Часть 1
В двадцать пять лет Гермиона проживала свою лучшую жизнь — по своему же скромному мнению.
Она была... женой и мамой.
Да, всё именно так.
Не начальником отдела, не зельеваром, не аврором, не помощником министра... или кем-то ещё. Она была просто женой и мамой — и была счастлива.
***
Каждое её утро начиналось одинаково.
Гермиона просыпалась, когда мир ещё дремал в предрассветной дымке, а солнце едва касалось верхушек деревьев.
Первое, что она чувствовала — тёплое дыхание Драко у своего виска, его руку, обвивающую её талию даже во сне. Она задерживалась на мгновение, впитывая это тепло, затем едва ощутимо касалась губами его плеча и тихо, стараясь не потревожить его сон, поднималась.
Прохладный паркет под ступнями, свежесть утра на коже — эти привычные ощущения будили её лучше любого кофе.
Сначала — ванная.
Зеркало отражало её лицо: немного сонное, но уже проснувшееся. В тёплом свете ламп её черты казались мягче, а в уголках карих глаз прятались лучики морщинок — отметины смеха и бессонных ночей у детских кроватей. Гермиона провела пальцами по щеке, чувствуя под подушечками всё ту же гладкость, как и в восемнадцать.
Пар от горячей воды уже затянул зеркало молочной дымкой, пока она настраивала душ: чуть теплее, чем принимал Драко, но не обжигающий. Первые капли упали на плечи, стекая по ключицам, и Гермиона тихо выдохнула, закрыв глаза. Вода окутала её, смывая остатки сна и растворяя в себе все мысли. В этом моменте не было ни прошлого, ни будущего: только здесь и сейчас.
Женщина укуталась в полотенце и улыбнулась своему отражению.
Привычный ритуал: крем для лица, несколько капель масла для волос, чтобы кудри выглядели блестящими и живыми.
Завязав пояс халата на талии (всё ещё тонкой, хоть и не такой осиной, как в восемнадцать), она бросила последний взгляд в зеркало и подмигнула своему отражению.
На кухне уже хозяйничали домовые эльфы. Они почтительно, но не подобострастно склонили головы, приветствуя хозяйку.
Но они знали и уважали традиции молодых Малфоев: завтрак для семьи Гермиона всегда готовила сама.
Сэндвичи с ветчиной, сыром и омлетом — для мужа.
Каша и блинчики — для детей.
Омлет и овощи — себе.
Гермиона закончила сервировать стол и бросила взгляд на часы.
Пора всех будить.
Она вернулась в спальню, где Драко всё ещё спал, его светлые ресницы трепетали во сне, а губы чуть шевелились, будто он что-то бормотал. Она наклонилась, касаясь его плеча, и тихо позвала:
— Просыпайся, любовь моя.
Он поймал её ладонь и прижал к губам, сонно улыбаясь.
Гермиона ласково провела по светлым волосам и поднялась.
Следующие — дети.
Скорпиус, её гордый, умный мальчик, уже почти взрослый, но всё ещё зарывающийся в подушку, как маленький. Она пригладила взъерошенные светлые волосы, поцеловала его в лоб и прошептала:
— Вставай, мой герой. У тебя сегодня первая тренировка по полётам.
И Лира, её крошка и счастье. Девочка, как всегда, проснулась с улыбкой, протянула к ней ручки и залепетала что-то радостное. Гермиона подхватила её, прижала к груди и жадно вдохнула сладкий запах детских волос.
— Доброе утро, моя звёздочка.
***
Солнечные блики танцевали на скатерти, скользя по чашкам и тарелкам. Гермиона обвела взглядом стол и улыбнулась, сделав глоток кофе.
Драко читал газету и делал вид, что не замечает, как Скорпиус таскает из его тарелки кусочки сэндвича. Их сын — точная копия отца в юности, только с её упрямым подбородком — делал невинное лицо, когда отец смотрел на него, но не прекращал.
