Эпилог♥
Июнь 1998 года
После войны прошло всего тридцать один день, а казалось — будто целая жизнь. Суд над бывшими Пожирателями Смерти, участниками заговора и всеми, кто так или иначе оказался втянут в события последнего года, прошёл стремительно и неожиданно справедливо. Тео, Пэнси, Драко и Блейза, фамилии которые когда-то шептали с опаской, теперь официально были оправданы. Свидетельства Гермионы, Гарри и Рона, подробный пересмотр обстоятельств и показания выживших — всё это стало основанием для нового взгляда на старые имена.
Но даже когда имя очищено, не всё можно смыть столь же просто. Вина, страх, боль — с этим каждый справлялся по-своему. Гермиона — возвращением к корням. Драко — тем, что впервые в жизни встал по другую сторону закона, став помощником самого молодого главного Аврора — Гарри Поттера.
Они поселились в старинном доме в Косом переулке. Просторная квартира над лавкой, где Гермиона открыла свой книжный магазин, пахнущий свежим пергаментом, лакированной древесиной и лавандой. Драко поначалу шутил, что теперь живёт среди книг, как будто наказан вечной библиотекой, но на деле он не упускал возможности встать у стойки с чашкой кофе и следить, как она спорит с поставщиками, расставляет новинки, читает «в тишину» на полголоса.
А потом пришёл день, к которому Гермиона готовилась — и которого одновременно панически боялась — целый месяц.
Они перенеслись в Австралию утром, едва солнце коснулось горизонта над Лондоном. Порт-ключ выбросил их в небольшой, ухоженный дворик перед домом, где в яркой глиняной плошке уже цвели летние розы. Воздух был пропитан солью, цветами и чужой, почти забытой жизнью. Гермиона стояла, вцепившись в ручку сумки, как будто это была волшебная палочка.
— Ты дрожишь, — сказал Драко, стоя рядом. Он был одет просто — в белую рубашку с закатанными рукавами и светлые штаны. Без мантии, без защиты. Только он. Человек, которого она выбрала привести с собой в самую хрупкую часть своей памяти.
— Конечно, дрожу, — выдохнула она. — Я стерла им память. Я изменила всё в их жизни. И сейчас собираюсь... вернуть всё назад. А вдруг они не захотят? А вдруг...
— Гермиона, — он взял её за руку. — Ты вернула мне душу. Уж поверь, с родителями ты справишься.
Она кивнула — и сделала шаг вперёд.
Дом, в котором теперь жили её родители, оказался тихим, аккуратным и чужим. Одноэтажный, с белыми стенами, вьющейся зеленью на крыльце и небесно-синей дверью, он словно сошёл с открытки — уютной, но незнакомой. Здесь не было ни старого дуба из её детства, ни мятной скамьи у окна, где она когда-то читала под дождём. Всё было новое. Всё — не её.
Гермиона стояла, глядя на этот чужой фасад, будто на порог другой жизни, и лишь крепче сжала в руке ручку дорожной сумки. Сердце билось быстро, будто с каждой секундой приближалось к расплавленной грани между надеждой и страхом.
— Готова? — тихо спросил Драко, вставая рядом.
Она кивнула, хотя дыхание все ещё не желало подчиняться. Поднялась по ступеням, постучала. Один раз. Второй.
Дверь распахнулась.
На пороге стояла женщина лет сорока с тёмными волосами, собранными в свободный хвост. В её лице было что-то пугающе знакомое — не черты, нет. Но взгляд. Тот самый — заботливый, тревожный, до боли родной. Такой, каким однажды провожают в Хогвартс. Таким, каким встречают после тяжёлого дня. Только она этого уже не знала. Пока ещё — не знала.
— Доброе утро, — с лёгким австралийским акцентом сказала женщина лет сорока с хвостом тёмно-русых волос. В её глазах Гермиона сразу увидела что-то знакомое — взгляд, который когда-то держал её за руку перед первой поездкой в Хогвартс.
— Чем могу помочь?
Гермиона не сразу смогла заговорить. Дыхание застряло в горле, она ощущала, как потеют ладони. Драко шагнул ближе, молча положив руку ей на спину. Поддержка. Напоминание, что она не одна.
