========== 16. Утешение ==========
я сгораю в Геенне от жадности:
не допить, не добраться до дна
я вином упивался без надобности:
твои губы хмельнее вина.
— Чудесная ночь, — низкий голос раздался в полуметре от невысокой крупной фигуры, застывшей в нише между колоннами Малфой-мэнора. Прохладный ночной воздух всколыхнулся, нечто невидимое окружило две фигуры звуконепроницаемым куполом.
— Ты прав, — слегка хриплый голос звучал насмешливо. — Чудесная для начала сотворения нового мира. Все идет по плану?
— Разумеется. Макгонагалл постаралась на славу…
Злобный, бесчеловечный мужской смех ударился о стенки звуконепроницаемого купола.
— Не думал, что она так легко попадется на нашу уловку, — в голосе опершегося на колонну человека звучало искреннее удивление.
— Нельзя расслабляться. Доля правды в видениях пророчицы все же есть. Гермиона Грейнджер является ключом к победе Пожирателей и самой большой помехой. Нам стоит взять все в свои руки, если не хотим продолжить её благотворное влияние на юного Малфоя.
— Так почему мы не оставили все, как есть? Мальчишка мог прийти в наши руки сам.
— Направить во тьму окончательно его может только Гермиона Грейнджер. В тех пророчествах, где она отсутствовала, Малфой так и не попал в наши руки. Он может стать новым Лордом только в одном случае — если познает её предательство.
— Почему грязнокровка? Нельзя было подсунуть ему какую-нибудь чистокровную девицу, которой мы могли бы управлять? — прошипел некто, шумно вдыхая воздух. В его манере говорить явно прослеживалась нервозность.
— Я не знаю точно, но догадываюсь, что это именно из-за её происхождения и нынешнего положения. Она Героиня войны. Единственная, кто может его спасти, и единственная, кто может его уничтожить.
— Почему?
— Нити судьбы сплетаются порой в причудливые узоры… — задумчиво протянул человек, лицо которого было скрыто в ночи, и, по-видимому, улыбнулся. — Малфой может быть рядом с мисс Грейнджер только в двух случаях: если примет её позицию и научится жить в мире, за который она сражалась, или, приняв отказ, создаст новый, в котором правила будет диктовать он сам. Завоевание женщины после покорения мира — сущий пустяк.
— Но что, если он все-таки прогнется под её влиянием? Я видел юнца на сегодняшнем приеме, и могу заверить, что он совершенно расклеился. Да он чуть не краснеет при виде грязнокровной девицы!
— Все идет по плану. Он привязался к девушке после того, как она спасла миссис Малфой. Дети такие смешные! — темный силуэт покачал головой, скрипуче рассмеявшись. — Действительно думали, что сами справились с добычей Иезуитова камня. Если бы не наши связи в Управлении реликвиями… Это романтичное приключение в Египте не могло не повлиять на их отношения. Но скоро Малфою будет не до томных переглядываний. Дурная весть выбьет из него весь оптимизм, и тогда… — голос замер в торжественном предвкушении. — Тебе нужно будет сделать все, чтобы Драко узнал об истинной причине привязанности нашей Героини. Это будет легко, потому что он будет разбит почти до конца. Грейнджер потеряет доверие, и его единственная связь с миром оборвется. Больше ему некуда будет идти…
— Не думаешь, что «весть» вызовет у мальчишки ненависть к Пожирателям? Этот рисковый ход может возыметь обратный эффект.
— Вряд ли наше дело можно отнести к тем, в которых отсутствует опасность риска. Но все выверено. Мы лишь попытаемся помочь… — насмешливо прошипел голос. — Авроры сделают всю остальную работу. Юному Лорду не за что будет нас винить.
Тихий смешок поставил жирную точку в тайном разговоре под стенами отстраненного от происходящего Мэнора. Казалось, особняк замер, наслаждаясь таким долгожданным, но таким краткосрочным временем мира и покоя.
***
Гермиона открыла глаза и, увидев незнакомую обстановку, тут же села. Тело незамедлительно отреагировало на резкое движение. Голову пронзила острая боль, а в мышцах почувствовалась свинцовая тяжесть. Зажмурившись, девушка приложила ладонь ко лбу и медленно опустилась обратно на подушки.
— Нехорошо так напиваться, Грейнджер, — насмешливый голос раздался откуда-то издалека, и девушка нехотя разлепила глаза.
— Почему… — Гермиона открыла рот, чтобы задать логичный на первый взгляд вопрос, однако мозг, отошедший от томительной ломоты, тут же предоставил ей воспоминания прошлой ночи. — О господи…
— И не говори, — Драко продолжал улыбаться, хотя и сам чувствовал сумасшедшую неловкость. Однако на переосмысление случившегося у него был целый час, так что слизеринец успел морально подготовиться к пробуждению Грейнджер. — Выпей это. Должно помочь.
Гермиона, опустив глаза, приняла из рук юноши фарфоровую чашку с теплой приятно пахнущей жидкостью. Отвар был похож на чай, однако, сделав всего глоток, волшебница почувствовала, как через её тело проходит тепло, освобождая от боли.
— Спасибо, — хрипло поблагодарила она. — Сколько… времени?
— Уже полдень.
Гермиона смешно качнула головой и замолкла. О чем, черт возьми, еще ей нужно было говорить? О погоде? Малфой совершенно точно не сводил с неё взгляда.
— Я должна извиниться, — наконец тяжело начала она. — За то, что принесла такие неудобства.
— Да, — недовольно поддержал Драко. — Не думал, что Нотт оказывает на тебя настолько сильное влияние.
Малфой хотел высказать Гермионе много всего и даже подготовил целую речь, насыщенную крепкими выражениями, но, увидев её заспанные виноватые глаза, отчего-то забыл все слова, а придумывать новые не захотел.
— Он говорил правильные вещи, и эта помолвка… — Гермиона замолчала значительно позже, чем следовало бы.
— Какая помолвка? — он нахмурился, подсаживаясь ближе. — Грейнджер, смотри на меня и отвечай.
Честно говоря, порой девушка чувствовала себя в обществе Драко как на допросе с пристрастием. Он постоянно заставлял её не прерывать зрительный контакт, будто это что-то меняло в их общении. С мысленным проклятьем Гермиона призналась в том, что все-таки меняло. Когда Малфой смотрел ей в глаза, девушка волшебным образом теряла способность врать.
— Это не важно. Я совершила большую глупость, понадеявшись на сомнительное антизаклятье.
— Так невыносима связь со мной? — Малфой нахмурился, ожидая ответа. Он уже ступил на эту тропу, и, если бы Грейнджер сказала о том, что хотела бы разрушить чары, слизеринец умер бы от позора. Слишком легкомысленно он влез в эти неправильные, но такие приятные чувства к когда-то раздражающей девчонке. Гермиона Грейнджер вечно будила в нем ощущение свободы от прошлого, общественного мнения и гнета собственных мыслей. С ней он словно переносился на много лет назад, когда было просто даже то, что казалось сложным. Безоблачное детство. Благополучное взросление.