Лира медленно жевала блинчик, не отрывая внимательного взгляда карих глаз — маминых — от брата, и тихонько хихикала.
Гермиона прикусила губу, пытаясь сдержать широкую улыбку, но радость переполняла её, тёплая и безграничная.
— Что тебя так развеселило, родная? — Драко поднял на неё взгляд, незаметно двигая свою тарелку в сторону Скорпиуса.
— Просто запоминаю этот момент, — ответила она, поставив чашку на стол.
Скорпиус фыркнул и откинул длинную чёлку назад:
— Мама, ты всегда так говоришь.
— Потому что каждый завтрак — особенный, — она перевела взгляд с сына на мужа, затем на дочь, и почувствовала, как сердце наполняется чем-то большим, чем просто радость.
Это было счастье.
Простое. Идеальное. Её.
***
— Гермиона, так больше не может продолжаться!
Джинни сжала пальцы подруги, и её прикосновение было резким и отчаянным.
— Джин, я не понимаю, что ты от меня хочешь, — Гермиона отвлеклась от дочери, но лишь на мгновение.
Она ловко собрала свои непослушные кудри в высокий пучок и тут же поцеловала малышку в нос. Девочка залилась весёлым смехом и продолжила рисовать, высунув от старания кончик языка.
— Ты увязла в этом болоте! — Джинни резко поставила чашку на стол, и звон фарфора прозвучал слишком громко.
Её голос дрожал, и Гермиона не могла понять, чего в нём больше: злости или разочарования.
— В каком болоте? — девушка нахмурилась и скрестила руки на груди.
— Вот в этом! — Джинни резко обвела комнату рукой. Её жест выглядел театральным. — Ты разве не понимаешь, что просто деградируешь?!
— Что?! — Гермиона замерла, и её глаза округлились от шока.
— Ты — умнейшая ведьма столетия! — Джинни почти выкрикнула это и сжала кулаки. — Надежда, свет волшебного мира! Ты помнишь, какие планы строила? Сколько хотела изменить? А теперь... — она скривила губы, посмотрела на Лиру, потом на кухню. — За несколько лет ты по уши погрязла в детях, доме и своём муже. Ты просто... жалкая.
Последние слова вырвались высоким голосом. Глаза Джинни блестели от слёз, лицо покрыли красные пятна.
Тишина повисла между ними, и воздух, казалось, загустел. Лира отложила кисточку и уставилась на Джинни большими, напуганными глазами. Её нижняя губа задрожала, и Гермиона автоматически погладила дочь по голове, ласково перебирая мягкие, светлые волосы.
Девушка смотрела на подругу, и в её взгляде медленно разгорался огонь. Не тот, что раньше: яркий, полный идей. Нет. Это был другой огонь. Опасный. Уничтожающий всё на своём пути. Огонь женщины, защищающей свою семью.
— Ты закончила? — её голос прозвучал тихо, вкрадчиво.
Она подхватила Лиру на руки и передала малышку домашнему эльфу, мягко улыбнувшись встревоженной дочери.
— Джиневра, я не помню, чтобы интересовалась твоим мнением о своей жизни, — отчеканила Гермиона и выпрямилась. — Я счастлива. Разве не это самое важное? Или ты считаешь, что я должна и дальше жертвовать собой во благо всех? По твоему мнению, я не могу жить так, как хочу?
— Не можешь, потому что ты — проклятая героиня! — Джинни ударила по столу и поджала губы. — На тебя смотрят! У тебя учатся! А что ты можешь дать людям? Рецепт ягодного пирога?!
Гермиона сжала зубы и прищурилась. В её глазах промелькнули разочарование и горечь.
— Я думаю, ты перевозбудилась, Джиневра. Поговорим позже.
— Ты просто спускаешь свою жизнь в унитаз!
Тишина.