— Мама... — прошептала она. — Я... Меня зовут Гермиона. Гермиона Грейнджер. Вы — мои родители. И я пришла вернуть вам память. Вернуть всё.
Женщина побледнела, рука с чашкой кофе дрогнула. За её спиной появился мужчина с газетой в руках и удивлением на лице.
— Что за... — начал он, но осёкся, глядя на Гермиону.
— Вы... стерли нам память, — сказала женщина. Уже не в вопросе. В утверждении. — Вы — ведьма. Я... я помню. Нет, не помню. Но... знаю. Где-то в глубине... всё это...
— Вы не сошли с ума, — поспешила добавить Гермиона. — Вы были в опасности. Если бы я этого не сделала, вы могли погибнуть. Но я знаю, что это не оправдание. Я... пожалуйста, позвольте мне вернуть всё. Я умею. Я подготовилась. Я... не могу дальше жить, зная, что вы не помните, кто я.
Долгая, мучительная тишина. А потом — едва слышное:
— Проходите.
Чары восстановления памяти были сложными. Гермиона училась у лучших специалистов, проконсультировалась с лечащими магохирургами, даже Гарри помогал с разрешениями. Она была готова.
Когда чары легли на родителей, воздух в комнате словно застыл. Мгновение — и отец Гермионы поднял на неё глаза. И в них — узнала. По-настоящему.
— Гермиона... — прошептал он.
А потом — объятия. Слёзы. Смешанные голоса. Её мама долго держала её за лицо в ладонях, повторяя «моя девочка, моя девочка» снова и снова.
И только спустя добрую половину часа, когда первые эмоции чуть улеглись, Гермиона, всё ещё шмыгая носом, повернулась к Драко:
— А это... — она выдохнула, — мой... Драко. Он... мой.
Отец сузил глаза, внимательно оглядев его. Драко с достоинством выдержал взгляд, слегка кивнул:
— Драко Малфой. Рад наконец познакомиться, сэр.
— Малфой, — протянула мама Гермионы с подозрением.
— Да, тот самый, — вздохнул Драко. — Но... уже нет. Я немного... обновлённая версия.
Неловкая пауза.
— Он спас меня, — сказала Гермиона. — В войну. А потом — снова. Не один раз. Он не просто рядом. Он — часть меня.
Её отец ещё раз посмотрел на Драко. Затем медленно кивнул.
— Ладно. Только не забудь: я стоматолог. И у меня есть доступ к очень острым инструментам.
— О, папа, — застонала Гермиона.
— Я всё понял, сэр, — с лёгкой улыбкой ответил Драко. — И вы — абсолютно правы.
Они остались на несколько дней. Рассказывали, объясняли, делились. Было много слёз, много чая, объятий и ещё больше тишины, в которой снова строились мосты. Словно после долгой зимы кто-то снова открыл окна — и впустил весну.
Когда они вернулись в Лондон, Гермиона положила голову на плечо Драко прямо на Порт-ключе и прошептала:
— Они снова со мной. Всё наконец-то снова на своих местах.
Драко обнял её за талию и поцеловал в висок:
— Значит, теперь можно и дальше жить.
И в этом было всё.
***
Рон Уизли всегда знал, чего хочет — просто не сразу осмелился это вслух произнести.
Когда война закончилась, и пыль сражений улеглась на руинах прошлого, у всех появился выбор. Гарри почти сразу решил идти в авроры, как будто продолжал сражение, только теперь — с чёткими законами, мантией и полномочиями. Гермиона, несмотря на усталость, заговорила о книгах, образовании и справедливости — она всегда жила головой и сердцем одновременно. Даже Драко, к удивлению всех, встал рядом с Гарри, став его помощником — официально, под удивлённый вздох всей магической Британии. И это даже сработало.
А Рон...
Рон чувствовал, что не хочет больше воевать. Он хотел дышать. Хотел жить. Хотел — летать.
