Ненаписанное будущее

Тренькнул колокольчик; Гермиона положила пестик на скамейку, вытерла руки о передник, нацепила на лицо дружелюбную улыбку и направилась к стойке. При виде посетительницы ее улыбка застыла, едва не превратившись в гримасу: в магазине стояла Алекто Кэрроу.

— Добрый день, — Гермиона с гордостью заметила, как приветливо звучит ее голос.

— Гермиона, как приятно вновь тебя видеть. Ты уже готова к завтрашнему вечеру? Это будет грандиозно, там соберутся абсолютно все!

— Ну конечно. Я так этого ждала! Ужасно хочется, чтобы Нарцисса оценила мое новое платье.

Неприятная улыбочка Алекто слегка поблекла от напоминания о том, что к Гермионе прислушивались люди более влиятельные, чем Кэрроу.

— Ну, кто-то следит за модой, а кто-то увлекается по-настоящему важными вещами, — ответила Алекто, неуклюже намекая, что она-то, в отличие от Нарциссы, настоящая Пожирательница смерти.

— О, у меня много увлечений, — не переставая улыбаться, сказала Гермиона. — Например, ингредиенты для зелий. Кстати, я могу тебе чем-нибудь помочь?

Алекто нахмурилась и пренебрежительно оглядела лавку, а потом повела своей пухлой рукой с короткими пальцами в сторону полок.

— Мне нужны яйца пеплозмея. Ни в Косом, ни в Лютном переулке ничего не нашлось. А здесь они есть?

Гермиона усмехнулась.

— Да, сейчас многие варят приворотное. Никому не хочется проводить праздники в одиночестве. Бедняжки, в большинстве случаев они стараются напрасно, ведь зелье лишь приукрашивает действительность, а не превращает недостатки в достоинства. Оно может подействовать, только если ты нацелилась на кого-то глуповатого и слабовольного. Однако что это я? Ты же наверняка собираешься готовить средство от мышечных спазмов. Отличная вещь, очень помогает при женских болях. Жаль, что твои дни так не вовремя пришли, прямо под новый год.

Алекто зло уставилась на нее.

— Так есть они у тебя или нет?

Гермиона кивнула.

— Утром как раз поступила новая партия. Они там, в подсобке. Сколько тебе нужно?

Пожирательницу перекосило так, словно она хотела откусить себе язык.

— Шесть, — выплюнула она наконец.

Гермиона позволила себе лишь мимолетный понимающий взгляд, а потом схватила маленькую картонную коробочку, повернулась и ушла в подсобку. Шесть яиц — намного больше, чем нужно для зелья от женских болей. Она искала нужный ящик, гадая, не придется ли ей вскоре стать свидетельницей редкостного зрелища — Рабастана Лестрейнджа, не отрывающего влюбленных глаз от коренастой ведьмочки.

Едва Гермиона нашла переложенные соломой яйца, как дверной колокольчик вновь зазвонил.

— Одну минуточку, — крикнула она, продолжая аккуратно наполнять коробку.

Наложив на заказ чары стазиса, она подошла к стойке и увидела стоящего в одиночестве Сириуса Блэка. Он ждал ее с несчастным видом, комкая в руках шляпу. Гермиона осмотрелась — Алекто нигде не было видно.

— Мисс Грейнджер, — тихим, сдавленным голосом произнес Сириус. — Я пришел извиниться за тот вечер. Ну и за те, другие случаи тоже. Я думал о том, что вы рассказали мне о будущем, и...

Гермиона замахала на него свободной рукой.

— Замолчите, — прошипела она, обходя стойку и озираясь в поисках исчезнувшей Пожирательницы.

— Но я должен! — выпалил он, с силой проводя пальцами по волосам.

Она резко повернулась к нему.

— Ничего вы мне не должны! — она дернула головой вбок, намекая, что они не одни. Развернулась и громко позвала: — Мисс Кэрроу? Вы там?

— Послушай, Гермиона, если ты вернулась во време...

— Заткнись! — перебила его она. — Из лавки кто-нибудь выходил, когда ты сюда пришел?

Взгляд Сириуса был полон обиды, злости — и зарождающегося подозрения. Покачав головой, он оглянулся.

— Нет. Я никого не видел.

Она шепотом выругалась.

— Алекто, дорогая! Ты здесь? Я собрала твой заказ.

Глаза Сириуса расширились — он понял, кто еще был в магазине, и покраснел как свекла. Дверь в пустой кабинет мистера Эплторна открылась, и оттуда выглянула Алекто. Заметила направленные на нее встревоженные взгляды и явно удивилась.

— Простите, — сказала она. — Мне нужно было в туалет, — просеменила к стойке и достала кошелек.

— Я вижу, ты занята, — произнес Сириус. — Ладно, потом поговорим.

Гермиона скривилась и покачала головой.

— Не стоит. Ты уже всё сказал. Всё в порядке, правда. Просто... уходи.

Она подошла, поставила коробку на стойку и ровным голосом произнесла:

— Пятнадцать и шесть.

— Пятнадцать галлеонов? За какие-то яйца?

— И шесть сиклей, — отрезала Гермиона, глядя, как за Сириусом закрывается дверь.

— Мне кажется, — с затаённым восторгом сказала Алекто, — что это было похоже на любовную размолвку. Неужели ты загуляла от бедняги Снейпа? Чтобы отплатить ему за Фриду? Да еще с этим отступником, кузеном Беллатрикс. М-да.

Гермиона запаниковала. Что же делать? Позволить Алекто и дальше верить в выдуманную чушь, или все отрицать — и кто знает, что еще придет ей в голову?

— Нет. Ничего подобного. Этот идиот попытался напасть на нас с Северусом, когда был пьян, а теперь протрезвел и, наверное, усовестился.

— Неужели. А что он тогда болтал — мол, ты вернулась вовремя? Для чего вовремя?

У Гермионы внутри что-то оборвалось.

— Не знаю, — ответила она. — Понятия не имею, о чем это он. Да и какая разница, что он несет этот алкоголик? Он же пьет не просыхая, вот хоть у кузин его спроси.

Улыбка Алекто стала хищной.

— О да, обязательно спрошу, — она протянула монеты через стойку и добавила: — У любви высокая цена...

Она вышла из лавки, аккуратно прикрыв за собой дверь, а Гермиона все смотрела ей вслед, охваченная самыми мрачными предчувствиями.

* * *

— Говорю тебе, это очень серьезно!