И тогда девушка с жалостью посмотрела на взбудораженную подругу и произнесла тихо, едва слышно:
— Как Гарри?
Джинни побледнела и отшатнулась, будто её ударили.
— Не смей говорить так о Гарри! Он знает, что делает!
— Именно поэтому он уже в седьмой раз попадает в реанимацию, — жёстко произнесла Гермиона. — И правда, это же ерунда! Зато он следует зову народа, да?
— Ты... просто домашняя клуша! — Джинни трясло. — И своему муженьку ты скоро надоешь! Неужели ты думаешь, что он будет любить домохозяйку? Такие мужчины, как Малфой, любят ярких, амбициозных женщин!
Гермиона медленно покачала головой и сжала переносицу.
— Как много, оказывается, ты знаешь о предпочтениях моего мужа. Тебе пора, Джиневра.
Рыжая ведьма возмущённо фыркнула и резко швырнула на стол запечатанный конверт:
— Кингсли просил тебя связаться с ним. Есть какое-то предложение. Не проворонь свой шанс! А то... так и покроешься плесенью в этом особняке.
Каблуки громко зацокали по полу. Через мгновение в камине вспыхнуло зелёное пламя — и Джинни исчезла.
Гермиона стояла, замерев на месте.
Её пальцы дрожали, когда она прикоснулась к конверту. В голове вихрем пронеслись воспоминания: министерство, вспышки заклинаний, крики людей. Её работа, которой она отдавала всё: время, силы, здоровье и просто жизнь. Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
И тут:
— Семья, я дома!
Громкий, радостный голос ворвался в тишину. В дверях кухни появился Драко с широкой улыбкой. В руках — пакеты с логотипами её любимого бутика, детского и спортивного магазинов, и букет розовых пионов.
Он замер и нахмурился, глядя на Гермиону.
Бросил быстрый взгляд на стол — там стояла чашка, из которой пила Джинни, затем сделал глубокий вдох, почувствовал резкий аромат духов и поджал губы.
— У нас опять была дражайшая половина Поттера, — подытожил он, вглядываясь в бледное лицо жены и протягивая ей цветы. — Что она сделала?
Гермиона открыла рот, чтобы сказать, что всё в порядке, но почему-то слова словно застыли в горле. Она сглотнула и неожиданно задала вопрос, который задел её больше всего из всей речи Джиневры:
— Драко... — её голос дрогнул, и она жалко улыбнулась. — Ты по-прежнему меня любишь?
***
Мужчина поперхнулся от неожиданности, услышав её вопрос.
И глядя в широко распахнутые глаза жены, полные слёз, на подрагивающие руки, прижимающие к груди букет, ему безумно захотелось крепко выругаться и, наконец, запретить вход в их дом миссис Поттер.
— Иди сюда, — Драко прижал жену к груди и коснулся губами макушки. — Я люблю тебя с каждым днём всё сильнее, Гермиона. Я и подумать не мог, что так вообще бывает.
Её губы дрогнули в улыбке, и она прерывисто вздохнула.
— Прости, я что-то расклеилась, — тихо сказала Гермиона, подняла голову и поцеловала мужа в линию челюсти. — Привет, любовь моя.
— Привет, — Драко нежно, но твёрдо обхватил её подбородок пальцами и поцеловал в губы. — Поговорим?
— Позже, хорошо? У Скорпиуса скоро начнётся урок, и он будет в восторге, что ты решил быть с ним рядом в такой день.
Мужчина кивнул и погладил жену по щеке, нежно улыбнувшись.
Он наклонился к ней и снова поцеловал в губы, с радостью чувствуя, что напряжение ушло из её взгляда.
Они обязательно вернутся к этому разговору, потому что ядовитые слова, что позволяла себе отпускать Джиневра в адрес его жены, неимоверно злили его.
***
Скорпиус был в восторге от первого занятия и показал настоящий класс.