Он вспомнил, как в детстве с братьями подбрасывал старый мяч в поле за Норой, и как замирало сердце, когда они вырывались вверх на мётлах, забывая обо всём, кроме ветра и свободы. Он вспоминал, как наблюдал за матчами «Пушек Педдл» — его любимой команды с ярко-оранжевыми мантиями и репутацией вечных аутсайдеров, которых он, несмотря ни на что, защищал, как родных.
Поэтому, когда Гарри предложил ему место в Отделе авроров, Рон покачал головой.
— Спасибо, приятель. Но это... не моё. У меня есть другая мечта.
Он подал заявку. Втайне. Без лишнего шума. Ни Гермионе, ни Гарри, ни даже Джинни ничего не сказал. И месяц прошёл в глухом ожидании, полном сомнений, беспокойства и почти детского трепета. И вот — сегодня утром — сова постучалась в окно Норы с письмом, украшенным гербом «Пушек». Он чуть не уронил чай, пока читал.
«Мистер Уизли, рады сообщить, что вы приняты в основной состав. Тренировки начинаются с 1 июля. Добро пожаловать в команду».
Рон несколько минут просто смотрел на пергамент, не в силах пошевелиться. А потом засмеялся. Громко, искренне, так, что из кухни выглянула Молли с испуганным выражением:
— Рональд Билиус Уизли, что случилось?
— Мама, я... Я попал в команду. В настоящую. Я буду играть за «Пушек Педдл»!
Он отправил патронусов. Серебристый терьер — чуть неуклюжий, как и он сам — побежал к каждому из его друзей: к Гарри и Пэнси, что теперь делили уютный дом в пригороде; к Гермионе и Драко, только что вернувшимся из Австралии; к Тео и Блейзу, которые каким-то образом умудрились стать частью их жизни, словно были там всегда. Он попросил их собраться — не дома, не на шумной вечеринке, а в «Трёх мётлах» — старом баре, где всё начиналось и где теперь можно было начать что-то новое.
К вечеру, когда солнце окрашивало Хогсмид в тёплое золото, Рон уже сидел у окна на втором этаже «Трёх мётел», постукивая пальцами по деревянному столу. Перед ним стояла полупустая кружка сливочного пива. Он вертел в руках письмо, уже зачитанное до дыр, и улыбался — сам себе, воспоминаниям, будущему, которое вдруг стало реальностью.
Первым пришёл Гарри. Одетый в манитию Аврора. С ним — Пэнси в элегантной, почти деловой мантии, но с искоркой в глазах, выдающей её настроение.
— Ты что, жениться собрался? — спросил Гарри, поднимаясь по лестнице. — С таким лицом ты в последний раз сидел, когда Гермиона согласилась с тобой на свидание.
— Ещё лучше, — гордо выдал Рон. — Я в «Пушках». Настоящий игрок. Всё официально.
Гарри моргнул. Потом — рассмеялся, хлопнул его по плечу так, что кружка едва не слетела со стола.
— Да ты шутишь.
— Не шучу. Я, блин, в оранжевом!
— Если ты выйдешь на поле, я куплю абонемент на весь сезон, — сказал Гарри. — И буду кричать громче всех.
— Я с ним пойду, — добавила Пэнси. — Только с одним условием: ты пришлёшь мне фото в полном костюме. Я собираю досье на всех странных мужчин нашей компании.
Через пару минут в дверь зашли Гермиона и Драко. Она светилась — не от загара, а изнутри. Он выглядел вымотанным, но в каком-то хорошем смысле. Их возвращение из Австралии дало им то, чего у них не было до этого — ощущение закрытого круга.
— Что за повод? — спросил Драко, сбрасывая на спинку стула мантию.
— Рон теперь спортсмен! — воскликнула Гермиона первой, увидев письмо. — О, Мерлин. Это правда?
— Правда, — с гордостью сказал Рон. — Я, чёрт побери, загонщик Пушек Педдл!
— Что, даже не запасной? — прищурился Драко.
— Основной состав. Я, между прочим, лучший в полёте среди вас всех.
— Пожалуй, в падениях, — хмыкнул Тео, появляясь на лестнице с Блейзом, каждый с кружкой в руках. — Но кто считает?
— Ты не падаешь с мётлы, потому что боишься запачкать костюм, — ответил Рон.