Северус опять притянул ее к себе; она никак не могла успокоиться, ерзала и выворачивалась из его объятий. Сириус отправился прямиком в Хогвартс и все рассказал Северусу, и тот примчался всего через четверть часа после ухода Алекто. Вне себя от тревоги, Гермиона поскорей закрыла аптеку и сбежала в свою квартиру, и там у нее окончательно сдали нервы.

— Не надо так волноваться, — в десятый раз уговаривал ее Северус. — Ты же сама сказала: в худшем случае она считает, что ты обманываешь меня с этим ублюдком. Если она начнет делиться своими догадками с другими, я потеряю в статусе — и что с того? Очень скоро мой статус среди Пожирателей не будет иметь никакого значения. У нас нет причин для паники, нужно просто придерживаться плана. Будь любезна и мила, пей только то, что я сам тебе принесу, и не пытайся искать дневник раньше полуночи. Мы справимся не хуже, чем на балу выпускников.

— Но что, если дневника там вообще нет? Что, если твой чертов Темный Лорд хранит его у себя под подушкой?

Северус покачал головой.

— Дамблдор считает, что крестражи создают нечто вроде резонанса, и Лорду неприятно находиться с ними рядом. Поэтому он и старается держать их подальше от себя.

— Чушь какая. С Нагини он, например, практически не расставался.

— Да, но к тому времени он создал еще три крестража: с мальчишкой Поттером, с Квиреллом, и с той проклятой змеей.

Гермиона нахмурилась.

— Квирелл был крестражем?

— Не в классическом смысле, но он должен был стать одержимым душой Темного Лорда, чтобы подобная связь сформировалась. Я хочу сказать, что к тому времени Лорд столько раз расщеплял душу, что, вероятно, даже не чувствовал своих крестражей. Не исключено, что он и сейчас уже этого не может и прячет их просто по привычке.

Она покачала головой и вновь отстранилась от него.

— Но что мы будем делать, если она и правда всем расскажет, что я изменила тебе с Блэком? Чем это может обернуться?

Северус вздохнул и опустил руки.

— Скорее всего, тогда мне придется продемонстрировать, что я тобой недоволен, но пока откладываю выяснение отношений. Если до этого дойдет, то готовься: я всем своим видом буду показывать, что дома тебя ждут крупные неприятности, и до конца приема обдавать тебя холодом — или, скорее, промораживать до костей, как это принято у Пожирателей. Еще тебе положено немного полебезить передо мной при следующем появлении на людях, а Блэку — умереть от моей руки. К сожалению, все кончится раньше, чем мне выпадет шанс его прикончить. Но покалечу я этого долбоеба с удовольствием — за то, что даже своими дебильными извинениями умудрился нам поднасрать.

Гермиона потрясла головой, отбросила в сторону непослушные волосы — в приступе отчаяния она успела повыдергивать из них шпильки.

— У меня плохое предчувствие. Что-то пойдет не так. Нутром чую, все это плохо кончится, — она посмотрела на него через плечо. — Лучше иди без меня. Ты знаешь, как выглядит дневник; чашу же ты нашел без моей помощи?

Он возвел глаза к потолку.

— Я не могу явиться на бал к Малфоям без дамы, а ту проклятую чашу я нашел только потому, что ты умудрилась провести Родольфуса по его собственному дому, как телка на веревочке.

Она повернулась к нему.

— Ты меня не понимаешь...

Он сдвинул брови и резко перебил ее:

— ...а ты мне не доверяешь! Ничего с тобой не случится, понятно? Со мной ты будешь в безопасности.

Еще мгновение Гермиона сверлила его взглядом, а потом смысл его слов дошел до сознания, и она расслабилась.

— Представляешь, я сейчас чуть не забыла, что ты Северус Снейп — воспринимала тебя только как своего парня. А я привыкла иметь дело с парнями, которые не способны просчитать ситуацию на несколько ходов вперед. Конечно же, мне нечего бояться. Ты никогда меня не подводил, — она сделала глубокий вдох и выдохнула, отпуская свои тревоги. — Я уже гораздо лучше себя чувствую.

Он сложил руки на груди.

— Хорошо. Кстати, ты не единственная, у кого не задался день. Если помнишь, меня удостоили охренительной чести — ввели во Внутренний круг. В общем, поскольку от вкусного обеда ты отказалась, я принимаю предложение секса. Полезай в постель.

Гермиона возмущенно нахмурилась, но тут же улыбнулась и разрушила весь эффект:

— Что-то не припомню, чтобы я предлагала тебе секс.

— Так это я сам предложил. Только что, — он поднял бровь.

Она улыбнулась шире от этого шутливого нетерпения.

— А, ну да. Значит, вот так просто запрыгнуть в постель, и всё?

— Хотя если подумать, — его голос звучал до невозможности сексуально, — лучше запрыгни на стол.

Тело отреагировало на эти слова, как на хорошую дозу афродизиака.

* * *

Гермиона стояла перед входом в ванную комнату и поправляла волосы. Чары вновь превратили дверь в зеркало, и теперь она могла окинуть критическим взглядом свое отражение. Платье, то самое оловянного цвета Армани, как-то уж слишком тесно облегало ее фигуру; плотный блестящий шелк струился, подчеркивая каждое движение. Спереди — высокий, под горло, воротник, сзади — две полоски ткани ниспадали на обнаженную спину. Рукава были хоть и длинными, но узкими, палочку незаметно не пронесешь, и Гермионе пришлось зачаровывать потайной кармашек в шов от юбки.

А неплохо смотрелся бывший мешок из-под картошки, он же платье за два галлеона!

Но что же все-таки делать с прической? Она все еще немного нервничала после той встречи с Алекто, и идея подольститься к Беллатрикс, которой, вроде бы, понравились ее волосы, казалась ей весьма привлекательной. Она оставила их распущенными и обработала гелем, чтобы подчеркнуть вьющиеся локоны. Получилась огромная копна кудряшек. Гермиона посмотрела на результат, струсила и, подхватив с боков по пряди волос, закрепила их на затылке гребнями и чарами приклеивания.

Закончив с прической, она надела черные туфли на плоской подошве. Если придется сражаться или убегать, то последнее, что ей нужно, это споткнуться и влепиться носом в землю.

Раздался стук в дверь. Гермиона подпрыгнула и поспешно сняла защитные чары, впуская Северуса внутрь.

Он откинул капюшон широкого и длинного плаща и принялся молча, пристально ее разглядывать. Гермиона прикусила губу и медленно покружилась, позволяя полюбоваться обнаженной спиной в глубоком вырезе платья.

