Глава 2
Вращение при аппарации не очень хорошо сочеталось с движениями вверх-вниз, но Гермиона не прекратила двигать головой: частично из-за опасения, что Пожиратели сумели перенестись вместе с ними и продолжают смотреть на ее унижение. Была и другая причина, однако девушка ни за что не призналась бы никому, что ее первая попытка сделать минет оказалась очень... приятной. Сперма, покрывающая его член, на вкус была солено-сладкой и напоминала о жидкости, стекающей по ее полуобнаженным бедрам. Размазанная по нему кровь из порванной девственной плевы имела металлический привкус, не давая Гермионе забыть о поврежденной, болящей плоти. Мускусная влага ее собственного оргазма, которая связала их двоих... Что ж, ее она уже пробовала, когда занималась самоудовлетворением, и Гермиона ничего не имела против этого вкуса - он ей даже чем-то нравился. Жар его члена, его толщина и длина, тонкая кожа вокруг набухшей плоти, бархатная твердость, маленькая уздечка, которая спускалась от небольшой ямочки на кончике головки, с которой капал сладкий мускус, столь желанный для ее губ и языка... Еще перед поступлением в Хогвартс у Гермионы была вредная привычка брать в рот кончики карандашей. С перьями этого делать не получалось, поэтому она взяла за привычку брать в рот конец пряди волос, кусочек шоколадки или морковку – все, что имело продолговатую и закругленную форму и что можно было погрызть. Некоторые девочки, с которыми она делила спальню в Гриффиндорской башне, дразнили ее «орально одержимой», но Гермиона никогда не понимала, почему они, глядя на нее, вдруг начинали истерически хохотать. Но теперь поняла.И что бы ни происходило между ними раньше или сейчас, когда их сознания соединены - ей было все равно: она просто не может перестать облизывать и сосать набухшую плоть профессора Снейпа. Она чувствовала его усиливающееся наслаждение так четко, как будто это были ее собственные ощущения. Гермиона знала, что он подумал о Визжащей Хижине. Она знала, что они одни в спальне на втором этаже, где очень давно они с Гарри и Роном напали на преподавателя Зельеварения, чтобы спасти Сириуса Блэка. Она также знала, что какие бы звуки они ни издавали, жители Хогсмида не смогут проникнуть в Хижину, потому что войти в нее можно было только через туннель, ведущий на территорию школы и охраняемый Гремучей Ивой.Каким-то образом, несмотря на все ее старания, Северус умудрился зажечь своей палочкой единственную свечу, которая стояла в подсвечнике из кованого железа. Свеча снабжала их светом не лучше, чем луна или факелы Пожирателей Смерти на той злосчастной поляне. [Гермиона... Мисс Грейнджер, остановитесь! Стойте... О, господи! Ох...] Его тело, напряженное от чистого удовольствия, не было так обременено, как сознание, в котором смешались чувства вины и стыда, голода и желания. Зарывшись обеими руками в ее волосы, то подгоняя, то замедляя ее движения, он растягивал удовольствие, насколько это было возможно. Если бы Гермиона могла прогнать горечь своего изнасилования удовольствием, которое она чувствовала теперь, если бы она могла перечеркнуть все, что случилось, ее первый раз... {Если бы я могла забыть боль и оставить в воспоминании только наслаждение...} Проявляя необыкновенную гибкость, Северус поменял положение. Прежде чем Гермиона сообразила, что происходит, он лег рядом с ней, еще сильнее стянул вниз ее брюки и трусики и, сорвав с себя маску, положил голову между ее бедер. Крепко держась руками за его член, Гермиона глубоко вздохнула, когда он аккуратно раскрыл пальцами ее плоть; вздрогнула, когда он поцеловал ее влажные складочки; начала трепетать, когда он стал вылизывать их. Ублажая ее чувствительность и стимулируя нервные окончания, Снейп делал все то, что ранее делала Гермиона. Постанывая от удовольствия, она снова взяла в рот его член, с прежним энтузиазмом продолжив делать минет, в то время как Северус поразительно ловко орудовал своим языком. Со связанными сознаниями каждое прикосновение, каждая ласка мгновенно вызывала ответную реакцию. Гермиона поняла, что ему нравится, когда она нежно покусывает его член: просто легонько сдавливает зубами плоть прямо под головкой. Северус в свою очередь понял, что ей нравится, когда он резко засовывал язык в теперь уже зажившую от разрыва щелочку и столь же резко высовывал его. Ему нравилось, когда она облизывала языком его член, обильно смазывая орган слюной, а затем внезапно засасывала его весь в рот; ей нравилось, когда он отвечал ей, проделывая почти то же с ее клитором, хотя физиология была довольно различная. Вскоре они оба достигли оргазма, который связал их сознания еще сильнее... [О, боже, да... как хорошо! Еще! Еще!] {Я сейчас умру! О, да! Господи, Северус!} Их напряженные и трепещущие тела вздрогнули. Запыхавшиеся, расслабленные и удовлетворенные. Ленивые мысли, забравшиеся в голову, потихоньку возвращали с небес на землю; хотя, скорее, это были ощущения, а не мысли. Первое, что удивило Гермиону и на чем сфокусировался ее мозг, был терпкий вкус того, что она проглотила. Затем она почувствовала тяжесть головы, лежащей на ее бедре. Но шокировал ее не сам факт этого положения, нет; она удивилась тому, что первая осознанная мысль Северуса была «Еще!». Больше сока, больше вкуса, больше запаха. Еще и еще пробовать на вкус ее влагу, божественное зелье. Его собственное наслаждение было не главным — важным, но не главным, в отличие от экстаза, который он испытывал, погружаясь в молодые, упругие изгибы женского тела. Северус положил Гермиону на спину и, зарывшись лицом в мягкие бедра, лег сверху. Гермиона знала, что он сделает, так как чувствовала каждую его мысль так ясно и четко, будто это были ее собственные мысли. Его мантия накрыла лицо девушки, закрывая