Валькирия

***

Поле боя.

Всё вокруг, на сотни метров вперед, устелено телами покойных воинов, пронзенных копьями, стрелами, мечами. Кровью их пропиталась земля. Бравых воинов не спасли доспехи, не пришли на выручку клинки и мастерство, оттачиваемое годами. Не защитили и волшебники, сражающиеся на их стороне. Только смерть и ничего больше. Да кружащие над телами вороны, мечтающие оторвать кусочек еще теплой плоти. И посреди этого кургана из последних сил сражается с когда-то названным братом король бриттов. Сам Артур Пендрагон.

— За что? — спросил он у черноволосого волшебника, вонзившего в его тело клинок, рвущий нити жизни быстрее из-за магического благословения. — Мы же хотели создать мир, где волшебное живет бок о бок с простым... — но волшебнику, предавшему и убившему короля, не нужен мир. Он, как отродье ада, мечтает только о войне, битвах, трупах под его ногами и власти.

— Нет, Артур, — говорит Мерлин, — это ты хотел... — и резко извлекает клинок из тела, погружая туда же, в эту же самую рану, другой, принадлежащий...

— Что ты творишь, Мерлин? — слышится девичий голос, приближающийся с невероятной скоростью.

Дева, прекрасней небожителей, с длинными иссиня черными волосами, с короной из черных роз и серебряных бабочек на голове, в черном бархатном платье, расшитом тонкой серебряной нитью. За спиной же раскрылись прекрасные черно-серебряно-фиолетовые крылья. Она пылала гневом. Взгляд ее метал молнии не хуже Тора или Зевса. Она хотела бы испепелить Мерлина, но времени нет. Артур. Если не поспешить, то он погибнет. А значит, все попытки объединить простых и волшебных падут крахом.

— Творю то, что задумал... — сказал Мерлин, кидая ей в руки клинок Эскалибур, а сам растворился во всполохах черно-алого пламени...

***

— Эти воспоминания, чьи они? — спросила Мудрейшая у валькирии карающего меча.

— Среди рыцарей, погибших в той войне, была дева, переодевшаяся в воина. Она наравне с мужчинами защищала будущее, в котором волшебные создания и простые люди могли бы существовать бок о бок. Дева — мой потомок. Ее память, как и других потомков, пусть и не полностью, вот здесь, — сказала валькирия, касаясь виска и сосредоточения разума.

— Допустим, — сказала Ровена, — но почему, Хьёртримуль? — валькирия, вернувшая человеческий облик, снова став девой рода Поттер, не сразу поняла вопрос, поэтому леди Рэйвенкло повторила: — Зачем ты это делаешь? Моргана, кто она тебе, что ты так яро отстаиваешь ее честь?

Взгляд сапфировых глаз стал холодным, жестким, магия же вокруг Основательницы накалялась. Еще немного, и вспыхнет пламя, сжигая валькирию в пепел. Но той, казалось, все равно. Она не боялась гнева леди Ровены. От имени любимой феи на губах Хьё улыбка. От чувств, что живут в ее сердце и душе — тепло. Поднимая взгляд на леди Рэйвенкло, Хьё коснулась груди, с бьющимся сердцем, говоря:

— Она — госпожа моего сердца...

— Вы... — удивленно сказала миледи Ровена, отпуская холод, — вот оно как, — леди Рэйвенкло, опуская руку на плечо девушке. Заглянув ей в глаза, словно расплавленное серебро, сказала: — Мы сделаем все, чтобы очистить имя Морганы. Будь уверена, Хьёртримуль.

— Можно просто Хьё, леди Ровена.

На этом воспоминания девы-воина из прошлого закончились, а валькирия и Основательница вернулись в реальность. Следующими в думсобор отправились Лодур и Годрик. Пока те были в воспоминаниях бога, леди и валькирия обсуждали ученицу Ровены. Хьё рассказывала об их встрече, о первом свидании, о первом поцелуе и клятве, которые те перед алтарем предков произнесли.

Ахлис

Пока Хьё и Ровена были погружены в воспоминания, а Лодур и Годрик обсуждали огненные техники, заклинания и защитные Чары, я решила поговорить с Салазаром. Найти Брунхильду и одолжить ее шлем, вот что я пообещала Моргане. С этим, я надеюсь, мне поможет Темнейший. Салазар был не в восторге от полученной информации и перспектив столкнуться с отпрыском адских демонов. Там что-то личное, поэтому в душу Слизерина я лезть не собиралась. А вот о помощи попросила:

— Темнейший, можем поговорить? — поинтересовалась, подходя чуть ближе.