— Ты изумительно выглядишь, — сказал он, когда она вновь повернулась к нему лицом.

Она показала на его плащ и тихо произнесла:

— Теперь твоя очередь.

Он усмехнулся и расстегнул застежку, выставляя на обозрение белый накрахмаленный воротничок с широким черным шелковым галстуком. По краям черной бархатной мантии шла изумрудно-зеленая окантовка в тон зеленому же жилету, расшитому черными спиралями.

— Ух ты, — прошептала она. — Да мне весь вечер придется отгонять от тебя женщин.

— Это вряд ли, — фыркнул он. — Ты еще Люциуса не видела. Вот уж кто обожает пускать пыль в глаза. В прошлый раз он, можно сказать, был образцом скромности — ждал сегодняшнего вечера, чтобы предстать во всем своем блеске.

— Ты его прямо пижоном каким-то выставляешь.

— По мне, так он пижон и есть, — сказал Северус. — Ты готова?

— Пожалуй, да. Меня только одно смущает, — она подняла руку, дотронулась до волос. — Как тебе, нормально?

Под его оценивающим взглядом она занервничала и мысленно сделала себе в голове пометку: объяснить Северусу, что в таких случаях следует говорить "Да, дорогая". Потому что на спецкурсе по ухаживанию эту тему он явно прогулял.

— Чего-то не хватает, — сказал он.

— Чего? Чего не хватает? — выпалила она. Изогнулась и в панике посмотрела на себя в зеркало. Он подошел к ней.

— Брюликов, — на затянутой в перчатку ладони блестели серьги-гвоздики с крупными бриллиантовыми подвесками. Круглые камешки в основании лишь немного уступали размером капелькам-подвескам. — Нарцисса объяснила мне, что Пожиратель смерти может всегда загладить свою вину симпатичной безделушкой.

Гермиона совершенно по-девчачьи ахнула, вызвав у него смешок.

— Северус! Ну зачем ты!.. — она покачала головой. — Нет, правда, это уже слишком! Ты же на самом деле ничего такого не сделал, чтобы вот так откупаться.

Он с притворным недовольством сдвинул брови и настойчиво протянул ей серьги.

— Я ведь действительно поцеловал ее, хотя это само по себе можно считать наказанием.

— Но... Ты, наверное, целое состояние за них отдал.

Северус усмехнулся.

— Если кто и отдал за них состояние, так это мой дед, — сказал он. — Пожалуйста. Пусть они будут твоими. Это единственная красивая вещь, которая была у моей матери, и ей так и не довелось их поносить.

— Ох, — Гермиона почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Она взяла серьги и вдела их в уши. Подняла голову и встретила в зеркале взгляд Северуса, который стоял у нее за спиной и с гордостью смотрел на нее.

— Ты прекрасна, — тихо сказал он. Взял ее за руку, потянул вверх и, наклонившись над ее плечом, коснулся губами костяшек пальцев. — Гермиона, ты — все то, о чем я мечтал, проводя годы в одиночестве, упорно и бессмысленно рисуя своей мечте чужое лицо. Пока не встретил тебя.

— О боже... Что ты наделал, у меня же сейчас тушь потечет, — всхлипнула она.

Северус усмехнулся; глаза его светились гордостью.

* * *

Сразу за порогом Гермиона остановилась и натянуто улыбнулась Северусу, позволяя ему снять с нее плащ. Фойе особняка Малфоев практически не изменилось с прошлого раза, когда ее притащили сюда егеря. Не было только атмосферы отчаяния. Этот дом был светлее. Счастливей. Величественней. В будущем Гермионы ей казалось, что каждый камень здесь успел пропитаться запахом разбитых надежд и безумия, пока дом не стал отражением своих хозяев — безнадежно-тусклым, несмотря на внешний лоск.

Полузабытые бледнокожие портреты взирали на нее из своих рам, и Гермиона поёжилась, ожидая, пока Северус передаст верхнюю одежду эльфу. Думать об этом эльфе было невыносимо; она знала, что не сумеет сохранить самообладание, если им окажется Добби.

На поясницу опустилась прохладная рука, кончики пальцев пробежались по коже; Северус показал на группу людей, стоящих впереди.

— Не забудь: обыскивать дом начнем уже заполночь. А сейчас мы идем развлекаться.

— Да уж, развлечемся, — фыркнула она.

— Кстати, — добавил он. — Сегодня вечером никакие кавалеры тебе досаждать не будут. Я об этом позаботился.

— Правда? Как тебе это удалось?

— Я сказал им, что ты согласилась стать моей женой, — ответил он, не оборачиваясь.

Глаза Гермионы расширились, и в этот момент к ним подошел Люциус Малфой во всем блеске своего великолепия. Северус ничуть не преувеличивал: в черной парчовой мантии с льдисто-голубой окантовкой выглядел он просто сногсшибательно.

— Снейп. Вижу, ты сумел к нам выбраться, и твоя прекрасная дама тоже, — он остановил на ней взгляд своих светлых глаз, и впервые за все время она увидела в них что-то похожее на искреннее чувство. — Добро пожаловать.

Она отстраненно наблюдала, как ее рука касается его протянутой ладони, как он целует воздух над кончиками ее пальцев.

— Спасибо, — произнесла она. — У вас впечатляющий дом...

— Да, знаю, — отмахнулся он. — Я так понимаю, вас следует поздравить? Цисси предчувствовала, что это произойдет, но не подозревала, что так скоро. Она приятно удивлена и очень за вас рада.

— Я и сама до сих пор удивляюсь, — ответила она, стараясь не смотреть на Северуса, чтобы не выдать себя. — Всё так неожиданно случилось...

— Новый год — время возможностей и чудес, — Люциус повернулся к своим спутникам и сказал: — Позвольте мне представить вас этим достойным джентльменам. Перед вами Бартемиус Крауч-младший, Антонин Долохов и Игорь Каркаров. Джентльмены, познакомьтесь с невестой Северуса. Надеюсь, она найдет у нас радушный прием.

Гермиона одарила их застывшей улыбкой, придвинулась поближе к Северусу, здороваясь с Долоховым. Теперь, когда бешеная ярость не искажала его лица, он казался каким-то непримечательным. В отличие от него, Каркаров смотрелся великолепно: с густыми волнистыми волосами, ухоженной черной бородкой и гордой осанкой. Впечатление портил лишь холодный, как у Люциуса, взгляд. Что до Барти Крауча-младшего, раньше она видела его только на фотографиях, и на них он был совершенно не похож. Для нее это имя по-прежнему ассоциировалось с образом Моуди.

