Ненаписанное будущее

Гермиона провела свечой вдоль окошка, сжимая в другой руке палочку. Откуда-то здесь тянуло холодом, она это чувствовала. Ноябрь подползал к концу, и с каждым ненастным, промозглым днем недостатки ее маленькой квартирки становились все заметнее. Одним из них были сквозняки, другим — плохое отопление. Пламя дернулось в сторону, обозначая очередную щель, и Гермиона обновила там чары. Проведя тыльной стороной руки по оконной раме, она убедилась, что в этом месте прорыв сквозняков ликвидирован. Теперь следовало обезопасить пол со стороны внешней стены.

Она заделала щель — кажется, все-таки последнюю — и вздохнула. Привычно взмахнула палочкой, поддавая жару в древний обогреватель, и принялась греть себе постель перед сном, когда за дверью вдруг раздался громкий хлопок аппарации, а ее защитные чары встревоженно зазвенели. От неожиданности она подпрыгнула и выронила свечу. Тут же подхватила ее с пола и, уже принимая боевую стойку, заметила восковую кляксу на подержанном ковре.

Послышался сдавленный стон; что-то тяжелое ударилось в дверь и сползло вниз.

Гермиона не двигалась.

Кто-то постучал — прерывисто, робко. Совсем не похоже на уверенный стук человека, который явился по делу. Она озадаченно придвинулась ближе к входу.

— Кто там?

Кто бы то ни был, он сидел, прислонившись к ее двери. Она услышала, как он завозился, разворачиваясь.

— Гермиона... пожалуйста.

Волосы у нее встали дыбом, она разом убрала все защитные чары и распахнула дверь. На площадке скорчился Северус — привалился к косяку, свернувшись в дрожащий клубок. При виде ее в его глазах появилось такое облегчение, что ее сердце вновь забилось, болезненно бухая в груди. Она выскочила мимо него на площадку и повела палочкой по сторонам в поисках опасности. Не отводя взгляда от лестницы, присела на корточки и нашарила его плечо.

— Что случилось? — тихо спросила она.

Пока никто на них не нападал, она рискнула скосить на него глаза. В лунном свете на его подбородке темнел потек засохшей крови — уходил вниз, пятная белый воротник рубашки; мышцы судорожно подергивались. Осознав, что она видит, Гермиона выпалила:

— О Боже! Не надо отвечать! Вообще ничего не говори! Я сейчас все сделаю.

Она выпрямилась, наложила Мобиликорпус и отлевитировала Северуса в квартиру, ногой захлопнула дверь. Осторожно опустила его на кровать и восстановила защиту, добавив к ней на всякий случай парочку заклинаний. Кинула сильные чистящие чары — в какой-то момент мочевой пузырь его подвел — и стянула с него ботинки, ругаясь себе под нос. В ее квартире было холодно, слишком холодно для человека после Круциатуса, и не имелось никаких лечебных зелий.

Гермиона вскинула голову, взгляд остановился на двери в ванную. А ведь там у нее сколько угодно горячей воды... Торопливый взмах палочки — дверь распахнулась, пробка впрыгнула в отверстие слива, а из крана под напором хлынула горячая вода. Еще один взмах, и она стала чуть холоднее — ровно настолько, чтобы не обжечь Северуса. Упаси Бог еще сильнее ему навредить.

Она поспешно стащила с него плащ, вывернула карманы и мягко отлевитировала с кровати. Всхлипнула, когда от этого движения у него вырвался крик, аккуратно перенесла в ванную и прямо в одежде опустила в исходящую паром воду. Он застонал и конвульсивно дернулся.

— Ш-ш-ш. Сейчас будет легче.

Устроив его поудобней, она упала на колени и принялась поливать его голову и плечи из сложенных ковшиком ладоней.

— Дыши, — сказала она. — Дыши глубже. Вдох через нос, выдох через рот.

Следующий час она нашептывала ему ободряющие глупости и раз за разом накладывала чары, помогающие расслабить напряженные связки и мышцы, по которым то и дело пробегали судороги. Грела остывающую воду — тепло должно было проникнуть в каждую клеточку его тела, до самых костей. Когда выдавалась свободная минутка, доливала в ванну воду и вытирала ту, что он расплескал по полу. Иногда его веки поднимались, и она читала в его затуманенных глазах страдание, и благодарность, и миллионы невысказанных мыслей. Тогда она говорила: «Ш-ш-ш, все в порядке, лежи», — и они вновь закрывались.

Постепенно его конечности расслаблялись, прекратились спазмы; наконец Северус обмяк, и его рваное дыхание выровнялось. Он крепко спал. Гермиона с облегчением вздохнула: худшее позади, теперь все, что ему нужно, это покой. Она вытащила пробку и дала воде стечь, обсушила его и наложила согревающие чары, чтобы не простудился. В последний раз высушив себя и пол, она подняла его, перенесла к себе на кровать и в несколько слоев укрыла толстыми стегаными одеялами.

