Решение
На следующий день Гермиона проснулась рано, хотя и провела бессонную ночь. Встреча с Драко Малфоем не выходила у нее из головы. Она привыкла к тому, что ее жизнь текла размеренно и предсказуемо: работа в Отделе регулирования магических существ, исследования в области целительства, встречи с друзьями. Но появление Малфоя, словно камень, брошенный в спокойную воду, нарушило ее привычный ритм. Она размышляла о нем, о его отце, о том, как изменился Драко и как, несмотря на внешние перемены, он оставался тем же гордым и замкнутым человеком, которого она знала.
И вот теперь, сидя за завтраком в своей уютной квартире, она вдруг почувствовала, что ее ожидает что-то необычное. Это было предчувствие, которое редко ее подводило. Она пыталась сосредоточиться на отчете о состоянии гиппогрифов, лежащем перед ней, но мысли постоянно возвращались к голубым глазам Малфоя, в которых она увидела столько боли.
Ее утренний ритуал прервал резкий стук в дверь. Гермиона вздрогнула. Кто бы это мог быть так рано? Она не ждала никого.
– Иду! – крикнула она, поправляя халат.
Открыв дверь, она застыла. На пороге стоял Драко Малфой. Он был одет в безупречный черный костюм, волосы уложены, а лицо выражало привычную смесь надменности и сдержанности. Но что-то в его позе, в напряжении его плеч, говорило о внутренней борьбе.
Гермиона моргнула.
– Малфой? Что ты здесь делаешь?
Драко выпрямился, его взгляд скользнул по ее лицу.
– Грейнджер. Мне нужно с тобой поговорить. Это срочно.
Его голос был низким, без тени привычной насмешки. Гермиона почувствовала, как по ее спине пробежал холодок.
– Заходи, – сказала она, отступая в сторону.
Драко вошел в квартиру, оглядываясь по сторонам с видом человека, попавшего в чужое и незнакомое место. Ее квартира была небольшой, но уютной, наполненной книгами и запахом свежесваренного кофе. Полный контраст с тем, что он, вероятно, привык видеть в Малфой-Мэноре.
– Садись, – Гермиона указала на кресло. – Хочешь кофе?
– Нет, спасибо, – он остался стоять, скрестив руки на груди. – Я пришел по делу, Грейнджер. По очень важному делу.
Гермиона почувствовала, как ее сердце ускорило ритм.
– Я слушаю.
Драко сделал глубокий вдох, словно собираясь с мыслями.
– Я был у доктора Огдена. Он рассказал мне... о твоей работе.
Гермиона нахмурилась. Доктор Огден был одним из ее наставников, он знал о ее экспериментальных исследованиях в области целительства, но она не афишировала их широко.
– О какой именно работе ты говоришь?
– О процедуре глубокого погружения в воспоминания, – ответил Драко, его голос звучал напряженно. – О попытке восстановить поврежденные участки разума.
Гермиона почувствовала, как ее щеки залил румянец. Это была самая рискованная и сложная часть ее исследований. Она работала над ней годами, и хотя были обнадеживающие результаты, она еще не была готова представить ее широкой публике.
– Да, я работаю над этим, – призналась она. – Но это очень сложная и...
– И рискованная, я знаю, – перебил ее Драко. – Но я готов рискнуть.
Гермиона недоуменно посмотрела на него.
– Что ты имеешь в виду?
– Мой отец, – сказал Драко, и в его голосе промелькнула такая боль, что Гермиона с трудом узнала его. – Его состояние ухудшается. Целители... они бессильны. Огден сказал, что ты – наша последняя надежда.
Гермиона почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Люциус Малфой. Ее экспериментальная процедура для Люциуса Малфоя. Это было немыслимо.
– Малфой, ты понимаешь, о чем говоришь? – она подошла ближе. – Эта процедура... она требует огромной концентрации, полного доверия. И нет никаких гарантий. Я могу не справиться. А если я ошибусь, последствия могут быть необратимыми.