Она обменялась с ними приветствиями, а потом стояла и ждала, пока они болтали с Северусом, поздравляли его и давали насмешливые советы. Она до сих пор была в шоке от его поступка. Конечно, когда Нарцисса объясняла правила Пожирательского этикета, она рекомендовала помолвку как хороший способ избежать навязчивого мужского внимания, но почему он даже не подумал сначала предупредить ее? Это был правильный, логичный ход, но ее уязвила бесцеремонность, с которой он принял решение за них обоих. Чувствуя себя совершенно потерянной, она еще раз всем им поулыбалась, а потом позволила Северусу увести себя прочь. Гермиона не сразу сообразила, что он вел ее не туда, где играла музыка.

— Разве мы не идем танцевать? — спросила она.

— Сначала мне нужно кое-что сделать.

— А, ну ладно.

В полной растерянности она подошла ко входу в библиотеку. Оттуда вышли несколько человек, и Северус остановился, чтобы представить ее Яксли, Треверсу и их спутницам, чьи имена она забыла, едва услышав. Когда они вновь остались одни, она наклонилась к его уху и прошипела:

— Мог бы и предупредить меня, знаешь ли.

— О чем?

— О чем? О том, что ты им сказал, будто мы собираемся пожениться. И когда же ты в таком случае успел сделать мне предложение?

— Вчера, поздно вечером, — ровным голосом ответил он, открывая перед ней двойные двери. — А что не предупредил — я подумал, что в ближайшие пять минут тебе не помешает здоровая злость. Надеюсь, твои щиты в порядке.

— Конечно, да, — ощетинилась она. — И что значит, мне не помешает?..

Вместо ответа Гермиона услышала до жути знакомый голос:

— А, Северус. Очень мило с твоей стороны составить нам компанию. Кажется, тебя можно поздравить? Проходи, представь меня своей очаровательной невесте. Судя по тому, что мне рассказывали, она настоящее чудо...

Северус слегка подтолкнул ее вперед, и она оказалась посреди полной людей комнаты. У Гермионы едва не подкосились ноги, когда она увидела в какой-то паре метров от себя самого Лорда Волдеморта.

— Милорд, позвольте представить вам мою невесту, Гермиону Грейнджер.

Лорд подошел ближе, и Гермиона почувствовала приступ тошноты. Она не сразу поняла, что это не реакция на испуг — клубящееся зло, которое она каждый раз ощущала в присутствии крестражей, приближалось к ней, протягивая в приветствии руку.

Северус сильно ущипнул ее за спину.

Она дернулась вверх, но успела опомниться прежде, чем встретилась с Волдемортом глазами. Изобразила нечто похожее на реверанс и, не поднимая взгляда от пола, произнесла:

— Это большая честь для меня.

— Какая прелесть. И такие восхитительные манеры. Где ты ее нашел, Северус?

— Мы встретились в Хогсмиде, милорд.

Гермиона услышала смешок и покосилась в сторону, где, с гордостью глядя на разворачивающуюся сцену, стояли у камина Белла и Родольфус Лестрейндж. Белла пошевелила пальцами, приветствуя ее, и на лице у нее расцвела немного сумасшедшая улыбка, от которой у Гермионы ослабли колени: слишком похожа вдруг стала Беллатрикс на ту психованную женщину из будущего.

Она не удержалась от дрожи, когда ее ладонь обхватила белая как кость рука, и холодный палец приподнял ее подбородок. Гермиона укрылась за окклюментными щитами, оставив на поверхности лишь свою любовь к Северусу и животный ужас.

Все, кто описывал Тома Риддла, каким он был до своего возрождения, сходились на том, что когда-то он отличался красотой.

Стоящий перед ней человек не был красив: темноволосый, мертвенно-бледный, с чуть одутловатыми, будто отлитыми из воска чертами. Не в состоянии отвернуться, Гермиона не отводила взгляда от его носа. Она вдруг поняла, что впервые видит нос Волдеморта, и эта дикая мысль вызвала у нее сумасшедшую, как у Беллы, усмешку.

— Прошу прощения, — сказал он. — Мы раньше не встречались? Что-то в вас есть такое... знакомое.

Усмешка застыла у нее на губах; она покачала головой.

Крестражи, — пронеслось в ее закрытом щитами разуме. Один из них она несколько месяцев носила на шее, второй уничтожила лично. Может, у них выработалось нечто вроде резонанса? И Волдеморт сумел это почувствовать, даже при том, что сама она из другого времени? Ей оставалось только гадать. Лучшим в мире экспертом в подобном вопросе был стоящий перед ней мужчина с расколотой душой.

— Мне кажется, я бы запомнила вас, милорд, — прошептала она. — Но мне говорили, что у меня непримечательное лицо. Возможно, я просто на кого-то похожа?

Волдеморт убрал руку; там, где он касался кожи, осталось ощущение, как при обморожении.

— Возможно, — сказал он, отворачиваясь от нее. — Возможно.

Он подошел к большому каминному креслу и уселся на него, как на трон; Гермиона вновь опустила глаза в пол.

Позади послышались шаги, но она не осмелилась обернуться. Раздался громкий голос Люциуса:

— Милорд, прибыл Макнейр... и Кэрроу.

— Ах да. Пусть он войдет. Что до нашей заблудшей сестры, скажи ей, чтобы подождала. Я поговорю с ней наедине, когда закончу здесь, — Волдеморт помолчал, а потом обратился к Северусу: — Увы, ничего не поделаешь: дела. Прошу меня извинить, мисс Грейнджер, для меня было честью познакомиться с вами. Наслаждайтесь праздником. Возможно, мы еще продолжим наш разговор.

Она вновь неловко присела в реверансе и покосилась на Северуса; тот поклонился и повел ее прочь. Всем своим существом Гермиона желала сорваться на бег, однако они неторопливо прошли к выходу из библиотеки — мимо Рабастана Лестрейнджа, который заигрывал с повисшей на его руке Алекто Кэрроу.

Ее подташнивало, кружилась голова, и она чувствовала себя совершенно потерянной.

Северус провел ее в другую комнату и, не успев опомниться, Гермиона оказалась в гостиной, и под ее ногами был тот самый ковер, на котором она когда-то едва не рассталась с жизнью.