В конце концов, глупо было не признавать: он ревнует её к Нотту. Стыдное заявление для любого из Малфоев, но это было так. Драко почти всегда доставалось все самое лучшее без какого-либо усилия с его стороны. И когда слизеринец увидел, как предмет его привязанности смущается при виде другого, что-то внутри него почти на подсознательном уровне забило тревогу. Инстинкт собственничества разыгрался не на шутку.
— Она слегка осложняет существование, — уклончиво ответила Гермиона. — Связь может стать нашей ахиллесовой пятой в борьбе с Пожирателями.
— Так же, как и сделать нас сильнее, — Драко смаковал это «мы» с особенным удовольствием, замечая, что Гермиона действительно считает, будто они являются одной командой. Такие мысли грели обычно ледяное сердце слизеринца, но и страха они приносили достаточно. Драко чувствовал, что он медленно катился по большому склону вниз, даже не пытаясь уцепиться за края обрыва. Но это была не та пропасть, в которую он скатывался раньше.
— Возможно, — наконец улыбнулась Гермиона, но, словив чересчур внимательный взгляд Драко, тут же отвернулась и покраснела.
Затянулось сладко-тягучее молчание. Оба размышляли совсем не о чарах или промашке Теодора. Вчерашняя ночь изменила их отношения, и отрицать это было глупо. Но начать обсуждение такой щепетильной темы они не решались. Гермиона подумала, что это, возможно, хорошо.
Стук в дверь прервал тяжелые размышления и уютную тишину. Драко нахмурился и поднялся с кровати. Девушка, быстро накинув на себя покрывало, тоже спустилась с постели и направилась вслед за слизеринцем. Когда дверь открылась, на пороге они увидели дрожащего Линка. Он лихорадочно перебирал маленькими ручками, его губы дрожали, а глаза были наполнены крупными слезами.
— Господин, — начал он, но всхлипнул. — Требуется ваше присутствие. Хозяйка упала без чувств…
— Почему? — Драко тут же принялся застегивать рубашку, тревожно взглянув на Гермиону. Она, поплотнее завернувшись в покрывало, внимательно уставилась на Линка. Внутри рождалось неприятное предчувствие. Волшебница была абсолютно уверена в том, что случилось нечто страшное, но в то же время отчаянно не хотела об этом слышать. Сладких минут спокойствия минуло так мало, что Гермиона позволила себе эгоистично пожалеть об их скоротечности.
— Линк не имеет права говорить господину. Пожалуйста, следуйте за мной, — эльф обессиленно опустил руки и еще раз шмыгнул.
Драко, не раздумывая, рванул вслед за домовиком, но рука Гермионы, скользнувшая в его ладонь, остановила порыв. Малфой внимательно посмотрел на пальцы волшебницы, обвившие его руку, а потом на неё саму. Девушка могла поклясться, что в этом взгляде была благодарность. Её сердце содрогнулось в приятном спазме, и Гермиона уверенно пошла вперед, плечом ощущая тепло Драко. Такой сильной она себя еще никогда не чувствовала.
Малфой на несколько секунд даже забыл о неприятном известии, полностью сконцентрировавшись на своих ощущениях. Впервые за долгое время он чувствовал себя по-настоящему дома. Стены Мэнора больше не давили на него своим неприступным величием, напротив — Драко чувствовал себя куда выше и мощнее их, он словно преобразился в могучего великана, которому все по плечу. Удивительно, думал он, что может сделать маленькая хрупкая женщина своим искренним участием.
И все же по мере приближения к комнате миссис Малфой Драко все больше ощущал это сосущее предчувствие чего-то дурного. В отличие от Гермионы, реакция домовика нисколько не удивила юного Малфоя. Он знал, что эльфы всегда были расположены к излишней экспрессии, поэтому не позволял себе паниковать. Они добрались до комнаты миссис Малфой совсем скоро, и у дверей наткнулись на Блейза. Тот заметил сплетение рук бывших врагов и даже позволил себе несмело улыбнуться. Но в глазах слизеринца был неподдельный испуг, и это стало последним тревожным знаком.
— Грейнджер, тебе лучше остаться здесь, — тихо проговорил Забини, слегка склонив голову.
— Почему? Что случилось? — Гермиона передернула плечами, вопросительно смотря на Драко, но он, словно поняв что-то по взгляду слизеринца, мягко отпустил руку девушки и уверенно кивнул ей. Волшебница слегка расстроилась, отступая, и кинула обиженный взгляд на мулата. Он покачал головой, плотно сжимая губы. Гермиона не понимала, что происходит, но все внутри покрылось коркой льда, и она замерла. В голове пронеслась тысяча мыслей, одна сменяя другую. Все они были исключительно плохими. Дверь за Драко захлопнулась.
— Ты скажешь мне? — осторожно поинтересовалась Гермиона, на всякий случай опираясь плечом на колонну.
— Из Азкабана был совершен побег. Сбежали пятеро бывших Пожирателей, — тяжело начал Забини, и, не выдержав испытующего взгляда Гермионы, отвернулся. — В том числе Малфой и Нотт.
— Их нашли?
— Только Люциуса, — ответил слизеринец, но в его голосе не было и толики облегчения.
— Тогда почему… — Гермиона не хотела задавать этот вопрос, но он рвался из груди. — Почему миссис Малфой упала в обморок?
— Поскольку это была вторая попытка, — длинные ресницы Блейза опустились вниз, а потом он зажмурился. — Авроры пошли на крайние меры.
— О, Мерлин… — неверяще прошептала Гермиона, а потом в бессилии оперлась спиной о стену. — Я должна…
— Нет, — Забини преградил дорогу было рванувшей к двери Грейнджер. — Они поговорят вдвоем.
Дверь не пропускала ни единого звука. Драко, осторожно ступая по мягкому ворсу, приблизился к кровати и взглянул на мать. Её веки трепетали, а на лбу выступила испарина. Когда юноша подошел совсем близко и опустился на кровать, Нарцисса вздрогнула и открыла глаза. Внутри Малфоя все оборвалось. Глаза матери были наполнены слезами и смотрели на него почти неосознанно.
— Люциус… — она протянула к нему руку, едва сдерживая рвущийся плач. — Он мертв.
— Что? — Драко показалось, будто он перестал понимать язык вообще. Слова, произнесенные матерью, были настолько абсурдными, что даже не проникли в сознание юноши.
— От него не осталось и пряди волос, — болезненно кривя губы, прошептала женщина, сжимая в кулаках покрывало. — Они испепелили его, а останки канули в море. Меня лишили возможности похоронить собственного мужа. Я даже не могу прикоснуться к нему в последний раз, не могу попрощаться! — отдышавшись, Нарцисса снова набрала в грудь ядовитого, щиплющего внутренности воздуха. — Я ненавижу их всех! Будьте вы прокляты! Слышите? Будьте прокляты! — вскинув глаза к потолку, закричала Нарцисса, а потом обессиленно обмякла, задыхаясь в рыданиях. — Почему все остальные живы, а он мертв? Почему? Почему, Драко? Почему он мертв? — закрыв глаза и мотая головой, шептала она. — Неужели мы мало страдали, сынок? Чем я заслужила такое?
