Подвалы твоего сердца.

если смерть подберётся к порогу,

и ты спросишь, ликуя глядя,

что хочу взять с собою в дорогу —

пожелаю

тебя

«15 апреля 1791

Сегодня на меня и мою дражайшую супругу наложили связывающие чары. Отец слепо считает, что мы поддадимся примитивной магии и бросимся друг на друга с неестественной животной страстью. Все это глупости, разумеется. Мы с Элафией хорошо посмеялись, ведь и без магии вполне всем довольны. Я не люблю её, она не любит меня, и мы абсолютно и бесповоротно счастливы.

Женщина, предпочитающая любовь достатку, поступает как женщина, но если наоборот — как разумное существо. В новой миссис Малфой я больше всего ценю именно разумность, и, пожалуй, еще умеренность взглядов и покладистый нрав. Кроткая, но весьма уверенная, она составляет мне прекрасную партию. Элафия ниже меня всего на полголовы, и потому мы восхитительно смотримся на приемах. Кто-то говорит, что у нас будут прекрасные дети, но это все вздор. Для создания наследников необходимы некоторые эмоции, а Элафия вызывает у меня только чувство аппетита (к еде, разумеется), когда мы приветствуем друг друга за обедом.

Кажется, миссис Малфой имеет весьма неоднозначные отношения с моим кузеном Аланом Роузером, но это не является проблемой, пока не распространяется за пределы моих наблюдений. Кажется, как истинному Малфою, мне следовало бы вступиться за свою честь, но бороться с эмоциональными всплесками непостоянной барышни я не считаю необходимым. Пусть развлекается, пока мою компанию составляют прочие любвеобильные волшебницы…»

Драко захлопнул толстый кожаный дневник, неоднозначно усмехаясь. Записи его прадеда оказались куда более интересными, чем сухие выдержки из книг об истории рода. Из аккуратных строчек, выведенных Септимусом Малфоем, можно было почерпнуть куда больше информации о борьбе с заклятьем, потому что именно он и его супруга были теми, кто выдержал против чар больше всего — два месяца.

Два месяца, но не весь срок. Малфой с досадой фыркнул. Ему стоило прилагать больше усилий к поиску обратного заклятья, однако ни моральных сил, ни особого желания у юноши не было. Можно было бы скинуть эту работу на Грейнджер, но Драко был уверен, что если он отдаст семейную реликвию в руки нечистокровной волшебницы, Септимус перевернется в гробу, а потом будет грозно орать на всех с портрета в Малфой-мэноре. Этого хотелось меньше всего.

— Драко, — в гостиную Слизерина вошел Забини и, заметив Малфоя, кивнул. — Вчера тебя не было.

— Уезжал по делам, — коротко ответил блондин.

— С Грейнджер? — усмехнувшись, Блейз опустился на кресло рядом. — Я увидел вас, когда проходил мимо главного входа, — опережая вопрос, пояснил юноша.

— Меня не выпускают без сопровождения, — безразлично пожал плечами Драко. Вряд ли он стал бы рассказывать это кому-то кроме Забини. Свой статус Малфой пытался скрывать, потому что не хотел давать почву для злорадства завистливых однокурсников.

— Мне жаль, — честно и тихо сказал Блейз, прекращая улыбаться и серьезно смотря в глаза Драко. — Правда.

— Не нужно, — процедил Малфой сквозь зубы, впиваясь пальцами в обложку дневника. — Не забывай, кто я такой.

— Брось, Драко, — собеседник покачал головой. — Я все понимаю. Если будет нужна помощь — только скажи.

— Подлизываешься? Не боишься, что слизеринцы будут косо на тебя смотреть? — Малфой усмехнулся, поднимаясь с кресла.

— Они просто жалкие трусы, — все с той же проницательной серьезностью заметил Забини. — Сплетничают за твоей спиной, но стоит тебе появиться в непосредственной близости, их гадкие языки отсыхают, — юноша скривился и усмехнулся.

Драко должен был признать, что Блейз здорово поднял ему настроение своими ироничными фразами. Оба слизеринца немного помолчали, ощущая себя вполне комфортно в компании друг друга.

— Не собираешься ходить на занятия? Ты истинный волшебник, Драко, раз умудряешься оставаться старостой.

— Мне все равно, — повел плечами юноша. — Если они так хотят, пусть снимают меня с поста. Это уже не имеет значения. Вряд ли кому-то в Азкабане будет интересно слушать от моего отца кичливые рассказы о том, что его сын — староста обожаемого всеми чистокровными Слизерина.

— Это твое дело, но все-таки подумай еще, — покачал Блейз головой. — В конце концов, дела с твоей репутацией куда лучше, чем ты думаешь.

— Я знаю, как обстоят дела с моей репутацией! — снова огрызнулся Драко, на периферии понимая, что ругается, возможно, с единственным другом. — Не нужно думать, что я незрячий глупец!

— Какой вспыльчивый! — терпеливо ответил Блейз и мягко улыбнулся, будто разговаривал с ребенком. — Не хочешь потренироваться на поле завтра? Скоро Кубок Школы, будут соревноваться все факультеты. Если начнешь заниматься сейчас, капитан обязательно примет тебя обратно в команду. Он уже весь исплевался, наблюдая за новичками. Все время говорит, что Слизерин может одержать победу только с прежним ловцом.

Блейз слишком хорошо выучил нарциссизм Драко за все эти годы, поэтому точно знал, на что давить, чтобы вернуть друга к жизни. Квиддич являлся одной из тех сфер, в которой Малфой был по-настоящему хорош, и потому произнесенная лесть была вполне оправдана.

— Я подумаю, — неуверенно ответил Драко, хотя слова Блейза произвели сильное впечатление. Уже слишком давно никто не говорил о нем, как о ком-то важном и нужном.

Кивнув головой вместо прощания, Малфой направился в свою комнату. Хотелось отдохнуть от собственных мыслей, но юноша знал, что смена места его бессмысленного времяпрепровождения не выгонит тяжелые раздумья из головы. А вот игра в квиддич вполне могла бы дать результаты. Нужно было только прийти в форму после длительного перерыва.

Упав на свою кровать, Драко еще несколько минут обессиленно пялился в потолок, раздумывая о том, стоит ли снова выходить на поле. Будет ли рада ему команда? …А какая, к черту, разница? Как будто он играл ради них! Пусть засунут свои желания подальше — он будет делать то, что захочет, и никакие косые взгляды не сведут его с пути!

Впервые Драко почувствовал, что оковы, в которых он находился так долго, понемногу разжимаются. Кто-то словно расслабил холодные пальцы на его шее, и дышать стало куда свободнее. Еще немного полежав с закрытыми глазами, слизеринец решил, что стоит продолжить изучать дневник Септимуса Малфоя. Хоть какая-то деятельность, даже самая бессмысленная, была необходима.