Теплые руки сжали ее в объятьях, но не смогли растопить сковавший душу лед. Что она тут делает? Зачем он привел ее в эту комнату? Если бы она действительно была ему дорога, он никогда бы с ней так не поступил. Вот истинные ее друзья всё понимали, но она ушла от них. Так погрязла в жалости к себе, что бросила всех, кто был ей по-настоящему близок. И осталась с этим тощим, кривоносым ублюдком, который совсем ее не знает. Которому лишь бы потрахаться. Нет, слова-то он говорил правильные, но это же Снейп. Разве можно ему доверять? Наверняка он ее заколдовал, или зелье какое подлил, чтобы она сама к нему в постель прыгнула.

Она с брезгливостью отстранилась, посмотрела на его некрасивое, изжелта-бледное лицо. Отвернулась, обхватила себя руками и принялась блуждать по комнате. Какая же она никчемная. Бесполезная. Жалкая грязнокровка, которая только для постели и годится. Даже скотина Снейп для нее слишком хорош. Даже Петтигрю. Она ничтожество. Пустое место. Идиотка, которая сама себя осиротила, потеряла и родителей, и друзей, и даже свою реальность. Она и жизни-то не заслуживает.

Гермиона вытянула руку, указывая на встроенный в стену шкафчик.

— Он там, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Внутри.

Северус подошел сзади и положил ей руку на плечо. Содрогнувшись от отвращения, она развернулась и побежала.

За несколько шагов до двери он схватил ее за руку и куда-то потащил. Перед ней мелькали какие-то лица, что-то говорили, но слова пролетали мимо ее ушей. Она слышала лишь всё более громкие звуки инструментов — и вот он уже крепко прижал ее к себе и повел в танце туда, где играл оркестр.

— Гермиона, — его шепот было почти не слышно из-за музыки. — Боже, пожалуйста, опусти щиты и посмотри на меня.

Она послушалась, и он скользнул в ее разум теплым, ласковым лучом. Злая ледяная корка в ее душе потрескалась и рассыпалась, и на губах задрожала робкая улыбка. Его присутствие наполнило ее миром, и спокойствием, и бесконечной, безграничной любовью, — а потом он выскользнул из ее разума, и его черные глаза блеснули гордостью и нежностью. Взгляд остановился на его лице, и она вздохнула.

Он был красив.

Прекрасен.

Его черты ничуть не изменились, но теперь, когда последний крестраж не отравлял ее восприятие, она твердо знала: именно этим лицом ей всегда хотелось любоваться.

— Ты нашел его? — прошептала она, вновь поднимая щиты.

Он скривился и покачал головой.

— Я не искал — не стал задерживаться. Прости. Ты так себя вела, что я решил, будто он в библиотеке. Постарался увести тебя от него подальше и сделал только хуже.

— Нет. В библиотеке был он. Лорд. Я почувствовала его, и он... — она посмотрела ему в глаза, — он тоже почувствовал меня. А дневник... в этот раз все прошло намного тяжелее. Может, потому что поблизости был Лорд? И если так оно и есть, то что это для нас значит?

Северус покачал головой.

— Ничего. Все в порядке. Успокойся. Разве ты не видишь? Мы едва успели прийти — и уже победили, — покачиваясь вместе с ней под музыку, он провел большим пальцем по ее спине. — Все закончилось, Гермиона. Ты сделала то, что от тебя требовалось. Остальное сделаю я.

Она кивнула и крепко вцепилась в него, отдаваясь танцу. После третьей композиции судорожно сжатые на его плече пальцы стали потихоньку расслабляться; она поняла, что худшее позади. У них все получится. Она встретилась с Темным Лордом и выжила, и почти сразу сумела обнаружить крестраж. Ей надо всего лишь дотерпеть до конца приема, а потом им с Северусом никогда больше не придется беспокоиться о таких вещах. Гермиона с гордостью улыбнулась. Еще немного, и она будет свободна, и будущее откроет перед ними любые пути.

Когда музыка стихла, она с благодарностью улыбнулась ему. В его глазах зажглась ответная улыбка; он предложил ей руку и отвел к диванчику, где с двумя другими женщинами сидела Нарцисса.

— Не могли бы вы развлечь мою даму, пока я схожу за напитками? — спросил он ее.

Нарцисса широко улыбнулась им и взяла Гермиону за руку; слегка сжав ее пальцы, потянула ее за соседнее место.

— Конечно! Садись! Ариадна, это Гермиона. Я тебе о ней рассказывала. Она чудесная девушка. Гермиона, это Ариадна Долохова и ее сестра, Карин Гамп.

Они тепло поприветствовали друг друга; Гермиона слабо улыбалась, пытаясь успокоить свою чрезмерно чувствительную совесть. Крестраж заставил ее сомневаться в себе, и ее неприятно покалывала мысль о том, что, если все пройдет по плану, то вскоре всех, кто сейчас присутствует в доме, ждет в лучшем случае арест. А она, зная об этом, до последнего пытается завести здесь себе друзей.

Нарцисса обняла ее за плечи и сказала:

— Мисс Грейнджер выходит замуж за нашего Северуса. Я ужасно рада, что он сделал тебе предложение. И так быстро! А ведь ты даже не намекнула на возможную помолвку в нашу прошлую встречу.

Гермиона улыбнулась:

— Я и сама не подозревала, что все так внезапно получится. Он даже кольцо мне еще не подарил — просто не успел купить.

Нарцисса засмеялась и показала на ее уши.

— Зато успел купить сережки. Это настоящий триумф! Сначала он повинился перед тобой, выбрал такой прекрасный подарок, а потом почти сразу же заявил на тебя права. Тебе суждено достичь больших высот, дорогая, и первый шаг ты уже сделала. А теперь расскажи, что там произошло, когда вы вышли танцевать? Ты выглядела такой огорченной...

— Боюсь, что в этом моя вина, — произнес Северус, протягивая Гермионе шампанское. — Я полагал, ей будет легче, если я не стану заранее предупреждать, что ей предстоит встретиться с милордом. В результате она не сумела подготовиться и сильно расстроилась. Она опасается, что произвела не слишком благоприятное впечатление.

Нарцисса с пониманием кивнула и проворковала что-то утешительное.

— Поверь мне, — Ариадна Долохова перегнулась через сидящую Нарциссу и похлопала Гермиону по коленке. — Никакая подготовка тут не поможет. Я и сама, помнится, пищала как мышь, когда Антонин впервые представил меня ему.

— Правда? — вырвалось у Гермионы. — Меня он просто подавлял своим присутствием. Наверное, он считает меня какой-то дурочкой.

Карин наклонилась ближе и понизила голос:

— Боюсь, дорогая, что милорд всех нас находит туповатыми. Тут уж ничего не поделаешь, смирись. Так когда будет свадьба? И где?