от нее тусклый вид комнаты в Визжащей Хижине. Северус до сих пор был возбужден — невероятно для мужчины его возраста — и губы Гермионы потянулись к его мошонке, однако наткнулись на ткань его брюк и основание ширинки. Девушка попыталась отодвинуть одежду в сторону, но вдруг Северус резко вошел в нее языком, и она снова потеряла самообладание, с неистовым криком откинув голову на пыльные половицы старой комнаты, и все поплыло у нее перед глазами. Он лизал, засовывал язык внутрь, терся носом и шлепал языком. Прижатая всем его весом к полу, Гермиона могла только извиваться и немного выгибать бедра, расставляя коленки все шире и шире. Его руки лежали под ее ягодицами, пальцами раздвигая нежную плоть, в то время как губами, языком он исследовал ее тело. Гермиона стонала и билась в судорогах, хныкала и тряслась, когда первый слабый оргазм накрыл ее, затем второй и третий, подготавливая ее к сильнейшему взрыву, который еще долго не утихал. Тяжело дыша, Гермиона снова рухнула на пол, а Северус продолжал вылизывать ее. Прикосновение кончика языка к ее клитору, и крик наслаждения вырывается из груди девушки; ноги, согнутые в коленях, связанные в лодыжках узлом одежды, выглядели как крылья беспокойной бабочки. Это был еще больший взрыв экстаза, и каждый раз, когда Северус между спокойными прикосновениями сильно и быстро теребил ее бугорок, она поднималась на высший уровень удовольствия. Ее всхлипы превратились в стоны, стоны — в тихие выкрики, а те, в свою очередь, стали воплями, когда он грубо натянул ее плоть и засосал клитор, нежно теребя его между зубами. Гермиона сходила с ума от наслаждения, она брыкалась, пытаясь скинуть Северуса с себя, но тот рычал и удерживал ее бедра своими плечами с такой силой, о которой Гермиона даже не подозревала. Она не слышала своих мыслей, только его пылкое [О, боги, еще, еще, еще...]. Глубоко в сознании Гермионы пролетела его слабая мысль, от которой она пришла в замешательство. Он не просто желал слизывать ее сок — что было ужасно приятно — он хотел доставить ей наслаждение! На мгновение его ласки приостановились. Гермиона стала судорожно хватать ртом воздух, в то время как Северус в дюйме от кудряшек на ее лобке прошептал какие-то слова; что-то коснулось ее клитора и начало вибрировать и пульсировать. Гермиона чуть не задохнулась от нахлынувших чувств, когда ее тело сначала выгнулось, а затем открылось этому порочному прикосновению. Гермиона чувствовала себя так, будто ее пытают; как ленту мучают быстрой перемоткой, пропуская скучные моменты, чтобы быстрее добраться до кульминации фильма. Ее глаза закатились, веки были немного прикрыты и дергались как при эпилептическом припадке. Животные звуки вырывались из ее груди, она уже давно не могла кричать. Ногти впились в его бедра и поясницу, царапая и цепляясь за одежду в безумном диком ультиматуме — прекрати это, иначе случится что-то страшное! Положение вибрации изменилось, соскользнув с клитора в ее щелочку. Растягивая ее вход, медленными и аккуратными толчками пульсация погружалась в нее, расширяя ее женственность и задевая еще больше нервных окончаний. Полдюжины, дюжина таких толчков, еще полдюжины — и Гермиона кричит больше от желания, чем от удовольствия, потому что ЕЙ БЫЛО МАЛО! Северус отстранился, мантия исчезла, а длинный тонкий палец, вибрирующий внутри, провернулся в ней. Снейп отвернулся, схватил отброшенную палочку и произнес какие-то слова - Гермиона, находясь в сексуальной фрустрации (1), их не расслышала - и вся одежда исчезла. Их горячие, обнаженные и немного потные тела соприкоснулись, слегка прилипая друг к другу, в то время как вибрирующий палец продолжал двигаться в ней. Северус перекинул ее правое бедро через руку и вытащил палец, сняв заклинание. Гермиона стиснула зубы, когда почувствовала, как что-то ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БОЛЬШОЕ и совершенно неудовлетворенное приблизилось к ее входу... Северус ворвался в нее резко и грубо, так сильно и глубоко, что у Гермионы перехватило дыхание. Благодаря тому, что ее бедра были приподняты, следующим рывком он вошел еще глубже и задел что-то глубоко внутри, что-то... что-то... {О, Господи... Да, да, да, да... да-а-а... А-а-а...} Ее глаза были широко раскрыты, но ничего не видели; чувства обострились до предела, но издаваемые ими животные звуки она не слышала. Гермиону накрыл такой взрыв, как будто ее ударило молнией, и это ощущение разлилось по всему телу. Она чувствовала, что он вот-вот к ней присоединится. Будто цунами сейчас обрушится на ничего не подозревающий берег и без всякого предупреждения поглотит всех, кто посмел находиться в смертельной близости от него. Что и случилось со всем ее телом, со всей душой, швыряя вниз, вверх, кругом, переворачивая мир вокруг нее...Пульсируя и изливая свою страсть горячей струей, Северус присоединился к ней. Ни один из них не слышал собственных чудовищных криков. Без сомнения, жители Хогсмида их услышали... От громкости и вибрации со стропил посыпалась пыль, от ритмичных движений их тел трещали стены и пол. Гермиона пришла в себя с ощущением небольшого дискомфорта, так как он до сих пор тяжело, но нежно двигался в ней. Ее голова лежала в его ладонях, и время от времени он поворачивал ее то в одну, то в другую сторону, мягко целуя то носик, то шейку, то щечку или губы. В голове не было ни одной мысли, кроме ощущения момента. Гермиона это поняла, потому что наконец-то услышала собственные мысли: {Господи... Сколько еще это будет продолжаться?