7
Гермиона проснулась, резко вдохнув, как будто вынырнула из глубин кошмара. Комната, в которой она оказалась, была незнакомой. Тусклый свет пробивался сквозь тяжелые бархатные шторы, на старинных часах тикало девять утра. Голова пульсировала от сна, смешанного с остатками вчерашнего вечера — она смутно помнила, как дошла сюда. Или не дошла? Просто очутилась.
Комната была будто вырвана из старинной готической сказки: изумрудно-зеленый потолок, темные шторы, красные стены с золотыми узорами, массивная мебель из черного дерева, словно из замка Дракулы. Воздух был наполнен ароматом старых книг и чего-то чуть горького — возможно, полыни.
Среди всей этой готической роскоши её внимание привлёк книжный стеллаж, стоящий у дальней стены. Она встала, не меняя вчерашней одежды — той самой, в которой чуть не прыгнула с моста ночью, — и подошла к полке. Одна из книг словно звала её. Потянув за обложку, она услышала щелчок — и стена дрогнула. Открылся тайный проход, уводящий вниз.
С замиранием сердца, всё ещё заспанная, она спустилась по винтовой лестнице. Шаги эхом отдавались в камне. Тайная комната, куда она попала, резко контрастировала с верхней: светлая, залитая утренними лучами, проходящими сквозь витражи. Столы, покрытые вышитыми скатертями, стояли рядами, а воздух был... ледяным. На скатерях были расставлены свечи, но они не горели, и от этого зал казался особенно мертвым.
Сделав несколько шагов вперёд, она услышала еле уловимый скрип. Холодок пробежал по спине. Повернувшись, она едва не вскрикнула — позади стоял Дерек. Его глаза блестели, а губы скривились в грозной усмешке.
— Малыш, ты что тут забыла? — голос его был холоден, почти шипящий.
— Прости, я... я просто потерялась, — Гермиона говорила тихо, стараясь сохранить спокойствие.
— Пошли отсюда, — сказал он резко и, схватив её за руку, повёл прочь.
Они вернулись в зал, где вчера сидели слизеринцы. Гермиона уже было подумала, что это всё был лишь странный, запутанный сон, но тут увидела Пэнси Паркинсон — та, в пижаме, варила кофе на кухне.
— Доброе утро, подружка Поттера. Что, похмелье? — усмехнулась Пэнси ядовито.
— Тебе тоже доброе, — ответила Гермиона, сверкая глазами.
— Дерек, спасибо за приют, но мне нужно уходить. Я не могу здесь находиться, — сказала она твёрдо, отворачиваясь.
— Ты можешь оставаться сколько хочешь. Но если решила уйти — тогда хотя бы позавтракай, — сказал он, стараясь скрыть обиду, мелькнувшую в глазах. — Мой дом всегда открыт для тебя.
— Тогда вари кофе. Я ужасно не выспалась, — бросила Гермиона, и, сев за стол, попыталась не смотреть на Пэнси.
После короткого, почти молчаливого завтрака, она забрала свой телефон, высокие каблуки, и вышла прочь. На улице воздух был прохладным и резким. Аппарировав к крыльцу родительского дома, она замерла. Этот дом теперь хранил только боль. Неделю назад здесь произошло убийство. Убийство её родителей.
Постояв пару секунд, Гермиона медленно потянула за ручку и вошла. Внутри царил хаос: перевёрнутая мебель, разбитая посуда, засохшие пятна крови... Всё это оживило в памяти ту ночь. Она дрожала.
Взяв палочку, она медленно начала заклинаниями восстанавливать дом: мебель встала на место, кровь исчезла, шторы вновь стали чистыми. Дом стал прежним внешне — но внутри он уже никогда не будет прежним.
Разгребая разбросанные вещи, Гермиона наткнулась на свою сумку. Она была цела, в ней лежали все её вещи. Но... было странное ощущение. Как будто кто-то после похорон приходил и рылся в ней. Как будто искал что-то. Это предстояло выяснить.
Приняв душ, Гермиона стояла под ледяной водой, но слёзы, горячие, текли по щекам. Почему? Почему именно её семья? Что они сделали такого? Ответов не было.
Переодевшись в чистую одежду, уменьшив сумку с помощью магии, она вышла из дома. По дороге зашла в знакомый цветочный магазин и выбрала два маленьких букета белых лилий — почти таких, какие её мама выращивала в саду. Затем отправилась на кладбище.