Гермиона побледнела и покосилась на Северуса.

— Мы еще не решили, — ответил тот. — Думаем, скорее всего, весной.

— Если хочешь, давай устроим ее здесь, — сказала Нарцисса, обращаясь к Гермионе, — ведь твоя семья далеко.

Ее глаза светились пониманием и добротой, и Гермиона почувствовала тошноту.

— Это очень щедрое предложение, — ответила она. — Для меня будет честью принять его.

Нарцисса подняла взгляд, и ее лицо озарилось радостью при виде приближающегося мужа.

— Люциус, ты как раз вовремя. Я предложила Северусу и Гермионе отпраздновать свадьбу в нашем доме.

Он улыбнулся, просверлив их тяжелым, давящим взглядом; между супругами повисла тишина.

— Давай обсудим это позже, — сказал он Нарциссе. Повернулся к Северусу: — Милорд желает поговорить с вами в гостиной.

У Гермионы душа ушла в пятки, однако Северус остался невозмутим.

— Да, конечно, — он обернулся к Гермионе: — Прошу меня простить...

— С вами обоими, — непререкаемым тоном уточнил Люциус.

Гермиона нахмурилась и недоуменно посмотрела на Нарциссу, но та не спешила ни помогать ей, ни что-то советовать; лицо ее будто превратилось в холодную, бесстрастную маску. Карин повернулась к сестре и сказала:

— Смотри, кажется, там пришла Далия. Пойдем, поздороваемся? — и они обе просто встали и ушли, даже не обернувшись.

Гермиона оперлась на руку Северуса и немного неловко поднялась на ноги. Посмотрела на Люциуса, на Нарциссу — и не увидела в их лицах ничего, кроме презрения.

— Идем, — сказал Северус. — Не стоит заставлять милорда ждать.

Пока они пересекали бальный зал и шли через фойе, в голове у Гермионы кружились бесчисленные вопросы. Позади, словно конвоир за арестованными, шагал Люциус.

Гермиона сглотнула, пытаясь унять накатывающий страх. Неужели что-то пошло не так? Но они только пришли, минут двадцать назад всего...

Она похолодела, увидев, куда именно ведет ее Северус. Гостиная. Меньше всего на свете она хотела оказаться в этой гостиной. При мысли о том, что ей предстоит иметь дело и с самим Волдемортом, и с его последним крестражем, у нее кровь стыла в жилах. Однако на этот раз она знала, чего ожидать, и была готова бороться с чувством слабости и никчемности.

В очередной раз за этот бесконечный вечер она взяла себя в руки и принялась наводить порядок в мыслях, пряча за щитами одни воспоминания и оставляя другие на виду.

Они вошли в гостиную, и двери за ними закрылись. Гермиона почувствовала почти неразличимый свист и хлопок от наложенных чар тишины. Перед собой она увидела Темного Лорда, Беллатрикс, Рабастана и Алекто. Позади загораживал двери Люциус. У Алекто покраснели и распухли глаза, а лицо покрылось некрасивыми пятнами. Рабастан выглядел сердитым; он то бросал издевательские взгляды на Северуса, то убийственные — на Алекто. По лицу Беллатрикс ничего нельзя было прочитать, и это пугало даже больше. Она стояла прямо позади сидящего на стуле Волдеморта.

— Северус, — произнес Волдеморт, и Гермиона ощутила, как на нее давит тяжесть его отравленной души. — Извини, что пришлось помешать твоему отдыху, но похоже, у нас возникла проблема.

Северус склонил голову:

— Милорд, я всегда в вашем распоряжении. Если я хоть чем-то могу вам пригодиться, только скажите, и я с радостью оставлю все дела.

— Такие слова делают тебе честь. К сожалению, возникшая проблема связана именно с тобой, а точнее, с твоей невестой.

Северус нахмурился и так уничижительно посмотрел на нее через плечо, что у Гермионы ослабли колени. Он отошел на несколько шагов, и она опустила глаза в пол.

Она задрожала. Теперь, когда Гермиона понимала, как влияет на нее крестраж, у нее лучше получалось противостоять ему, однако борьба была непростой, тем более что ситуация явно принимала зловещий оборот. Она сосредоточилась на воображаемой интрижке с Сириусом, надеясь использовать этот образ, если кто-то решит вторгнуться в ее разум. Возможно, если она признается в мелком проступке, никто не станет копать глубже.

— Она чем-то не угодила вам? — спросил Северус недовольным тоном, который обещал быструю и неминуемую кару, если ответ окажется положительным.

— Это-то мы и хотим выяснить. Так вышло, что наша сестра Алекто принесла сведения, представляющие потенциальный интерес. К моему великому неудовольствию, она не спешила поделиться этими сведениями, и упомянула о них лишь в жалкой попытке поторговаться и смягчить наказание, полагающееся ей за ее собственные проступки. Она попыталась завлечь в свои сети нашего брата Рабастана, используя способ, который лично я нахожу неприемлемым. Алекто была наказана; однако, как я уже упоминал, во время нашего... разговора выяснились обстоятельства, относящиеся к твоей мисс Грейнджер. Истинность полученной информации не вызывает сомнений, но остается вопрос намерений и мотивов.

— Милорд, — ответил Северус. — Вам стоит лишь сказать, в каком проступке ее обвиняют. Если она действительно что-то натворила, мы немедленно с этим разберемся.

Гермиона постаралась дышать как можно размеренней и выглядеть спокойной и невинной. Становилось все сложнее бороться с обволакивающе-тлетворным воздействием комнаты.

— Есть вероятность, что твоя мисс Грейнджер каким-то образом сотрудничает с Сириусом, братом Регулуса Блэка. Алекто считает, что они крутят роман за твоей спиной.

Северус резко развернулся и пронзил ее взглядом, в котором плескались шок и отвращение — потом медленно покачал головой, и на его лице проступило недоуменное выражение.

— Прошу меня простить, но звучит это не слишком правдоподобно. Не так давно Сириус Блэк пристал к нам, когда мы вдвоем шли по улице в Хогсмиде. Он тогда устроил безобразную сцену и сильно расстроил мисс Грейнджер.

Смех Темного Лорда лишил комнату последних остатков тепла.

— Ты, как всегда, проницателен, Северус. Видишь ли, Алекто восприняла разговор Блэка с мисс Грейнджер сквозь призму собственной трусливой, одинокой души. Однако когда я изучил ее память, то услышал нечто совершенно... иное.

