Глава 19
Гермиона проснулась от пронизывающего холода пустого пространства рядом. Простыни, ещё хранившие тепло их тел, были теперь лишь немым свидетельством минувшей ночи. Она приподнялась, смущённо озираясь — её одежда лежала аккуратно сложенной на резном стуле у окна, куда лучи утреннего солнца бросали золотистые блики.
Дверь с лёгким скрипом открылась, и в комнату вошла Беллатрикс. Её осанка, её взгляд — всё излучало ледяное отчуждение, будто той страстной ночи и не было вовсе.
— Что ты тут сидишь? — её голос резанул воздух, как удар хлыста. — Завтрака не будет. Покинь мои покои.
Гермиона вздрогнула, будто получила пощёчину. Её пальцы судорожно сжали край простыни — так резко контрастировал этот холодный тон с тем, что звучало в темноте прошлой ночи. В горле встал ком, но она гордо подняла подбородок:
— Я... Я просто искала свою одежду — её собственный голос прозвучал неожиданно твёрдо.
Беллатрикс замерла на мгновение, её взгляд скользнул по обнажённым плечам Гермионы, по следам своих же поцелуев, ещё розовевшим на бледной коже. Что-то мелькнуло в её глазах — что-то быстрое, неуловимое — но тут же погасло.
— Там — она резко кивнула в сторону стула. — У тебя пять минут.
И, резко развернувшись, вышла, громко хлопнув дверью.
Гермиона осталась сидеть, чувствуя, как жгучее унижение смешивается с обидой. Но больше всего её ранило другое, то, что где-то глубоко внутри, сквозь всю эту боль, всё ещё теплилась предательская надежда.
Гермиона, уже одетая, с горящими от обиды глазами, резко остановилась перед Беллатрикс.
— Что это за перепады настроения? — её голос дрожал, но не от страха, а от гнева. — Вчера ты была... другой. А сегодня смотришь на меня, как на грязь под ногами.
Беллатрикс скрестила руки на груди, её губы искривились в холодной усмешке.
— Никаких перепадов, — ответила она, и каждый звук в её голосе был как удар кинжалом. — Я дала тебе ровно то, чего ты хотела. Не более. И если ты ожидала чего-то ещё — это твоя ошибка.
Гермиона сжала кулаки. В груди кололо так сильно, что дыхание перехватывало.
— Мы обе этого хотели, — прошипела она. — Беллатрикс, ты не просто «дала». Ты... — она запнулась, подбирая слова, но Беллатрикс лишь подняла бровь, будто наблюдала за смешной попыткой сопротивления.
— Я что? — её голос звучал ядовито-сладко. — Сказала тебе что-то нежное? Прижала к себе? О, бедная девочка, ты действительно поверила, что для меня это что-то значило?
Гермиона почувствовала, как жар стыда и ярости заливает её лицо.
— Нет. Конечно, нет, — она выпрямилась, глотая ком в горле. — Но раз так, можешь не беспокоиться. Я больше никогда не подойду к тебе. Никогда.
Беллатрикс резко выпрямилась, её глаза вспыхнули опасным блеском.
— И ещё, раз мы переспали, это не значит, что тебе позволено обращаться ко мне фамильярно, — её голос звучал как лезвие. — Ты забываешься, девочка.
Она сделала шаг вперёд, и даже воздух вокруг, казалось, застыл от её холодной ярости.
— «Беллатрикс»? — повторила она, растягивая каждый слог с ядовитой сладостью. — Для тебя я — мадам Блэк. Или «профессор», если твой ограниченный словарный запас не способен на большее.
Её пальцы сжали подбородок Гермионы с такой силой, что на бледной коже сразу проступили красные отметины.
— Запомни это. И больше никогда не смей нарушать дистанцию.
Она резко отпустила её, отшатнувшись назад, будто даже это мимолётное прикосновение было ей отвратительно.
— Теперь выметайся. Пока я не передумала и не превратила твою наглость в повод для настоящего наказания.
Гермиона резко дёрнулась.
— Отлично, спасибо, что дали понять, что не стоите ни секунды моего времени, профессор.
И прежде чем Беллатрикс успела ответить, она вышла, хлопнув дверью так, что стёкла задрожали.
А женщина осталась стоять среди опустевшей комнаты, сжав кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.