} Мастер Зелий отодвинул голову назад, по-прежнему держа в руках ее лицо, и заглянул девушке в глаза. С намеком на его обычное презрительное растягивание слов - хотя в его голосе слышалась некая теплота вместе с нарастающей напряженностью, от которой у Гермионы мурашки побежали по коже - он сухо ответил: — Учитывая, что второй пузырек содержал восьмикратную дозу афродизиака - одна доза длится примерно час, а каждый из нас выпил половину пузырька - по моим подсчетам эффект продлится еще три-три с половиной часа, мисс Грейнджер. {Три... три с половиной часа?!} Полубессознательное состояние превратилось в шок. Гермиона широко раскрыла глаза: — Вы меня накачали! — Я предпочитаю думать, что, несмотря на всю ситуацию, мы оба получили удовольствие. Гермиона уже сделала глубокий вздох, чтобы запротестовать, как ухмылка скривила его губы: — Избавьте меня от своих упреков, мисс Грейнджер: в данный момент мы мысленно связаны, — произнес он вслух, затем закончил свою мысль, но уже с закрытым ртом: [И они явно несправедливы.] Гермиона в шоке смотрела на него, забыв о действии афродизиака. {Черт, этот ублюдок знает все мои мысли!} [Уверяю вас, мои родители уже были в браке, когда зачали меня,] — по-прежнему не размыкая тонких губ, ответил Снейп и отклонился назад. То, как его тело продолжало нежно тереться об нее, и как его член скользил внутри ее влагалища, отвлекло Гермиону от сказанного. Не было смысла отрицать, что она была до сих пор возбуждена его прикосновениями, его запахом и вкусом... {О, Господи! Я же могла забеременеть!} Северус поморщился от ее мысленного возгласа. [Мисс Грейнджер, к данному моменту вы уже должны были понять, насколько я методичен.] Это был вопрос с подвохом... Он методично овладевал ее телом! [Я хотел сказать, что когда я изготавливал именно этот вариант зелья, то добавил в него контрацептивный ингредиент, и среди множества других возможных вариантов из своего личного запаса я выбрал именно этот пузырек, когда придумал, как нас с вами спасти от смерти и не выдать себя этому скользкому змееподобному мерзавцу.] {Выдать он себя боялся! В мой первый раз меня накачали и изнасиловали на глазах у Пожирателей Смерти!} Северус внутренне вздрогнул, и Гермиона скорее почувствовала это через их мысленную связь, чем заметила по его лицу. Выражение темно-карих глаз не изменилось, только мерцание свечи, освещающей полупустую комнату, отразилось в гипнотическом танце света и тени на одной стороне его лица. [Если бы я смог придумать что-то получше до того, как они изнасиловали и серьезно покалечили бы тебя, Гермиона, я бы так и сделал! Или, может, мне и надо было позволить им изнасиловать тебя? Или самому взять тебя, не позаботившись о твоем наслаждении? Что же, по-твоему, я за человек?] Гермиона с испугом смотрела на него, не представляя, как ответить на этот яростный и несколько болезненный выпад. {Я... Я не знаю...} [Вот именно. Ты вечно слоняешься с этим придурком Поттером и веришь каждому его слову!] {Конечно, я с ним общаюсь! Он мой друг!} — парировала Гермиона. Интересно, он хоть знает, что это такое? — {Если бы у вас был хоть один друг, вы бы меня поняли!} В этот раз Северус действительно вздрогнул, вышел из нее и лег рядом на спину, разорвав контакт между их телами. Его согнутая в локте рука заслоняла лицо, скрывая от ее взгляда угрюмое и подавленное выражение. Запах секса и удовлетворения заполнил напряженную тишину между ними. Гермиона повернулась на левый бок, немного приподнялась, облокотившись на руку, и стала рассматривать лежащего перед ней мужчину. Свеча освещала темные волосы на широкой груди; тонкая темная дорожка волос вела к пупку, а затем спускалась к паху. Его мужское достоинство стояло как башня, демонстрируя сильную и твердую эрекцию. Гермиона вспыхнула от смущения, почувствовав, как его семя вытекает из нее и размазывается по бедрам. И только из-за того, что она привыкла доделывать начатое, девушка опустила глаза на его худые и жилистые ноги. Ее щеки покраснели еще сильнее от того, что она по-прежнему хотела его, и от того, что только что наговорила; и в то же время девушка понимала, что она действительно имеет право злиться на него за все, что он сделал...Но как быть с ее телом, которое все еще помнило о полученном удовольствии... Лежа в таком положении, Гермиона почувствовала, как нежные складочки трутся о клитор, заставляя ее дрожать от возбуждения. Она снова легла на спину; несмотря на тяжесть и боль во всем теле, она по-прежнему чувствовала афродизиак в своих венах. И тем не менее Гермиона продолжала отрицать все хорошее в профессоре Снейпе. Ей хотелось обвинять, кричать, предъявлять претензии - он меня изнасиловал! Среди всех мужчин именно он лишил ее девственности, и не важно, одурманена она была или нет: этот вечер, ее первый раз, она запомнит на всю жизнь... Но не все же так плохо, — почти радостно прошептал упрямый голос в ее голове. — Признайся, Гермиона - ты всегда хотела Снейпа! Ты всегда была немножко влюблена в этого невыносимого мерзавца с сальными волосами, не так ли? Признайся! Ты же ласкала себя, представляя, как он не просто занимается с тобой любовью, а трахает тебя! Насаживает тебя со всей своей сексуальной безжалостностью! Ты просто расстроена, что не узнала его до того, как вы оба кончили, и ваши сознания соединились. А еще потому, что тебя опоили и трахнули без твоего согласия! — этот внутренний голос был самой честной частью ее сознания и прямо сейчас сыпал соль на раны. — Ты бесишься, потому что узнала, насколько это хорошо, когда фантазии воплощаются в реальность, и тебе стыдно за свои чувства! Позднее, вернувшись в школу, Гермиона признается себе, что при последнем аргументе у нее внутри будто что-то щелкнуло. А еще позже она убедит себя в искренности своих побуждений в тот момент. И все же девушка была очень рада, что между ними сейчас не было прямого контакта, и он не мог прочитать ее самые страшные мысли. А почему мне должно быть стыдно? Он сделал