— Прирождённый игрок в квиддич, — Драко обнимал Гермиону за плечи, с гордостью глядя на воодушевлённого сына.
— Весь в тебя, — улыбнулась она и прижалась к мужу чуть сильнее.
Лира довольно бегала по саду и собирала цветы под присмотром своего любимого домашнего эльфа.
Драко прикоснулся губами к виску жены и легко погладил по плечу.
Он чувствовал её отстранённость и подавленность.
И снова разозлился.
— Как думаешь, Лире понравятся полёты? — тихо спросила Гермиона, и он растерянно моргнул.
— Я думал, ты не захочешь, чтобы она училась, — пробормотал Драко.
— Нет, что ты. Я считаю, что этому лучше всего научиться под присмотром взрослых ещё в детстве. К тому же она не боится высоты, как я, — улыбнулась она и вздохнула. — Они так быстро выросли...
— До одиннадцати лет ещё далеко, родная, — хмыкнул он и прижал жену к груди, не спуская глаз с сына и дочери.
***
Треск дров в камине создавал уютную мелодию, а отблески пламени рисовали золотистые узоры на стенах. Гермиона прижалась спиной к груди Драко, чувствуя, как его сердце бьётся ровно и надёжно. Его руки обнимали её, пальцы нежно переплетались, словно даже этим простым жестом он хотел сказать: «Я здесь, я с тобой».
Она рассказала ему всё: каждое слово Джинни, каждую свою обиду, каждую каплю сомнения, что подкралась к ней сегодня. Её голос то становился тише, то дрожал, но Драко не перебивал, лишь изредка целовал в висок, давая понять, что слушает.
Когда она замолчала, в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров.
— Знаешь, что я вижу, глядя на этот огонь? — наконец, заговорил Драко, и его губы коснулись её уха.
— Что? — она повернула голову, чтобы встретиться с его взглядом.
— Вижу, как он горит. Не тлеет, не коптит, а именно горит: ярко, сильно, невзирая ни на что, — он улыбнулся. — Ты как этот огонь, родная. И неважно, освещаешь ли ты целый зал министерства или только наш дом. Ты всё равно остаёшься пламенем.
Она закрыла глаза, чувствуя, как его слова смывают последние остатки сегодняшней горечи. Затем тяжело вздохнула и опустила плечи:
— Иногда я думаю об этом.
— О чём?
— Что делаю недостаточно. Мало. Что могла... — она сжала его пальцы, — могла бы сделать куда больше.
— Нет, — он сжал её подбородок и повернул лицо к себе, чтобы заглянуть в глаза. — Никаких «недостаточно». Скажи мне, только честно, заглянув внутрь себя, ты счастлива?
— Да.
— Я счастлив?
— Надеюсь, что да, — она хохотнула.
— Тогда всё остальное — просто шум.
Он наклонился и поцеловал её: медленно, глубоко, чувственно, словно запечатывая этот момент.
Гермиона прижалась лбом к его лбу и вздохнула:
— Но что, если я разочарую тебя? Или надоем?
Он беззвучно рассмеялся и покачал головой:
— Ты? Разочаруешь? Надоешь? Девушка, вы говорите воистину странные вещи, — он поднёс её руку к губам и нежно поцеловал, укоризненно глядя на неё. — Гермиона, ты могла бы провести остаток дней, выращивая тыквы на заднем дворе, и я бы всё равно смотрел на тебя точно так же.
Она хмыкнула, но в уголках её глаз собрались новые слёзы. Теперь уже не от обиды, а от нежности.
— Это потому что ты любишь тыквенный суп.
— Нет, — он наклонился и поцеловал её в нос, — это потому что я люблю тебя, — он погладил жену по щеке и осторожно продолжил, — но мне не нравится, как ты себя чувствуешь после прихода Джиневры. Ты нервничаешь, ты огорчена, частенько ты на грани слёз. Раньше я списывал всё это на происшествия с Поттером, но теперь точно понимаю, что это не так.