«20 апреля 1791

Хочу избавиться от своих мыслей, поэтому оставляю их здесь.

Сегодня утром я проснулся с четким ощущением тянущей пустоты внутри. Совершил конную прогулку, заехал к знакомой одинокой леди, просадил в хорошем баре целое состояние, упиваясь дорогим алкоголем, однако мерзкое чувство не исчезло. Та самая леди, о которой я упомянул, невероятно хороша личиком, однако сегодня (не знаю, что было тому причиной) выглядела такой серой и скучной, что я чуть ли не зевал, когда её тяжелые неуклюжие руки обвивали моё тело. Ушел от неё, даже не получив того, за чем приходил. Кажется, на этом наши встречи окончены.

Вернулся в поместье в слегка нетрезвом состоянии и тут же столкнулся с Элафией. Миссис Малфой искала вазу для роз в её руках. Яркий румянец на щеках свидетельствовал о том, что этот веник она получила от мужчины. Как глупо! И зачем искать вазу самой, если есть домовики? Я спросил её об этом и, не получив внятного ответа, сравнил с прислугой. Элафия ничего не ответила, только отпустила колкое замечание относительно моего состояния и прошла мимо, словно я был случайным посетителем особняка.

Сегодня она надела платье из темно-синего шелка, который очень плотно обхватывал её бедра и высоко вздымающуюся грудь. Любой мог заметить её ярко выделяющиеся округлости и изгибы, даже когда она просто шла. Уж как, вероятно, был рад ничтожество Роузер! Я нашел его в библиотеке — взволнованного, словно мальчишку. Когда я зашел, он с такой надеждой повернулся ко входу, что, право слово, я почувствовал себя виноватым в том, что не являюсь Элафией. Он что-то бессвязно бормотал, пока мы вместе дожидались мою супругу. Я тайно злорадствовал нарушению их уединения.

Когда же Элафия все-таки появилась, держа в руках потрясающую фамильную вазу, лицо её изменилось почти так же, как и у Роузера, когда он меня узрел. Я хотел было расхохотаться, но это могло показаться неприличным, и поэтому я только поинтересовался, не мешаю ли им. Получив вежливый, но сквозивший недовольством ответ, я принялся наблюдать.

Оба краснели и бледнели, переглядываясь друг с другом, и меня выводил из себя совершенно неэлегантный вид моей супруги. Обычно хладнокровная и сдержанная, она вдруг стала подобна шестнадцатилетней девчонке, влюбившейся по уши. Нет же! Я думал, Элафия куда разумней. Пустота, преследовавшая меня в течение всего дня, переросла в ярость, истоки которой я не осознаю до сих пор, мечась в гневе куда более понятном. Гневе на себя.

Злость никогда не становится хорошим спутником в поступках, а уж вместе с алкоголем она вовсе распускает руки над волей и совестью. Небольшого щелчка пальцев хватило, чтобы ваза, стоящая на столике между нашими креслами, вдруг накренилась в сторону доходяги Роузера и низвергла на него свое содержимое. Да, хрупкий фарфор разбился, но какое удовольствие я получил от неловкого вздоха Элафии и мокрого костюма кузена! Сорняки рассыпались по полу, но вздорная миссис Малфой вдруг опустилась на колени и принялась собирать их своими тонкими дрожащими руками. Острые шипы кололи её пальчики, однако она не обращала внимания. В её взгляде было столько ужаса, будто на полу раскинулись осколки её жизни, а не жалкие цветы, подаренные Роузером!

Я опередил кузена, который хотел остановить бессмысленные действия Элафии, орошающей белые бутоны своей кровью, и схватил её за запястье, поднимая на ноги. Она здорово разозлила меня, представ перед гостем в таком неприглядном положении. Ни одна миссис Малфой ещё не ползла на коленях ради каких-то нелепых роз, и я не собирался позволять своей супруге становиться первооткрывательницей.

Оставив Роузера на попечение домовых эльфов, я повел супругу в её комнату с намерением запереть там до скончания веков. Она, кажется, вырывалась и что-то возмущенно лепетала, однако я не обращал внимания. Пустота, сосущая мою душу с самого утра, отступала, оставляя лишь какое-то болезненное возбуждение сознания. Кожа на запястье Элафии оказалась куда более приятной, чем у той мисс, к которой я наведывался с утра. Да, та девушка была всего лишь нелепым подобием женственности. Ей было далеко до миссис Малфой, лишь звание которой украшало любую в сто крат!

“Если захотите еще раз встать на колени, дорогая, только скажите мне, и я предоставлю вам такую возможность в куда более полезном деле!” — вот что я сказал Элафии, залечив её раны… Нет! Это говорил тот непонятный радостный гнев, злорадство, алкоголь, но не я! Оставив супругу в одиночестве, я все-таки запер дверь заклинанием. И даже боюсь у себя спросить, зачем.

Совсем недавно, выпроводив недовольного кузена, я приказал домовику разузнать, как там миссис Малфой. Он сообщил, что госпожа плачет.

Мерзкий Роузер»

Драко вскинул брови, откладывая дневник в сторону. Да, наблюдать за действием чар было забавно, однако не тому, кто был от них зависим. Еще из первой записи слизеринец понял, что его прадеду было откровенно наплевать на то, где находится и чем занимается его супруга. Через несколько дней после наложения чар Септимус начал чувствовать «пустоту», но при прикосновении к Элафии ощущения исчезли. Драко надеялся, что на первых стадиях достаточно было простого присутствия рядом.

Итак, следующей метаморфозой стала возникшая внезапно ревность. Пусть прадед и писал, что не понимает сути своего гнева, это было лицемерной ложью. Уверенный в своем превосходстве и неотразимости, Септимус не знал даже названия этого чувства. Может быть, до этого момента он никогда и не ощущал подобного.

Слизеринец, мерно постукивая пальцами по обложке, задумчиво переводил взгляд с одной картины, висевшей в комнате, на другую, хотя даже не заострял внимания на изображенном. Все его мысли витали вокруг действия чар. Сравнивая свои ощущения с теми, что были изложены на бумаге, Драко понимал, что, вероятно, не так сильно подвержен их действию — спасибо крови Грейнджер и тому, что она не его (слава Мерлину!) жена.

Тяга к её телу еще пока не чувствовалась в полной мере, хотя Малфой припоминал, что нагло пялился на гриффиндорку там, в своей комнате, а потом в библиотеке, когда она спала. Но ничего преступного в этом не было, так что Драко позволил себе немного успокоиться. Юноша уверился в том, что все совсем не так, как у его предков. Он найдет способ снять чары или просто выдержать их влияние. Просто ради себя и, как ни странно, Грейнджер. Драко не хотелось, чтобы она считала его Пожирателем до мозга костей, которому до головной боли необходимо причинять другим несчастья.