Волдеморт встал и направился к ней, и чем ближе он подходил, тем сильнее бунтовал ее желудок. Гермиона сжала зубы и уставилась на знакомый до оскомины узор на ковре.

— Все мы знаем, с кем водит компанию Блэк; когда речь идет об этом человеке, никакая осторожность не является чрезмерной. На первый взгляд, мы имеем дело с не слишком благовидной, но банальной историей. Однако я не собираюсь недооценивать своего противника. Наши планы терпят крах; люди, потратившие годы на то, чтобы занять ответственные посты, внезапно теряют влияние; а наши действия, о которых никто не должен был знать, становятся предметом всеобщего обсуждения. И всё это за последние несколько месяцев. Очевидно, что в моей организации происходит утечка информации. И похоже, что началась она вскоре после того, как ты познакомился с мисс Грейнджер, — Волдеморт остановился совсем рядом, она чувствовала, как обжигает кожу его взгляд. — Есть в тебе, юная леди, что-то такое... настораживающее.

Отвратительно холодный палец заставил ее запрокинуть голову, и Гермиона поняла: они совершили ужасную ошибку. Такого, как Волдеморт, не обманешь фальшивой сценой с поцелуями. Не следовало ей приходить. Прежняя Гермиона никогда не пошла бы на подобную глупость. О чем она вообще думала? Ах да, о балах, прическах и платьях. Во что она только превратилась? В птичку, цепенеющую перед змеей. С самого начала это была дурацкая идея, но почему-то ей и в голову не пришло усомниться в планах директора. Как она могла забыть, что всего предусмотреть невозможно?!

Она словно очнулась от дремотного дурмана. Ведь существовало столько других, не таких опасных способов достигнуть цели! Почему нельзя было, например, потихоньку забраться в дом, пока там нет хозяев? Или подстроить освобождение Добби, чтобы тот потом забрал дневник?

Теперь же было слишком поздно. Сейчас ей настанет конец, и никакой Северус не сможет ее защитить. Последние несколько дней они работали над щитами, но ее способностей категорически не хватало, чтобы тягаться с одним из величайших легилиментов в истории.

Понимая, что против Волдеморта ей не выстоять, Гермиона принялась под первоначальным щитом выстраивать другой — крепче, но намного, намного меньше. Возможно, даже чересчур.

— Прости меня, Северус, — произнес Волдеморт таким тоном, словно ему действительно было жаль. — Но мне необходимо узнать ответ на эти загадки. Я постараюсь быть помягче.

Гермиона знала, как тот ответит, но все равно его слова стали для нее шоком:

— Поступайте, как считаете нужным, милорд. Если она верна вам, она простит.

— Вот и я так думаю, — сказал Волдеморт и больно ущипнул ее за подбородок: — Смотри на меня.

Их глаза встретились, и Гермиона закричала. Разум Волдеморта вгрызался в ее мозг, выжигая себе путь, точно раскаленный добела щуп. Крестраж, исподволь отравляющий мысли, и тяжелые миазмы ауры Волдеморта не давали ей сосредоточиться, и ее защита рвалась, как бумажная салфетка. Гермиона отступила, оставляя позади лишь свои ужас и боль, спешно перетасовывая воспоминания, уводя из-под удара секреты и забрасывая Лорда ворохом бытовых картинок.

Вот она упаковывает и распаковывает бесчисленные ингредиенты для зелий.

Вот день за днем обедает и ужинает в одиночестве — у себя в квартире или за рабочим столом.

Вот чары слетают, и ее туфельки тут же наполняются противным мокрым снегом.

Вот она в первый раз танцует с Северусом.

Вот разговаривает об одежде и прическах с Беллатрикс и Нарциссой.

Гермиона изо всех сил пыталась представить себя легкомысленной и скучной — вдруг он решит, что она не стоит внимания, и оставит ее в покое?

Не вышло. Волдеморт с легкостью прорвал заслон и устремился глубже.

Она принялась жертвовать более важными воспоминаниями, одновременно продолжая достраивать и укреплять последний, крошечный щит, который скрывал две тайны, — те, что она готова была сохранить даже ценой собственной жизни. Чувствовала она себя так, будто бежит по складу, раскидывая за спиной коробки, чтобы задержать преследователя.

Вот она смотрит на стоящего на лестнице Северуса и понимает, что влюбляется.

Гордится тем, что ее видят с ним рядом.

Их обнаженные, сплетенные тела — сначала в его постели, потом в ее.

Волдеморт с явным отвращением отшвырнул эти картины прочь. Зря она надеялась, что он окажется вуайеристом. Что-то словно порвалось внутри, она вскрикнула — и помимо ее воли в голове стали всплывать другие, личные воспоминания.

Вот она стоит в парке прошлым летом и смотрит, как молодая мать катит коляску с младенцем. Приятного вида мужчина идет рядом, с гордостью глядя на них.

Вот те же самые люди, но старше и печальнее, разговаривают с незнакомкой в Австралии, с каждым словом все больше нервничая.

Вот они впервые идут по Косому переулку со своей пышноволосой дочерью, чтобы купить ей школьные принадлежности.

— Она лгала нам! — победно выкрикнул Волдеморт. — Все ее слова — сплошная ложь! Грязнокровка!

Гермиона застонала. Комната взорвалась криками, платье дернуло, и чьи-то руки вырвали у нее из кармашка волшебную палочку. Боль от вторжения многократно умножилась, и она поняла, что надежды больше нет. Ее сознание свернулось и закуклилось, защищая последние, самые драгоценные тайны, подобно матери, закрывающей детей своим телом.

Теперь, когда защита пала, Волдеморт обрушился на ее воспоминания, как смерч, но Гермиона больше не обращала на это внимания — все оставшиеся силы она бросила на то, чтобы не пустить его к спрятанным в крохотном тайнике сокровищам. Ее память превратилась в ревущий головокружительный поток бессвязных образов, и она мимолетно удивилась, как в такой мешанине вообще можно что-то разобрать. Прильнув к своему последнему щиту, она настроилась на то, чтобы умереть, если он не выдержит напора.

Внезапно ревущий, клубящийся хаос застыл; посередине хрустальной льдинкой вращался один-единственный образ, наполняя собой ее разум и сердце. Там был юноша в треснутых очках, и он стоял над мертвым телом Волдеморта.

Гермиона чувствовала, как от этой картины Лорда охватывает вязкая, липкая жуть, чувствовала, как леденит его кровь осознание собственной смертности. Понимание того, что все его планы, все многолетние усилия пропали втуне.