Но никому, даже самой себе — она не призналась бы, что в этот момент впервые за долгие годы почувствовала нечто очень похожее на поражение.
Беллатрикс стояла посреди опустевшей комнаты, и внутри неё бушевал ураган. Гнев, ярость, что-то острое и колючее, от чего сжималось горло — всё это клокотало, рвалось наружу, требовало выхода. Она чувствовала, как дрожат её пальцы, как кровь стучит в висках, как зубы сами собой сжимаются до боли.
Обычно в такие моменты она крушила всё вокруг — разбивала зеркала, испепеляла мебель, рвала на части книги, пока не останавливалась, задыхаясь от собственной ярости. Но сейчас она просто стояла. Смотрела в одну точку на стене, где ещё остался след от её же заклятия, выпущенного неделю назад.
Почему?
Этот вопрос жёг изнутри, как проклятие. Почему она снова сделала это? Почему оттолкнула её, когда всё, чего она хотела — это притянуть ближе? Зачем ей этот холод, эти колючие слова, эта маска безразличия, если под ней скрывалось нечто такое жалкое, такое слабое, что она даже не смела, сказать это вслух?
Она провела рукой по лицу, как будто пытаясь стереть с себя следы тех эмоций, что рвались наружу.
Признать свои чувства?
Это было смешно. Это было невозможно. Она — Беллатрикс Блэк, та, перед кем трепетали враги, та, чьё имя произносили шёпотом, та, что не знала пощады. Она не могла... она не имела права...
Но тогда почему сейчас её сердце билось так, словно пыталось вырваться из груди? Почему в голове стоял её голос — «Я больше никогда не подойду к тебе» и от этих слов становилось так пусто, так холодно, будто кто-то выжег всё внутри?
Она резко развернулась и ударила кулаком в стену. Боль пронзила костяшки, но это было ничто по сравнению с тем, что творилось у неё внутри.
Слабость. Глупость. Предательство самой себя.
Но даже эти мысли не могли заглушить другой голос — тихий, настырный, который шептал: Ты её потеряла.
И самое ужасное было то, что она знала — это правда.
Беллатрикс налила виски до краёв, небрежно расплескав золотистую жидкость по полированной поверхности стола. Первый глоток обжёг горло — привычно, почти успокаивающе. Она зажмурилась, чувствуя, как алкоголь растекается по венам тёплой волной, но сегодня даже он не мог заглушить ту пустоту, что разъедала её изнутри.
Перед глазами снова встал её взгляд — эти карие глаза, полные боли и разочарования. «Я больше никогда не подойду к тебе.»
Беллатрикс резко поставила бокал, едва не разбив хрусталь.
Перегнула палку.
Да, сегодня она действительно переступила черту. В своей жестокости, в своих играх, и оттолкнула единственное, что за эти долгие годы заставило её почувствовать что-то настоящее. Не ярость, не жажду власти — а это... это другое, то, от чего сжималось горло и предательски теплело в груди.
Она с силой провела ладонью по лицу, как будто могла стереть эти мысли.
Любовь?
Глупо. Смешно. Нелепо.
Она — Беллатрикс Блэк. Чьё имя заставляло трепетать даже самых отчаянных. Она не знала любви. Не должна была знать. Любовь — это слабость. Любовь — это цепи. Любовь — это то, что ломает тебя изнутри, оставляя беззащитным перед ударом в спину.
Но тогда почему сейчас её руки дрожали? Почему каждый раз, когда она вспоминала, как Гермиона смотрела на неё перед тем, как уйти, в груди становилось так пусто?
Она допила виски одним глотком и швырнула бокал в камин. Хрусталь разлетелся на тысячи сверкающих осколков — красиво, как её собственная маска, разбитая вдребезги.
Слишком поздно.
Она знала это. Чувствовала всем своим существом. Она разрушила то, что даже не осмелилась назвать. И теперь оставалось только одно — снова надеть маску. Заморозить всё внутри. Сделать вид, что ничего не было. Но когда она закрыла глаза, перед ней снова возникло её лицо — упрямое, яростное, прекрасное. И Беллатрикс впервые за долгие годы позволила себе тихо, горько усмехнуться. Потому что даже она не могла обмануть себя.