***

Пообещав себе больше никогда в жизни не сталкиваться с Малфоем, Гермиона упустила одну очень важную деталь: спасение Магического Мира.

Слизеринец так и не появился на занятиях. Конечно, Гермиона была этому невероятно рада, но потом вспомнила о собственном поручении и чуть не застонала от обречения. Это был как раз тот случай, когда что-то не хотелось делать до тошноты и головокружения. Снова идти к Малфою и уговаривать его, словно ребенка, девушка не собиралась. Она хотела оставить для себя хоть каплю и так разбитой гордости.

Кольцо ехидно сверкало, когда гриффиндорка переводила на него тревожный взгляд. Гермионе казалось, что все пялятся на безымянный палец её левой руки, потому прятала кисть под мантией даже на занятиях. Возможно, эти действия слегка отдавали паранойей, но лишняя осторожность еще никому не мешала, как считала сама носительница древней реликвии Малфоев.

— Ты плохо выглядишь, — послышалось справа. За обеденный стол Гриффиндора опустилась Джинни, не понятно по какой причине не севшая рядом с Гарри, как всегда. Юноши опаздывали.

— Ужасно сплю, — с неловкой улыбкой отозвалась Гермиона, неуютно озираясь на стол Слизерина. Драко не было. Что ж, так даже лучше.

— Может, мадам Помфри выпишет тебе какое-нибудь снотворное зелье? — с искренней заботой предложила девушка, но Гермиона покачала головой.

— Пожалуй, лучше яду, — криво усмехнувшись, старшекурсница снова покосилась на место, где обычно восседал Малфой.

— Что-то случилось? — кажется, шутка Гермионы оказалась весьма неудачной, потому что Джинни испугалась. Отпускать колкости на тему смерти после войны было просто преступлением.

— Ничего такого, с чем я не могла бы справиться сама, — с натянутой улыбкой произнесла девушка, ковыряясь вилкой в пасте. — Не переживай. И не пытайся помочь мне через Гарри.

— Это все из-за Рона?

— Джинни…

Вопрос оглушил Гермиону. Она старалась не думать про это после того дня в Малфой-мэноре, когда мерзкий Пожиратель подсмотрел её сон. Малфой увидел то, чего видеть никогда не должен был. Тема её отношений с Роном была запретной даже для близких друзей, так что уж говорить о слизеринце! Но, с другой стороны, дело было совершенно не в том, что юноша увидел неудачную попытку Рона сблизиться.

Волшебница ужасалась: она посмела обвинить врага в том, что он не помог. Как будто между ними было нечто большее, чем ненависть. И, к своему удивлению, в глазах и словах Малфоя она узрела раскаяние. Он действительно жалел о том, что произошло, и от этого становилось только больнее. Лучше бы он просто посмеялся и выразил надежду повторить пытку, но не смотрел на неё такими виноватыми глазами, оправдываясь двумя фразами.

Да, когда Беллатриса пытала её, Малфоя не было рядом. Он ничего не мог сделать, даже если хотел. Тёмный Лорд мог убить его семью. Определенно, Гермиона поступила бы так же. Ко всему прочему, она видела, как колеблется слизеринец, выполняя приказы отца и тетки. Однако он ничего, совсем ничего не сделал — ни хорошего, ни плохого; и от этого становилось еще больнее. Чтобы считать его закоренелым злодеем, Гермионе требовались увесистые доказательства, а их пока не было. Драко не олицетворял концентрированное зло, но и не являлся сосредоточием добра, а его склонность в одну из сторон являлась загадкой. Загадкой страшной и интригующей, поэтому Гермиона старалась больше не смотреть в глаза Малфоя лишь потому, что боялась увидеть окончательный выбор.

Они вернулись в школу вечером того же дня, но не перекинулись ни одним словом. Даже вынужденное касание для трансгрессирования было сродни пытке для обоих. С удивлением Гермиона заметила, как успокаивает её внутренние переживания касание прохладной ладони Малфоя. От этого тошнило, но тело и сознание упрямо расслаблялись. Неприятные эмоции, раздирающие Гермиону, вернулись только к ночи, снова нашептывая о том, что о сне она может и не мечтать. И волшебница так и не заснула. Действие чар, поощряющее любое сближение связанных, иссякло, возвращая девушке чувство вины, одиночества, раскаяния, стыда и еще много чего. Ночь оказалась невыносимо длинной.

И теперь, находясь в теплом обеденном зале Хогвартса, Гермиона чувствовала, как неконтролируемо на неё накатывает чувство усталости. Веки просто опускались, будто кто-то тянул их вниз, но впереди было еще занятие по зельеварению. О пропуске не могло быть и речи, хотя в последнее время Гермиона понимала, что занятия проходят для неё впустую — всю программу она всегда знала на несколько месяцев вперед.

— Привет! — громкий голос резко вывел волшебницу из раздумий. За стол перед ней тяжело плюхнулись Гарри и Рон. Оба они казались уставшими, но раззадоренными.

— Снова тренировались? — Джинни повела плечами, с неудовольствием косясь на своего парня. Из-за приближающегося Кубка Школы Гарри проводил почти все свое свободное время на поле для квиддича.

— Это последняя битва! Мы просто не можем проиграть этим слизнякам! — пылко выкрикнул Рон, и на него оглянулась добрая половина зала, включая студентов Слизерина.

— Успокойся, — Джинни шикнула на брата. — Ты же не хочешь, чтобы тебя кто-то «случайно» проклял до матча?

Гарри прыснул в кулак, по-доброму смеясь над вспыльчивостью друга. Гермиона, наблюдая за перепалкой, невольно забыла все те проблемы, которые мучили её еще несколько минут назад. Она ощутила себя на несколько лет младше, беззаботнее и свободнее, а потому не хотела, чтобы эта легкость исчезала.

— Я видел ловца из их команды, — уже тише продолжил Рон. — И он просто отвратительный! Нужно сказать спасибо Малфою за то, что он благополучно забил на тренировки! — в голосе юноши сквозило довольство собой от того, что именно он сообщает такой приятный для команды Гриффиндора факт.

— Он больше не играет? — Гермиона вскинула брови, пытаясь придать своему голосу непринужденность.

— Не выходил на поле после Битвы, — пожал плечами Гарри, менее увлеченный новостью о бездарном ловце Слизерина.

— Почему? — выпалила волшебница, но уже потом осознала, что раскрыла свой навязчивый интерес относительно дел Малфоя.