— После её слов я действительно чувствую себя ужасно, — призналась девушка и тяжело вздохнула. — Я всегда хотела работать, добиваться чего-то, достигать, а сейчас...
— Любовь моя, ты воспитываешь наших детей, ты заботишься о нашей семье, ты работаешь круглосуточно, — Драко обнял её и заглянул в глаза. — Если ты хочешь вернуться на работу, я не буду возражать. Только попрошу не усердствовать.
— Я не хочу возвращаться в министерство, — Гермиона бросила быстрый взгляд на письмо от Кингсли, которое она так и не открыла.
— Это целиком и полностью твоё решение, любовь моя. Никто, кроме тебя, не может решить, что будет для тебя лучше. Особенно миссис Поттер.
— Она просто... — Гермиона задумчиво прикусила губу, — на нервах из-за Гарри.
— Разве её семейные проблемы — повод срываться на тебе? — изогнул бровь Драко. — Я никогда не возражал против вашего общения... но я не особо жажду видеть в нашем доме человека, который считает, что он вправе что-то требовать от тебя и давить. Иногда связи, которые изжили себя, нужно обрывать, как бы ни было больно. Подумай над моими словами, хорошо? Если она не слышит тебя, то стоит ли продолжать?
Гермиона задумчиво посмотрела на Драко и кивнула.
За окном шумел дождь, но в доме было тихо и тепло.
Её пальцы дрожали, когда она коснулась его щеки, но это прикосновение было наполнено нежностью. Гермиона обвила его шею руками, втягивая в поцелуй, который говорил больше любых слов: «Ты мой, только мой».
Драко почувствовал, как напряглось её тело, как учащённо забилось сердце под тонкой тканью футболки — его футболки, которую она постоянно носила, утверждая, что так чувствует себя лучше.
Он не стал ждать.
Он обхватил её бёдра, заставив перекинуть ногу через него и устроиться сверху. Гермиона тихо ахнула, когда их тела плотно прижались друг к другу, а его ладони скользнули под ткань, медленно исследуя каждый изгиб.
— Ты — лучшее, что было и есть в моей жизни, Гермиона Малфой, — его голос звучал низко и хрипло, и в этих словах не было ни капли сомнения.
Она откинула голову назад, тихо выдохнув, и качнула бёдрами, почувствовав его возбуждение.
— Драко... — тихо, умоляюще.
Он ухмыльнулся, наблюдая, как её глаза заволакивает возбуждение, как румянец покрывает шею и грудь, как тело тянется к нему, требуя ласки.
— Я здесь, — прошептал Драко, покрывая короткими поцелуями линию её челюсти и с удовольствием чувствуя, как она рвано ёрзает на нём. — Всегда здесь.
Его руки скользнули выше, поднимая футболку, обнажая кожу, покрывшуюся мурашками, и Гермиона застонала, когда его губы коснулись ключицы.
Она не хотела больше думать. Не хотела вспоминать чужие злые слова и свои сомнения.
Потому что сейчас было только это.
Только он.
Только они.
И больше ничего не имело значения.
Гермиона посмотрела на Драко и облизнула губы. Она подалась к нему и жадно поцеловала, запустила пальцы ему в волосы и слегка потянула, заставив его глухо застонать.
— Ты трогаешь меня так, будто я что-то невероятно хрупкое, — она нетерпеливо качнула бёдрами.
Драко усмехнулся, его пальцы скользнули выше, нашли твёрдые соски и сжали — нежно, но достаточно, чтобы она ахнула.
— Ты что-то сказала про «хрупкое»?
Гермиона тихо засмеялась, но её смех тут же превратился в стон, когда он обхватил грудь ладонью и прижался губами к напряжённому соску.
— Я передумала, — она задыхалась, когда его пальцы скользнули между её ног, сдвинув трусы в сторону и проводя по влажным складкам. — Ты трогаешь меня так, будто я твоё самое ценное сокровище.