— Упасть — значит, признать гравитацию. Я предпочитаю игнорировать её.
Смех прокатился по залу. Люди за соседними столиками оглянулись, но никто не возражал. Они уже привыкли к этой странной компании — гриффиндорцы, слизеринцы, бывшие враги и нынешние друзья, теперь сидели плечом к плечу, и между ними не было ничего, кроме подколов, тепла и настоящей радости за успех друг друга.
Рон поднял кружку:
— За новые начала. За мечты, которые кажутся глупыми. И за то, что иногда они сбываются.
— И за то, что ты не сломаешь себе всё, что можно, в первом же матче, — добавил Блейз.
— Ага, — подхватил Тео. — И не забудь — если вдруг будешь летать мимо нашего дома, кричи заранее. Я хочу успеть приготовить подушку для падения.
— За Рона, — сказала Гермиона, вставая с кружкой. — И за то, что он не просто наш друг. А человек, у которого хватило смелости быть собой. Даже если это значит — мантия с оранжевым логотипом и полёты на бешеной скорости.
Они чокнулись. Все семеро. Семь голосов, семь историй, семь сердец, нашедших друг в друге дом. И где-то в этом моменте, полном света, шума и смеха, Рон понял — он выбрал верно.
— В общем, — гордо повторил Рон, поднимая кружку в третий раз, — я теперь официально в команде. Оранжевая мантия, настоящие матчи, даже перчатки прислали! Магические, с гравировкой. Мама чуть не заплакала, когда увидела.
— Думаю, она заплакала не от радости, а потому что представила, как ты в этой мантии снова прилетишь на ужин, — хмыкнул Тео.
— Эй! — обиделся Рон, но недолго. — Ладно, может быть.
Блейз отставил свою кружку и театрально прочистил горло. Тео подхватил жестом, резко встал, заложив руки за спину, будто на собрании Визенгамота.
— Дамы и господа, — торжественно начал Тео, оглядывая зал. — Мы с Забини прерываем трансляцию спортивной эйфории на важное объявление.
— Если вы снова запатентовали любовное зелье с побочкой в виде хорового пения, я выхожу, — пробормотал Драко, не поднимая взгляда от кружки.
— Почти так, — невозмутимо сказал Блейз, выпрямляясь и расправляя мантию. — Мы открываем клинику.
— Что?! — одновременно спросили Гарри, Гермиона и Рон.
— Психологическую, — уточнил Тео. — Или, если хотите, эмоционально-реабилитационную. Мы назовём её «С нами станет смешно». Слоган: «Если жизнь развалилась — разваливайся с нами!»
— Это шутка? — Пэнси прищурилась, но уголки её губ уже подрагивали.
— Абсолютно серьёзно, — подтвердил Блейз. — У нас была идея: во время войны многие пострадали. Потеряли родных, себя, смысл, ритм жизни... Мы подумали: а что если мы — с нашим остроумием, шармом и, прости Мерлин, харизмой, — попробуем им помочь?
— Вы открываете психотерапевтическую практику? — уточнила Гермиона, уже едва сдерживая улыбку.
— Не просто практику, а целый центр, — гордо сказал Тео. — Комнаты отдыха, чай с ромашкой, сеансы разговорной терапии, обнимательные кресла, магические подушки-успокоители и вечер стендапов на тему посттравматических срывов.
— Я боюсь спросить, кто будет вести стендапы, — сказал Гарри.
— Я, конечно, — отозвался Тео. — Кто лучше меня расскажет, как я однажды во время битвы закрылся в туалете на час, притворяясь, что охраняю артефакт?
— Это была ванная комната мадам Пинс, — вставил Блейз. — А «артефакт» оказался гелем для душа.
— Простите, я восхищена, — сказала Гермиона, хлопая в ладоши. — Вы, правда, серьёзно это задумали?
— У нас есть помещение, — сказал Блейз. — На Диагон-аллее. Три комнаты, выход в сад, один призрак, но он вроде не против.
— И лицензия? — прищурилась Пэнси.
— Почти, — сказал Тео. — Мы подали заявку в Отдел ментальной поддержки Министерства. Один сотрудник после нашей презентации так смеялся, что подписал часть документов на месте.