Друзья уставились на гриффиндорку с тревожным удивлением. Она не произносила имя Малфоя ни разу со дня битвы и, кажется, вполне благополучно забыла его. Так почему сейчас, когда разговор зашел про слизеринского гордеца, в её глазах вдруг вспыхнул интерес, граничащий с негодованием?

— Малфою сейчас паршиво на своем факультете, — первым очнулся Гарри, пытаясь не придавать значения необычности темы для разговора. — Одни тайно ропщут на Победу и считают его предателем, а другие, пострадавшие от войны, ненавидят за причастность к армии Пожирателей. Таким образом, не остается ни одного человека, который бы не ненавидел Малфоя.

— Так ему и надо, — злобно выплюнул Рон, вытягивая губы в искривленную яростью линию. — Жаль, что он не попал в Азкабан, как и его папаша.

— Рон! — Джинни нахмурилась, осуждающе смотря на брата.

— Он прав, — обратился Гарри к своей девушке. — Малфой виноват.

— Но не настолько, чтобы быть наказанным таким способом! — тихо прошептала себе под нос гриффиндорка, и Джинни, услышавшая эти слова, недоумевающе покосилась на подругу. Рон и Гарри, к счастью, не расслышали последней фразы подруги из-за шума в зале, потому только вопросительно нахмурились, надеясь, что Гермиона повторит.

— Я пойду, — брякнув вилкой о стол, оповестила гриффиндорка. — Нужно подготовить все для следующего занятия. Профессор дал мне поручение, — нахмурившись, девушка принялась собирать вещи в небольшую сумку, все время пытаясь скрыть кольцо. Оно вдруг принялось довольно сиять, и Грейнджер выругалась про себя. — Не опаздывайте! — напоследок строго бросила Гермиона, и только в этот момент друзья узнали её прежнюю.

— Ты бы поговорил с ней, — задумчиво протянул Гарри, даже не поворачиваясь в сторону Рона.

— Она постоянно бегает от меня, словно я паршивая собака! — возмущенно пробормотал тот. — Не собираюсь и дальше унижаться…

Джинни раздраженно цокнула языком, недовольно переглядываясь с Гарри. Этот детский сад надоел уже всем вокруг, а отношения Рона и Гермионы стали больной темой всех друзей, так как угрожали их прежнему единству.

Тем временем Гермиона спешным шагом миновала несколько коридоров, желая скрыться от всего мира. Подойдя к одному из огромных витражных окон, она обессиленно опустилась на подоконник. На самом деле, никаких поручений и в помине не было, и волшебница покинула зал лишь затем, чтобы не наговорить еще каких-нибудь компрометирующих её положение вещей.

— Да что с тобой не так? — простонала Гермиона в свой адрес, макушкой утыкаясь в холодную стену. Кольцо перестало светиться, и девушка начала подозревать, что это свечение ей вообще показалось из-за воспаленной нервозности.

— Если ты настолько убогая, что тебе не с кем поговорить, будь добра, Грейнджер, не позорься и болтай со своей вымышленной подружкой у себя в комнате.

Гермиона зажмурилась, морально готовя себя к неприятной встрече. Она молчала, потому что не хотела начинать словесную перепалку. Может, Малфой не станет продолжать и, заскучав, просто уйдет? Но Гермиона понимала, что надеяться на лучшее в её случае совершенно противопоказано.

— Неужели мои молитвы наконец-то достигли Мерлина, и твой язык рассохся и отвалился?

— Малфой, — девушка устало выдохнула, открывая глаза. Привалившись к стене около окна плечом, на неё ехидно воззирал собственный ночной кошмар. — Мы же договорились не видеться. Соскучился?

Губы Драко тут же опустились, выражая недовольство и раздражение, однако внутри все возликовало, потому как Грейнджер снова клюнула на наживку и ввязалась в бессмысленный спор.

— Научись трезво оценивать собственную персону, — едко произнес юноша.

— Тогда ни за что не советуй мне своего учителя по самооценке, Малфой. Он бездарен.

Драко вскипал, и ему нравилось это ощущение. Вообще-то он не очень хотел натолкнуться на Грейнджер, но то, что она одиноко восседала на подоконнике одного из коридоров, ведущих в подземелия, определило исход ситуации. Слизеринец не мог пройти мимо Гермионы не поддев и не разозлив, иначе бы значительно облегчил её существование.

— На будущее, Грейнджер: мои учителя не по карману твоим нищим родителям.

Если сначала Гермиона думала, что их диалог складывался вполне успешно, то теперь она снова ощутила, как горький комок застревает в горле, мешая дышать. Озлобленным взглядом девушка впилась в непроницаемое лицо Малфоя, уже осознавшего свой триумф.

— Не смей говорить о моих родителях, ничтожество! — прошипела Гермиона, вскакивая на ноги и хватая сумку. Кольцо неприятно обожгло кожу. Волшебница остановилась, вскидывая руку на уровень глаз и разглядывая покрасневший металл.

— Кого ты назвала ничтожеством, грязнокровка? — выплюнул Малфой, шагая наперерез Гермионе. Он видел, как девушка схватилась за руку с раскалившимся кольцом, и довольно усмехнулся. Однако в следующую секунду и его кольцо полоснуло огнем кожу, отзываясь на нелестное высказывание. Юноша остановился, возмущенно глядя на семейную реликвию, которая с какой-то стати решила наказать и его тоже.

Морщась от неприятных ощущений, оба замолчали, а гнев начал понемногу утихать, вытесняемый мыслями о чарах. Гермиона и Драко недовольно переглядывались друг с другом, сжимая в руках собственные запястья. Боль, хоть и утихала, все еще была свежа в памяти.

Драко, запечатлев покрасневшие от подступающих слез глаза гриффиндорки, словно очнулся. В голове всплыл вопрос о том, зачем он вообще пристал к Грейнджер и упомянул её чертовых родителей. Наверняка семья для неё была такой же больной темой, как и для него. Это, разумеется, не должно было волновать Драко, но он вдруг почувствовал ненависть к себе за то, что поступает так же, как и те, кто злорадствовал над нынешним положением семьи Малфоев.

— Слушай сюда, Малфой, — Гермиона резко развернулась, пользуясь замешательством ненавистного слизеринца. — Еще хоть раз посмеешь заговорить со мной — лучше приготовься отправиться в лазарет! — гневно выпалила она и, двигаясь преимущественно по стенке, попыталась ретироваться.

— Слишком смелое заявление для такой сердобольной, как ты, — фыркнул Драко в ответ, снисходительно поглядывая на девушку и шагая вслед за ней. Из-за того, что Грейнджер была значительно ниже, её гнев выглядел воистину смешно. — Даже если хватит духу что-то сделать, потом вечность будешь таскать мне тыквенные пироги и мочить подушки в слезах, коря себя за жестокость.