Драко поднялся на негнущихся ногах и отшатнулся от постели матери, неверяще смотря на неё. Он все ждал, пока она улыбнется и скажет, что все это — жестокая шутка, хотя Нарцисса никогда не шутила такими вещами. Мозг отказывался воспринимать услышанную информацию, и юноша молча отошел в сторону, обессиленно опускаясь в глубокое кресло. Невидящим взглядом упершись в кровать с рыдающей на ней матерью, он почти чувствовал, как та бездна, из которой он так упорно выбирался, затягивает его с новой, утроенной силой. Свет, до которого он мог дотянуться рукой всего несколько минут назад, померк, оставив его в кромешной и до тошноты знакомой темноте.
Драко выбежал из комнаты, и, наткнувшись на обеспокоенные взгляды Блейза и Грейнджер, ответил на них искривленной гримасой боли. Нечто в нем плескалось ледяным пламенем, обжигая и подавляя. Стены просторного Мэнора начали надвигаться со всех сторон, будто пытаясь раздавить юного Малфоя. Все вокруг закружилось, в ногах почувствовалась слабость. Но Драко стремительно шагал вперед, будто знал, куда намерен прийти. В голове юноши не было ничего и все сразу. Слова матери снова и снова вспыхивали в его голове, а потом какие-то отстраненные мысли перекрывали их, спасая истерзанное сознание от эмоционального шока.
Он влетел в кабинет отца так же неожиданно, как в детстве, и деловая атмосфера всколыхнулась. Крошечные пылинки взвились в воздух, а потом начали снова оседать на мебель и лакированные деревянные поверхности. Драко медленно осмотрел широкий резной стол из черного дерева, кресло с высокой спинкой, обитое кожей, большой портрет первого из Малфоев и забитые книгами и дряхлыми папками стеллажи. Все это, казалось, застыло и не менялось вот уже много лет. Драко помнил, как в детстве его манил кабинет отца. Из этой комнаты веяло серьезностью и взрослым парфюмом, иногда смешанным с терпким запахом коньяка. Мальчиком Малфой часто проводил здесь свободное время, однако он прекрасно помнил условие: в этих стенах он должен был либо учиться, либо слушать отца, который иногда говорил совершенно непонятным языком про активы, банки и недвижимость. Но Драко слушал, представляя, как он, когда вырастет, тоже будет сидеть на этом восхитительном «троне» с ужасно серьезным лицом и поучать своего сына. Да, розовые мечты юного Малфоя порой отдавали запахом денег и власти.
«Вот теперь твоя мечта исполнилась, Драко», — сказало ему подсознание каким-то горько-надменным голосом. «Ты владелец каждой вещи в этой комнате и каждой проблемы твоего рода. Как тебе, а? Чувствуешь гордость?»
Малфой зажмурился и опустил голову, медленно облокачиваясь на спинку софы. Когда ему было семь, он уснул прямо тут, утомившись от чтения, и в семейном альбоме хранилась колдография с этим моментом. Нарцисса обожала вспоминать об этом, хотя старший Малфой затрагивал этот случай крайне неохотно. Он сказал тогда, что Драко предстоит научиться преодолевать свои прихоти, если он не желает, разумеется, проспать все свое состояние. Юноша горько усмехнулся, пальцами проводя по изгибам софы. Драгоценные воспоминания. Вот чем был так важен кабинет.
Взгляд волшебника переместился к небольшому столику между двух высоких окон. Как сейчас он помнил тот вечер после очередного приема. Летом перед поступлением в Хогвартс Драко исполнилось одиннадцать. Отец впервые впустил его в кабинет, когда там собрались все приглашенные мужчины, чтобы обсудить деловые вопросы. Малфой чувствовал себя скованно и пугался каждого брошенного на него взгляда. Друзья отца смотрели на юного лорда с насмешливым снисхождением. Когда разговор зашел о детях, один из джентльменов заметил:
«Мой сын тоже поступает в Хогвартс в этом году, и знает почти все заклинания, которые предлагаются для изучения на первом году обучения. Разумеется, он ещё не пользуется палочкой, но в теории, уверяю вас, превзойдет любого из своих однокурсников. Я счастлив, что имею достойного наследника»
Комнату разразил одобряющий смех и гул, и Люциус с легкой улыбкой посмотрел на пугливо озирающегося Драко.
«Это чудесно, сэр. Но, возможно, я знаю лишь одного мальчика, который сможет составить конкуренцию не только вашему сыну, но и всему первому курсу. Мой сын перенял лучшие качества Малфоев и Блэков, его уровень знаний превосходит второй, и, пожалуй, третий курсы обучения в школе. Я считаю, что в магии чрезвычайно важна практика, поэтому Драко изредка тренируется с палочкой. Продемонстрируешь?»
Руки мальчика дрожали, когда он принимал палочку из рук отца. Взгляды представительных, и, наверное, чрезмерно важных взрослых людей были устремлены на него. Пересохшими от волнения губами Драко прошептал заклятье, которому его научил отец, и струя воды, волшебной змеей вырвавшаяся из палочки, зависла в воздухе, принимая форму герба Малфоев.
Те аплодисменты мальчик запомнил на всю жизнь. Исполненный гордостью, взгляд отца был подобен золотой медали, которую Драко охотно принял. В тот вечер перед сном Малфой услышал, как отец расхваливает его способности жене, не забывая упоминать глупое выражение лица хвастливого мистера. Драко тогда не понимал, что Люциус поступал почти так же, как и тот мужчина, но его детское сердце было абсолютно восхищено.
Малфой быстро отвернулся, понимая, что его дыхание сбивается. Медленно в защищенное от неожиданных всплесков эмоций сознание проползало понимание. Драко мотал головой и щипал кожу на запястье, но мысли безжалостно заявляли: Люциус мертв. Авроры поймали его и убили, не оставив и клочка одежды. Останки отца лежали на дне моря в вечном холоде и одиночестве. Издав отчаянный крик боли, он вскочил с места и метнулся к столу, сметая с него аккуратные стопки листов, которые отец оставил «до возвращения». Драко до сих пор помнил, каким печальным взглядом отец обвел кабинет перед последним судом. Он словно не надеялся, что вернется сюда или, может быть, знал наверняка. Легче от этого не становилось.
Опершись руками на стол, Драко зашелся в тяжелом дыхании. Каждая клеточка в его теле горела, предвещая агонию. Гнев, захвативший разум, призывал к разрушению, но оцепенение ужаса не давало сделать и шага. Тяжелые, непривычные, противные и недостойные Малфоя слезы подступили к глазам, ком в горле разросся до размера булыжника.
Министерство сделало свое дело. Они все-таки избавились от Люциуса. Почему же других сбежавших не убивали? Не испепеляли, обрекая на позорную смерть предателя и труса? В представлении Драко герб Малфоев, заляпанный безвинной кровью, измазанный в саже войны и черной вязи предательства, рассыпался в прах. Раньше юный лорд еще надеялся очистить его и заставить снова сиять, но теперь все было бессмысленно. Своей смертью Люциус проклял всех Малфоев на сотню поколений вперед.