— Потому что так и есть, — его голос был низким, хриплым от желания.
Затем его пальцы скользнули глубже, проникая внутрь и начиная медленно двигаться. Он не спешил, наслаждаясь тем, как её тело отзывается дрожью на каждое прикосновение, как соски на глазах затвердевают ещё сильнее, как живот подрагивает в предвкушении.
Гермиона выгнулась, её пальцы впились в его плечи, оставляя следы.
— Драко...
Он прижал большой палец к её клитору и начал выводить медленные круги, посасывая сосок.
— Драко... — тихий стон и всхлип, и она привычно начала насаживаться на его пальцы, приоткрыв рот и запрокинув голову назад.
Он не останавливался, трахая её и облизывая чувствительные груди, пока Гермиона не вскрикнула и не замерла, до красных полумесяцев впившись в сильные плечи и сокращаясь вокруг его пальцев.
Она открыла осоловелые глаза и улыбнулась мужу, наклоняясь и прижимаясь к приоткрытым губам в чувственном поцелуе.
— Хочешь быть сверху, любовь моя? — прошептал он, сжимая её задницу и прижимая к твёрдому члену.
— Нет, хочу быть под тобой, — выдохнула Гермиона, и это было ещё одним доказательством того, что ей было важно чувствовать себя под его защитой и оберегаемой им.
Драко резко, но аккуратно перевернул её на спину. Его пальцы впились в её бёдра с такой силой, что завтра точно проступят следы. Он рванул вниз её трусы и раздвинул ноги шире, грубо прижав колени к дивану.
— Смотри на меня, любовь моя, — его голос был низким и хриплым от желания.
Гермиона едва успела кивнуть, как он одним резким толчком вошёл в неё до конца, заставив вскрикнуть и выгнуться навстречу.
— Мерлин, Драко!
— Тише, любовь моя. Дети спят, — он навалился сверху так сильно, что она едва могла дышать. — Я не хочу, чтобы ты думала. Только чувствовала.
Гермиона стиснула зубы, пытаясь сдержать стоны, но её тело предательски вздрагивало под ним. Он трахал её методично, почти жестоко, каждый раз выходя почти полностью, чтобы затем войти с такой силой, что её бёдра приподнимались от удара, и каждый толчок вбивал её в диван. Драко сжимал её запястья всё сильнее, почти касался приоткрытых губ своими и смотрел в затуманенные похотью глаза. Гермиона выгибалась, её ноги обвились вокруг его талии, пытаясь притянуть его ещё ближе, но он лишь ухмыльнулся и замедлил темп, заставив её недовольно заскулить.
— Ты так отчаянно трёшься о меня... — он наклонился и прикусил нежную кожу её шеи, чувствуя, как пульс бешено стучит под губами. — Как будто без моего члена ты погибнешь.
Она что-то пробормотала в ответ, но он заглушил слова новым толчком, на этот раз ещё жёстче, заставив её глаза закатиться от удовольствия и вырвав из груди стон, полный удовольствия.
— Кончай, — приказал он, ускоряясь. — Кончай прямо сейчас, любовь моя.
И она, конечно, послушалась. Гермиона беззвучно закричала, приоткрыв рот и запрокинув голову назад, сжимая его внутренними мышцами так сильно, что Драко зарычал и последовал за ней, заполнив её спермой и продолжив коротко толкаться.
Они лежали, тяжело дыша, и Драко не отпускал её запястья, пока сердцебиение не успокоилось.
— Моя прекрасная жена, — шёпотом произнёс он, нежно целуя её в потный лоб. — Мать моих детей. Любовь моя.
Гермиона закрыла глаза и прижалась к нему, обняв за шею.
Всё плохое будто исчезло из её разума.
Сомнения испарились.
Остались теплота и чувство защищённости и правильности.