— Слушайте, — сказал Рон, — это, конечно, звучит... ну, забавно. Но вообще-то идея хорошая.
— Вот именно! — Тео указал на него, как будто только что получил орден. — Если уж мы, вечно язвящие слизеринцы, начали задумываться о психическом здоровье, значит, это серьёзно. А смех — это наш боевой стиль.
— Главное — не лечите меня, — буркнул Драко. — Один сеанс с вами — и я начну разговаривать стихами или петь в метро.
— Мы рассмотрим поэтический метод, — серьезно сказал Блейз. — Но для тебя — особая программа. Называется «Улыбнись, Малфой, ты всё ещё жив».
— Я... — Драко потёр лицо. — Я даже не знаю, возмущаться мне или согласиться.
— Соглашайся, — отозвался Гарри. — Это звучит как лучшее, что могло бы с нами случиться после всего.
Тео и Блейз поклонились одновременно. Пэнси зааплодировала первой, за ней Гермиона. Гарри стукнул кружкой о стол.
— За самых странных, но нужных будущих специалистов по восстановлению психики!
— За тех, кто на своём безумии построит надежду, — добавил Рон.
— За клинику! — хором выкрикнули Тео и Блейз. — И пусть у нас не будет пациентов — лишь счастливые выздоравливающие друзья.
Смех снова наполнил комнату. И пусть клиника пока была лишь проектом — в этот вечер она родилась: в баре, среди кружек сливочного пива, грубых подколов, неподдельного тепла и желания хотя бы немного облегчить чью-то боль.
***
Сентябрь 1998 года
Гарри Поттер сидел в старом, но уютно обитом кресле в углу новой гостиной и держал перед собой развернутый выпуск Ежедневного пророка. Очки съехали на нос, левая нога лежала на подлокотнике, а правая — свисала, покачиваясь в такт каким-то внутренним мыслям. Газета шуршала от его ленивых попыток удержать её расправленной, пока взгляд перескакивал от скучного заголовка «Министерство одобрило новые меры по контролю за оборотом драконьих яиц» к подвижной фотографии Риты Скитер, драматично позирующей в красном. Гарри фыркнул, свернул газету и отложил её на кофейный столик.
— Пэнс, ты уже час перемещаешь вазу с магнолиями по комнате. Она, клянусь Мерлином, стояла на всех возможных поверхностях.
Из кухни раздалось ритуальное шипение, сопровождаемое яростным грохотом посуды.
— Потому что ты не понимаешь, Поттер! — отозвалась Пэнси с чувством и неприкрытой драмой. — Если композиция будет стоять слишком близко к камину, её пересушит. Слишком далеко — никто её не заметит. А если рядом с креслом — ты обязательно её опрокинешь!
— Один раз, — буркнул Гарри. — Я опрокинул цветы один раз. И это были... ромашки.
— Это были орхидеи из Сингапура! — Пэнси материализовалась в дверном проёме, держа в руках ту самую вазу, будто готовая ею и закончить диалог. Она была босиком с закатанными до локтей рукавами голубой рубашки Гарри, которую, по всей видимости, она надела поверх чего-то — а может, и не поверх вовсе.
— Орхидеи, ромашки... — Гарри встал и подошёл ближе, обняв её за талию. — Всё равно теперь у нас есть кое-что покрасивее любой вазы в доме.
Пэнси приподняла бровь, но на её губах появилась легкая улыбка:
— Если это снова попытка отвлечь меня от подготовки...
— Пэнс, — он заглянул ей в глаза, пальцами проводя вдоль её позвоночника, — мы отлично всё приготовили. Еда в тепле, напитки охлаждаются, закуски заколдованы, чтобы не испортиться. И, если честно, никто не заметит, стоит ли магнолия у окна или на рояле.
Она смотрела на него пару секунд — и в этих глазах мелькнуло что-то тёплое, озорное, едва сдерживаемое.
— А если я всё-таки переживаю? — прошептала она, прижимаясь к нему ближе.