*****
Гермиона ворвалась в общую спальню, хлопнув дверью так, что по стенам дрогнули портреты. Её щёки пылали, а пальцы судорожно сжимали складки мантии, будто она пыталась удержать себя от того, чтобы разнести всё вокруг.
Джинни, сидевшая у окна с книгой, осторожно подняла глаза. Она видела Гермиону злой, расстроенной, даже испуганной — но такое...
— Всё в порядке? — спросила она, откладывая книгу и медленно подходя, как к дикому зверю, которого не хочется спугнуть.
— Да! — Гермиона резко обернулась, и в её глазах стояли слёзы гнева. Но, увидев беспокойство подруги, сжала веки, сделала глубокий вдох. — Да... Просто...
Она не знала, как объяснить это. Как описать тот клубок эмоций, что душил её сейчас — обиду, ярость, стыд.
Джинни молча наблюдала, как её подруга сжимает кулаки, как дрожит её подбородок.
— Беллатрикс, — тихо сказала она.
Гермиона вздрогнула, будто её ударили.
— Как ты...
— О, брось, — Джинни скрестила руки, но в её голосе не было насмешки, только понимание. — Ты вся пылаешь. И если бы это был кто-то другой — Рон, Драко, хоть сам Дамблдор — ты бы уже выложила всё, не переводя дыхания. Но с ней...
Гермиона, всё ещё дрожа от ярости, раздражённо провела рукой по лицу.
— Она ведёт себя так, будто вчера ничего не было! — вырвалось у неё, прежде чем она успела подумать.
Джинни, которая как раз подносила чашку чая к губам, застыла с открытым ртом. Чашка с грохотом упала на пол, обдав обеих брызгами.
— СТОЙ. Ты что, вчера... — Джинни вскочила, глаза её стали размером с галлеоны, — ...вы с Беллатрикс ТРАХАЛИСЬ?!
Гермиона мгновенно залилась такой яркой краской, что её рыжие волосы Джинни на её фоне казались бледными. Она открыла рот, потом закрыла, потом сжала кулаки и... кивнула. Один чёткий, смущённый кивок.
В комнате воцарилась гробовая тишина.
Джинни медленно, как в замедленной съёмке, опустилась обратно на кровать.
— Ты... — она зажмурилась, тряся головой, — Ты переспала. С Беллатрикс Блэк. С самой кровавой, безумной, ненавидящей тебя тёмной ведьмой Британии.
Гермиона скривилась, скрестив руки на груди.
— Она не совсем... то есть... — начала она, но Джинни вскочила снова.
— О Боги, ты защищаешь её! — она схватилась за голову, — Ты, Гермиона Джин Грейнджер, золотая девочка Гриффиндора, только что защищала Беллатрикс «Я-вырежу-тебе-сердце-за-косой-взгляд» Блэк!
Гермиона нахмурилась, но её уши всё ещё пылали.
— Это было... сложно, — пробормотала она.
Джинни фыркнула так громко, что, казалось, разбудила бы портреты на стенах.
— О да, я уверена, это было ОЧЕНЬ сложно, — она закатила глаза, — Особенно когда она прижала тебя к постели своими...
— ДЖИННИ! — Гермиона ахнула, хватая подушку и швыряя в неё.
Джинни ловко увернулась, но не смогла сдержать смешок.
— Ладно, ладно! — она подняла руки в знак мира, но глаза её всё ещё сверкали от возбуждения, — Но ты понимаешь, что теперь ОБЯЗАНА рассказать мне всё? Каждая. Чёртова. Деталь.
Гермиона застонала, падая лицом в подушки.
— Я ненавижу тебя, — её голос был приглушён, но Джинни лишь рассмеялась.
— Ага, конечно, ненавидишь. Но вот её... — она заговорщицки приподняла бровь, — ...кажется, ты ненавидишь не так уж сильно.
Гермиона лишь глухо застонала в ответ, что, казалось, только раззадорило Джинни ещё больше.
Девушка сжала подушку в руках, её голос дрожал от нахлынувших эмоций.
— Я... я не знаю, что делать. После всего, что было между нами... она просто... выгнала меня. Как какую-то назойливую муху.
Джинни застыла с открытым ртом, её брови полезли на лоб.
— Ты хочешь сказать, что вы... переспали, а на утро она тебя просто... выставила за дверь? — её голос взлетел на октаву выше.