все, чтобы спасти меня... и удовлетворить! Так почему бы тебе не расплатиться той же монетой? Ты же сейчас возбуждена не меньше, чем тот дракон, с которым Гарри сражался на Тремудром турнире! Может, я так и сделаю! Но Гермиона просто не могла заставить себя придвинуться к мужчине, склониться к его паху и снова втянуть в себя блестящую возбужденную плоть. При этой мысли рот предательски наполнился слюной. Как бы отвратительно ни сложились обстоятельства, он действительно подумал о ее наслаждении, и, стараясь быть предельно честной с собой, Гермиона признала, что было бы совсем ужасно, если бы она не чувствовала пульсирующего желания, когда он первый раз ворвался в нее. Возможно, потом ей будут сниться кошмары, где волшебники в серебряных масках и черных мантиях безжалостно избивают ее и издеваются над ней; и эти сны вряд ли дадут ей забыть о мучительных боли и унижении... Но теперь, когда после невероятного оргазма ее мозг прояснился, она смогла, наконец, признать, что шансов на спасение у нее почти не было - все могло закончиться гораздо хуже. Она уже считала себя мертвой и готовилась противостоять Империо, чтобы не выдать никакой секретной информации. Тем не менее, сейчас она жива и спасена из лап Волдеморта. — Думаю, я должна поблагодарить вас за то, что вы спасли меня. — Я не нуждаюсь в вашей фальшивой благодарности, — проворчал он, по-прежнему прикрывая лицо рукой. Пытаясь сохранять спокойствие, Гермиона повернулась к Снейпу, приподнялась и осторожно прикоснулась к его бедру, чтобы иметь связь с его сознанием. Северус вздрогнул. Он убрал с лица руку, настороженно посмотрел на нее своими черными глазами, и Гермиона повторилась: — Я хочу поблагодарить вас, профессор, за то, что вы спасли мне жизнь. Каким бы образом это ни произошло. Я также благодарна, что вы позаботились о том, чтобы мне было приятно, в конечном счете. {И это абсолютная правда, можешь ею подавиться, несносный мерзавец!} — мысленно добавила она, и Северус чуть не закашлялся. — {Потому что мне действительно понравилось, особенно когда ты зарылся лицом в мою... о, черт!} Гермиона отдернула руку, будто его кожа вдруг стала обжигающе горячей. Прямо как ее щеки. Да что такое, от этой возможности читать мысли друг друга одни неприятности! Гермиона осторожно взглянула на профессора и заметила, что он по-прежнему смотрит на нее, между тем линия его губ скривилась в слабую, но ясную улыбку. От этой полуулыбки у Гермионы заныл низ живота, как будто он залез языком в ее женственность. Едва сдержав стон, она постаралась игнорировать ставшее почти невыносимым желание и сосредоточиться на более важных вещах. — Вы дали мне три зелья. Первое на вкус было как заживляющее, и за это я вам тоже благодарна. Я уверена, что один из этих уродов в масках сломал мне ребро, когда избивал меня, — пробормотала она, трогая себя за обнаженный бок и вздрогнув от нахлынувших воспоминаний. Внезапно она сообразила, что на ней совсем нет одежды, и опять покраснела. Глубоко вздохнув, Гермиона расправила плечи и решила игнорировать тот факт, что оба они обнажены. — Второе... я полагаю, афродизиак? Это было единственное зелье, которое мы выпили в равных пропорциях, и вы сказали, что каждый из нас выпил четырехкратную дозу. Северус снова прикрыл голову рукой и слабо кивнул. — А затем было третье зелье, которое создало... связь между нашими сознаниями и поддерживает ее, когда мы прикасаемся друг к другу. — Я не перестаю удивляться вашему интеллекту, мисс Грейнджер. Гермиона вспыхнула от не столь уж язвительного комплимента и формального обращения, которое ввиду полного отсутствия одежды казалось немного абсурдным. Призвав всю свою хваленую гриффиндорскую храбрость, она заметила: — Учитывая, насколько близки мы только что были, не должны ли мы перейти на «ты», по крайней мере, сейчас? Не беспокойтесь, я не буду называть вас Северусом на занятиях, — добавила она, понимая, что он будет переживать по этому поводу. — Но я не собираюсь называть вас профессором, пока... пока мы в таком виде. Северус стиснул вторую руку в кулак, и на мгновение Гермионе показалось, что он скажет что-то унизительное, но он ее удивил: — Я пытаюсь сохранить остатки здравого смысла, мисс Грейнджер. Я ваш учитель; я воспользовался вами, совершив, по меньшей мере, четыре незаконных и зверских поступка по отношению к вам, и заслуживаю пожизненного срока в Азкабане, возможно, даже Поцелуя дементора. И я лежу здесь с сильнейшей эрекцией, изо всех сил стараясь не накинуться на вас. Гермиона изумленно смотрела на него. — Ты шокирована? — спросил Северус, наконец-то перейдя на «ты». — Как только я прикоснусь к тебе, ты все равно узнаешь правду. Я ничего не теряю, говоря открыто, и, возможно, мне даже удастся сохранить хотя бы остатки достоинства. В противном случае я лишусь и этого... Гермиона все еще не могла оправиться от изумления. Совершенно откровенный Снейп? Интересно, он хотя бы раз за все эти годы двойной игры открывался кому-нибудь? Конечно, Гермиона знала его сравнительно недолго, чуть больше шести лет. Но если задуматься о причинах его сложного поведения, то нельзя не признать, насколько нелегко сейчас приходится профессору. Он вынужден контролировать все свои слова и поступки, чтобы защитить себя от разоблачения и неминуемой расправы. Одна его фраза заставила Гермиону нахмуриться: — Какие четыре поступка? Северус опустил голову на пол с глухим стуком. — Давай, Грейнджер! Подключи свой гениальный ум! — Что ж, первым было использование Империо, — пробормотала она, смущаясь от его комплимента, хоть и произнесенного несколько грубо. Она вспомнила, как он угрожал во второй раз наложить на нее Заклятие Подвластия, если понадобится. А затем припомнила, что к тому моменту он уже