— Тогда я обязан сделать всё, чтобы ты забыла обо всём этом как минимум на... — Гарри посмотрел на часы на стене, — полтора часа. Потому что через полтора часа сюда вломится толпа, а мне бы хотелось запомнить, как выглядит твоя рубашка до того, как ты снова вырвешь из неё пуговицу на глазах у Грейнджер.
— Ты хочешь сказать, — усмехнулась Пэнси, поднимаясь на цыпочки, — что у нас есть почти полтора часа?
— Пэнси...
Она поцеловала его. Сначала коротко, будто проверяя решимость, но потом — глубже, крепче, жарче. Гарри почувствовал, как его аргументы начали таять, как лёд на подоконнике в солнечную погоду. Пальцы Пэнси скользнули к вороту его рубашки и начали привычное — и обречённое — дело.
— К чёрту вазу, — прошептала она. — И закуски. И магнолии.
Гарри вздохнул. Встретился с её взглядом, полным вызова и желания.
— Гости будут через час тридцать, — хрипло напомнил он.
— Значит, у нас есть час двадцать девять, — ответила она и, схватив его за руку, повела в спальню.
Спальня была залита мягким светом из открытого окна. Шторы колыхались от лёгкого ветерка, пахло розами, деревом и её духами. Гарри позволил себя повалить на кровать — мягко, но с решительным нажимом. Пэнси в один плавный жест стянула с себя его рубашку, оставшись в кружевном белье, цвета сливочного ириса.
— Сколько у нас точно времени? — усмехнулся он, притягивая её к себе.
— Ровно столько, сколько мне нужно, чтобы ты снова забыл своё имя.
Он приподнялся на локтях, целуя её живот, пока руки скользнули по изгибам её спины, прижимая ближе. Она тихо засмеялась, перебрасывая волосы через плечо, и села верхом, глядя на него сверху вниз. Гарри обвёл пальцами её бёдра, ощущая, как кожа пульсирует от каждого касания.
Они двигались как один ритм — без лишней спешки, но с голодной, сосредоточенной страстью. Поцелуи стали глубже, движения — слаженнее. Гарри знал каждый изгиб её тела, каждый вдох, каждый стон, что прорывался сквозь её губы, был как музыка, звучавшая только для него.
Пэнси опустилась к нему, вплетая пальцы в его волосы, его губы скользнули по её шее, плечам, груди — он изучал её, как всегда, будто впервые. В ответ она двигалась плавно, смело, чуть дразня, чуть позволяя — и каждый их порыв рождал в комнате ту самую магию, которой не учили в Хогвартсе, но которая была сильнее любого заклинания.
Когда всё закончилось — или, скорее, достигло кульминации, в которой оба словно распались и снова собрались вместе — они остались лежать на смятых простынях. Пэнси прижалась щекой к его груди, уткнувшись в родинку у ключицы.
— Теперь я готова к гостям, — сказала она лениво. — Если кто-то спросит, почему у меня взъерошенные волосы и горящие глаза — скажу, что это от стресса из-за вазы.
Гарри засмеялся, обнимая её крепче:
— Надеюсь, ты не перепутаешь и не поставишь магнолию ко мне в постель.
— А вот это идея, — хмыкнула она. — Цветы, свечи, подушки... Поттер, тебе повезло, что я не превратила спальню в гнездо чаек.
Он поцеловал её в лоб, в волосы, в висок.
— И всё же, я не променяю это утро — и тебя — ни на какие идеальные композиции.
Пэнси не ответила. Только плотнее к нему прижалась. И в эти несколько минут до прихода гостей их мир снова сжался до двоих...
------
Солнечные лучи, пробиваясь через полупрозрачные занавески, мягко ложились на пол из светлого дерева и окутывали просторную кухню теплым золотистым светом.Гермиона хлопотала на кухне, умело переворачивая блинчики на сковороде, облачённая в широкую рубашку Драко — белоснежную, слегка мешковатую, которая открывала тонкие линии её плеч и приоткрывала золотистую кожу на спине. В комнате стоял мягкий утренний свет, пробивающийся через высокие окна просторной квартиры в Косом переулке. В воздухе пахло маслом, свежими ягодами и лёгким ароматом травяного чая, который ещё не успел остыть.