– Я понимаю, – сказал Драко, его глаза встретились с ее. В них не было привычной надменности, только отчаяние и решимость. – Но я готов на все. Я не могу просто сидеть и смотреть, как он угасает.
Гермиона обдумала его слова. Она никогда не предполагала, что ее исследования могут быть применены в таком случае. Люциус Малфой был врагом, символом всего того, против чего она боролась. Но он был и отцом, и в его глазах она видела страдание сына.
– Почему я? – спросила она. – Есть другие целители. Более опытные.
– Огден сказал, что только ты обладаешь необходимыми знаниями и... особой связью с магией разума, – ответил Драко. – Он сказал, что ты единственная, кто может проникнуть так глубоко.
Гермиона почувствовала себя польщенной, но в то же время напуганной. Это была огромная ответственность.
– И ты готов доверить своего отца мне? – ее голос был полон недоверия. – Мне, грязнокровке?
Лицо Драко исказилось. Он отвернулся, провел рукой по волосам.
– Не смей так говорить, Грейнджер, – его голос был низким и резким. – Я... я давно не использую это слово. И я знаю, что ты не такая. Ты... ты умная. И ты единственная, кто может помочь.
Гермиона внимательно посмотрела на него. В его словах не было лжи. Он был отчаян.
– Хорошо, – наконец сказала она. – Я согласна.
Драко повернулся к ней, его глаза расширились от удивления.
– Ты... ты согласна? Так просто?
– Не так просто, Малфой, – Гермиона покачала головой. – Это будет очень тяжело. Для нас обоих. И я должна сразу предупредить: если я почувствую, что не справляюсь, или что это может принести больше вреда, чем пользы, я прекращу процедуру. Независимо от того, чего ты хочешь.
– Согласен, – быстро ответил Драко. – Я доверяю тебе.
Это было неожиданно. Драко Малфой, доверяющий ей. Мир действительно изменился.
– Хорошо, – Гермиона кивнула. – Тогда нам нужно обсудить детали. Процедура будет проходить в Святом Мунго. Мне понадобится отдельная палата, где мы сможем обеспечить полную конфиденциальность. И я должна буду иметь полный контроль над процессом. Никаких вмешательств.
– Все, что тебе нужно, Грейнджер, – Драко кивнул. – Я обеспечу.
– И еще кое-что, – Гермиона посмотрела на него. – Ты должен быть готов к тому, что я могу увидеть многое. Воспоминания твоего отца... они могут быть очень болезненными. И для тебя тоже.
Драко сжал губы.
– Я готов.
– Хорошо. Тогда давай начнем.
***
В течение следующих нескольких дней Гермиона и Драко работали над подготовкой к процедуре. Гермиона проводила часы в библиотеке, изучая древние тексты по магии разума, консультировалась с другими целителями, не раскрывая при этом всех деталей. Она чувствовала огромное давление, понимая, что на ее плечах лежит не только жизнь Люциуса Малфоя, но и репутация ее исследований.
Драко, в свою очередь, занимался организационными вопросами. Он обеспечил Гермионе доступ ко всем необходимым ресурсам в Святом Мунго, договорился о специальной палате и даже приставил к ней двух опытных невыразимцев, чтобы обеспечить безопасность и конфиденциальность. Гермиона была удивлена его дотошностью и эффективностью. Он был совершенно другим человеком, чем тот, которого она помнила по Хогвартсу – более зрелым, ответственным, хотя и не менее замкнутым.
Они встречались каждый день, обсуждая план действий, возможные риски и необходимые меры предосторожности. Эти встречи были деловыми, но Гермиона заметила, что постепенно напряжение между ними снижается. Они начинали общаться не как старые враги, а как коллеги, объединенные общей целью.