— О чем?

— О Брунхильде и ее шлеме, — услышав имя еще одной валькирии, Салазар впал в минутный ступор, но потом взял себя в руки и уточнил, что я имею в виду, спросив, зачем мне Брун и ее шлем. — Хьёртримуль, — показала я на Думсобор, — она спасла меня ценой своих золотых перьев. Альбус наслал на меня проклятие «Адской длани», я сгорала сущностью, душой, магией. Но Хьё, она раскрыла ради меня свои крылья, обронила перья, тем самым...

— ...сокращая свою жизнь, — закончил за меня Салазар, — ты ей обязана. Понимаю, — сказал Основатель, — Брун, я знаю, где она обитает. Нанесем визит и одолжим шлем. Думаю, дева разящего копья не откажет в помощи.

— Благодарю, Темнейший.

И как раз из омута воспоминаний вернулись леди Ровена и Хьё. Следующими стали Лодур и Годрик. Мы же с Салазаром откланялись и отправились к Брунхильде. Опустив руку мне на плечо, Салазар нас аппарировал. Пара мгновений и мы у дома валькирии разящего копья. Купол защитных чар с древними рунами по периметру, переливается золотистыми всполохами, на разум и душу давит тяжелая энергия, притягивая к земле. Она не рада визитерам.

— Валькирия Разящего Копья, Брунхильда! — позвала, зная, что та меня слышит, а возможно видит. — Поговорить надо!

Дверь открылась. На пороге стояла она, Брунхильда. Волосы ее — цветущая лаванда. Глаза — чистейшие небеса. Года в мире смертных не тронули ее лик. Она молода. На первый взгляд не дашь больше двадцати пяти. Статна и прекрасна собой. Одета в простую рубашку со шнуровкой на груди, перетянутую кожаным корсетом, в длинную темно-синюю юбку. В руке ее то самое Разящее копье, а на голове крылатый золотой шлем.

— Прочь! — сказала валькирия, угрожая расправой.

— Нет, — ответила я, призывая свой божественный облик.

Кожа приобретала синевато-голубой оттенок подвластного мне яда. Почернели тонкие губы и веки. Радужка глаз стала цвета индиго. В длинных волосах заклубились всполохи отравленной энергии, принимающие вид черепов, окутанных маревом яда. На руках же, на каждом пальце, когти, от прикосновения которых нет спасения, только мучительная смерть.

— Ядовитая богиня во всей своей красе! — С улыбкой произнес Салазар, чуть склоняя голову. Яд нас с ним объединяет. Как и факультет, который курируем.

— Ахлис?! — испугалась Брунхильда, отзывая облик валькирии, — зачем пришла?

— Твой шлем, — указала отравленным когтем, — он нужен моему другу, — она посмотрела на Салазара, но тот отрицательно покачал головой, — нет. Твой шлем нужен одной валькирии, которая, вопреки всему, раскрыла золотые крылья и поделилась долголетием, — я все еще помню те ощущения, дарованные перьями Хьё. Ее тепло, свет и любовь. Я и правда являюсь ей другом. Ради кого-то, не входящего в ближний круг, она не стала бы ронять золотые перья.

— Хьё, — произнесла Брунхильда, — значит, я не ошиблась, — задумчиво произнесла дева копья, — это и правда она, — и улыбнулась.

В глазах Брунхильды, когда она произносила имя девушки, всего на миг, я увидела нежность и любовь, как и в глазах Морганы, когда она смотрит на валькирию. Но Брун не суждено быть рядом с Хьё, стать частью ее жизни. Сердце той давным-давно занято и бьется только ради Верховной темной феи. Остальным же достанется исключительно дружба и тепло души.

— Я отдам шлем, — сказала Брун, но потом: — Только Хьё, лично в руки! — Цель ее проста и ясна, но:

— У тебя нет и шанса, Брун, — констатировала я факт, отзывая божественный облик. — Ее сердце принадлежит другой, — на что валькирия хмыкнула и зашла в дом, закрывая за собой дверь. Тут же вспыхнули золотым свечением руны, восстанавливая защитный купол. — Тяжелый случай, — отметила я, обращаясь к Салазару: — Что делать будем, Темнейший?