И все же, несмотря на эгоизм, тщеславие, лицемерие и порой малодушие, Люциус был его отцом. Человеком, который вырастил из Драко того, кем он сейчас являлся. Первым и единственным примером для подражания. Мужчиной, составляющим счастье его матери. И как она только не умерла, едва услышав о смерти мужа? Драко удивлялся, насколько преданным может быть сердце женщины. Не раз унижаемая, почти безголосая, Нарцисса продолжала любить его отца вопреки всему, что он делал с ней и их семьей. Люциус Малфой не заслуживал той смерти, которая его настигла настолько внезапно. Без гроба, даже самых простых похорон и скорбных прощаний, наследник древнейшего рода канул в презренное забвение. Драко подумал о прелести того, что мертвые не могут думать, ведь что бы ощутил Люциус, зная, что о его кончине будут горевать лишь двое?
Каждый человек превозносит того, по чьему подобию был создан, а потому каждый ребенок любит родителя так же, как и верующие — Бога. Слепо, беззаветно, отчаянно.
Протяжный стон ударился о стены замершего в скорби кабинета, и Драко упал на кресло отца, закрыв лицо руками. Каждая мысль била не хуже атакующего заклятья, и Малфой впервые за долгое время захотел исчезнуть. Но сознание, злобно смеясь и уворачиваясь от попыток эмоций до конца уничтожить его, все никак не покидало Драко. Остервенело сжимая собственные волосы, чтобы физической болью отвлечься от душевной, юноша принялся безумно раскачиваться, что-то бессвязно шепча.
— Драко… — тихий лепет долетел до его сознания чуть позже, чем сам звук женского голоса.
— Убирайся, — не отнимая рук от лица, выплюнул юноша. Сейчас он не хотел видеть абсолютно никого. Нужно было подумать о многом.
— Прибыли люди из Министерства и Аврората. Они хотят задать тебе пару вопросов, — Гермиона испуганно жалась к косяку, прекрасно понимая, что Драко не желает ни с кем разговаривать. И протягивать ему руку помощи она вряд ли имела права.
— Авроры? — Драко поднял голову, и его лицо разрезала кривая улыбка. — Что ж, прекрасно! — он вскочил с места, выхватывая собственную палочку. — Пора отблагодарить их за поимку опасного Пожирателя!
— Малфой! — Гермиона опасливо оглянулась на дверь, а потом захлопнула её почти перед носом разъяренного слизеринца. — Успокойся.
— Грейнджер, не выводи меня, — предостерегающе прошептал он, пытаясь отодвинуть её от двери. — Мне нечего терять. Я собственноручно разберусь с каждым из них, и ты не сможешь мне помешать.
В голове обезумевшего от яростного горя Драко стояло надменное лицо отца, наблюдающего за ним откуда-то сверху. Малфой должен был отомстить, чего бы ему это ни стоило. Заключение, позор, смерть — ничего уже не имело смысла по сравнению с той болью, которую испытывала Нарцисса и сам Драко.
— Нет! — она прижалась спиной к двери, с ужасом понимая то, что забыла свою палочку наверху. — Послушай меня! Сейчас тебе нельзя делать неосторожных поступков.
— А когда мне было можно их делать? — язвительно поинтересовался Драко, хватая девушку за плечо и с усилием отодвигая её от двери. — Прочь.
— Драко! — руками волшебница попыталась перехватить запястья Малфоя, но он, ослепленный гневом, резко откинул их. Гермиона продолжала цепляться снова и снова, пока очередной рывок не отбросил её в сторону, заставив съехать по стене.
— Черт, — Драко, посмотрев на сидящую на полу волшебницу, словно очнулся от наваждения, затмившего здравомыслие. — Грейнджер, кто просил тебя лезть? — поспешно склонившись над упавшей, Малфой протянул к ней руки и помог подняться. Но Гермиона не была обижена, потому что все прекрасно понимала. Юноша был подавлен и разбит, а это значило, что его состояние было особенно уязвимым. Нет, вести его на допрос к министерским сотрудникам прямо сейчас было плохой идеей. Чтобы отвлечь Драко от мыслей о жестокости и мести, Гермиона прикинулась глубоко оскорбленной и схватилась за якобы ударенный локоть.
— Идем, — он провел её к софе и надавил на плечи, заставив опуститься на мягкое сиденье. — Больно? — Драко принялся ощупывать её руку, и волшебнице почему-то стало смешно и тепло на сердце. Она разглядывала обеспокоенное лицо Малфоя из-под опущенных ресниц и удивлялась, насколько быстро может меняться настроение этого человека. Еще минуту назад он пылал гневом и был готов разнести половину Магической Британии, а теперь сидел перед ней на корточках и усиленно разглядывал несуществующий ушиб.
— Все в порядке, — Гермиона мягко взяла юношу за запястье, а потом сжала его ладонь в своих руках. Малфой поднял на неё тяжелый взгляд и закрыл глаза. Волшебница хотела бы сказать что-то, что могло взбодрить и утешить Драко, но никто во всем мире не знал подходящих слов. В моменты скорби столь глубокой лучше остального могло помочь только молчание. Малфой замер, опустив голову. Он прекрасно понимал, что попался на уловку Грейнджер, но от этого было подозрительно легко. Едва он представил, как врывается в зал с аврорами и начинает беспорядочно палить заклинаниями во все стороны, что-то внутри содрогалось. Гермиона снова оказалась в нужном месте в нужное время — это удивляло и пугало.
— Зачем они хотят со мной поговорить? — наконец спросил Драко, поднимаясь на ноги и тут же присаживаясь рядом с Гермионой.
— Чтобы подтвердить твою непричастность к побегу Пожирателей, — неохотно ответила девушка, сжимая руку слизеринца еще крепче. Малфой неопределенно хмыкнул.
— Если они захотят, то обвинят меня.
— Я была с тобой всё это время, они не смогут повесить на тебя несуществующее преступление.
— И что же ты скажешь? — Драко вскинул брови, снисходительно улыбнувшись. — Что провела со мной ночь? Если они будут использовать сыворотку правды, все выползет наружу. Министерство узнает про чары, и тогда привлекут ещё и мою мать. Нет, это не выход.
— Я буду говорить правду, — Гермиона еще раз уверенно кивнула. — Но лишь часть.
— Не боишься, что репутация золотой девочки пострадает, когда все узнают о твоих ночных приключениях с бывшим Пожирателем?
— Репутация — ничто против незаслуженных обвинений, — тут же парировала Гермиона, и в её словах не было ни капли притворства. Это Драко мог определить с почти стопроцентной точностью — не зря же он обучался на факультете самых искусных лжецов.