дважды применял к ней Империо. — И вы не остановили других Пожирателей, когда они меня мучили. Думаю, это тоже считается. Третьим было Круцио, как раз тогда, когда я почти поборола Империо. Вы применили Империо и Круцио дважды. Значит, изнасилование было четвертым преступлением... хотя... Он убрал руку с лица; его глаза приоткрылись, превратившись в темные щелочки. Гермиона собрала все свое мужество и закончила предложение: — Хотя... назвать это изнасилованием нельзя. Мне же понравилось... — Ты была под действием зелья. Изнасилование под действием наркотика, к тому же совершенное человеком, который тебе знаком - это еще более омерзительно, — произнес Северус, отвернувшись и закрыв глаза. Гермиона заметила, что пальцы на его левой руке, до этого сжатые в кулак, теперь впивались ногтями в деревянный пол. — Но я не посчитал издевательства других, так же как и не считал бы двойное применение Непростительных за два отдельных случая. Как говорится «отдал кнат, придется отдать и галлеон» (2). — Так что же за четвертое преступление? Северус открыл глаза и посмотрел на свою напряженную руку. — Я - твой учитель. — И что? — спросила Гермиона. — По законам Британии я совершеннолетняя, — девушка шумно выдохнула, что можно было расценивать или как беззлобную усмешку, или как издевательство. — Я даже совершеннолетняя в Америке! Северус посмотрел на нее. Тяжелый, угрюмый взгляд, выражающий пока непонятные для нее чувства. — Я - твой учитель, — настойчиво повторил он. — Ты - моя ученица. Эти отношения предполагают абсолютное доверие, соблюдение всех приличий и этики поведения: как между пациентом и врачом, священником и его прихожанином. А-а, ненависть к самому себе. Гермиона попыталась смягчить его серьезный тон капелькой беззаботности. — Приличия? Этика поведения? Ведь ты только и делаешь, что грубишь, высмеиваешь и унижаешь каждого? Рука над его головой дернулась и схватила Гермиону за запястье. Взрыв мыслей, воспоминаний и впечатлений наполнил ее сознание при этом контакте, вполне конкретно объясняя, что он думает о ее «беззаботности». Гордость за то, что его сочли подходящим для Хогвартса... Ежедневная толпа детей, большинство из которых не лишены способностей, но при этом не выказывают никакого стремления к саморазвитию и применяют весь свой потенциал куда угодно, но не на учебу... Выдающийся, блестящий пример - ее пример. Это было совершенно невыносимо, как сильно она гордилась своими знаниями, и от этого другие ученики завидовали, смеялись над ней, как когда-то смеялись над ним... Постоянная борьба между его темной сущностью, которая привела его к Волдеморту, событиями, произошедшими намного раньше – и остатками совести и сострадания, которые в последний момент спасли его душу, заставляя свернуть с темного, губительного пути... Отчаянное желание найти действительно способного ученика, чтобы разделить с ним любовь к знаниям... Ужас от осознания того, что этим учеником была она, верная подруга такого особенного сына этого ненавистного, льстивого, самодовольного и заносчивого идиота... Постоянная обязанность хвалить и баловать слизеринцев-имбецилов, которые были детьми таких же слизеринцев-имбецилов... Необходимость изображать злобного гада, который постепенно уничтожал тепло его души... Страх быть разоблаченным, подвергнутым пыткам, убитым... или хуже – быть отвергнутым теми, чья вера в него итак была слабой, слишком хрупкой для того, чтобы поддержать его... Злость на Волдеморта за роль шпиона и двойного агента... Обязанность доводить до сознания этих тупиц и недоумков, что Зелья - это опасный для жизни предмет, в то время как они еще ни разу в своей молодой, защищенной и изнеженной жизни не знали опасности... Необходимость сдерживать весь свой гнев, когда тот разъедает его изнутри, не давая заснуть долгими, беспокойными ночами, пока он не выплеснет его на занятиях в тщетных попытках обучить детей... А в это время его собственная смерть так близко, достаточно сорвать одну единственную маску... И под всем этим, и внутри, и надо всем находилась его гордость за свою профессию преподавателя, какой бы потрепанной и обветшалой она ни стала за все эти годы тщательно скрываемой обиды... Рука Северуса упала на пол, прерывая контакт. Сейчас он был похож на страдающего мессию. Ноги выпрямлены, руки расставлены в сторону под небольшим углом, голова повернута в сторону девушки, и его ... Что ж, — поправила себя Гермиона, смущенно отводя глаза. — Если говорить точнее, его достоинство не лежит, а торчит из его паха... Эти нелепые размышления дали ее спутанному сознанию время осмыслить увиденное. Если она сейчас к нему прикоснется, он сочтет ее жест за жалость; и Гермиона знала, что за жалость он ее возненавидит. Но она его и не жалела. Возможно, перед пятым курсом - до того, как она узнала, что он неустанно трудится для Ордена Феникса - она и почувствовала бы жалость. Несмотря на то, что он всегда был ужасным, злобным и язвительным ублюдком, Гермиона всегда восхищалась его выдающимся интеллектом. И, конечно, она знала, каково это - быть самым умным человеком в окружении менее одаренных товарищей; все равно, что быть американской баскетбольной звездой среди бушменов (3), постоянно возвышаться над всеми остальными и неизбежно сталкиваться с их негодованием и пристальными взглядами. Наверное, разочарование и тоска были его самыми заклятыми врагами после Волдеморта и Гарри. Так же и у Гермионы; хотя у нее есть, по крайней мере, другие предметы, на которые можно отвлечься. У Снейпа - только Зелья. Девушка видела, какое у него было напряженное и измученное выражение лица, когда они жили в штаб-квартире Ордена Феникса, как поспешен был шаг, как глубоко он старался спрятать свою тревогу. И только сейчас, два