Склонившись перед могилами, она положила цветы, и села рядом. Слёзы больше не шли — была только пустота. Она тихо разговаривала с ними, вспоминая детство, праздники, вечерние чаепития, голоса, которых больше нет. Словно внутри неё что-то надломилось навсегда.
Вечером она встала, поцеловала надгробия и направилась в ближайший магазин. Сигареты и алкоголь — единственное, что могло хоть немного приглушить внутреннюю боль. Взяв бутылку коньяка и пачку "Мальборо", она пошла назад — к могилам. Это было единственное место, где она чувствовала себя рядом с родителями.
Прошло два часа. Пустая бутылка валялась рядом. Сигарета за сигаретой. Тишина. Только звёзды над головой. Но вдруг... ей показалось, что кто-то наблюдает.
Прищурившись, она заметила вдалеке силуэт. Высокий. Статный. И... в руках — белые лилии. Он приближался. И только когда он подошёл ближе, сердце Гермионы дрогнуло. Это был Драко Малфой.
— Это место тебе не идёт, Грейнджер, — прозвучал голос. Холодный, знакомый до дрожи.
Она не обернулась. Только глубже затянулась.
— Зато тебе подходит, Малфой. Белые лилии в руках — трогательно. Подбираешь цветы под оттенок кожи?
Он не ответил сразу. Подошёл ближе и поставил букет рядом с её.
— Я знал, что ты будешь здесь, — сказал он тихо.
— Слежка — твоё новое хобби?
— Угадай.
Тишина повисла между ними. Драко стоял молча, глядя на надгробия.
— Они были... нормальными, — произнёс он с неожиданной прямотой. — В отличие от нас.
Гермиона с трудом подавила удивление.
— Спасибо. Это, наверное, комплимент?
— Это констатация. Такие, как мы... — он замолчал, затем, чуть раздражённо добавил, — мы давно прокляты. Только у тебя хоть была надежда на нормальную жизнь.
Она села ровнее, бросив взгляд на него.
— А у тебя что? Тайная драма? Расскажи, Малфой. Ты же обожаешь говорить загадками. Или... ты всё ещё боишься своей матери?
На секунду в его лице мелькнула тень — едва заметная. Он быстро отвёл взгляд.
— Не впутывай её. Ты понятия не имеешь, что происходит.
— А ты объясни. В чём дело, Драко? Зачем ты приходишь сюда? Почему ходишь за мной как призрак?
Он медленно повернулся к ней. Глаза стали узкими, почти злыми, но голос остался спокойным.
— Потому что ты на краю, Грейнджер. И если ты упадёшь, ты заберёшь с собой всех. А это включает и меня.
— Хочешь меня контролировать? Или просто боишься, что я что-то узнаю?
— Я боюсь, что ты узнаешь слишком много, слишком рано.
Она вскочила, выбросив окурок на землю.
— Лучше бы ты просто продолжал быть мерзким, циничным слизеринцем. Тогда бы я хотя бы знала, чего ждать.
— Может, я и есть тот самый слизеринец. Просто времена изменились, — сказал он, отступая назад. — Береги себя, Грейнджер. Если хочешь дожить до завтрашнего утра.
Он исчез с лёгким хлопком, оставив только запах сырой земли, лилий... и чужого присутствия, которое всё ещё витало в воздухе.
Гермиона осталась одна, вцепившись в свою сумку. Что-то внутри неё подсказывало — прошлой ночью между бокалами огневиски и тяжёлыми взглядами произошло нечто большее, чем просто случайная встреча.
Посидев ещё час возле могилы, Гермиона молча смотрела на высеченные имена — такие знакомые, такие родные. Внутри всё будто онемело. Память, которую она с таким трудом вернула, стала невыносимым грузом.
Ей больше не хотелось цепляться за прошлое. Не хотелось быть той самой Гермионой, что спасала мир, теряла близких и всё ещё пыталась что-то доказать.
Она поднялась. Пустая бутылка из-под коньяка— немой свидетель её прощания — легла в сумку.
На прощание она легко, почти по-детски, поцеловала прохладный гранит памятников.
— Простите... — прошептала она. — Но я должна уйти.
И, не оборачиваясь, пошла прочь — в туман, в темноту, в неизвестность.
Словно её и не было.