— Брать штурмом не вариант, — согласилась, — тогда выполним ее условия, позовем Хьёртримуль. Они старинные знакомые. Им есть о чем поговорить, что вспомнить. Что же касается чувств... сами разберутся, — добавляя, — не наше с тобой дело лезть в дела сердечные.

Я согласилась с Салазаром. Протянув ему руку, оказалась в воронке аппарации. Мы вернулись как раз к моменту, когда Лодур и Годрик покинули Думсобор, и настала очередь Регулуса показывать свои воспоминания, связанные с директором, с влиянием его адового предка. С Регулусом в воспоминания шагнул Салазар. Я же, с Хьё, Лодуром и другими Основателями, осталась ждать в реальности.

***

Альбус

— Что вы ... со мной... делаете? — не понимал встрепанный черноволосый юноша, лежащий в импровизированном ритуальном круге. Руки, ноги и голова его расположены в лучах звезды, а на груди и лбу начертаны кровью ритуалиста символы, означающие передачу тела и разума. Даже не слияние, а именно насильственный захват. Юноша, участь которого неизбежна и гостем из будущего предрешена, пытался вразумить его: — Сэр, опомнитесь! Это запретная магия!

— Запретная, говоришь?! — усмехнулся волшебник, окружающий пентаграмму кругом рун и древних демонических письмен, — в будущем, мальчик мой, ты и не к таким ритуалам прибегал, — теперь в полный голос рассмеялся Альбус.

— О чем вы? Что я сделаю в будущем? — но волшебник не отвечал, а продолжал чертить руны и читать заклятье. Тогда юный Мерлин решил спросить о другом: — Когда в будущем? — Альбус не сразу понял вопрос, начинающий волшебник уточнил: — В какой момент времени я начну прибегать к запрещенным ритуалам, заклятьям.

— На двадцать пятый день рождения, — ответил Альбус, добавляя: — в день пробуждения демонической крови, текущей в твоих венах. С момента принятия наследия, оставленного твоим отцом, прародителем нашего рода.

— Так почему... — но не успел произнести оставшуюся часть вопроса. В грудь, неожиданно, прямиком в начертанный символ, ритуалист вонзил кинжал. Послышался вскрик юноши, треск ломаемой грудины и хлюп крови. Сердце сделало последний, жалостный удар и стихло. Глаза юноши потухли.

— Ты стал бы таким, рано или поздно, — говорит Альбус, извлекая из нагрудного кармана кристалл, содержащий разум взрослого Мерлина, заточенного в картину. Погружая его в лоб, в кровавую надпись, отвечает на не озвученный вопрос молодого волшебника: — Я просто-напросто ускорю процесс взросления. Вот и все...

Кристалл полностью погружен. Осталось только разуму предка завладеть телом, а ему вспомнить, каково это, быть подростком. А там, когда предок привыкнет, освоится, то можно будет приступать к поискам Длани Жизни. И останется лишь еще один ритуал, направленный на полноценное единение тела со взрослым разумом и душой. И тогда можно будет править бал.

***

Всё там же...

– Ах. Какая драма! – Протянула с весельем светловолосая наблюдательница, чуть ли не хлопая в ладоши от восторга.

– Как-то не замечала за тобой любви к любовным драмам, Натани. – Удивлённо пробормотала себе под нос рубиновоглазая сестра.

– Ты просто подоплёки всей истории отношений Хьё и Брун не знаешь, - и закатив глаза, причмокивая от удовольствия, вспоминая те года, протянула: - М-м-м! Вот там драма. А какая история любви! - восторженно произнесла Натани. - Я потом тебе расскажу. – Пообещала сестре, дернув на неё ухом.

На некоторое время в помещении воцарилась тишина. Слышно было только дыхание сестер, наблюдающих за происходящим с другой стороны противостояния. Нахмурившись, они наблюдали за потомком адового демона, как Альбус вершит свой ритуал. Вот он вонзил клинок в грудь, в руну. Остался только кристалл с памятью и отпечатком разума старшего Мерлина. Когда он был погружен:

– Ну что же... Игра началась! – весело объявила сапфировоглазая.

У нефритововолосой мелькнула в голове мысль о том, что её шаэсса явно что-то знает...