Отчасти это было правдой. Для Гермионы внутреннее спокойствие всегда было важнее мести, но в случае с Малфоем она могла поступиться собственными правилами.

— Как самонадеянно! — хмыкнула она, понимая, что вряд ли выбьет Драко из колеи такими слабыми фразочками. — Я собираюсь поднять вопрос о твоем отстранении от должности старосты, — гордо вздернув подбородок, волшебница попыталась придать своему голосу официально-деловой тон.

— И окажешь мне великую услугу, — почти сразу же выпалил Малфой, самодовольно улыбаясь. Он видел, что Гермиона сегодня была явно не в форме. Очевидно, гриффиндорку что-то терзало.

— Тогда не забудь явиться на свое последнее собрание старост, — гневно продолжила она, забыв про весь официоз. Девушка слишком ответственно относилась к своему посту, и такое наплевательское отношение просто выводило из себя. Почему же должность старост факультетов занимали столь разные люди?

— Зачем мне являться на собрание старост, если я уже не занимаю соответствующий пост? — приподняв брови, будто серьезно спросил Малфой и возликовал, заметив, как багровеет от раздражения лицо Гриффиндорки.

— Ты просто невыносим… — прошипела Гермиона и, подсознательно признавая собственное поражение, быстрым шагом направилась прочь.

Малфой довольно улыбнулся вслед убегающей, а потом тяжело опустился на подоконник, опираясь спиной о стену. Он соврал, что ему было совершенно все равно на пост старосты, однако сейчас уже ничего нельзя было поделать. Драко понимал, что если его снимут с должности, это будет честно. Он уже давно не выполнял своих обязанностей.

Развлекаясь с гордостью Грейнджер, юноша на некоторое время забывал о тяготящих его душу размышлениях, но теперь былые планы снова всплыли в голове, и Драко раздраженно поморщился. Ему было необходимо отправить несколько писем известным целителям, и поэтому он направился к Западной Башне. Надеясь ни с кем не столкнуться, Драко продолжил путь.

***

— Сегодняшнее внеплановое собрание посвящено вопросу об отстранении Драко Малфоя от должности старосты факультета Слизерин по причине неисполнения обязанностей и плохой успеваемости, — на одном дыхании произнесла Гермиона и застыла, осторожно наблюдая за реакцией всех присутствующих. Старосты остальных факультетов неуверенно переглядывались, стараясь даже не поворачивать головы в сторону виновника торжества.

Драко Малфой держался на зависть гордо, расслабленно устроившись в удобном кресле. Если бы не личное приглашение директора, он бы ни за что не явился на этот цирк, именуемым «внеплановым собранием». В отличие от остальных присутствующих, юноша не изучал взглядом столешницу и не пытался избегать требовательного взгляда Грейнджер, взявшей на себя роль судьи на правах старосты школы. Руки гриффиндорки заметно тряслись, потому что на её плечах лежала непосильная задача: рассмотреть обвинения в сторону Драко Малфоя, но, тем не менее, любым способом оставить его на должности. Директор Макгонагалл как нельзя ясно высказала свои пожелания относительно этого.

Теодор Нотт, восседающий на соседнем кресле, напряженно разглядывал Малфоя и постоянно щурил глаза. Если бы Драко не запустил учебу на последнем курсе, должность старосты школы вполне могла принадлежать ему. Ранее профессора высоко оценивали способности юного Малфоя, пророча ему великое будущее. А теперь бывший конкурент стоял на пороге краха, и это вызывало в душе Теодора ликование, смешанное с неудовольствием. Он выиграл свою нынешнюю должность в неравной битве. Драко просто не боролся, и Нотт судорожно выхватил представившуюся возможность трясущимися от волнения руками. Даже сейчас, воззирая на однокурсника со своей более высокой позиции, он задыхался от высокомерия, излучаемого Малфоем.

В отличие от всех остальных слизеринцев, Нотт расценивал Драко лишь как конкурента. Юноша презирал лицемерных однокурсников, осуждающих Малфоя за принадлежность к Армии Волан-де-Морта, хотя сами они являлись детьми Пожирателей, перекинувшихся на светлую сторону в последний момент. Размышлять о том, что и Драко уже давно не поддерживал мировоззрения Темного Лорда, слизеринцы не считали нужным, однако Теодор, как сын одного из активнейших Пожирателей, прекрасно понимал положение Малфоя. Оно было безвыходным. Отец Теодора был заключен в Азкабан на срок куда больший, чем Люциус, однако школьная жизнь складывалась для Нотта вполне удачно, потому что сам он никогда не кичился своей фамилией и не гордился приверженностью его семьи Темному Лорду.

— Мистер Малфой, вам есть что сказать в свое оправдание? — сглотнув, спросила Гермиона, на самом деле чувствуя себя судьей Визенгамота. — Может быть, мы не знаем некоторых деталей?

«Кроме тех, что моя жизнь разрушена, Грейнджер?» — с раздражением подумал Драко. Слизеринец ненавидел представления, а это собрание как раз им и являлось. Если его хотели сместить с должности, они должны были просто сделать это и не устраивать дешевый спектакль с разбирательством. В конце концов, итог будет одним: он вылетит из рядов старост.

— Мне нечего сказать, — твердым голосом произнес Драко, не отрываясь смотря на Грейнджер. Больше, чем притворное участие присутствующих, Малфоя забавляло поведение гриффиндорки. Она упрямо избегала его взгляда, глядя только прямо перед собой или в бумаги.

— Что ж, тогда сейчас мы должны рассмотреть обстоятельства и принять единственное верное решение, — с надеждой обернувшись на Нотта, пробормотала Гермиона и осторожно опустилась в кресло. Со вторым старостой школы у неё были нейтральные отношения, больше уклоняющиеся в сторону положительных деловых. Молодые люди принадлежали разным факультетам и классам, однако взаимодействию это не мешало. Собранный и немногословный Теодор как нельзя кстати подходил для оперативного решения проблем в пределах учебного процесса.

— Несмотря на то, что мистер Малфой отвлекся от учебного процесса и перестал исполнять обязательства старосты факультета, директор не желает его отстранения от должности, — с тяжелым сердцем проговорила Гермиона и тут же услышала возмущенный шепот остальных старост. Нотт удивленно вскинул брови и слегка улыбнулся, но ничего не сказал. На лице Малфоя лишь на секунду проскользнуло удивление, но вскоре он собрался и снова стал подобен каменному изваянию. Оперевшись о стол локтем, он опустил подбородок на собственный кулак, внимательно слушая, что же еще абсурдного выскажет Грейнджер. Он намеренно выставил кольцо напоказ, и когда Гермиона, вскинув взгляд, увидела злополучный магический артефакт, тут же покраснела и отвернулась. Драко весело усмехнулся, окончательно сбивая всех остальных, и прежде всего внимательно наблюдающего за ними Теодора, с толку. Староста школы, прекрасно осведомленный о натянутых отношениях между подругой Гарри Поттера и бывшим Пожирателем, недоумевающе смотрел на несвойственое им поведение.