Гермиона кивнула, сжимая пальцы так, что костяшки побелели.
— Я сама всё испортила. Надо было просто... не садиться на неё. Не вестись на её игры, и не провоцировать в ответ.
Джинни прищурилась, изучая подругу.
— Подожди-ка... — она сделала паузу, — Ты сказала «садиться». Ты... что, сама к ней пришла?
Гермиона замерла, затем медленно, стыдливо кивнула.
— Охуеть, — Джинни присвистнула, — Значит, это ты села на Беллатрикс Блэк? В прямом смысле?
Гермиона застонала и закрыла лицо руками.
— Не надо так говорить! — её голос прозвучал приглушённо из-за ладоней.
Джинни закатила глаза.
— О да, конечно, давай будем ханжами после того, как ты оседлала самую опасную и сексуальную тёмную ведьму века, — она покачала головой, — Гермиона, ты либо самая храбрая, либо самая безумная девушка, которую я знаю.
Гермиона опустила руки, её глаза блестели.
— А теперь всё кончено. Навсегда. Я... я сказала, что больше никогда не подойду к ней.
Джинни вздохнула и присела рядом, обнимая подругу за плечи.
— Ну, учитывая, что ты буквально сидела у неё на коленях, а теперь клянёшься держаться подальше... — она сделала паузу, — Это будет интересное зрелище.
Гермиона фыркнула сквозь слёзы.
— Ты ужасная подруга.
— Зато честная, — Джинни ухмыльнулась, — И кстати... если вдруг передумаешь насчёт «никогда», я буду ждать подробностей. Всех.
Гермиона швырнула в неё подушкой, но впервые за этот разговор на её губах дрогнула улыбка.
Девушка бросила взгляд на часы и резко вскочила с кровати — время стремительно убегало, а она ещё даже не начала толком собираться.
— Чёрт! — вырвалось у неё, пока она лихорадочно рылась в шкафу, вытаскивая оттуда платье.
Джинни, развалившись на кровати с яблоком в руке, подняла бровь.
— Ого, — она протянула слово, явно наслаждаясь моментом, — Кто-то сегодня явно собирается не просто на прогулку по Хогсмиду.
Гермиона замерла на секунду, затем продолжила наносить лёгкие штрихи теней на веки, стараясь не обращать внимания на ехидную ухмылку подруги.
— Я просто показываю Кассиопее Хогсмид. Она здесь давно не была, ей нужен гид, — её голос звучал слишком ровно, слишком неестественно, чтобы быть правдой.
Джинни фыркнула, откусывая яблоко.
— Ага, конечно, — она жестом указала на Гермиону, — Только поэтому ты крутишься перед зеркалом уже двадцать минут.
Гермиона покраснела, но продолжила накручивать непослушные пряди на палец, будто это требовало всей её концентрации.
— Прекрати, — буркнула она, но Джинни уже подскочила к ней, игриво толкнув плечом.
— Слушай, если вдруг окажется, что эта «Кассиопея» — ничего... — она подмигнула, — И если ты вдруг снова окажешься у кого-то на коленях... Обещай, что расскажешь мне всё. Каждую. Деталь.
Гермиона резко обернулась, её лицо пылало.
— Джинни!
Гермиона остановила свой выбор на чёрном платье — на первый взгляд скромном, но дьявольски соблазнительном при ближайшем рассмотрении. Гладкий шёлк облегал её фигуру, подчёркивая изгибы, которые она обычно прятала под мешковатыми свитерами. Глубокий, но элегантный V-образный вырез открывал ровно столько кожи, чтобы притягивать взгляды, не переходя в вульгарность.
— Чёрное? — Джинни свистнула, обходя её вокруг. — На «просто экскурсию по Хогсмиду»? Серьёзно?
Гермиона провела ладонями по бёдрам, сглаживая несуществующие складки.
— Оно... удобное, — пробормотала она, избегая взгляда подруги.
— Ага, и ещё оно заставляет твою талию выглядеть тоньше, а грудь — больше, — Джинни щёлкнула языком. — Случайность? Не думаю.
Тонкие бретельки скользили по её плечам, а разрез сбоку открывал вид на ногу при каждом шаге. Гермиона повернулась к зеркалу, поправляя прядь волос, которая никак не хотела оставаться на месте.