Потом она сидела за своим столиком и долго смотрела на Северуса. Он был здесь, у нее дома, в тепле и безопасности. Она чувствовала, как ее саму начинает трясти после такого адреналинового выброса. Положив голову на сложенные руки, Гермиона позволила себе расплакаться.

Как бы то ни было, он пришел к ней, в ее крошечную квартирку.

Это много для нее значило. Бесконечно много.

* * *

Она проснулась, сжимая в руке палочку, когда рядом с ее головой на стол опустилась кружка с чаем. Растерянно заморгала, резко выпрямилась — и тут же скривилась от боли в шее и спине. Воспоминания вернулись, и Гермиона распахнула глаза. Она всю ночь провела за этим столом, скорчившись под двумя плащами, своим и его, и смотрела, как он мечется в постели. Ревностно укрепила все защитные чары и сидела, охраняя его сон, твердо намеренная защитить его, кто бы за ним ни явился. Очевидно, до утра ее решимости не хватило, и она уснула.

Сейчас Северус сидел напротив, и даже в тусклом предутреннем свете было заметно, насколько ему не по себе.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

Он пожал плечами и уставился на кружку, которую держал в руке.

— Благодаря тебе, намного лучше.

Говорил он невнятно, словно язык плохо ему повиновался. Скорее всего, так оно и было, и вчера вечером он сильно его прикусил — она знала, как это бывает, из собственного опыта. И если она правильно поняла, что за пустой флакон лежал у него в кармане, первую помощь он успел себе оказать.

От облегчения она обмякла на стуле.

— Я так рада.

— Откуда ты знала, что это поможет? — он показал на ванную. — Тепло?

Она пожала плечами.

— Не думаю, что ты действительно хочешь прямо сейчас услышать эту историю. Лучше потом, когда твои собственные воспоминания не будут такими яркими.

Северус кивнул; в его глазах плеснулся ужас.

— Можешь рассказать, что случилось? — спросила она.

Он отвел взгляд, отхлебнул чаю и поморщился от боли.

— Хотя нет, не отвечай. Если ты пока не готов или боль еще не прошла — не надо, потом расскажешь. Принести тебе чего-нибудь? Зелье? Я могу сбегать к себе в лавку...

У него вырвался страдальческий смешок.

— Ты и так сделала достаточно, — он показал на кровать, теперь аккуратно заправленную. — Более чем достаточно. Со мной все будет хорошо.

Он замолчал; она долила чаю в кружки, позволяя ему впитывать тишину, мир и покой, как недавно впитывал тепло.

Он тяжело, устало вздохнул, и она спросила:

— У тебя сегодня утром уроки?

Он кивнул.

— А ты? Идешь на работу?

— Угу. К двенадцати, а закончу только в семь вечера. У мистера Эплторна очень своеобразный график.

— Ясно, — он шевельнулся, потом встал: — Сейчас почти шесть утра. Если я уйду, у тебя будет время нормально отдохнуть.

— Ты правда собираешься уходить? Можешь оставаться, сколько пожелаешь.

Он посмотрел на дверь остановившимся, немного диковатым взглядом и прошептал:

— Если я не сделаю этого сейчас, то вообще не смогу уйти.

Она встала, подошла к нему, мягко и ободряюще сжала его плечо. Северус медленно повернулся, посмотрел на ее руку.

— Не слишком-то мне нравится быть героем, — тихо произнес он.

Гермиона вздрогнула и сильнее сжала пальцы.

— Мне тоже не слишком нравилось.

Он поднял на нее глаза, и она сглотнула комок в горле, увидев в них слезы.

— Ты съела обед, который я тогда тебе принес? — спросил он.

— Конечно, да, — печально улыбнулась она.

— Хорошо.

Она стянула с себя его мантию и протянула ему. Северус надел ее и обернулся. Она ожидала, что он поблагодарит ее или попрощается, но он тихо сказал:

— Я по тебе скучал.

Было тяжело сдержаться и не показать, как потрясли ее эти слова.

— Я тоже по тебе скучала, — она яростно кивнула.

— Можно я вернусь?

— Да. Пожалуйста, возвращайся.

Последней каплей для нее стало облегчение, которое отразилось на его лице — то, как он прикрыл глаза и втянул в себя воздух. По щекам у нее покатились слезы, губы задрожали.

— Мне так жаль, — сказала она.

Она просила прощения за все сразу: за то, как повела себя при их последней встрече, за то, как с ним обошлись прошлым вечером, за то, что ворвалась в его жизнь, будто слон в посудную лавку...

Северус покачал головой.