— Это объясняется осложняющими обстоятельствами, — поспешила оправдать свои слова Гермиона. — Будет затруднительно найти подходящего на освободившуюся должность студента и обучить его, ведь до окончания осталось всего три месяца. Таким образом, замена становится слишком хлопотной и бессмысленной.

Тупое молчание вторило словам Гермионы, и она буквально съежилась под недоумевающими и озлобленными взглядами. Ненавистники Драко Малфоя существовали и вне границ Слизерина.

— Это имеет смысл, — наконец разрушил тишину Теодор, чуть наклоняясь. — Если вы готовы возобновить учебный процесс и заняться соответствующими обязательствами, совет старост будет иметь возможность вынести решение об оставлении вас на должности.

Теодор ощущал, что должен Малфою. Казалось, будто Драко дал ему шанс, опустив руки и позволив занять такое высокое положение.

— Вынужден отказаться, — резко ответил Малфой, недовольно переводя взгляд с Грейнджер на Теодора. С чего бы вдруг отпрыску того самого Нотта поддерживать его? По умозаключениям Драко, нынешний староста школы должен был ненавидеть Малфоев за то, что они подвели Темного Лорда, ведь Нотты всегда были фанатично преданы ему. Старший, по крайней мере, точно, и об этом говорило его долгосрочное заключение в Азкабане.

— Почему? — спокойно спросил Теодор, опережая возмущенный возглас Гермионы. Выдержав тяжелый взгляд Драко, юноша приподнял бровь, вопросительно качнув головой.

— Меня не интересует власть, — многозначно протянул Малфой, приподнимая уголки губ в ироничной усмешке. Он знал, что Нотт достаточно умен для того, чтобы понять истинный смысл этой фразы.

— Может, только потому, что теперь она вряд ли достанется так легко? — хмыкнул Теодор, прекрасно понимая, что Малфой иронизирует над занимаемым им положением.

Окружающие не замечали, но между юношами вспыхнул синим пламенем воздух. Ледяные взгляды чистокровных волшебников встретились в поединке. Оба юных наследника — едва заметно для остальных, но явно друг для друга — усмехались, хотя на самом деле чувствовали раздражение. Малфой был поражен смелостью Теодора, а Нотт, в свою очередь, чувствовал недоумение собеседника. Слишком давно Драко никто не давал отпор. Слизеринцы, сквернословящие в отсутствие бывшего Пожирателя, при нем боялись сказать лишнее слово даже о погоде, как будто на них была направлена палочка, заряженная «авадой». Теодор же мог говорить в лицо Малфою только то, что не постеснялся бы высказать и за спиной. Между слизеринцами существовала связь, которая витала сейчас где-то в стенах Азкабана. Отцы двух благородных семейств были заключены в сырых камерах по причине ошибки в идеалах, и их сыновья как никто другой страдали от этого.

Но у Драко не было сил и настроения спорить, и потому он, посмотрев в заинтересованные глаза Нотта еще несколько секунд, отмер, заставляя всех остальных вздрогнуть.

— Причины не важны, — резко выдохнул Малфой, опираясь ладонями на подлокотники и поднимаясь. — Важны только факты. И один из них заключается в том, что плевать я хотел на это собрание. Замещайте меня хоть горным троллем — мне все равно. Так что, Грейнджер, — он с приторной улыбкой обратился к гриффиндорке, до этого молча выслушивающей вряд ли понятный ей диалог двух слизеринцев, — будь умницей и сделай старостой кого-нибудь другого. А мне нужно идти.

Под общее молчание Драко вышел из-за стола и твердой походкой покинул небольшой зал, предназначенный для собраний. Еще несколько секунд среди собравшихся царила тишина, а потом кто-то из старост выплюнул: «Кретин». Зашуршали бумаги, ножки кресел с тяжелыми звуками заскребли по полу. Собрание было окончено.

— Предлагаю сделать старостой Пэнси Паркинсон, — равнодушно заметил Теодор, поворачиваясь к Гермионе. Рассеянно окинув его взглядом, девушка сделала неоднозначное движение головой, а потом вскочила с места. Нотт изумленно вскинул брови.

— Меня не интересует власть, — многозначно протянул Малфой, приподнимая уголки губ в ироничной усмешке. Он знал, что Нотт достаточно умен для того, чтобы понять истинный смысл этой фразы.

— Может, только потому, что теперь она вряд ли достанется так легко? — хмыкнул Теодор, прекрасно понимая, что Малфой иронизирует над занимаемым им положением.

Окружающие не замечали, но между юношами вспыхнул синим пламенем воздух. Ледяные взгляды чистокровных волшебников встретились в поединке. Оба юных наследника — едва заметно для остальных, но явно друг для друга — усмехались, хотя на самом деле чувствовали раздражение. Малфой был поражен смелостью Теодора, а Нотт, в свою очередь, чувствовал недоумение собеседника. Слишком давно Драко никто не давал отпор. Слизеринцы, сквернословящие в отсутствие бывшего Пожирателя, при нем боялись сказать лишнее слово даже о погоде, как будто на них была направлена палочка, заряженная «авадой». Теодор же мог говорить в лицо Малфою только то, что не постеснялся бы высказать и за спиной. Между слизеринцами существовала связь, которая витала сейчас где-то в стенах Азкабана. Отцы двух благородных семейств были заключены в сырых камерах по причине ошибки в идеалах, и их сыновья как никто другой страдали от этого.

Но у Драко не было сил и настроения спорить, и потому он, посмотрев в заинтересованные глаза Нотта еще несколько секунд, отмер, заставляя всех остальных вздрогнуть.

— Причины не важны, — резко выдохнул Малфой, опираясь ладонями на подлокотники и поднимаясь. — Важны только факты. И один из них заключается в том, что плевать я хотел на это собрание. Замещайте меня хоть горным троллем — мне все равно. Так что, Грейнджер, — он с приторной улыбкой обратился к гриффиндорке, до этого молча выслушивающей вряд ли понятный ей диалог двух слизеринцев, — будь умницей и сделай старостой кого-нибудь другого. А мне нужно идти.

Под общее молчание Драко вышел из-за стола и твердой походкой покинул небольшой зал, предназначенный для собраний. Еще несколько секунд среди собравшихся царила тишина, а потом кто-то из старост выплюнул: «Кретин». Зашуршали бумаги, ножки кресел с тяжелыми звуками заскребли по полу. Собрание было окончено.

