1
Битва окончена.
Пока учителя собирали тела погибших в Большом зале, Гарри сидел над телом Колина. Сколько времени он провёл там — не знал никто. За окнами предательски лил дождь, но где-то вдалеке уже появилась радуга.
Никто ещё не мог до конца осознать: Волдеморт мёртв, крестражи уничтожены. Радости не было предела, но боль не отпускала — погибших не вернуть. Ремус. Добби. Дамблдор. Нимфадора. Колин. Несколько учеников Когтеврана... Совсем ещё дети, выбежавшие в разгар сражения. Их не вернуть.
Но память о них будет жить вечно.
Они — герои.
В это же время Гермиона, Рон и Невилл помогали мадам Помфри, ухаживая за ранеными в переполненном госпитальном крыле. Гермиона ловко накладывала заклинания, действуя уверенно и сосредоточенно. Её руки дрожали, но она не позволяла себе ни одной лишней эмоции — слишком много было боли вокруг, чтобы позволить себе слабость.
Ещё с пятого курса она изучала исцеляющие чары, брала дополнительные уроки у мадам Помфри — тайком, в перерывах между занятиями и миссиями Ордена. Она всегда знала: однажды наступит момент, когда знания спасут жизни. И этот момент настал.
Рядом Невилл терпеливо обрабатывал ожоги, шепча ободряющие слова тем, кто был между жизнью и смертью. Он уже давно перестал быть просто тем застенчивым мальчиком с первого курса. А Рон, хоть и не имел таких навыков, как Гермиона, делал всё, что мог — держал за руку, приносил зелья, помогал поднимать пострадавших.
За окнами всё ещё шёл дождь. Но в этих стенах, где пахло кровью, зельями и пеплом, теплился огонёк надежды.
Внезапно дверь распахнулась, и в помещение вошёл Гарри Поттер. Усталый, с покрасневшими от слёз глазами, он словно нёс на плечах весь груз прошедшей битвы. Его руки дрожали — то ли от боли, то ли от усталости. Но в глубине души царило странное, горькое спокойствие. Всё действительно было окончено.
К нему сразу бросились профессор Макгонагл и миссис Уизли. Переполненные слезами радости и облегчения, они обняли его, словно возвращённого с того света. Макгонагл впервые позволила себе дрожь в голосе и сдавленный всхлип, её строгие глаза за очками блестели от слёз. Молли прижимала Гарри к себе так, будто боялась, что он может снова исчезнуть.
Позади зазвучали слова благодарности, поздравления, кто-то аплодировал, кто-то плакал — тишина после бури обернулась вихрем эмоций. Голоса сливались в гул, но Гарри почти не слышал их. Он стоял, как в тумане. Всё происходящее казалось отдалённым, как будто через толстое стекло.
Сердце сжималось — слишком много жизней было потеряно. И всё это... из-за него. Он был лишь пешкой в жестокой игре Волдеморта, инструментом, вокруг которого рушились судьбы. Он победил, да. Но победа отдавала горечью. Как пепел на языке.
Он не чувствовал себя героем. Он чувствовал себя виноватым.
— Гарри, ты здесь! — Гермиона кинулась к нему и крепко обняла. Он ощутил её хрупкие плечи, дрожащие от волнения, и даже сквозь одежду — ускоренное, испуганное биение сердца.
Он стоял молча, и только взгляд выдавал всю бурю внутри. В нём бушевало что-то тёмное, усталое, сломанное.
— Как... все остальные? — тихо спросил он, с ноткой вины в голосе, словно боялся услышать ответ.
— Мы смогли стабилизировать всех. Им понадобится время, но... мы спасли всех, кого могли, — с горечью произнесла Гермиона, отводя глаза. В её голосе дрожал невысказанный страх: «А если бы не успели?..»
— Дружище, мы справились! Представляешь? — Рон подошёл сзади, и попытался улыбнуться. — Гермиона своими руками спасла Фреда. Мы уже думали, что... всё... Он умирал, Гарри. Но она успела. Всё закончилось хорошо. Ну... насколько это вообще возможно.
Гарри кивнул, но не улыбнулся. Он всё ещё чувствовал, как внутри всё горит. Не от магии — от бессилия.
— Пошли... Выйдем отсюда. Я... Я не могу находиться здесь. Чувствую себя ужасно, — прошептал он, почти не слыша самого себя.
И трое друзей молча вышли из замка, оставляя за собой стены, полные памяти, боли... и победы.
Снаружи их встретил прохладный воздух, пропитанный запахом гари и свежестью только что прошедшего дождя. Земля была изранена, воронки и обломки — следы битвы, как шрамы на теле. Хогвартс стоял в тишине, в измождённом величии — уставший, но выстоявший. Как и они.
Гарри медленно прошёл вперёд, сжимая в пальцах Бузинную палочку. Древнюю, холодную, почти чужую. Он смотрел на неё задумчиво, будто она могла ответить на всё, что рвалось внутри: стоило ли оно того? Почему именно он? Что теперь?
— Гарри, будешь? — тихо спросила Гермиона, протягивая сигарету дрожащими пальцами. Она не смотрела ему в глаза — просто стояла рядом, как часть одной, сломанной целостности.
Он удивлённо посмотрел на неё, но не сказал ни слова. Просто взял. Огонёк вспыхнул — яркий, как короткая искра в темноте. Его лицо озарилось на секунду, и снова потемнело.