— Грейнджер, — в глазах Малфоя так и осталась жестокая боль, однако губы больше не кривились в яростной усмешке. — Как ты умещаешь в себе такое большое сердце напополам с безумной отвагой? — ладонь Драко опустилась на её щеку, и волшебница порывисто выдохнула, неосознанно подаваясь навстречу прикосновениям. Малфой же, большим пальцем поглаживая кожу на щеке, осознавал, что гнев и ярость, бушующие в нем несколько минут назад, притупляются, хотя вяжущая внутри пустота никуда не исчезает. — Зачем ты помогаешь мне?
Гермиона застыла, виновато смотря в сторону. Она знала ответ на этот вопрос, но не озвучила бы его даже под страхом смерти. Еще больнее становилось от того, что она хранит эту подлую тайну не только из-за приказа Макгонагалл. Гриффиндорке становилось страшно и противно, едва она думала о том, что будет, узнай Малфой первопричину её заботы.
— Важно лишь то, что я сейчас здесь, — Гермиона накрыла его ладонь рукой и несмело улыбнулась. Она все еще не могла привыкнуть к осторожным прикосновениям и мягким словам.
— Я тебе доверяю, — шепотом известил Драко. — Но запомни, что это стоит очень дорого.
Гермиона кивнула, но её внутренности пробрала холодная дрожь. Драко говорил так, будто обо всем догадывался. Может быть, так ей казалось лишь из-за страха оказаться внезапно раскрытой. Сейчас это было особенно важно, ведь Малфой наконец перестал выпускать свое ядовитое жало всякий раз, когда она приближалась.
— А теперь идем. Я хочу посмотреть в глаза этим мерзким крысам.
— Понимаю, что тебе сейчас сложно, но постарайся вести себя бесстрастно. Волнер следит за каждым твоим движением, — Гермиона проводила юношу настороженным взглядом. Слизеринец, степенно пройдясь до двери, поправил рубашку и застегнул её на все пуговицы, а потом, кинув последний взгляд на обстановку, покинул помещение. Слова Грейнджер слегка разозлили его, но глупо было отрицать их правильность.
— Такое ощущение, будто кто-то раз за разом пытается вывести меня из себя, чтобы я потерял контроль над чувствами и эмоциями, — бросил Драко через плечо, даже не оглядываясь на спешащую за ним волшебницу. — И эти попытки пугающе плодотворны.
— Куда делась твоя уверенность? — Гермиона нагнала его почти у входа в зал, где их ожидали люди из министерства. Ей отчаянно хотелось сказать что-то подбадривающее, но мысли предательски разбегались, а те, что оказывались пойманными, не содержали в себе совершенно никакого смысла. — Ты же Малфой!
Волшебнице удалось убедить себя в том, что ничего лучше она сказать все равно бы не смогла. Драко остановился, изумленно смотря на неё. Он все еще не мог представить, что Грейнджер действительно желала ему добра. Для сознания, привыкшего к выверению точных схем, это было в новинку. Проследить мотивы волшебницы не удавалось, сколько бы он ни старался, а старался он действительно много. Малфой никогда в жизни даже не думал о том, что ему могут придать силы слова. Особенно — произнесенные Грейнджер.
— Ты права, — он кивнул головой, но улыбнуться так и не смог. Внутренняя усталость понемногу выпивала из него все силы к борьбе, но Драко просто не мог сдаться, когда эти блестящие карие глаза смотрели на него с такой надеждой. — Так бы сказал мой отец.
Мысль о кончине родного человека не вызвала в нем уже знакомых удушающих приступов гнева и разрушительной агонии, а только твердое желание достойно выстоять против людей, которыми он был убит. Он не станет прятать глаз от пронырливых чиновников — пусть они сами склонят головы в скорби. Малфой-мэнор был его крепостью, а каждый вошедший в особняк — гостем и пленником напополам.
— Идем, — наконец выдохнула Гермиона и толкнула дверь.
Внутри было душно и светло. Бледный дневной свет падал на покрасневшие лица прибывших, резко обличая каждую неприятную черту. Было видно, что почти все испытывали щемящую неловкость и желание поскорее покинуть владения человека, чья смерть повергла земли Уилтшира во мрак.
— Приветствую в фамильном имении Малфоев, господа, — процедил Драко, нацепив на лицо отработанное выражение надменного безразличия.
— Примите наши соболезнования, — вперед вышел высокий мужчина в форме аврора. На его лице не было и тени сожаления. Драко удержался от того, чтобы презрительно фыркнуть, ведь он первым решил разыграть это убогое подобие светского общения.
— Вы всегда извиняетесь за убийства? Мистер… — слизеринец сделал несколько шагов вперед и посмотрел прямо в глаза аврору. На долю секунды — Драко мог поклясться — в глазах мужчины сверкнула вина.
— Рой Джилкенс, — поспешно отчеканил тот, все же не отводя взгляд от холодных глаз наследника Люциуса Малфоя. Профессия аврора подразумевала постоянное общение с родственниками преступников, заложников и убитых, и до этого момента Джилкенс был уверен, что примирился с чувством вины перед ними. Он спокойно выносил ненавидящие взгляды матерей, чьи дети были убиты по его или чужой вине, выносил крики и стенания жен и дочерей, полные отчаяния, но сегодня все было иначе. Сталкиваясь с острым взглядом призрачных серых глаз, он видел в них все, чего объяснить никак не мог. Юнец производил на него странное впечатление, и, если бы Рой верил в предчувствие, то тут же смог бы понять, что именно испытывает.
Страх.
— Итак, для чего же вы прибыли в Мэнор, сэр? Похорон не будет. Вашими стараниями, — Драко покосился на остальных присутствующих, но от его взгляда, словно по волшебству, все глаза опускались в пол или вовсе закрывались. Одна лишь Минерва Макгонагалл не переставала сверлить юношу по-матерински обеспокоенным взглядом. Она тоже была не в восторге от прибывшего в Мэнор сборища.
— Вы прекрасно знакомы с законами нашей страны и ваш отец… — Джилкенс сглотнул, прежде чем продолжить. Он бы с радостью передал возможность говорить кому-то другому. — Люциус Малфой нарушил достаточное количество из них, потому нам пришлось пойти на крайние меры. При побеге погибло два наших сотрудника. Мы не могли рисковать.
— Я уверен, что вы пришли мне не рассказывать в подробностях о том, как бесчестно умер мой отец, — прервал его повествование Драко и опустился в кресло, вводя тем самым стоящих в недоумение. Министерские служащие возмущенно переглянулись. Им тут же показалось, будто они пришли на поклон к ногам монарха.
— Нам нужно лишь подтвердить, причастны вы к побегу пяти Пожирателей из Азкабана, или нет, — уверенный голос всколыхнул воздух, и позади Малфоя хлопнула дверь. Юноша раздраженно нахмурился, потому что сразу же узнал интонацию вошедшего.
— И как же, мистер Волнер, я мог «помочь» заключенным сбежать, находясь в Мэноре?
— Побег произошел после полуночи. Есть ли люди, способные подтвердить — под сывороткой правды, разумеется — что вы находились в поместье в указанное время? — мужчина осмотрел присутствующих с уверенной улыбкой. — Сомневаюсь…
Драко замолчал, гневно наблюдая за тем, как веселеет с каждым произнесенным словом профессор. Слизеринец не хотел говорить, прекрасно осознавая, что любое его слово могло сработать в обратном направлении.