— Предлагаю сделать старостой Пэнси Паркинсон, — равнодушно заметил Теодор, поворачиваясь к Гермионе. Рассеянно окинув его взглядом, девушка сделала неоднозначное движение головой, а потом вскочила с места. Нотт изумленно вскинул брови.

— Я поговорю с ним, — бросила Гермиона напоследок, хотя ей хотелось провалиться на месте. Она рассчитывала, что хотя бы в присутствии старост Малфой будет вести себя разумно, однако ошиблась. Видимо, его апатия была куда глубже, чем могла себе представить гриффиндорка, ведь, насколько она знала, раньше Драко Малфой никогда бы не упустил должность старосты, ни одним словом не пытаясь её удержать. Даже с таким потворничеством со стороны директора Малфой умудрился окончательно потерять доверие совета старост. Раньше его хотя бы уважали, а теперь только слепо боялись и тихо ненавидели.

Выслушивая сегодня просьбу директора о помощи Драко в его проблеме с лишением звания старосты, Гермиона понимала, что легко будет вряд ли, но вот того, что Малфой собственноручно будет вставлять себе палки в колеса, гриффиндорка не ожидала. Слизеринец умудрялся вредить не только всем вокруг, но и себе тоже.

Выбежав из зала собрания, Гермиона ринулась вниз по лестнице, надеясь, что Малфой не успел уйти слишком далеко. Нервно оглядываясь по сторонам, Гермиона заламывала костяшки пальцев и нервно кусала губы, понимая, что слизеринец снова смог ускользнуть. Иногда девушке казалось, что Малфой и правда может перевоплощаться в змею.

Остановившись посреди коридора и обреченно опустив руки, Гермиона протяжно выдохнула. Сердце стучало в висках, а мысли метались от одного предположения к другому. Куда мог пойти этот ненормальный? Перечислив возможные варианты, Гермиона поняла, что будет бегать по замку и окрестностям до вечера, если проверит все свои догадки.

Внезапно перед глазами застывшей в раздумьях гриффиндорки возник извивающийся луч света и, сначала немного задержавшись на месте, понесся вперед, освещая полутьму коридора. Луч исходил из завораживающе мерцающего камня в кольце.

Ни разу не усомнившись в правильности своих действий, девушка спешным шагом направилась вслед за дорожкой света, постепенно размывающейся в воздухе. Волшебница миновала несколько коридоров и одну лестницу. Остановившись у двери в кабинет Снейпа, она недоумевающе огляделась.

Дело было в том, что помещение запечатали сильнейшими заклинаниями еще несколько месяцев назад, потому что только погибший преподаватель знал, насколько опасны зелья, хранящиеся там. Многие из них он создал сам, следуя исключительным и неповторимым рецептам. У профессоров и директора пока были дела поважнее, так что ревизия в кабинете, наполовину заполненном пузырьками с мучительной смертью, оказалась оставленной на лучшие времена.

Еще раз возмущенно посмотрев на кольцо, не переставшее мерцать, Гермиона осторожно прикоснулась к ручке двери. Почти наверняка зная, что дверь не поддастся, девушка потянула её на себя, но в последнюю секунду остановилась, отдергивая руку от прохладного металла. Запоздало пришло осознание того, что она попыталась проникнуть в запечатанное помещение против правил. Однако кольцо продолжало упрямо светиться, раздражая взгляд. Гермиона высоко оценивала свои умственные возможности и интуицию, и именно они сейчас подсказывали, что Малфой находится прямо за запретной дверью.

Другого выхода девушка не видела и потому поспешила собрать волю в кулак. Наложив чары невидимости, волшебница воровато огляделась и взялась за ручку двери. Луч из кольца скользнул в замок, а там вспыхнул и затух. Дверь беззвучно приоткрылась. Устав удивляться, Гермиона тенью скользнула внутрь, замечая, что дверь за ней закрывается все по тому же волшебству. Связывающие чары не переставали преподносить все новые сюрпризы. В том, что темная магия в этих артефактах все-таки имеется, сомневаться больше не приходилось. Вряд ли взлом сильнейших запечатывающих заклинаний был под силу обычному волшебству.

Но вскоре все побочные мысли улетучились, и девушка внимательно окинула взглядом полутемный кабинет. Все было по-прежнему, и только накинутая на столы и кресла белая ткань выдавала запустение. Пузырьки с зельями все так же безупречными рядами покоились на широких полках, а на столе под светлым покровом проявлялись очертания приборов и приспособлений. Только чей-то «люмос», светящийся в дальнем углу кабинета у стеллажа с книгами, нарушал общую картину спокойствия и нетронутой истории.

Осторожно продвинувшись вперед, Гермиона всмотрелась в угрожающую тень, отбрасываемую Драко Малфоем. Юноша, оперевшись плечом на стеллаж, сосредоточенно вчитывался в строки одной из книг, по привычке перетирая страницу между пальцами. Слизеринец был спокоен и сосредоточен, но от былого напускного безразличия, которое Гермиона наблюдала на собрании, не осталось и следа. Небольшая морщинка на переносице юноши свидетельствовала о его глубокой задумчивости, и, быть может, непонимании. Губы Малфоя едва заметно шевелились в такт с прочитываемым текстом, и Гермиона поняла, что он явно озадачен написанным.

Заявляя себе о том, что совершенно сошла с ума, волшебница сделала ещё несколько шагов по направлению к юноше и, подойдя совсем близко, остановилась, потому что, как казалось, остановилось и сердце. Адреналин, взыгравший в крови, приятно будоражил, но вместе с тем чувство опасности почти разъедало сознание. Гриффиндорка понимала, что разумно было бы сбежать из этого кабинета ко всем чертям, но, так как чувство самосохранения потерялось ещё на начальных курсах, она не сдвинулась ни на шаг, продолжая наблюдать за юношей.

Откинув мантию в сторону, Драко скользнул ладонью в карман и, изящно изогнувшись, припал спиной к стеллажу. Гермиона закатила глаза и чуть было не цокнула языком. Девушка поражалась тому, что Малфой оставался позером даже наедине с собой. Хотя, с другой стороны, возможно было предположить, что все движения у него были давно отточены воспитанием и поучениями отца, и потому Драко никогда не задумывался над ними.

Вычерченные тенью скулы скользили по направлению к губам, но тонули в темноте. Едва видимые очертания Малфоя опять возвращали мысли Гермионы к античному образу темного бога, и в сердце зародился некий огонек восхищения и чувства приятной опасности. Больше, чем своего возможного обнаружения, волшебница испугалась этих ощущений.