— Не стоит сожалеть, — кажется, он хотел добавить что-то еще, но вместо этого запахнул и застегнул свой плащ. — Меня ждет Дамблдор. Как бы мне ни хотелось остаться, но медлить больше нельзя.

— Ничего, — сказала она. — У нас еще будет время поговорить.

Он кивнул в ответ и после неловкой паузы вышел. Несколько долгих мгновений Гермиона смотрела на закрывшуюся дверь и ждала, когда на лестнице раздадутся шаги. Услышав их, она вздохнула. Скинула тапочки, залезла в кровать, уютно устроилась под одеялами и провалилась в сон, чувствуя на подушке его запах.

* * *

— Спасибо за покупку, приходите к нам еще.

Гермиона проводила последнюю покупательницу к выходу и уже собиралась закрывать магазин, когда увидела стоящего на улице Северуса.

— Какой чудесный сюрприз! Заходи, — радостно сказала она, окидывая взглядом пустую улицу за его спиной. Он вошел, и она заперла дверь на замок. — Ты пришел как раз вовремя, я уже хотела закрываться.

Его губы чуть искривились в ухмылке:

— Ты сама утром сказала, когда заканчиваешь, так что не стоит приписывать мне гениальных озарений.

— Это правда, я нервничаю и несу чушь, — засмеялась она. — Хотя согласись, что после сегодняшнего нам обоим простительны небольшие слабости. Мне нужно достать плащ и убрать кое-какие вещи под замок. Подождешь?

— Подожду, можешь не торопиться.

Его тон, в котором не ощущалось и намека на тепло, заставил ее насторожиться, но он уже отвернулся и стал рассматривать полки с готовыми зельями. Гермиона торопливо принялась наводить в лавке порядок.

Накинув на плечи плащ, она подошла к Северусу, который замер у двери в неловкой и напряженной позе.

— Как ты? — спросила она. Его поведение начинало ее пугать.

— Нормально. Со мной уже все в порядке.

— Хорошо. То есть просто отлично. Я очень рада это слышать. Я... волновалась.

Его губы чуть дернулись — вот и вся реакция на ее слова.

— У меня для тебя сообщение, — сказал он.

— Да? А я... я думала, ты просто так зашел.

Он нахмурился.

— Мне сказали пригласить тебя на праздник зимнего солнцестояния, — произнес он. — Это бал для выпускников, он пройдет в Хогвартсе двадцать первого числа.

По его лицу невозможно было ничего прочитать.

— Сказали?

— Сказал — директор. Приказал вступить в контакт с Пожирателями, которые туда придут. А ты, если согласишься, притворишься моей девушкой. Дамблдор питает надежду на то, что ты сумеешь завоевать их расположение, и они начнут приглашать тебя на свои приемы в качестве моей спутницы.

— Ясно, — сказала она.

— Неужели?

— На самом деле, не очень. Но я поняла достаточно, чтобы сыграть свою роль.

В мгновение ока маска спокойствия слетела с него, глаза полыхнули яростью.

— И какая же конкретно у тебя роль? — процедил он. — Как давно ты в Ордене? — он шагнул вперед, нависая над ней: — Я хочу знать правду. Когда ты вывалилась мне под ноги со своими вещами, ты тоже действовала по приказу, и твоя сказочка о путешествиях во времени — лишь часть какого-то хитроумного плана? Так хотелось заполучить себе шпиона? И ты все это время водила меня за нос?

Увидев его искаженное от бешенства лицо, Гермиона перепугалась. Сейчас перед ней был Снейп, которого она знала: предвзятый, опасный, и вдобавок жуткий параноик.

— Нет! — она отступила на шаг; он придвинулся ближе. — Я никогда официально не состояла в Ордене!

Он уставился на нее, свирепея с каждым мгновением, и она вдруг поняла, что глаза ее распахнуты во всю ширь и часто-часто моргают. В панике она схватила его лицо, поймала взгляд и рывком опустила окклюментные щиты, которые привыкла постоянно держать в его присутствии. И сразу почувствовала вторжение его разума, словно ножом рассекшего последние остатки ее защиты. Она понимала, что если дать ему волю, он может увидеть много такого, что ему просто опасно сейчас знать — и принялась выталкивать на поверхность сознания одну картинку за другой, погребая его под градом воспоминаний.

В нее летит невербальное заклинание Долохова — не отразить, не увернуться. И вот она лежит, вся в крови, а в груди жидким огнем растекается проклятье...

Накладывает Обливиэйт на собственных родителей и смотрит, как их воспоминания о ней блекнут и исчезают — навсегда...

Вновь сражается с Долоховым в маггловской кофейне...

Хватает Гарри, и кидается в окно, и уже в прыжке видит, как далеко лететь до земли...

Голодная и замерзшая, сидит рядом с палаткой в лесу и читает биографию Дамблдора авторства Скитер, пока Гарри выздоравливает после укуса змеи...