Однажды, когда они обсуждали график процедур, Драко вдруг спросил:
– А почему ты выбрала целительство, Грейнджер? Ты могла бы стать министром магии, или возглавить какой-нибудь департамент.
Гермиона задумалась.
– Я всегда хотела помогать людям. И я верю, что магия разума – это ключ к исцелению самых глубоких ран. Война оставила слишком много шрамов, не только на телах, но и на душах.
Драко кивнул, его взгляд стал задумчивым.
– Ты права.
Он замолчал, и Гермиона почувствовала, что он хочет что-то сказать, но колеблется.
– Что-то еще? – спросила она.
– Просто... спасибо, – произнес он, его голос был почти неслышен. – Спасибо, что согласилась.
Гермиона улыбнулась.
– Не за что, Малфой. Я делаю то, что считаю нужным.
В день начала процедуры Гермиона чувствовала себя необычайно нервозно. Она провела утро, медитируя, чтобы очистить свой разум и сосредоточиться. Она надела свою целительскую мантию, которая была ей немного велика, и отправилась в Святой Мунго.
Драко ждал ее у входа в палату Люциуса. Он выглядел бледным, но его глаза горели решимостью.
– Все готово, Грейнджер, – сказал он.
Они вошли в палату. Люциус лежал на кровати, его глаза были закрыты. Он выглядел еще более изможденным, чем в прошлый раз. Гермиона почувствовала укол сострадания.
– Отец, – Драко подошел к кровати и взял его руку. – Это Гермиона Грейнджер. Она будет тебе помогать.
Люциус открыл глаза. Его взгляд был мутным, но Гермиона увидела в нем проблеск узнавания.
– Грейнджер... – прошептал он.
– Здравствуйте, мистер Малфой, – Гермиона подошла ближе. – Я сделаю все возможное, чтобы вам стало легче.
Она приготовила все необходимые артефакты: хрустальный шар, наполненный светящейся жидкостью, несколько зачарованных рун, которые должны были помочь ей сосредоточиться, и специальный головной обруч, который она надела на Люциуса.
– Малфой, – обратилась она к Драко, – ты должен будешь оставаться рядом. Твое присутствие, твоя связь с отцом, могут быть очень важны. Но ты не должен вмешиваться.
Драко кивнул. Он сел на стул рядом с кроватью, его рука по-прежнему сжимала руку отца.
Гермиона глубоко вздохнула. Она закрыла глаза, сосредоточилась, а затем произнесла древнее заклинание. Светящаяся жидкость в хрустальном шаре начала пульсировать, руны на ее руках засветились.
Она почувствовала, как ее сознание расширяется, проникая в глубины разума Люциуса Малфоя. Это было похоже на погружение в темную, бурлящую воду. Воспоминания, эмоции, страхи – все это обрушилось на нее мощным потоком.
Первое, что она увидела, было детство Люциуса. Роскошный Малфой-Мэнор, строгий, но любящий отец, гордая мать. Она увидела его первые шаги в магическом мире, его поступление в Слизерин, его первые успехи. Он был талантливым, амбициозным, жаждущим власти.
Затем картины начали меняться. Темные времена. Появление Темного Лорда. Страх, который охватил магический мир. Люциус, молодой и уверенный в себе, присоединяющийся к Пожирателям Смерти. Гермиона почувствовала его гордость, его ощущение собственной значимости, его веру в чистоту крови.
Были и болезненные моменты: его брак с Нарциссой, рождение Драко. Гермиона увидела его любовь к сыну, его желание защитить его, но и его жесткость, его стремление воспитать его таким, каким он сам был – сильным, бесстрашным, безжалостным.
Затем пришли годы войны. Ужас, потери, предательства. Она увидела его страх, его сомнения, его попытки сохранить свою семью в условиях хаоса. Она увидела его падение, его арест, его приговор.