— Очень зря, потому что я могу засвидетельствовать присутствие мистера Малфоя в поместье на протяжении того времени, когда был совершен побег, — раздался твердый голос гриффиндорки, и, кажется, только сейчас все обратили внимание на её присутствие. Девушка до сих пор была в вечернем платье, и от этого она чувствовала дичайший дискомфорт и неуверенность.
— Мисс Грейнджер? Какой сюрприз, — с неудовольствием заметил Волнер, подходя к ней вплотную. — Кажется, вы все в том же наряде, что и вчера. Не возвращались в школу?
— Боюсь, мы с вами не в тех отношениях, чтобы обсуждать мои наряды, — волшебница скривила губы, ступая вперед.
— С мистером Малфоем вы именно в «тех» отношениях, раз без стыда заявляете о том, что провели ночь подле него?
— Сэр, не превышайте собственных полномочий! Ваши заявления совершенно бестактны! — возмущенно воскликнула Минерва, и Гермиона одарила её благодарным взглядом.
— А можно ли позволять себе вспоминать о такте, когда речь идет о поимке самых опасных преступников Волшебного мира? — небрежно откликнулся Волнер, но все же замолчал.
— О, не стоит, сэр! Вам совершенно нечего стесняться, ровно как и мне, — Гермиона облизнула губы, набираясь смелости для продолжения этого неловкого диалога. Она уже чувствовала, как краснеет под внимательными взглядами толпы. Напополам со стыдом девушка чувствовала еще и злость. Статус Героини войны привлекал к ней лишнее внимание и обязывал к лишней ответственности. Порой волшебнице казалось, что весь магический мир забыл, что она просто девушка — такая же, как и все, и имеет право на все, чего была лишена за годы сопротивления. Какая всем чертова разница, с кем она проводила ночи? Даже если это был Драко Малфой — бывший Пожиратель, почему всем было до неё дело? Гермиона почти слышала шквал упреков общества, и это выводило из себя. — Или я не могу позволить себе общение с молодыми людьми? Что еще не дозволено Героине войны? Скажите же мне, чтобы я была готова!
— Грейнджер, — рядом с ней оказался Малфой. — Перестань. Сохраняй хладнокровие, ради Мерлина!
Тем не менее, переход в личное русло выбил всех из колеи, и даже Волнер пораженно замолчал. Гермиона намеренно выбрала подобную тактику, которая, хоть и могла значительно подпортить её репутацию рассудительной и спокойной особы, все-таки отводила подозрения от Драко.
— Кхм… — Джилкенс осторожно нарушил возникшую тишину. — Значит, мисс Грейнджер, вы готовы дать показания под сывороткой правды?
— Разумеется, — с готовностью выпалила девушка, тем не менее ощущая, как она проваливается все глубже в пучину грязных слухов. Пусть. Больше, чем её репутация, в спасении нуждался только Драко.
— Вас это тоже касается, мистер Малфой. Мы вынуждены прибегнуть к допросу. Надеюсь, вы окажете сотрудничество.
— Спрашивайте о Пожирателях сколько угодно, но не лезьте в личное. Вы на это не имеете права, — твердо заявил Драко, неосознанно закрывая Гермиону плечом. — Мисс Грейнджер здесь совсем ни при чем.
Гермиона с опаской посмотрела на мистера Волнера. Он скалился как гиена, у которой отобрали кость. Заступничество Малфоя было приятным, но очень опасным.
— Разумеется, нас интересует только случившееся. От лица Министерства и Аврората я могу пообещать вам, что допрос будет касаться только деятельности Пожирателей.
— Прекрасно, — кивнул Драко и поднял руку, приглашая Джилкенса в более удобное для допроса помещение. Несколько человек, включая Гермиону, направились вслед за Драко. Остальные остались в комнате, глупо озираясь по сторонам. Вообще-то им было приказано обследовать Мэнор на предмет подозрительных магических артефактов и темной магии, однако ни один волшебник эту миссию исполнять не рвался. И глупцу было понятно, сколько всего запретного можно обнаружить в древнем поместье при большом желании.
***
Гермиона вернулась в Хогвартс сразу после допроса, в то время как разбирательства с Драко продолжались до самого вечера. Помимо подтверждения собственной невиновности юноша был вынужден разбираться с целой кучей бумаг, оставленных Люциусом, и встретиться с семейным адвокатом. Поскольку перемещение из Хогвартса в Мэнор оказалось проблемой, Малфою было позволено остаться на несколько дней для улаживания семейных дел. Гермиона упрашивала Макгонагалл оставить её в поместье, но директор жестко отвергла просьбу, оставив подле Малфоя Блейза Забини. Минерва аргументировала это тем, что в школе должен был остаться хоть кто-то с трезвой головой. Теодор Нотт после побега и исчезновения отца впал в некоторую прострацию и получил освобождение от занятий на неделю или около того. С тревогой Гермиона думала о том, что причиной угнетенного состояния Теодора также могла быть и неудача с устранением чар. Вопреки здравому смыслу волшебница не обвиняла Нотта в том, что произошло, потому что понимала: он хотел помочь. Пусть это желание отдавало эгоизмом и ревностью, но все-таки Теодор был искренен в своем стремлении избавить её от чар.
Уроки танцев прекратились, и школьная жизнь потекла прежним, но таким непривычным чередом. Без Малфоя почему-то было скучно и одиноко. Гермиона неосознанно поднимала глаза к тому месту, которое обычно занимал слизеринец, и каждый раз разочарованно выдыхала. Она прекрасно знала, что Драко сейчас в поместье и ему ничего не угрожает, однако девушку все равно преследовало волнение. Казалось, Малфой просто исчез, словно яркое утреннее сновидение — Гермиона все еще помнила его слова и касания, но не верила ни в одно из этих воспоминаний. Теодор тоже пропал, словно его и не существовало в пределах Хогвартса. Очевидно, юноша просиживал дни в подвалах Слизерина, однако узнать о нем Гермионе было совершенно не от кого. Она, правда, несколько раз решалась подойти и спросить об этом Пэнси, однако каждый раз, видя надменное выражение лица, девушка передумывала.
Прошла почти неделя с того рокового дня. Шумиха поутихла, но в Хогвартсе не осталось ни одного человека, не извещенного о произошедшем. Новости вызвали неслыханный всплеск интереса. Гермиона не раз подумала о прелести того, что Малфой и Нотт не запечатлели этот ажиотаж, ведь в обсуждениях они были чуть ли не главными фигурами. Гриффиндорка слушала сплетни с резкой неприязнью и при каждом удобном случае опровергала их, навлекая на себя гнев таких особ, как Лаванда Браун и Парвати Патил. В их рассказах все было преувеличено раз в сто, а охочие до хлеба и зрелищ студенты только раскрывали рты, запросто веря в каждое слово гриффиндорских сплетниц. Наконец девушка устала бороться против клеветы и начала избегать и малейших намеков на разговоры о Пожирателях.