года спустя, Гермиона поняла, что это было самое настоящее сочувствие. Мальчишки не замечали, что ему приходилось переносить, но ведь они не были такими проницательными, как она. — Это было всего лишь на одну ночь, Северус, — наконец-то произнесла Гермиона, взяв его за руку, чтобы он понял всю искренность ее слов. — И ты сделал это, чтобы спасти меня. Можно считать это смягчающими обстоятельствами. Северус отдернул руку и, громко застонав, закрыл лицо ладонями. Это был страшный, исходящий прямо от измученной души звук, будто вот-вот должно случиться что-то ужасное. Гермиона терпеливо ждала, пока он все объяснит. — Это не только на эту ночь, Гермиона. Или ты под конец слишком увлеклась... и не услышала, что потребовал этот змеелицый? Девушка вспыхнула, вспомнив, как она начала делать минет почти без колебаний, вспомнив его вкус, запах и ощущение его во рту и в руках. И еще кое-что. Тонкий шипящий голос, требовавший... — О, нет... Он хочет, чтобы ты привел меня туда еще раз? Чтобы... чтобы опять... унизить меня у них на глазах? Гермиона не могла назвать это изнасилованием. Не при нем, не сейчас, когда он пытался доставить ей столько удовольствия, сколько мог. Северус не пошевелился. Ему не обязательно было кивать, чтобы подтвердить точность ее воспоминания... Застонав, Гермиона села на колени и закрыла лицо руками. Наслаждение их недавней прелюдией стремительно исчезало, растворяясь в вернувшемся страхе унижения, которое она испытала, когда он порвал ей кофточку и стянул брюки. От внезапного нежного прикосновения его пальцев к коленке Гермиона чуть не подпрыгнула. На мгновение она подумала, что Северус повалит ее на спину, прижмет к полу и опять займется с ней любовью. Она даже не могла понять, хотелось ли ей этого. Физически - да, но, скорее всего, это был эффект афродизиака... Вместо этого он объяснил: [Способность Волдеморта читать мысли других людей всегда была очень сильной, а с тех пор, как он возродился, эта сила возросла в несколько раз,] — сказал он, пока Гермиона пыталась успокоиться. — [Мои собственные возможности в окклюменции не могут постоянно держать мои истинные мысли закрытыми для него, как и не могут полностью отвлекать его на поддельные сцены. Полуправда и отрывки реальных событий должны быть сплетены в единое целое, чтобы увести его в сторону от главной цели. Я должен был найти способ, как сохранить твою жизнь, спасти от Круциатуса и Империуса... и других ужасных вещей, которым может подвергнуться молодая и красивая девушка.] Немного опустив руки, Гермиона посмотрела на Северуса сквозь пальцы. Он был абсолютно искренен. Не только касательно сравнения сил Волдеморта со своими, но и в том, что считал ее красивой. [Более того, мне нужны были причины, чтобы взять тебя под свою опеку... и сохранить тебе жизнь на долгий срок - достаточно долгий для того, чтобы эта война закончилась. Когда я услышал, как один из Пожирателей сказал, что хотел бы заставить тебя сделать ему минет, и услышал смех и согласие остальных унизить и изнасиловать тебя - и не заметил ни одного протеста от присутствующих там женщин - я понял, что тебе не удастся выбраться невредимой без моего вмешательства. Времени на помощь с нашей стороны не было. Тогда я вспомнил о... Веритамории.] Вспышка воспоминаний пронеслась у них в сознании, но Северус быстро отдернул руку, закрыв свои мысли от Гермионы. Девушка прочистила горло: — А что... что такое Веритамория? Черные глаза встретились с карими, по их выражению ничего нельзя было понять. — Любовное зелье. — Что? — взвизгнула Гермиона, не веря в услышанное, и прикрыла рот руками. На мгновение ее сердце буквально остановилось, а затем часто забилось в груди, как будто она проглотила снитч. Снейп прищурился: — Если ты собралась кричать, то будь любезна - удали из своего крика четко различимые слова. Мы находимся в Визжащей Хижине, которая не предполагает разговоров. Его сухой тон заставил судорожно бьющееся сердце Гермионы успокоиться до нормального ровного темпа. Вместо того чтобы продолжать кричать - что в данной ситуации было весьма уместным - гриффиндорка зашипела: — Что, черт возьми, ты имеешь в виду? Его губы скривились в ухмылке. — Значит, ты можешь ругаться. — Объяснись, иначе услышишь все слова, которые я узнала за многие годы! — пригрозила она Северусу, посмотрев на него совсем не по-гриффиндорски, и уж вовсе на слизеринский манер зашипела: — Что значит любовное зелье? — Не совсем то, что, несомненно, ты нарисовала в своей гениальной голове, — проворчал он, рассматривая Гермиону. Положив правую руку под голову и немного приподнявшись, Северус продолжал спокойно изучать девушку темным, загадочным взглядом. — Веритамория - очень редкое зелье. Я унаследовал его вместе с цветом кожи и глаз от прародительницы, которую привез в Англию из Святой Земли (4) колдун-крестоносец в качестве своей невесты. Однако она не была уроженкой Ближнего Востока, она была индианкой и практиковала Тантрическую магию. Тантрическую? О, Господи... — По твоим глазам я вижу, что ты слышала об этой редкой ветви исследований. Уверен, иногда до тебя доходили слухи от учеников старших курсов, которые начинают рассуждать на подобные темы, едва достигнув полового созревания. — Нет... не совсем, — пробормотала Гермиона, по-прежнему шокированная его признанием. — Я проводила некоторые исследования... не так много, ведь искусство Тантры требует партнера, если изучать его на глубоком уровне. Девушка умолкла, снова покраснев. Северус постарался сдержать улыбку, но уголки губ все-таки немного приподнялись. Она почти созналась, что практиковала мастурбацию. По крайней мере, она понимает, что это настолько же серьезно, как и изнасилование при свидетелях. Гермионе было не менее стыдно