— Просто... оно хорошо на мне сидит, — она всё ещё пыталась сохранить безразличный тон, но кончики её ушей выдавали смущение.
Джинни скрестила руки на груди, оценивающе осматривая подругу.
— Оно не просто «хорошо сидит». Оно кричит «я чертовски соблазнительна, но слишком умна, чтобы показывать это всем». — Она сделала паузу. — Или, может, не всем... одной конкретной ведьме, например?
Гермиона резко обернулась, собираясь что-то возразить, но вместо этого лишь вздохнула, сдаваясь.
— Заткнись, — она бросила, но беззлобно, поправляя бретельку.
— Ни за что, — Джинни ухмыльнулась. — Только представь, как её глаза полезут на лоб, когда она тебя увидит. А что будет с Беллатрикс увидь она тебя в таком виде?
Гермиона закусила губу, стараясь подавить улыбку. Она посмотрела на часы и резко вдохнула.
— Мне правда пора, — поспешно сказала она, хватая сумочку.
— Удачи! — Джинни крикнула ей вслед. — И не забудь — детали! Все!
Дверь захлопнулась, оставив Джинни одну с её довольной ухмылкой. Она плюхнулась на кровать, закинув руки за голову.
— Чёрное платье... Кассиопея... — прошептала она.– Ох, Гермиона, ты даже не пытаешься врать убедительно.
*****
Гермиона шла по коридору, её каблуки отчётливо стучали по каменному полу, а чёрное платье мягко облегало каждый изгиб её тела. Она дышала ровно, стараясь сохранять спокойствие, но пальцы непроизвольно сжимали ремешок сумочки.
Поворот. Ещё один. И вот — дверь кабинета Кассиопеи.
Гермиона уже подняла руку, чтобы постучать, когда дверь резко распахнулась.
И перед ней оказалась она.
Беллатрикс.
Тёмная волшебница замерла на пороге, её глаза — широко раскрытые, полные недоумения — скользнули по фигуре Гермионы, от чёрных каблуков до непослушных каштановых локонов. Её губы слегка приоткрылись, будто она собиралась что-то сказать, но слова застряли где-то в горле.
Гермиона почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она видела этот взгляд — горячий, почти голодный и знала, что её план сработал.
Но внешне она осталась холодна, как лёд.
Не сказав ни слова, Гермиона равнодушно прошла мимо, будто Беллатрикс была всего лишь очередным портретом на стене. Она уловила, как за её спиной резко оборвалось дыхание, как пальцы тёмной ведьмы судорожно сжали дверную ручку.
— Грейнджер... — прозвучало хрипло, почти рычание.
Гермиона не обернулась.
— Простите, профессор, — её голос звучал ровно, вежливо, безжизненно. — Я договорилась о встрече с Кассиопеей.
За её спиной воцарилась тишина. Затем резкий, почти яростный вдох.
— Она... занята, — Беллатрикс выдавила сквозь зубы.
Только тогда Гермиона медленно обернулась, подняв одну бровь.
— Как жаль, — она сделала паузу, нарочито оглядывая Беллатрикс с ног до головы, — Тогда я подожду её.
И, развернувшись, она пошла прочь, прекрасно зная, что её силуэт в этом платье выглядит особенно эффектно при таком освещении.
Она насчитала ровно пять своих шагов, прежде чем услышала за спиной:
— Стой.
Голос Беллатрикс звучал... иначе. Не язвительно, не холодно. Натянуто.
Гермиона остановилась, но не обернулась.
— Да?
Затяжная пауза. Затем шорох платья, шаги — быстрые, нервные и вдруг горячее дыхание у самого уха:
— Ты... — голос сорвался на хриплый шёпот, — Ты делаешь это специально.
Гермиона, наконец, повернулась, встречаясь с ней взглядом.
— Я не знаю, о чём вы, — она сказала мягко, но в её глазах горел вызов.
Беллатрикс, казалось, дрожала от напряжения. Её пальцы сжались в кулаки, но она не отступила.
— Не лги, — прошептала она.
Гермиона позволила себе улыбнуться. Слабо, едва заметно.
— Возможно. Но теперь это уже неважно, не так ли? — она сделала шаг назад, — Ведь, для вас события прошлой ночи ничего не значили.
