он громко обратился ко всем, развалившись на свободном диване и разбросав руки по спинке, будто это его личная гостиная. – Вы тут собрались решать судьбы мировой ботаники? Продолжайте. Не стесняйтесь. Я просто понаблюдаю за… процессом. Он устроился с таким комфортом и таким видом полного, брезгливого превосходства, что у нескольких пуффендуйцев отвисли челюсти. Гермиона села рядом, сжав кулаки. Она чувствовала, как по её щекам разливается краска стыда и гнева. Рамзи попытался продолжить, запинаясь на каждом слове под тяжёлым, безразличным взглядом Малфоя. – Н-ну так вот… мы думали насчёт мандрагор… может, попробовать новый сорт, более морозоустойчивый… – Потрясающе, – громко, преувеличенно зевая, прокомментировал Драко. – Целый вечер, чтобы решить, какую траву посадить. Я в восторге. Просто нет слов. Когда все разговоры о теплицах смолкли, атмосфера в гостиной сгустилась. Кто-то ушел и теперь здесь остались только те, кто сражался в Битве за Хогвартс. Те, у кого на его глазах умирали друзья. Тишину нарушил Захария Смит. Он отставил кружку с таким стуком, что все вздрогнули. – Ну что, Малфой, – его голос был грубым, налитым ядом. – Доволен? Насмотрелся на то, как живут нормальные люди? Или тебе уже не терпится доложить своему Тёмному Лорду, что мы тут барсуков на подушках вышиваем? Драко медленно перевёл на него взгляд. Он не изменил позы, лишь пальцы, лежавшие на спинке дивана, чуть пошевелились. – Мой Лорд мёртв, Смит, – отрезал он ледяным тоном. – Или ты настолько туп, что даже новости с опозданием в несколько месяцев доходят? Хотя, судя по твоим познаниям в ботанике, это не удивляет. – А ты, выходит, просто так служил? – вклинился Эрни Макмиллан, его пухлое лицо покраснело от гнева. – Просто за компанию? Пока твои дружки пытали людей в твоём же доме?
– Эрни, хватит, – попыталась вмешаться Гермиона, но её голос прозвучал слабо. – Нет, пусть отвечает, – резко сказал Смит. – Нам всем интересно. Каково это – продать душу, а потом развести руками и сказать "ой, я передумал"? Драко наконец пошевелился. Он медленно, с преувеличенной нежностью, положил руку на колено Гермионы, сжимая его так, что ей стало больно. Его прикосновение было одновременно собственническим и унизительным. – Я не передумывал, – сказал он тихо, и его голос приобрёл опасную, шепчущуюся окраску. – Я просто оказался на проигравшей стороне. А теперь я здесь, с вами. И, – он окинул всех насмешливым взглядом, – судя по всему, это и есть моё наказание. Сидеть в комнате, пахнущей дешёвым чаем и лицемерием, и слушать, как вы пытаетесь придать смысл своей заурядности, обсуждая сорта навоза. Он повернулся к Гермионе, его лицо было так близко, что она чувствовала его дыхание. – Ты этого хотела, Грейнджер? Чтобы я увидел, как вы все дружно играете в счастливую семью, стараясь забыть, что и у вас на руках кровь? Мило. Трогательно. Его слова висели в воздухе, острые и ядовитые, как лезвие. Он не защищался. Он атаковал. И его самое страшное оружие была правда, которую все так старались забыть. – Мы уходим, – сказала Грейнджер, резко вставая. Её движение было таким отрывистым, что она смахнула его руку со своего колена, как надоедливую муху. Она не смотрела ни на кого, её спина была прямой, а взгляд устремлён в пустоту где-то перед собой. Она пошла к выходу, не оборачиваясь. Драко медленно поднялся с дивана, с наслаждением растянувшись, словно только что проснулся. Он бросил последний, полный презрения взгляд на онемевшую компанию. – Счастливо оставаться, – бросил он им через плечо сладким, ядовитым тоном и неспешно последовал за ней. Дверь в гостиную Пуффендуя захлопнулась за ними, оставив внутри гробовую тишину. Они шли по холодным ночным коридорам обратно в свою башню. Только их шаги отдавались эхом от каменных стен. Напряжение между ними висело плотным, невидимым одеялом. – Я просто не понимаю, от чего ты защищаешься? – её голос прозвучал неожиданно тихо в тишине, без прежней злости, почти задумчиво. Он фыркнул, не замедляя шага. – Что? О чём ты?
– Твоё поведение. Эта… позёрская, дешёвая злоба. Это защита. Но для тебя нет угроз в этом замке. Никто из этих людей не тронет тебя. Они боятся тебя, презирают, но не тронут. – Она шла, глядя прямо перед собой. – И я говорю: никак не могу понять, от чего ты защищаешься. Он резко остановился. Его пальцы впились ей в руку выше локтя, грубо развернул её к себе. Его лицо в полумраке было искажено не злостью, а чем-то другим – почти паникой, тщательно скрываемой за маской ярости. – Я сказал тебе, Грейнджер, – его голос был низким и опасным, почти шепотом, но каждое слово било как молоток. – Тебе это не по зубам. Не лезь. Не лезь туда, куда тебя не зовут. Она ничего не ответила. Просто посмотрела на него в темноте – долгим, изучающим взглядом, который видел больше, чем он хотел бы. Затем она вырвала свою руку из его захвата, развернулась и пошла прочь, не оборачиваясь. Он не последовал за ней сразу, оставаясь стоять в темноте, дыша чуть чаще, чем нужно. Ночью она снова проснулась от его крика. Того самого, полного немого ужаса. Она не стала ждать, не стала прислушиваться. Она просто встала, накинула халат и прошла в его спальню. Он метался на кровати, лицо было маской страдания. Но она не стала его будить. Не стала бить. Она просто села на комод в углу комнаты, подтянула к себе колени и смотрела на него. Просто сидела. На всякий случай.