Корабль Тесея
...Ему казалось, что он не охотится за мухой, а что он и есть муха, уворачивающаяся от ударов двух сумасшедших мужиков. Их удары было предугадать проще простого: они слишком медлительны, чтобы тягаться с его скоростью. Он над ними издевался, перелетая туда, где они не смогут до него дотянуться, и кружа вокруг них в своём диковинном танце.
Когда он открыл глаза, резкий свет словно ударил по ним тупым ножом, и он тут же зажмурился, не в силах с этим совладать.
— Да что ж ты никогда не можешь ничего сделать! — Лариса Петровна, увидев, что он открыл глаза, негодующе нахмурила брови. В этот раз они были не так ярко накрашены, как в гримёрке театра, но всё равно создавалось впечатление, что это какая-то лишняя деталь на её лице — не могут быть брови у человека такими толстыми и чёрными.
— Чтобы убить муху, нужно быть мухой...
— Не волнуйтесь, — успокоил её доктор. — Ваш сын пережил стресс. Он явно не в себе.
— Он всю жизнь не в себе!
Юрий Ильич, узнав, что Василий попал в больницу, потрясённо охнул и теперь звонил каждый день, справляясь о его здоровье. Одна новость порадовала: мухи за все эти дни не было видно, он даже перестал пить и забываться в алкогольном сне.
Но в день, когда его выписали, старый гаишник позвонил ему с печальной новостью: муха вернулась.
А ещё, когда программист зашёл в свой двор после двух недель безвылазного сидения в больничной палате, он обратил внимание на одну странную вещь: прямо у подъезда дети в предвкушении нового года украшали игрушками большую красавицу-ель, раскинувшую свои лапы на добрых два метра в диаметре.
Но только у его подъезда никогда не росла ель.
* * *
Всё это было более чем загадочно. Когда Василий полез с расспросами к Ларисе Петровне, та покачала головой, глядя на него, как заправский психиатр, и посетовала на то, что её сын очень сильно ударился головой при столкновении с грузовиком («Впрочем, ты всегда был не самым здоровым, надо поблагодарить Бога, что ты остался жив!» — о чем Василий, впрочем, жалел).
Программисту не давала покоя одна мысль: а что, если он всё-таки не выжил в той аварии?
«А что: если Вселенных может быть бесконечное множество, то, может быть, идея о квантовом бессмертии не такая уж и сумасбродная? Просто моё сознание оказалось в той Вселенной, где я остался жив, иначе быть не может — пока есть наблюдатель, есть и Вселенная, иначе быть не может; в таком случае, ель у подъезда можно объяснить именно так».
И тут же предавался размышлениям о корабле Тесея: если его мозг там и его мозг здесь состоит из одних и тех же частей, гарантирует ли это единство сознания? Если все составляющие объекта заменить идентичными составляющими, останется ли объект тем же самым или будет другим, лишь похожим на первоисточник?
«Глупости, — отмёл он собственную мысль. — Сознание одно. Знать бы ещё, что это такое...»
На следующий день он оставил на подоконнике предсмертную записку, где просил никого в этом не винить.
* * *
— Василий! — Юрий Ильич по-отечески похлопал его по плечу, встречая программиста у своего подъезда. — Я уж думал, что мы с Вами никогда больше не увидимся.
— Я тоже так думал, — признался он. — Меня спасла ель. Она у меня под окнами растёт. Понимаете же, две недели света белого не видеть... депрессия...
— Понимаю, конечно, — гаишник сочувственно закивал головой. — Не желаете ли выпить по стопочке? Средство от депрессии — во!
Василий впервые обрадовался предложению выпить. Забыть бы теперь все эти размышления о том, что он дважды за этот месяц остался жив, когда шансов не было: выходит, всё-таки он был прав... и сознание — оно одно, неделимое, и жизнь, в сущности — это игра с сохранением. С читами. Что такое «читы», Василий знал, но когда он по пьяной лавочке рассказал это Юрию Ильичу, тот рассеяно спросил: «Что? Чита?», и на этом разговор про игры был закончен.
— Вот ты одно мне скажи, Васька, — они ничтоже сумняшеся перешли на «ты», как полагается на любой уважающей себя попойке, в результате чего им открылись невиданные доселе просторы общения — по крайней мере, называть друг друга козлами уже было позволено. — Какая ж это муха так долго живёт и так умно действует? Она словно предвидит, что должно случиться. Ну ты-то профессионал, знаешь же...
— Не знаю. — Юрий Ильич поднял на него изумлённый взгляд, а Василий сразу же исправился: — Но обязательно узнаю, я... я же профессионал.
Гаишник удовлетворённо кивнул, довольный таким ответом.