И, наконец, Азкабан. Это было самое страшное. Темнота, холод, отчаяние. Дементоры. Гермиона почувствовала, как ее собственное сознание окутывает ледяной покров, как ее собственные счастливые воспоминания начинают угасать. Это было невыносимо.
Она хотела отступить, но вспомнила слова Драко: «Он – наша последняя надежда». Она должна была продолжать.
Гермиона сосредоточилась, пытаясь найти в этом хаосе хоть какую-то нить, за которую можно было бы ухватиться. Она искала свет, искру надежды, что-то, что могло бы вернуть Люциуса к жизни.
И она нашла ее. В самых глубоких уголках его разума, под слоями боли и отчаяния, она обнаружила крошечный, мерцающий огонек. Это были воспоминания о Драко. О его детстве, о его смехе, о его успехах. О его любви к сыну.
Гермиона начала направлять свою магию к этому огоньку, пытаясь разжечь его, сделать его сильнее. Она посылала ему образы Драко, его голос, его прикосновения. Она чувствовала, как ее собственная энергия истощается, но она не сдавалась.
В какой-то момент она почувствовала сопротивление. Разум Люциуса боролся с ней, отталкивал ее. Это было тяжело, но Гермиона продолжала. Она знала, что это часть процесса, что его разум пытается защититься от боли.
Внезапно, она почувствовала, как ее собственное сознание начинает дрожать. Образы стали расплывчатыми, звуки – приглушенными. Она была на грани.
– Грейнджер? – она услышала голос Драко, словно издалека. – Что происходит?
Она не могла ответить. Ей казалось, что она тонет.
И тут она почувствовала прикосновение. Теплое, сильное. Рука Драко коснулась ее плеча. Это было неожиданно, но это прикосновение, казалось, вернуло ее к реальности. Оно заземлило ее, дало ей силы.
Гермиона сосредоточилась на этом прикосновении. Она использовала его как якорь, чтобы удерживаться на плаву в бурных водах разума Люциуса. Она снова направила свою энергию к огоньку, и на этот раз он вспыхнул ярче.
Она почувствовала, как разум Люциуса начинает стабилизироваться. Темные облака рассеивались, и сквозь них пробивались лучи света. Воспоминания о Драко становились все яснее, все отчетливее.
Гермиона почувствовала, как силы оставляют ее. Она медленно вывела свое сознание из разума Люциуса, разорвала связь. Она покачнулась, и Драко тут же подхватил ее.
– Грейнджер, ты в порядке? – его голос был полон беспокойства.
Гермиона с трудом открыла глаза. Она была вся в поту, ее тело дрожало.
– Я... я справилась, – прошептала она. – Я смогла.
Она посмотрела на Люциуса. Его глаза были открыты, и в них не было прежней мутности. Он смотрел на Драко, и в его взгляде была ясность, которую Гермиона не видела раньше.
– Драко... – произнес Люциус, его голос был слабым, но отчетливым. – Мой сын...
Драко склонился над ним, его лицо было искажено эмоциями.
– Отец, – он сжал его руку. – Ты вернулся.
Гермиона наблюдала за ними, чувствуя невероятное облегчение. Она справилась. Она дала им шанс.
– Это только начало, – сказала она, ее голос был хриплым. – Ему потребуется много времени и сил, чтобы восстановиться. Но я думаю, что мы на правильном пути.
Драко повернулся к ней, его глаза были полны слез, но на его лице была улыбка.
– Спасибо, Грейнджер, – сказал он. – Спасибо за все. Ты... ты спасла его.
Гермиона почувствовала, как ее сердце наполнилось теплом. Это было то, ради чего она жила. Ради таких моментов.
Она посмотрела на Драко, на его счастливое лицо. И впервые за все время их знакомства она увидела в нем не только надменного Малфоя, но и человека, который был способен на искренние чувства.
Возможно, эта процедура изменила не только Люциуса, но и их самих. Возможно, это было только начало чего-то нового, чего-то, что они еще не могли понять.