Тем не менее, избегать Гарри и Рона оказалось невозможным, и тревожные рассуждения о побеге преследовали её каждый вечер. Волнение парней было для волшебницы понятным, но она все равно неприязненно морщилась, едва они снова заводили больную тему. Больше всего загорелся Рон, остервенело ненавидящий все, что было связано с Войной. Гарри же больше устало и задумчиво молчал, со страхом ожидая очередного удара. Не успели еще раны прошлых битв затянуться на памяти Избранного, а уже грозили появиться другие.
К выходным у Гермионы уже дергался глаз и начал проявляться нервный тик. Чары успешно чинили свои козни, примешивая чувство глубокой тоски по слизеринцу плюсом ко всем остальным негативным факторам. Волшебница чувствовала физическое неудовлетворение, и от этого приходила в полнейшее раздражение. Желать прикосновений Малфоя в такие темные времена было смешно и стыдно. Ночами она прокручивала в голове события той горячей и смутно запомнившейся ночи в Мэноре и закусывала одеяло, отчаянно жмурясь из-за жгучих ощущений в животе. Прикасаться к себе девушка не имела возможности — чары предусмотрительно жалили её при каждой попытке удовлетворить себя самостоятельно. Но все же возбуждение было не таким сильным и непреодолимым, как тогда, и потому Гермиона, скрепя сердце, более-менее удачно справлялась с ним. Еще больше, чем собственные развратные сны, раздражало то, что Малфой не пытался связаться с ней никаким из множества доступных способов. Волшебница могла врать кому угодно, но не себе. Она ждала любой вести из Мэнора. Любой, в которой она могла бы почувствовать присутствие Малфоя и — хотя бы морально — его близость. В минуты трезвой рассудительности Гермиона все-таки пыталась втолковать себе, что Драко переживает нелегкие времена и слишком занят, однако девичья спесивость гаденько нашептывала ей обидные словечки.
Кроме всего перечисленного, со всех сторон на измученную гриффиндорку давили слухи и беспочвенные доводы студентов, не имеющих к происходящему совершенно никакого отношения. Хотелось хоть толики понимания и поддержки.
В то утро Гермиона наконец увидела Теодора. Он собирал свои вещи в башне старост.
— Теодор! — Гермиона, совершенно забыв про все, что произошло ранее, бросилась к нему с радостной улыбкой. — Как хорошо, что я тебя наконец встретила!
— О, — Нотт рассеянно остановился, изумленно посмотрев на волшебницу. — Я не ожидал встретить тебя перед отъездом.
— Что? — улыбка волшебницы стремительно погасла.
— Я сдал экзамены заранее и уже получил документ о завершении обучения. Мне нужно срочно заняться семейными делами, — отмирая, бесстрастно ответил Нотт и выдвинул еще один ящик, лихорадочно перебирая бумаги.
— Но почему так внезапно?
— Мне здесь больше делать нечего. Сын сбежавшего Пожирателя — такой себе староста школы, — горько усмехнувшись, Нотт выпрямился и посмотрел на Гермиону, больше не пряча глаза.
— Это ложь, — прошептала Гермиона дрожащим голосом. Она чувствовала, как обида клокочет внутри. Всю неделю она провела в моральном одиночестве, и что же теперь делал Нотт, еще несколько дней назад клявшийся всем святым, что готов ради не неё на все? Позорно сбегал! — Ты же не трус, Теодор! Нам сейчас нужна твоя помощь. Драко совершенно разбит, и мистер Волнер…
— Я уже помог вам однажды. Ничем хорошим это не закончилось, — голос Теодора звучал слишком неуверенно для человека, который произносил самые лживые слова в своей жизни. — Да, Гермиона, я сбегаю, но лишь для того, чтобы не лишиться всего. Когда-нибудь я получу то, что заслуживаю. И простым нахождением подле тебя мне этого не добиться.
— Как же… я? — волшебница обессиленно опустилась на диван. — Ты говорил мне такие сладкие слова, когда мы были на банкете, но они оказались фальшивками!
— Я говорил правду! — воскликнул Теодор, резко приближаясь к девушке. — Поймешь это… позже… — пальцы юноши едва ощутимо провели по волнистым прядям, заправляя их за ухо. Пристальный взгляд и жаркое дыхание были совсем близко, и Гермиона замерла, поражаясь такой наглости.
— Я нуждаюсь в этом прямо сейчас.
— Если бы я только мог доказать, как сильно… — Нотт шумно вдохнул, задерживая взгляд на приоткрытых губах волшебницы. — Невыносимо сильно желаю видеть тебя подле себя. Но не могу. Сейчас, по крайней мере. Запомни: придет день, и ты станешь моей.
— Теодор, это… — возмущенно вскинув брови, Гермиона вцепилась пальцами в подлокотники.
— Молчи. Я бы хотел оставить последнее слово за собой. Ты же не думала, что я намерен до конца времен изображать из себя хорошего мальчика? Я не уступаю Малфою, не переживай. Побеждает тот, кто умеет ждать.
Быстро отпрянув, Нотт бросил на Гермиону последний долгий взгляд, и, чему-то усмехнувшись, вышел из помещения. Волшебница приходила в себя еще некоторое время после ухода Теодора, потому что его слова окончательно выбили её из уравновешенного состояния. Одиночество липкой паутиной окутало все тело, и девушка вдруг почувствовала такой приступ отчаяния, что тут же расплакалась, остервенело сжав ладонями деревянные подлокотники. Пожалуй, даже круциатус по сравнению с подобными муками был всего лишь малым злом. Гермиона могла пощупать руками безысходность и потерянность, обступившие её со всех сторон.
— Грейнджер? — дверь в башню снова распахнулась, и волшебница вскинула на неё взгляд, полный надежды. — Что с тобой?
Блейз Забини выглядел уставшим и сильно повзрослевшим. Кажется, дни в Мэноре, подобно дементору, высосали из него все положительные эмоции. Застыв в проходе, юноша неуверенно обвел Гермиону взглядом, будто размышляя, стоит ему докучать девушке своим участием, или нет.
— Малфой тоже в школе? — только и сказала она, вытирая позорные слезы. Злость вскипала с новой силой. Ответ был не нужен. Очевидно, что Блейз вряд ли покинул бы Мэнор, оставив Драко одного со своими проблемами. Забини замолчал, и от этого стал выглядеть еще более нелепо. Гермиона не хотела срывать свою злость на ком попало, но, с другой стороны, Блейза никто не просил нарываться на брошенных и безумно разозленных кое-чьим игнорированием гриффиндорок. — Черт возьми, если ты сейчас же не скажешь, где околачивается этот мерзкий самодовольный кретин, пока я здесь схожу с ума от неизвестности, то клянусь, — Гермиона угрожающе подняла палочку. — Я прокляну вас всех на десять поколений вперед.
— Тише, дорогуша! — Блейз нервно улыбнулся, прижимаясь спиной к дверному косяку. — Мы только что вернулись, и Драко вызвала Макгонагалл.
