Валькирия

Хьё

Я не знаю, и что случилось, но Ахлис горела изнутри, ее божественное начало просто плавилось, распространяя ядовитые миазмы повсюду. Душа женщины таяла на глазах, связующие с миром нити бытия рвались с невероятной скоростью. Делать нужно что-то крайне быстро, иначе Ахли умрет не только как богиня, но и как человек. Душа ее сгорит в адовом пламени. Понимая, что единственный вариант в этой ситуации опасен, и что мое несовершеннолетнее тело не выдержит такой нагрузки и наградит отдачей, обратилась к сути, к высшей форме валькирии!

Отринув смертный облик, призвав лебединые крылья и меч, заглянула в сосредоточение души, в светлое начало. Потянув руку, коснулась двери, впуская в себя весь тот обжигающий и жаркий свет, что дремлет в душе и сути. Чтобы не рухнуть на Ахлис и не лечь рядом с ней, вонзила меч в пол. Да простит меня богиня, другого варианта нет. Мгновение, дверь души раскрывается нараспашку, и с моих губ слетает имя способности, которой обладают только старшие валькирии.

— Крылья всепрощения!

Тот самый, дремлющий до этого свет вырвался на волю. Затопил разум и взор. Перед глазами ничего, кроме солнечных лучей, заливающих комнату. Сердце от высвобождения мощного потока света обожгло грудную клетку, сдавило, сковало без возможности вздохнуть, а сущность распространяла горячий солнечный свет. Энергия всепрощения, берущая начало от Бальдра — бога света. Лебединые крылья тут же окутало золотым сиянием. Накрыв ими Ахлис, роняя перья и даруя ей жизнь, сокращала свою. Каждое перо — десять лет. Чтобы прекратить процесс сгорания, отдала уже десяток.

— Хьё, за...чем...? — рука Ахлис тянется к моему плечу, желая остановить. Но что у нее нет сил. Душа и божественная сущность пострадали.

Касаяь браслета на запястье, одной из бабочек хочу послать сигнал о помощи Мори, как дверь комнаты с грохотом открывается, а на пороге стоит мулат. Забини всего за пару мгновений сообразил, что происходит и кто перед ним. Имею ввиду себя, а не ядовитую богиню. Судя по тому, что он спокойно воспринимает ее миазмы, Забини тоже не человек. Но кто он, меня в данный момент не волновало. Только тяжёлое состояния Ахлис.

— Валькирия! Декан, что с ней?

— Зови Паркинсон и Малфой! — попросила, продолжая делиться перьями. Теперь они не так часто падали, процесс выгорания пошел на замедление. Забини не понял, уточнил, не перепутала ли я что-то. Но времени на уточнения не было: — Забини, дракла тебе в карман! Быстро!

Мулата и след простыл, дверь закрылась, а богиня, лежащая на моих руках, с кровью на губах, замутненным от боли взглядом продолжала сквозь хрип спрашивать, зачем я жертвую для нее жизнью. Кто она мне? На что ответ был короткий: «- Друзей не бросаю!». Если она меня таковой не считает, то я считаю. Да, наши потомки не очень ладили, но тут вина отца. Гарри стала жертвой его поступков. А Северина иглой, пронзающей сердце кукле Вуду. Делая больно Гарри, делала больно Джеймсу. И не важно, что тот, по мнению Северины, этого не видел.

— Друг, — шепнула Ахлис, закрывая глаза и отдаваясь недолгому спокойствию. Душа более не разрушалась, как и божественная суть. Восстанавливаться Ахлис будет долго. И как человек, и как богиня. Без вмешательства верховных фей не обойтись. Малфой и Мори, стоило о них подумать, тут же ворвались в покои Ахлис, и не только они. С ними Миона и Лодур.

— Хьёри! — испуганно воскликнула Мори, увидев меня в высшей форме, — золотые перья, нет, Хьёри! — Мори прекрасно знала, что означают падающие перья, что это за собой несет. Касаясь моего плеча, окутывая энергией ночи, Ахлис шепнула: — отпускай. Мы с Драко справимся, — и я, кивнув, отпускала высший облик медленно, чтобы самой не пострадать. Сначала стала простой валькирией карающего меча, а после...

— Поттер! — голос Забини я слышала как в тумане. Все перед моими глазами расплывалось. — Персефона, какого дементора тут вообще происходит? Малфой, может, хоть ты объяснишь? — возмутился мулат, когда я рухнула в объятия Мори.

— Некогда, Блейз! — отмахнулась Малфой, призывая облик верховной феи светлого круга. Белокурые волосы отросли почти до пола, кончики ушей заострились. За спиной распахнулись крылья, переливаясь всеми оттенками зеленого. Школьная форма сменилась на легкое платье белого цвета с широкими пышными рукавами и подолом, по кромке которого шла вышивка из луговых цветов и трав, обувь пропала. На голову же лег венец из золотых бабочек.