Они пристрастились к этой привычке ещё во время поисков крестражей. Тогда Гермиона пыталась их отговорить — говорила, что это вредно, глупо, и «что сказал бы Дамблдор». Но потом... когда за ними гнались Пожиратели смерти, когда они жили в страхе и спали по два часа в сутки, когда каждое утро могло быть последним — она сдалась. Это было не лучшее решение, но хоть какой-то способ почувствовать себя живыми, хоть на несколько минут.
Трое подростков, слишком рано повзрослевших, слишком много потерявших.
Они просто сидели на сырой земле перед разрушенным замком, молча, будто всё было сказано — и больше не осталось слов. Впереди — неизвестность, позади — война.
Гермиона думала о том, что, возможно, ей всё же стоит вернуться — закончить седьмой курс, сдать экзамены, довести до конца то, что начала. В этом был порядок. Смысл. Надежда. Она всегда верила в силу знаний, даже в самые тёмные времена.
А вот Гарри и Рон не были уверены. Хочется ли им возвращаться к партам и перьям после всего, что они пережили? После боёв, потерь, крестражей и смертей — школа казалась чем-то далеким и почти чуждым. И всё же где-то глубоко внутри Гарри по-прежнему хотел стать мракоборцем. Он мечтал об этом с пятого курса. А теперь, когда зло повержено — возможно, это было бы его путём. Рон — тоже. У него всегда была потребность защищать. Он просто не знал, как теперь быть обычным.
А Гермиона... она мечтала однажды стать министром магии. Справедливым. Сильным. Честным. Пока что это были лишь мечты — почти наивные, почти детские. Но кто знает? Всё, что они сделали — началось тоже с веры. И маленькой искры.
Тишину нарушил звук шагов. Перед ними появилась профессор Макгонагл.
— Гарри. Рон. Гермиона. — она говорила тихо, но её голос, как всегда, звучал уверенно. — Я горжусь вами. Вы сделали всё, чтобы спасти наш магический мир.
Она на мгновение замолчала, взгляд её стал мягче.
— Я не должна просить об этом, но... я надеюсь, что в сентябре увижу вас в стенах этой школы. И говорю я это не как директор, а как ваш друг.
— Вы — молодцы.
Макгонагл выпрямилась, как будто возвращаясь в привычный ей образ строгой, но заботливой наставницы.
— А сейчас — идите. Ужин готов. Те, кто в лазарете, присоединятся к нам позже. Все хотят поздравить вас... и просто сказать — спасибо.
Гермиона поднялась первой. Потом — Рон. Гарри задержался на мгновение, посмотрел на Бузинную палочку... и спрятал её в мантию.
Они пошли к замку. Домой.
Большой зал вновь наполнялся жизнью. Потолок всё ещё отражал серое небо, но между облаками уже проглядывали звёзды. Свечи парили в воздухе, освещая обгоревшие стены, закопчённые колонны и длинные столы, которые кто-то уже успел привести в порядок.
Ученики, преподаватели, даже гоблины из Гринготтса, домовые эльфы и жители Хогсмид — все собрались здесь. Кто-то сидел в бинтах, кто-то опирался на плечо соседа. Смех смешивался со слезами, шёпоты — с тихими поздравлениями. Это был не просто ужин — это было возвращение к жизни.
Гарри, Рон и Гермиона вошли последними. Когда они появились в дверях, зал замер. А затем — взорвался аплодисментами.
Не было торжественных речей. Не было фанфар. Только искренние, настоящие люди, благодарные трём подросткам, которые, несмотря на страх, пошли до конца.
Профессор Слизнорт тут же принёс поднос с едой, миссис Уизли метнулась обнимать сына и всех подряд, даже Снейп (в своём портрете) одобрительно кивнул со стены. Где-то в углу Луна Лавгуд тихо улыбалась, угощая Падму Патил тыквенным пирогом.
Гарри сел за стол и впервые за долгое время почувствовал голод. Но сильнее — он чувствовал тепло. Не из-за еды. А из-за того, что они выжили. Из-за того, что теперь можно было говорить не о том, как спастись... а о том, как жить.
Рядом смеялись близнецы, Рон что-то бурчал Гермионе с набитым ртом, Гермиона закатывала глаза, но улыбалась. Гарри взглянул на них — своих друзей, свою семью. И впервые за всё это время ему показалось, что впереди действительно может быть светлое будущее.
Небо над Хогвартсом очистилось.
Вдали снова появилась радуга.
После ужина в Большом зале, когда стены вновь начали дышать жизнью, а огонь в каминах напоминал не о разрушении, а о тепле, прошло ещё несколько дней. Ребята не спешили уезжать.
Они остались, чтобы помочь. Не по просьбе, не по приказу — просто потому, что иначе было нельзя. Гарри, Рон и Гермиона вместе с оставшимися преподавателями и старшекурсниками поднимали обрушенные арки, заживляли трещины на стенах, вызывали магические леса и восстанавливали витражи. Даже Пивз, на удивление, помогал — правда, по-своему: устраивал мини-концерты для уставших студентов.
Это было странное, но нужное время. Время, когда боль от утрат постепенно уступала место светлой памяти. Когда руки ещё болели от заклинаний, но сердце уже билось ровнее.