Лежит на полу Малфой-мэнора и кричит, едва не разрывая легкие. Над ней звучит безумный смех Беллатрикс Лестрейндж, и Люциус с Нарциссой не отводят глаз...

Ее обожгло, течет кровь — она прыгает в озеро со спины разъяренного дракона, и ледяная вода промораживает до костей...

Бежит, увертывается, кричит, а мир вокруг дрожит в нескончаемом пароксизме ненависти и безумия — из-за таких, как она...

В ужасе смотрит, как кровь и память профессора Снейпа вытекают из него вместе с жизнью. Последний хриплый вздох, и его глаза тускнеют...

Она закрыла глаза и убрала руки от его лица; отвернувшись, расстегнула на своей мантии несколько верхних пуговиц. Повернулась обратно и раздвинула ткань, открывая уродливые шрамы от ключицы до грудины: рубец со сморщенной кожей от проклятья Долохова и россыпь блестящих отметин от Круцио в упор. Его глаза округлились от ужаса. Северус смотрел так долго, что она не выдержала — отодвинулась и быстро поправила одежду.

— Это не сказочка, — тихо сказала она. — Я говорила тебе правду — ту, которую могла. А о том, о чем тебе опасно было знать, я молчала. Но не лгала, — она посмотрела через плечо и увидела на его лице лишь жалость. — Ты не представляешь, сколько людей тогда погибло, но, думаю, начинаешь понимать, как это могло произойти. Твой Темный Лорд безумен, и если он добьется своей цели, то уничтожит все. Я видела, как наш мир балансирует на грани, и если бы в последний год войны мне приказали вывалиться тебе под ноги, чтобы это предотвратить, возможно, я бы и согласилась, — она вздохнула и покачала головой: — Но все случилось совсем не так.

Он вздрогнул и закрыл глаза.

— Такой старый... — прошептал он. — Почему я выглядел таким старым? Мне же там еще и сорока не исполнилось.

— Такие ночи, как вчерашняя — сколько лет жизни они бы отняли у тебя? А мысли о том, что ты убил свою единственную любовь — как долго ты бы носил в себе эту скорбь, прежде чем она бы изрезала морщинами твое лицо? — она вздохнула: — Северус, там у тебя была ужасная жизнь. Я искренне надеюсь, что теперь она окажется лучше. По крайней мере, женщина, которую ты любишь, жива, — тихо произнесла она. — Хотя бы это я смогла для тебя сделать.

Он глубоко вдохнул, выдохнул — и словно стал меньше ростом, как будто вместе с воздухом из него вышел весь запал.

— Гермиона, ты... Прости меня. Я не должен был в тебе сомневаться, — он отвернулся и взялся за ручку двери.

— Северус?

Он остановился, слегка обернувшись к ней.

— Я с радостью принимаю твое приглашение на бал.

Его лицо исказилось от досады и гнева, и он слегка стукнул кулаком дверь.

— Я ведь сам хотел тебя пригласить, — грустно сказал он. — А потом... — его рука бессильно опустилась.

— А потом Дамблдор повернул все так, что твоя личная жизнь послужит общему делу.

Он кивнул и сконфуженно потупился.

— Да, он такой, — согласилась она. — Мне кажется, он просто не может иначе. Не удивлюсь, если это он тогда послал за тобой Лили — надеялся, что, пообщавшись с ней, ты перестанешь чувствовать себя настолько одиноким.

Северус удрученно кивнул.

— Ты права, — прошептал он. Скрестил руки и оперся плечом о дверь, не отрывая глаз от пола. — Я был так отчаянно благодарен ему за то, что он позволил мне заслужить свое уважение. Ощущал себя таким героически-правильным, ведь сам Дамблдор ввел меня в круг избранных. Вот только сегодня утром, когда я доложил ему то, что мне удалось узнать, то вдруг понял, что я всего лишь очередной инструмент. Один из многих, — он поднял на нее взгляд: — У меня такое чувство, будто я променял одного хозяина на другого.

Гермиона мрачно хмыкнула:

— Так и есть. Однако твой нынешний хозяин исповедует радикальный альтруизм. И он всех нас спасет, даже если для этого кого-то из нас ему придется уничтожить.

У него вырвался сухой, безрадостный смешок:

— Да уж, — наклонив голову, он посмотрел на нее сквозь завесу волос: — Могу я пригласить тебя на ужин? Обещаю, что на этот раз мы действительно поедим.

Она шагнула вперед и кивнула.

— С удовольствием составлю тебе компанию.

Он улыбнулся. Еле-еле, но все же это была настоящая улыбка.

Она погасила свечи взмахом палочки, вышла вслед за Северусом и заперла за ними дверь.

Он учтиво и немного неуклюже предложил ей локоть, и она обеими руками за него ухватилась. Он улыбнулся шире и с тихим хлопком аппарировал.