— Верховная!

Роняя челюсть, сказал Забини, склоняя голову, припав на колено. Но шок на этом не закончился. Призвала облик ночной верховной Мори. Волосы заструились черным водопадом к ногам. Сквозь локоны выглядывали длинные кончики ушек, глаза стали насыщенного лилового цвета с вытянутым зрачком. А за спиной раскрылись черно-серебряные крылья. Форма также сменилась на черное в пол бархатное платье с широким подолом и рукавами-фонариками, высоким воротом украшенным ажурной, паутинкой. Сердцем лиф. Талию утягивает корсет.

— Еще одна! Мама моя, сирена! — прошептал Забини, отползая от нас подальше. Смотря на нашу компанию: — валькирия, фея света, фея ночи, богиня ядов, — не понимал, каким боком тут: — Уизли, Грейнджер, а вы тут... — но тут он наткнулся на золотой драконий взгляд Мионы и тень Лодура, меняющуюся по его прихоти. Если бы Забини мог, побледнел бы, но он лишь вжался со всей ему доступной силы в камень стены, надеясь на спасение: — высший дракон! Локи!

— Захлопнись, Блейз! — буркнул рыжий бог, — не до тебя и твоего душевного здоровья! — и, махнув рукой, выпроводил того за дверь.

Ахлис под коконом двух верховных фей, который переливался всеми оттенками зеленого и серебряного, постепенно приходила в себя. Она уже могла сидеть. Руки Малфой бережно и надежно держали богиню за плечи. Меня же поддерживала Мори. Сил я потратила много, вычерпала резерв до самого дна. Как и божественную силу. Она восстановиться, постепенно, с помощью бальзамов и настоев вернется к прежнему состоянию. Но вот жизненная энергия, года...

— Зачем, Хьёри? Ты же...

Но что именно, Мори не договорила, по моей просьбе. Лишь по взгляду умоляющему она поняла и согласилась. Просто закусила губу и прижалась лбом ко лбу, потребовав обещание так больше не поступать. Даже когда войду в полную силу и совершеннолетие. Мне не хотелось врать, говорить, что такого больше не повторится, поэтому я промолчала. А она на это сказала:

— Гриффиндорка, этим все сказано. Жизнь чужая, важнее твоей? Бред!

— Мори... — рука моя потянулась к ее лицу, к губам, которые были сведены в тонкую линию, поджаты в знак того, что она на меня сердится. Коснувшись их, спустившись ниже, прикасаясь кончиками пальцев к коже, остановилась у сердца, бьющегося чаще обычного. Пообещала: — постараюсь не использовать этот способ, — уточняя, — большего пообещать не могу.

Этого Мори хватило. Зная меня, большего не просила. Поэтому фея сменила гнев на милость, вновь возвращая меня в кольцо своих заботливых рук. А когда профессор смогла сидеть самостоятельно, без помощи Малфой и внятно говорить, не переходя на сип и хрип, но по-прежнему находясь под коконом двух фей, по просьбе Лодура и Мионы рассказала о том, что произошло после того, как покинула выручай-комнату.

— Меня по пути в комнату перехватил Альбус, — мне уже это не нравилось, в принципе, как и остальным. От потомка адовой твари ничего хорошего не жди, как в мирное время, так и в накаленное военным положением. — Разговор пошел о тебе, Хьё, и о том, что ты отбиваешься от рук. Сходишь пути света. Хм, — и усмехнувшись, Ахлис продолжила: — его рука коснулась моего плеча. Тактильным способом он хотел проникнуть в мой разум, но не вышло. На разуме стоит ядовитый барь... — и тут Ахлис замолчала, в глазах ее промелькнула догадка о чем-то, о чем та задумывалась ранее. Без сомнений и лишних вопросов рассказала про Люпина: — я, как богиня ядов, спасла Люпина, — уточняя, — не ваше дело, мистер Уизли и мисс Грейнджер, зачем я это сделала, — и с таким же выражением посмотрела на Малфой, — как и твое Драко. Личное! — этим все сказано. Я же и так знала. Но промолчала.

— Яд — по нему Альбус тебя и вычислил, — сказал Лодур, опускаясь на пол рядом со мной и Мори, — защитив разум ядом, ты дала ответ на вопрос: Кто спас Люпина?

— Как и на вопрос: Кто убил Аластора и его элитный отряд!Леди: хвостом чую, что этот самый отряд постарался и проредил население магической Британии — добавила Ахлис, во взгляде которой не было и капли сожаления. Как мне показалось, был бы выбор, она поступила также. Не задумываясь о том, что могут привести за собой действия.

Альбус, судя по всему, прознал, что Северина пробудила божественное наследие. Как именно и с помощью кого он это узнал, не трудно догадаться. Мерлин, адова тварь, у него везде есть уши и глаза. Возможно, о том, что переродилась в этом круге судьбы, не только Ахлис, он тоже знает. А знает он, знает Альбус. Понять бы, о ком Мерлину известно. Чья сущность будет козырем в этой игре?