Драко лениво лежал на диване в гостиной, с интересом наблюдая за ней. Его взгляд не отрывался от плавных движений её рук, от улыбки, которая непроизвольно играла на её губах, когда она то и дело проверяла состояние блинчиков. Он облокотился на локоть, наслаждаясь видом — казалось, всё в этом мире стало на свои места, и ничто не могло нарушить их спокойствие.
— Ты знаешь, — тихо произнёс он, — мне нравится, как ты носишь мою рубашку.
Гермиона, не оборачиваясь, усмехнулась:
— Знаешь, почему? Потому что ты забыл постирать её уже неделю а я это сделала. Кажется, я спасла тебя от самого себя.
Драко сорвался с дивана, как будто его выпустили с цепи — быстрый, резкий, хищный. Его глаза вспыхнули, когда он в два шага пересёк кухню, обхватил Гермиону за талию и накрыл её рот поцелуем, в котором не было ни грамма осторожности. Только жадность. Только необходимость.
Она ахнула, но не отстранилась — наоборот, прижалась к нему, одна рука вцепилась в его волосы, другая соскользнула с лопатки к поясу брюк. Его пальцы уже были под рубашкой, скользили по голой коже её спины, поднимаясь всё выше, до лопаток. Она застонала, когда он легко прикусил её нижнюю губу, и, не прерывая поцелуя, толкнула его грудью к стене.
— Мы опаздываем на вечеринку, — выдохнула Гермиона между поцелуями, пока он жадно целовал её шею. — Гарри нас убьёт...
— Пусть попробует, — прохрипел Драко, вжимаясь в неё сильнее, руки легли на её ягодицы. — Пусть сначала доживёт до того, как я оторвусь от тебя.
— Хам, — усмехнулась она, прикусывая его ухо. — Но, Мерлин, продолжай.
Он поднял её, прижав к себе, и понёс через гостиную в спальню, легко пнув дверь ногой. Там, среди мягких простыней, солнечных пятен на полу и запаха кофе с корицей, всё потеряло значение — остались только они.
Он не был нежен. Её смех оборвался на полуслове, когда он швырнул её на кровать — не грубо, но с напористой уверенностью, будто она принадлежала ему без остатка. Гермиона перевернулась на спину, раскинув волосы по подушке, смотрела на него снизу вверх — глаза полны вызова и желания. Он сбрасывал рубашку на ходу, ремень звякнул о край кровати, пока его рука уже стягивала с неё остатки белья.
— Медленно, Малфой, — прошептала она, чуть приподнимаясь на локтях.
— Ни за что, — он схватил её за запястья и прижал к кровати, нависая сверху. — Ты так ходишь по квартире, готовишь в моей рубашке — ты знала, что это сводит меня с ума?
— Конечно знала, — усмехнулась она. — Это была ловушка.
— Признаюсь, я попался, — и он накрыл её губы поцелуем — долгим, тянущимся, с явным обещанием быть ещё жёстче.
Когда они двигались, это было не танго — это был бой. Он задавал ритм, она подхватывала, царапала, кусала, дергала его за волосы. Её ногти оставляли следы на его спине, он прижимал её запястья к подушке, входя в неё с напором и отчаянной потребностью. Их стоны сливались с глухими ударами тела о матрас, с глухими выкриками имён, с хрипами, когда дыхания уже не хватало.
Он наклонялся, шептал ей на ухо грязные, нужные, жадные слова, от которых она выгибалась под ним. А потом она вставала на колени и садилась на него сверху, качая бёдрами с такой точностью, будто училась у самых искусных ведьм древности. Он держал её за талию, целовал грудь, задыхался от того, как она над ним стонала. Ни один из них не торопился закончить — и всё же, когда это произошло, это было, как падение со скалы, как глоток воздуха после долгого погружения. Как возрождение.
Она опустилась на его грудь, горячая, раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, всё ещё покачивая бёдрами чуть-чуть, лениво, как будто удерживая момент. Он обвил её руками, прижимая крепче, и, несмотря на глухое послевкусие истощения, не отпускал.
— Это было... — начала она, но не договорила.