Надеясь спровоцировать Волдеморта и заставить либо убить ее, либо убраться из ее разума, Гермиона выхватила воспоминание и запустила его в сторону клубка кипящего ужаса.

Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда... Рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца... и Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы...

Волдеморт в ярости взвыл, кинулся прочь, и Гермиона издала победный вопль. Резко разорвав связь с ее разумом, он оттолкнул ее с такой силой, что она отлетела через половину комнаты, ударилась головой о стену и сползла на пол, оказавшись совсем рядом со шкафчиком, где хранился дневник Тома Риддла. Но даже близость крестража не могла превозмочь ее радость. Потому что у нее получилось.

Потому что Волдеморт перетряхнул ей мозги в поисках ответов, но она выстояла. Справилась.

Он понятия не имел о том, что Северус предатель и что почти все его крестражи уничтожены.

— Кто такой Гарри Поттер?! — взревел Лорд.

Эти слова эхом отдались в тишине гостиной; его последователи недоуменно переглядывались, и только Северус смотрел на нее взглядом, в котором смешались презрение и боль от ее предательства.

— Милорд, — хрипло произнес он. — Это ребенок. Младенец. Он родился прошлым летом у Джеймса Поттера.

Волдеморт резко развернулся и схватил его за отвороты мантии:

— Он должен умереть! Они все должны умереть! Немедленно! Этой же ночью!

Северус кивнул:

— Я сейчас же пойду и убью их.

— Нет! — завопил Темный Лорд, брызгая слюной на мантию Северуса. — Не ты! Ты сам и навлек на нас такое! Эта тварь явилась сюда из будущего, чтобы всех нас уничтожить, а ты — ты ничего не заметил! — он крутанулся на месте и мрачно уставился на остальных. — Вы все меня подвели! Вы притащили ее сюда!

Беллатрикс выхватила волшебную палочку, подскочила к Гермионе, присела над ней на корточки и вдавила острый конец палочки в грудину над самым ее сердцем.

— Милорд, простите меня. Мы убьем их. Сложим их головы к вашим ногам. Позвольте, я начну с нее! — она со страхом и яростью оскалилась на Гермиону. — Позвольте мне ее сломать, — ненависть исказила ее черты, и она рявкнула: — Круцио!

Гермиона взвыла от охватившей ее боли. Она извивалась, чувствуя, как горят огнем все нервные окончания разом, и несколько раз сильно ударилась о стену головой, пока окончательно не сползла на пол от сотрясающих тело судорог.

— Хватит, — тихо произнес Волдеморт.

Боль прекратилась, и Гермиона, тяжело дыша, сжалась в комочек.

Беллатрикс посмотрела на приближающегося Волдеморта и отошла назад.

Гермиона ощутила, как мутный поток образов вновь уносит ее в мир, где она не заслуживала ни любви, ни признания. Где она была недостойна. Одинока и никому не нужна. Даже ее победа несла с собой привкус пепла и безнадежности. То, что ей удалось сохранить свои жалкие тайны, ничего не изменит: Волдеморт сам обо всем догадается, это лишь вопрос времени. Ее усилия тщетны, они всегда были тщетны — потому что чего еще ожидать от мерзкой, презренной, ничтожной твари.

— Этого они и хотят, — сказал Волдеморт, пинком переворачивая ее на спину. Он вновь казался спокойным и собранным. — Они стремятся напугать нас, заставить выступить раньше, чем мы будем готовы, в надежде, что это уничтожит нас.

Смех Волдеморта прошелестел сухой чешуей, и Гермиону окутала тусклая, беспросветная тоска.

— Надо отдать им должное, цели своей они едва не достигли. Белла, уничтожь эту мерзость. Все, что мне нужно, я от нее узнал.

Он зашагал прочь. Гермиона снизу вверх глядела на Беллатрикс, мысленно уговаривая ее не тянуть. Ее не страшила смерть, она знала, что недостойна жизни. Так будет справедливо.

— Милорд, — выпалил Северус. — Вы правы, именно я привел сюда эту гадину, я навлек на себя позор. Позвольте же мне самому избавиться от нее, чтобы хоть немного искупить свою вину.

— Ох, Северус... — сказал Волдеморт. — То, что ты наконец оставил трусливые колебания и готов убить свою любовницу — это, конечно, похвально. Но боюсь, ты запятнал себя настолько, что даже такой поступок мало что изменит.

Гермиона с трудом приподнялась, оперлась головой и плечами о стену; подол ее платья перекрутился и задрался на бедра, а туфли куда-то пропали. На какую-то долю мгновения это показалось ей важным.

В отчаянной надежде, вопреки здравому смыслу шепчущей, что Северус не просто так вызвался ее убить, она произнесла:

— Не надо его. Кто угодно, только не он. Хватит того, что я с ним трахалась по приказу Дамблдора. Не хочу умирать от его руки...

Беллатрикс зашипела, взмахнула палочкой, и Гермиону вновь охватило безжалостное пламя Круциатуса. Нервные импульсы буквально разрывали тело на части, посылая ему противоречивые приказы. Колено, неудачно дернувшись, с размаху ударило ее по губам, и рот наполнился кровью с соленым привкусом слез.

Наконец боль утихла, и она заставила себя вновь приподняться и сесть, привалившись к стене. Она не какая-то там нежная фиалка. Она Гермиона Грейнджер, и она не желала умирать, скорчившись на полу.

Она боролась за каждый глоток воздуха, пока не набрала его достаточно, чтобы выдавить:

— Бедная Меропа Гонт... нелюбимая, никому не нужная...

— Я передумал. Северус, убей эту тварь.

Гермиона не стала смотреть, как тот, кого она любила, подходит и встает перед ней. Вместо этого она вытянула голову, заглянула ему за спину и долго пыталась сфокусировать взгляд, чтобы найти в комнате Волдеморта.

— И бедненький Том Риддл. Воображает себя истинным наследником Слизерина, когда на самом деле он всего лишь отродье косоглазой шлюхи, которая подливала магглам зелья, чтобы потрахаться... — она посмотрела Волдеморту в глаза и обнажила в ухмылке красные от крови зубы: — Ну да, я грязнокровка. Можешь завидовать, убогий. Между прочим, меня родители любили.

А потом она перевела глаза на Северуса, на его прекрасный рот, искаженный в гримасе ярости, и прошептала:

— Я была любима.

Он никак не отреагировал на ее слова; недрогнувшей рукой поднял палочку и выплюнул:

— Авада Кедавра!

Гермиона в шоке распахнула глаза при виде сорвавшегося с палочки ядовито-зеленого сияния:

— Ой, ё...