Этот вопрос был поднят на повестку утра. Так как ночь Самхейна подходила к концу. Алым окрашивался горизонт, вещающий о начале нового дня. Отпускала и возвращалась к хозяйке прохладная энергия Хель, пронзающая ранее каждый воздушный и магический поток. Сходили на нет Чары иллюзий профессора Флитвика, наведенные им на замок. Призраки, осмелевшее ранее, покидали коридоры Хогвартса и свободно гуляли только во время лекций, когда никого поблизости нет.

Как оказалось, Альбус раскрыл личность:

— Он знает обо мне, — сказал Лодур, — но я пока что включил «дурака» и делаю вид, что не понимаю, о чем он.

— Директор и ко мне подходил, — сказала Миона, с тревогой смотря на профессора, — неужели он нас всех... — но не договорила. Малфой, в ее излюбленной манере, даже несмотря на то, что верховная светлая фыркнула, вздернула нос и скрестив руки на груди, возмущенно сказала:

— Не знаю, как тебя, Грейнджер, но меня не так-то просто убить! Пусть попробует, руки коротки!

Облик феи давно ушел. А манеры, так необходимые аристократу, увы, даже не появлялись. Словно не фея светлого круга, а горный тролль с палицей наперевес. Тактичности нет ни на грамм. На ее возмущение Миона тяжко вздохнула и опустила взгляд, Мори, как и я, промолчала, Лодур повторил действия Мионы, а Ахлис призвала к разумности, говоря:

— Даже при полной твоей силе, Драко, случиться может многое, — сказала профессор, опуская руку на плечо блондинке. — Особенно, если это Альбус и его адовый предок, способный на изощренные мерзости и гадости, — и посмотрела на Мори, поясняя: — Моргана тому подтверждение. Деяния совершал он, смуту и хаос нес за собой тоже он, а свалил все на нее. Теперь ее именем ругаются, ее проклинают во усе. А он — белый и пушистый, словно кролик.

— Но неужели нет доказательств, что Моргана — не зло воплоти, а просто фея, идущая путем ночи?

— Есть! — сказала Мори, но тут же поникла, ведь: — Но, правда, там, куда нам пути нет! — сказала фея Мионе, поддерживая меня за плечи, держа за руку, — в прошлом. Во времена Основателей. Тогда я была уважаема и почетаема. Являлась надеждой своего рода и клана! Готовилась принять из рук бабушки Моргаузы пост верховной. Училась под крылом Раве. Постигала свою фейскую суть.

— А Мерлин? — спросила Миона, — я читала, что он тоже учился в Хоге. Был в первом потоке. Если не путаю, на факультете Салазара.

— Не путаешь. Он был перспективным менталистом и малефиком. Мы общалась с Мерлином, как я думала, были друзьями. Но никто, даже Основатели, не знали о его адовой половине и черноте вместо сердца...

Мори было тяжело говорить о прошлом, о том, как по оговору из феи ночи, она стала феей тьмы, последовательницей Мрака и Хаоса. Не сразу, а спустя несколько десятилетий, слухи, распространяемые Мерлином, крепчали. Народ сомневался, но адова тварь был крайне убедителен. Уверовали даже Основатели, которые знали Мори с ранних лет.

Уже будучи верховной феей темного круга, когда бабушка Моргауза передала той свой титул, Мерлин вогнал последний гвоздь в крышку гроба. Обвинил в том, что темная фея убила чужими руками Артура ПендрагонаЭто легенда о короле Артуре и Рыцарях круглого стола. Предал Артура один из рыцарей - Мордред.. Молодого короля, желавшего мирного существования между магглами и волшебниками и всеми волшебными существами.

Артур был светом в окошке. Его любили, на него почти молились. Именно поэтому от Мори отвернулись. Она лишилась всего, в том числе и уважения, почтения ночного народа. Как и семьи. Из клана ее выгнали, от рода не отрезали, но из семьи изгнали, благо, что не с позором. Она осталась одна. Одна в пустом холодном замке. На троне из лунного серебра. В объятиях тьмы и ночи.

Меня в те года рядом не было. Моя душа только завершила круг перерождения после долгого скитания по миру смертных. И очередь пробудиться в потомке выпала другой деве, прошедшей не меньший путь, чем я. Ее подвиги, как и мои когда-то, были воспеты и вписаны в историю.

Сожаление!

Его не вырвешь с кровью, не оторвешь от сердца. Оно есть и будет всегда. Его можно лишь заглушить, спрятать в самые потаенные места, туда, куда и сама не полезешь. Я так и делала, когда слушала рассказ Мори о прошлом. Отгораживалась от этого мерзкого, рвущего душу в лоскуты чувства. В противном случае самоистязание, а оно не выход.