И, увидев, как темнеют глаза Беллатрикс, как сжимаются её челюсти, Гермиона поняла — игра только началась.
А чёрное платье, как, оказалось, было идеальным костюмом для этой партии.
— И если честно, я думаю, Кассиопея совсем не занята.
Она сделала шаг вперёд, заставляя Беллатрикс отступить, и прошла мимо неё, оставив за собой лишь лёгкий шлейф духов. Беллатрикс застыла на месте, её пальцы судорожно сжались в кулаки.
— Ты... — начала она, но Гермиона уже входила в кабинет, даже не обернувшись.
Дверь закрылась с мягким щелчком, оставив Беллатрикс одну в коридоре с её яростью и чем-то ещё, что она отказывалась признать даже перед собой.
Гермиона переступила порог кабинета, и дверь с тихим щелчком закрылась за её спиной, отрезая назойливое присутствие Беллатрикс. Просторное помещение было залито мягким светом, струящимся сквозь высокие витражные окна, а воздух пропитан тонким ароматом розмарина и чего-то древесного, тёплого.
И тут же её встретила Кассиопея.
Женщина стояла у окна, облокотившись о подоконник, и при появлении Гермионы медленно выпрямилась. Её тёмные глаза скользнули по фигуре девушки — неторопливо, оценивающе, с таким откровенным восхищением, что у Гермионы слегка закружилась голова.
— Боги, — Кассиопея проговорила низким, бархатистым голосом, делая шаг вперёд. — Ты выглядишь... потрясающе.
Её слова повисли в воздухе, обжигая Гермиону сильнее любого заклинания.
Кассиопея была одета в чёрную рубашку из тончайшего шелка, плотно облегающую её стройную фигуру и расстёгнутую настолько, чтобы обнажать изящную линию ключиц и намёк на соблазнительный изгиб груди. Поверх был наброшен длинный сюртук темно-зелёного цвета с серебряными застёжками, придававший её образу аристократическую строгость. Облегающие брюки подчёркивали каждую линию её длинных ног, а высокие каблуки делали походку плавной, хищной.
Гермиона почувствовала, как по её спине пробежали мурашки.
— Спасибо, — ответила она, стараясь сохранить равнодушный тон, но её голос слегка дрогнул. — Вы... тоже.
Кассиопея улыбнулась — нежно, но с едва уловимой хитринкой.
— Готовы к нашей прогулке? — спросила Гермиона, пытаясь отвлечься от того, как тёмные глаза женщины изучают её.
— О, более чем, — Кассиопея подошла ближе, и Гермиона уловила тонкий аромат её духов, что-то пряное, с нотками сандала и чего-то запретного, дурманящего.
— На улице похолодало, — заметила Кассиопея, её голос звучал ровно, но в глубине темных глаз читалась забота. — Тебе стоит надеть что-то потеплее.
Она сделала лёгкий жест рукой, и с вешалки у стены плавно поднялась темно-серая мантия с меховой отделкой, мягко опускаясь на плечи Гермионы.
— Спасибо, профессор — ответила Гермиона, ощущая тепло ткани. Её пальцы непроизвольно потянулись к меховому воротнику, скользя по мягкому ворсу.
Кассиопея слегка наклонила голову, и в её глазах мелькнула едва уловимая искорка.
— Вне стен Хогвартса и наедине, ты можешь называть меня просто Касси, если тебе так комфортнее, — произнесла она, и в её голосе появились тёплые нотки.
Гермиона почувствовала, как по её щекам разливается лёгкий румянец.
— Хорошо... Касси, — пробормотала она, испытывая странное волнение от этой внезапной близости.
Кассиопея улыбнулась — впервые за весь разговор, и этот простой жест преобразил её строгое лицо, сделав его тёплым.
Кассиопея поправила складки на своём сюртуке, и Гермиона заметила, как из-под манжеты выглядывает тонкое серебряное кольцо с темным камнем — единственное украшение на её ухоженных руках.
— Пошли? — спросила Кассиопея, подходя к двери. Её движения были плавными и точными, как у опытного дуэлянта.
Гермиона кивнула, снова отметив про себя, как элегантно сидит на женщине этот странный гибрид преподавательской строгости и аристократического шика. Кассиопея казалась одновременно и профессором, и благородной дамой, вышедшей со страниц старинного романа.