признаваться своему преподавателю Зелий в проведенных ею внеклассных исследованиях, если сравнить с тем, что совсем недавно ее под действием наркотика изнасиловали на глазах у Пожирателей. — Что именно делает зелье? — сдержанно поинтересовалась она, упорно пытаясь игнорировать его усмешку. — Оно объединяет эроманцию, сексуальную магию и легилименцию — способность читать мысли. Поэтому я и смог защитить твои мысли. Это было очень важно - ты знала, что я двойной агент. Если бы Волдеморт догадался прощупать твое незащищенное сознание, он бы узнал о моем двуличии и убил и меня тоже. Тогда наша сторона лишилась бы двух крайне важных воинов для битвы, которая ждет нас всех. Но с помощью Веритамории я сумел защитить твои мысли так же, как я защищаю свои. Гермиона слегка нахмурилась. — Почему ты назвал Веритаморию любовным зельем? Очевидно, что чтение мыслей срабатывает только тогда, когда мы касаемся друг друга, и я помню, что все это началось, когда ты... когда мы кончили вместе, — Гермиона надеялась, что ей удалось не покраснеть. — Но секс - не любовь и не телепатия. — Веритамория сближает сознания тех, кто находится в физической близости. Древние жрецы Тантрического Индуизма понимали, что молодым любовникам легче сконцентрироваться только на сексуальной стороне магических ритуалов и при этом пренебречь... более заботливыми аспектами отношений. Снейп? Краснеет при слове «отношения»? Гермиона, как зачарованная, продолжала смотреть на него. — Если между двумя людьми нет глубоких чувств, согласия и понимания мыслей друг друга, и они принимают Веритаморию, то вскоре несхожесть их мыслей начинает преобладать над наслаждением их тел, и несовместимая пара распадется. Однако если между двумя людьми глубокая привязанность, их мысли и мнения могут сосуществовать в гармонии... Если волшебник и волшебница, выпив зелье, соединились разумом и телом, чтобы усилить привязанность... то со временем способность читать мысли друг друга усилится, и для этого даже не потребуется прямого контакта. — Если разбить название зелья на отдельные слова, — сухо продолжил он, — то становится понятно, что это искаженная латынь - «Настоящая Любовь». Никто из моей семьи не помнит санскритскую версию заклинания, хотя я допускаю, что некоторые секты магического мира Индии до сих пор хранят эту тайну. Тантрическую магию перестали использовать в конце Средневековья, когда мусульмане захватили эту страну и, к сожалению, начали разрушать все непристойное и распутное. Сами Тантрические храмы были произведением эротического искусства, — быстро добавил Северус куда-то в сторону, затем закончил свое объяснение: — Медальон, который сейчас на тебе, в моей семье передавался потомкам по линии бабушки, от отца к сыну, от матери к дочери. В конце концов, он достался моей двоюродной бабушке, Евмении Аттенборо. Она полагала, что мне понадобится доза Настоящей Любви, и завещала мне его. — Но какая ирония - зелье подходит только для магов. А единственные женщины, с которыми мне удается просто сходить на свидание - да и то только летом, когда я свободен от школы – это маггловские женщины, — Северус натянуто и совсем невесело улыбнулся Гермионе. — Ни одна уважающая себя женщина магического мира не захочет иметь дело с Северусом Снейпом, Мастером Зелий Хогвартса, злобным ублюдком без сердца ... А связываться с испорченными, не уважающими себя женщинами из лагеря Волдеморта слишком опасно. А я бы... Гермиона прогнала эту мысль, так и не додумав ее. Слава богу, он не прикасался к ней и не мог почувствовать смесь жалости, стыда и... других эмоций, которые возникали и исчезали внутри нее, так до конца и не прозвучав. Гермиона заставила себя вернуться к заклинанию. — Ты... ты сказал Волдеморту, что пока мы контактируем, ты сможешь полностью держать меня под контролем. Конечно, это неправда. Но ты намекал, что... точнее он намекал на то, что ты... будешь насиловать меня снова и снова. — Я сказал ему, что пока я буду... совокупляться с тобой - кажется, он предпочитает так это называть - хотя бы раз в неделю, заклинание позволит мне читать твои мысли при любой встрече. И, по большому счету, это правда, разве что я умолчал о том, что ты тоже сможешь читать мои мысли. Но если встречи будут происходить реже, или кто-нибудь хотя бы один раз переспит с тобой, — сухо и предостерегающе добавил он, — заклинание исчезнет. Для того чтобы Волдеморт оставил тебя в живых, я должен был придумать достаточно веские причины, и это лучшее, что пришло мне в голову в тот момент. Гермиона с недоумением посмотрела на Северуса. Он вздохнул и положил вторую руку под голову. — Я убедил его... да, я понимаю, что мне пришлось убеждать ходячий, разговаривающий, рехнувшийся труп, — Северус говорил медленно, растягивая слова и демонстрируя весь свой сарказм, что выглядело еще более удивительно на фоне того, что он был абсолютно голым, возбужденным и почти все время пялился на ее грудь. — Ирония в том, что если ты продолжишь общаться с Поттером, а я время от времени буду встречаться с тобой, то рано или поздно ты можешь услышать что-нибудь важное, что этот змееголовый мерзавец может использовать против нас, и тогда я должен буду узнать об этом и сразу же доложить ему. А если предположить, что будет необходимость оставить тебя с одним из Пожирателей, я уверен, что ты не раскроешь свое гениальное сознание под действием Заклятия Подвластия. Ты доказала, что ты это можешь, когда мне пришлось применить Круци до того, как ты окончательно освободилась от Империо, при этом чуть не убив нас обоих.