— Да? — Гермиона пару раз моргнула, а потом стыд захлестнул её с головой. Наверняка Блейз посчитал её взбалмошной истеричкой. — Прости, я просто…
— Ничего, — махнул рукой Забини. — Я был мальчиком для битья целую неделю. Твои слова — всего лишь детский лепет по сравнению с древними темными проклятьями, которыми Малфой сыпал чаще, чем дышал.
— Как он сейчас? — все еще отводя взгляд, спросила Гермиона.
— К счастью, всю неделю он был занят документацией и бесконечными визитами в Министерство и Гринготтс. Поскольку Драко совершеннолетний, все проблемы легли на его плечи. И слава Мерлину! — Блейз показательно вознес глаза к небу. — У него не было времени даже на траур и пьянство. Сейчас, кажется, Драко уже лучше, хотя он по-прежнему не спит ночами.
— А миссис Малфой?
— Не разговаривает и почти не ест, но с ней остались специально приставленные люди. Теперь Драко будет переживать еще и за мать… Не буду скрывать: я считаю, что миссис Малфой следовало бы держаться куда лучше хотя бы ради сына.
— Так, говоришь, он сейчас у директора? — Гермиона разгладила школьную юбку, смявшуюся от неаккуратного сидения в кресле, а потом вскинула на Блейза уверенный взгляд.
— Должен был уже освободиться, — пожал плечами слизеринец. — Наверняка направился в комнаты. Он говорил, что планирует сегодня как следует надраться.
— О нет… — простонала Гермиона. — Можешь помешать ему?
— Я понимаю, что не вызываю у тебя доверия, Грейнджер… Но считать меня самоубийцей!
— Тогда проведи меня в подземелье! — с готовностью выпалила она. Волшебнице её идея казалась безупречной, но вот Забини такого мнения не разделял.
— Ну уж нет. Я на такое не подписывался. Ничего с Малфоем не случится, если он выпьет пару…
Гневный взгляд Гермионы прервал его на полуслове. Блейз нервно сглотнул, а потом обреченно застонал.
— Черт бы побрал этих гриффиндорцев…
Через пятнадцать минут Гермиона, облаченная в чары невидимости, уже стояла посреди гостиной Слизерина. Здесь было не слишком многолюдно, потому что большая часть студентов в выходные предпочитала выбираться в Хогсмид, на квиддичное поле или куда-нибудь еще подальше от школы. Полумрак гостиной ухудшил и без того поганое настроение, и Гермиона подумала, что не смогла бы прожить в этой пещере и месяца. Наверное, всем слизеринцам бесплатно оказывались услуги психолога, ведь такая атмосфера, была уверена волшебница, вызывала глубокую депрессию.
— Наша комната, — Блейз подошел к двери, и, потоптавшись у порога, сделал вид, что что-то забыл, а потом развернулся к выходу. — Удачи, Грейнджер. Если что, не являйся мне призраком по ночам. И не проси скидываться на собственные похороны.
Пропустив остроты мимо ушей, Гермиона толкнула дверь и вошла в комнату. Обстановка здесь была куда лучше, но все же до отметки «хорошо» не дотягивала. Однако разглядывать интерьер слишком долго не пришлось. На одной из кроватей она обнаружила знакомую сникшую фигуру и, поспешив снять чары, направилась к ней.
— Малфой, — выдохнула она со всем презрением, на которое только была способна.
— Какого… — Драко быстро поднял голову, и его глаза, до этого зажмуренные, широко открылись навстречу осуждающему взгляду. На прикроватной тумбочке покоился стакан, полный янтарной жидкости. — Грейнджер. Ну конечно. Пришла проедать мне мозги? Извини, ты опоздала! — Малфой хрипло рассмеялся, отхлебнул из стакана, и только тогда Гермиона заметила, что белки глаз Драко воспалены краснотой. — Министерство, старуха Макгонагалл, Волнер, десяток авроров, адвокаты и владельцы банков… Обидишься, если скажу, что они справились с твоей задачей не в пример лучше?
— Я волновалась. Все эти дни от тебя не было ни одной вести, — уже более спокойно ответила Гермиона, невозмутимо отставляя стакан подальше.
— Мне не до твоих капризов. Хватит и Пэнси. Уходи, если пришла снова осуждать меня. Я устал, Грейнджер, — Драко раздраженно потер переносицу и махнул рукой. Девушка не сдвинулась с места. — Ну же, беги и пожалуйся Нотту!
— Он уехал.
— Что? — Драко недоумевающе хмыкнул, но потом расслабленное выражение усталости снова легло на черты лица слизеринца. — А, в прочем, мне не хочется разбираться еще и в этом дерьме. Если это все, что ты хотела сказать, то уходи. Мне нужно побыть одному.
— Не хочу.
— И что же ты будешь делать? — Малфой усмехнулся, снова дотягиваясь до стакана и медленно отпивая из него. — Стоять над душой с участливым видом, а потом пойдешь спать с чувством выполненного долга? Достойно гриффиндорки.
— Прекрати язвить, я лишь хочу помочь. Есть куча способов для снятия напряжения кроме алкоголя. Он не поможет. Сначала станет легче, а потом ты протрезвеешь, и все навалится заново, — растолковала Гермиона, про себя замечая, что её тон пугающе похож на профессорский. Малфой был прав. Она не могла помочь ему. По крайней мере — своими нравоучениями. Не было смысла злиться на Драко за то, что он был привычно резок. Почти неделю юноша находился среди людей, стремящихся насолить ему, и обвинять Малфоя в жестокости было бы настоящим преступлением со стороны человека, который искренне желал облегчить его ношу.
— Мерлин, Грейнджер! Из-за тебя моя голова разболелась ещё сильнее, — поморщившись, прошипел Драко, однако сказать о том, чтобы она поскорее уходила, не удалось. Теплая ладонь легла поверх руки, в которой был стакан. Гермиона медленно сглотнула. Ощущения были такие, словно она играла в русскую рулетку. Тем не менее, отступать девушка не собиралась. Отведя руку Драко в сторону и заставив его опустить стакан на тумбочку, девушка слегка наклонилась, замечая заинтригованный и насмешливый взгляд. Даже если то, что она собиралась сделать, не имело никакого смысла, Гермиона чувствовала потребность в этом. В определенный момент Драко поддержал её, а теперь нуждался в помощи сам. Любые отношения должны были строиться на взаимности.
— Я на твоей стороне, — прошептала девушка. — И правда, — её лицо замерло совсем близко от лица Драко. — Правда хотела бы взять на себя хотя бы часть той тяжелой ноши, которая на тебя свалилась.
Последние звуки её слов Малфой ощутил губами, и ему показалось, будто у этих фраз был привкус шоколада. Теплые сухие губы прижались к холодным и влажным от алкоголя в мягком, успокаивающем поцелуе. Оба затаили дыхание. Гермиона — из-за страха, Драко — от восторга. Она впервые прикасалась к нему по собственной воле, и этот безобидный поцелуй сильнее любого страстного скрутил сердце и ударил по вискам электрическими разрядами.
— Ты права, — прошептал Малфой, не отрывая взгляда от отстранившихся губ. — Мне не нужен алкоголь.