Юноша вздрогнул и, медленно захлопнув книгу, оттолкнулся от стеллажа и встал на полную стопу. Повернувшись к полкам, чтобы поставить книгу на место, он тихо хмыкнул. Гермиона, повинуясь кричащим об опасности инстинктам, отшатнулась.

— Гоменум ревелио!

Не успев даже поразиться ловкости Малфоя, Гермиона поняла, что обнаружена — ухмылка слизеринца была тому подтверждением.

— Экспеллиармус! — выкрикнул Малфой, увидев, как отчаянная гриффиндорка вскинула свою палочку. Направленное на него оружие с глухим стуком отлетело в сторону. Поразившись рассеянности Грейнджер, Драко сделал шаг в её направлении.

— Заклинание невидимости освоила, а тихо дышать не научилась? — усмехнулся Малфой и, заметив попытку Гермионы к побегу, схватил за руку и рывком подтолкнул к столу. Загремели, падая, тяжелые приборы, а вслед за этим послышался звук разбитого стекла.

Гриффиндорка, ладонями уперевшись на покрытый материей стол, испуганно огляделась и ужаснулась тому, что стала причиной погрома в запечатанном кабинете. Однако Малфоя, кажется, это вовсе не волновало.

— Как ты сюда попала? — наклонившись над девушкой, медленно проговорил Драко, пытаясь сдержать гнев до поры до времени. Он и так слегка испугался, когда волшебница боком ударилась об угол стола.

— Люди попадают в помещения через дверь, Малфой. Тебя не учили таким простым вещам? — вздернув острый носик, съязвила Гермиона. Драко послал к чертям внутренние призывы к самообладанию, и длинные холодные пальцы сомкнулись на шее девушки.

— Как же ты тогда сказала? — он притворно задумался. — Кажется, что-то вроде «Ты не в том положении, чтобы дерзить, Малфой»? Так вот, Грейнджер, — буквально прорычал он. — Хорошенько подумай, прежде чем сказать что-то ещё.

— Это правда, — уже тише сказала девушка, медленно сглатывая и пытаясь унять страх перед вооруженным волшебником. — Я следовала за кольцом, чтобы найти тебя, и оно помогло мне открыть дверь.

Давление на шею ослабилось, и Гермиона судорожно выдохнула, не переставая смотреть прямо в глаза разъяренного юноши. Он, изучая выражение лица волшебницы, пытался понять, врет она или говорит правду. Остановившись на последнем, Драко слегка успокоился, но пальцев с шеи не убрал, а лишь переместил ладонь выше, попутно замечая, что кожа Грейнджер, даже слегка влажная от волнения, под ладонью ощущается превосходно.

— И зачем же ты меня искала? — он вопросительно приподнял бровь, подходя ближе к столу и к Грейнджер непосредственно. Она сильнее прогнулась назад, пытаясь увеличить расстояние между ними, но даже не подозревала, что своими действиями еще больше раззадоривает вскипающую чистую кровь.

— Я хочу, чтобы ты возобновил обучение и занялся тем, чем обязан, в качестве старосты, — выпалила она, ощущая, как пальцы Малфоя с шеи продвигаются все выше, перемещаясь на подбородок и щеки.

— Ты хочешь, Грейнджер? — с нажимом спросил он, стискивая щеки гриффиндорки пальцами. — А я хочу взять тебя прямо на этом столе. Что скажешь?

Гермиона бы обязательно испугалась, если бы не ехидная усмешка на лице Малфоя. Он издевался. Как всегда, прощупывая страхи и болезненные воспоминания, Слизеринец уничтожал и подавлял словами.

— Мечтай сколько хочешь, — в тон ему огрызнулась Грейнджер. — Но если это произойдет, ты наконец-то сдохнешь, — вытянув перед его лицом руку с кольцом, девушка сдавленно рассмеялась.

Веселье гриффиндорки еще больше разозлило Малфоя, и он, перехватив выставленную перед его лицом ладонь, резким движением прижал её к столу. Гермиона, болезненно зашипев, в отместку впилась ногтями в тыльную сторону ладони юноши. Он криво усмехнулся, ведь эта малейшая боль была несравнима с тем наслаждением, которое он испытывал, наблюдая за затравленным выражением лица подружки Поттера.

— К твоему сведению, моя дорогая, есть много других не менее интересных вещей, которые я могу сделать, например, с использованием твоего мерзкого рта, — хищно улыбнувшись, проинформировал Драко.

— О, своему рту я найду достойное применение прямо сейчас… — вложив в слова всю ненависть, процедила Гермиона и дернулась, стискивая зубами находящиеся в непосредственной близости пальцы Малфоя.

Обескураженный подобной дикостью юноша негромко зашипел, жмурясь от боли. Однако на этом Гермиона не остановилась и, вскинув свободную руку, схватила слизеринца за галстук и потянула на себя, наматывая ткань на кулак. Драко покачнулся и, чтобы удержать равновесие, выставил руки по обеим сторонам от девушки, торсом ощущая трепещущий от тяжелого дыхания живот Грейнджер.

— Ты будешь посещать занятия, Драко Малфой, и будешь выполнять все до единого обязательства старосты, потому что я так хочу! — разозленно прорычала Гермиона, с силой притянув мерзкого слизеринца за его мерзкий галстук еще ближе. Она не была уверена, что это сработает, но с трепетом ожидала реакции чар, решив пока не размышлять о последствиях. Конечно, это шло вразрез с их соглашением, но Малфой первый его нарушил. Он вел себя как самый последний урод, так почему же Гермионе нельзя было побыть стервой?

Легкое удушье вкупе с обжигающим гневом и зарождающимся желанием уничтожали и без того неустойчивое самообладание Малфоя.

— Еще слово, Грейнджер, и на кулак будут намотаны твои волосы, — предупреждающе заметил он дрожащим голосом и неосознанно сильнее вжался в неё бедрами.

Испуганный выдох девушки был сопровожден стремительной искрой света, разразившей своим сиянием темное помещение. Драко пронаблюдал за тем, как луч, начиная свой путь из кольца Гермионы, огибает пространство вокруг них и врывается в камень его кольца. Обреченно зажмурив глаза, Малфой ощутил, как нечто тяжелое поселяется внутри. Она загадала свое желание, и чары утвердили его. Из кольца Драко вырвался еще один луч, отличающийся лишь по цвету, и, взметнувшись вверх, застыл в воздухе, будто ожидая чего-то. Малфой понял все без лишних разъяснений. Все замерло, и лишь шумное дыхание обоих нарушало тишину запечатанной комнаты.

— Ты совершила непростительную глупость, Грейнджер, решив приказать мне, — с озлобленной иронией и легким предвкушением прошептал Малфой, снова обращая внимание на замеревший луч. — Настал мой черед загадать желание.