Гермионе удалось достаточно бесстрастно заметить: — Надеюсь, ты никогда случайно не называл его змееголовым мерзавцем в лицо. Ты слишком умен, чтобы делать это намеренно. В этот раз девушка заметила намек на душевность в его легкой улыбке. Она поняла, что впервые сделала комплимент его интеллекту, и ему это понравилось. Но ведь ей тоже нравилось, когда он хвалил ее ум. Гермиона почувствовала прилив удовольствия от того, что он, по-прежнему улыбаясь, рассматривает ее. Она перенесла свой вес на колени, при этом ее грудь немного качнулась вперед... И еще одна волна тепла от его взгляда пробежала по телу девушки, напоминая о том, что хоть у нее и было время отдохнуть и прийти в себя, вожделение, вызванное афродизиаком, еще не прошло. Во рту пересохло. Гермиона отвернулась от его напряженного взгляда...и будто кролик, загипнотизированный удавом, заметила, что некий удав по-прежнему стоит и с нетерпением ждет, когда к нему проявят больше внимания. С трудом оторвав взгляд от его паха, она снова посмотрела Снейпу в глаза. — Значит, мы снова должны будем предстать перед Пожирателями, чтобы разыграть убедительный спектакль, где я - ваша развращенная рабыня, да? — Которая с улыбкой переносит все унижения и издевательства. Но, по крайней мере, мне удалось всех убедить, что любое сексуальное вмешательство в наш... союз уничтожит эффект зелья, а это значит, что тебе придется терпеть только мои прикосновения. И это, более или менее, правда, — добавил Северус. — Также я убедил Волдеморта, что у меня осталась только одна доза зелья, и, значит, если кто-нибудь все-таки попытается воздействовать на тебя, ты перестанешь быть тайным, невольным шпионом в лагере врага. Поэтому Волдеморт будет держать всех остальных под контролем до тех пор, пока он будет считать тебя полезной... И чтобы убедиться в этом, он прощупает наши сознания, как только у него появиться возможность. — А это в свою очередь значит, что мы должны поддерживать эффект зелья как можно дольше, так как у тебя нет навыков окклюменции, по крайней мере, на том уровне, чтобы защититься от него. Однако я должен заметить, что постоянная близость может стать весьма неудобной для нас. Как только мы вернемся в школу, ничего не должно поменяться между нами, — предупредил он. Гермиона подумала, что Северус решил прояснить этот момент на случай, если у нее возникнут глупые мысли о том, что этот честный, откровенный совсем-не-мерзавец Снейп может существовать вне моментов полного уединения. Гермиона чуть не фыркнула при этой мысли. Она хорошо понимала, что Пожиратели сумеют заметить малейшие изменения в их отношениях. У них по всей школе есть шпионы, не только с факультета Снейпа. Северус резко заговорил, продолжая ее мысли: — Все будет по-другому, когда мы будем встречаться наедине, но нам придется быть крайне осторожными. В противном случае мы навлечем на себя подозрение, а на таком уровне игры за ним последует боль, предательство нашей стороны и самая неприятная смерть. Как видишь, я смог спасти тебя от смерти, но только цена оказалась ужасна... Как говорится, судьба хуже смерти. При этих словах Гермиона покраснела. Опустив взгляд на пузырек, висящий у нее на шее, она взяла его и стала изучать его тонкую, прозрачную поверхность скорее кончиками пальцев, чем глазами. — Очень красивая вещь. И очень старинная. Взяв пальчиками пробку, висевшую на золотой цепочке рядом с пузырьком, Гермиона закупорила пустую емкость. Посмотрев на него в последний раз, она выпустила медальон из рук, и он упал на ее голую грудь. — Так как у тебя действительно была одна доза, и кто знает, как долго еще до победы над Волдемортом... Придется продолжать этот маскарад. — Да. Полагаю, этот маскарад будет сложнее, чем все, с чем мы имели дело прежде. Северус внезапно поднялся, немного напугав Гермиону, и грациозно встал на ноги. Теперь его эрекция находилась где-то на уровне ее глаз, и девушка не могла не пялиться на нее. Все вопросы, которые еще остались у Гермионы, в один момент куда-то испарились. — Я только сейчас понял, какой здесь жесткий пол. Не очень подходящее место для занятий любовью, особенно для тех, кто не знаком со всеми нюансами, — Северус отвернулся от нее, демонстрируя свои крепкие и упругие ягодицы... и спину, усыпанную старыми шрамами. Шрамы бороздили его бледную кожу, как будто кто-то хлестал его или избивал. Он поднял правую руку и указал кончиком своей палочки на грязную кровать с полуразрушенным пологом. — Mundic! Грязь и пыль тот час же исчезли с кровати. Уголки одеял приветливо отвернулись, подушки взбились, исчез едва ощутимый запах плесени от пухового матраса. Снова повернувшись к Гермионе лицом, Северус протянул ей руку, чтобы помочь встать на ноги. Приняв его помощь, она поднялась и вздохнула, когда Северус, вместо того чтобы отстраниться, притянул девушку к себе, и, подняв на руки, прижал к своей груди. Их глаза встретились: его - темные, но смотрящие с теплотой, ее - широко раскрытые от удивления, но не испуганные, хоть он и чувствовал, как быстро ее сердце колотится в груди. [Так как я не собираюсь страдать от неконтролируемого возбуждения весь оставшийся вечер, и поскольку нам надо достичь определенного уровня комфорта и осведомленности в нашей вынужденной близости перед следующим публичным... выступлением,] — добавил он со смесью ненависти к себе и... желанием, — [не понимаю, почему мы должны следующие три часа проводить на полу.] _________________________(1) Сексуальной фрустрацией называется состояние, сопровождаемое половым возбуждением без сексуальной разрядки — оргазма. (2) «Назвался груздём - полезай в кузов». (3) Бушме́ны — собирательное название, применяемое к нескольким коренным южноафриканским народам охотников-собирателей, говорящих на койсанских языках и относимых к капоидной расе. Общая численность — около 100 тысяч человек. По новейшим данным считаются древнейшими представителями человечества. (4) Палестина.