— Да, — хрипло выдохнул он, целуя её висок. — Именно так.
Гермиона посмотрела на часы — и расхохоталась, спрятав лицо у него на груди:
— Ну всё. Теперь точно опоздали. Гарри нас прибьёт. И Пэнси заодно.
— Я скажу, что ты устроила мне засаду, — промямлил Драко, поглаживая её по спине.
Она вскочила с места и села поверх него.— О, Малфой. Засада ещё не закончилась.
Он закрыл глаза с блаженным стоном:
— Мерлин, благослови эту ведьму.
***
Камин в гостиной Гарри и Пэнси ярко вспыхнул изумрудным светом, и с характерным шипением из него вывалился Тео Нотт. Причём буквально — с ногами вперёд, как будто его выстрелили из пушки. Он рухнул на пушистый ковёр лицом вниз, издав звук, больше всего похожий на уязвленный хрюк.
— Ну здравствуй, новый дом, — приглушённо пробормотал он в ворс.
— Аккуратненько так приземлился, — раздался второй голос, и через секунду в камине появился Блейз Забини, грациозный и безукоризненный, будто вышагивал на подиум, а не вышел из каминной сети. Он даже смахнул воображаемую пылинку с лацкана тёмно-зелёного жилета.
— У тебя идеальная прическа, потому что ты всегда заходишь в камин спиной, — буркнул Тео, поднимаясь на четвереньки и потирая колено. — Я один раз так сделал — неделю лечил ожоги от угольков.
— Потому что ты, Нотт, вечно влетаешь, как смерч. Удивительно, что ты ещё не вывалился у кого-нибудь на свадьбе. Например, на сцену.
— Это было один раз, и я думал, что это библиотека!
— Ты рухнул между невестой и её матерью. С цветами. В трусах.
— Летняя форма! — парировал Тео, стряхивая пепел с мантии. — Кстати, где хозяева? Нам что, самим себе шампанское наливать?
— Они... заняты, — протянул Гарри, появляясь в дверях с приподнятой бровью. Волосы были растрёпаны сильнее обычного, рубашка застёгнута не на те пуговицы. Пэнси следовала за ним, хищно-сияющая и слегка раскрасневшаяся, как будто проверяла прочность стен своего нового жилища на звукоизоляцию.
Блейз молча указал на Гарри, потом на часы, потом на его воротник.
— Быстренько успели. Или не успели, а теперь делают вид, что всё под контролем.
Пэнси одарила его убийственным взглядом и одним движением палочки уладила и волосы, и воротник, и остатки беспорядка, словно за секунду сменила режим с «любовница» на «лучшая хозяйка светской вечеринки».
— Добро пожаловать, — произнесла она сладко. — Проходите, не разувайтесь. И не трогайте подушки — я всё ещё помню, как Тео в прошлый раз использовал одну как щит от арбузного взрыва.
— Технически, это был не арбуз, а магическая тыква, — сказал Тео, усаживаясь на диван. — И она напала первой.
— Ребята, — раздался голос из камина, — подвиньтесь, я с коробкой!
Появился Рон Уизли, неся в руках внушительного размера торт с надписью, явно зачарованной: «С Новым Гнездом, Гарри и Пэнс» — надпись переливалась от золотого к розовому, а в углу торта две фигурки — из шоколада — обнимались на миниатюрном диване.
— Надеюсь, вы не против сладкого, — сказал Рон, ставя торт на стол. — Это был мой вклад в праздник. Точнее, я держал коробку, пока Гермиона его зачаровывала, но это же считается?
— Всё, что делает Гермиона, считается и за тебя, — кивнул Тео. — Это как брак, только без официальных бумаг.
— Очень смешно, — буркнул Рон. — Где, кстати, Гермиона?
— Ещё не прибыли, — сказал Гарри, проверяя часы. — Хотя... им явно следовало уже...
И тут камин вспыхнул во второй раз — сильнее, чем раньше, и на ковёр выпрыгнули сразу двое: Драко Малфой, одетый, как всегда, с идеальной выверенностью, и Гермиона, слегка растрёпанная, но с ослепительной улыбкой. Её волосы были собраны в небрежный пучок, щёки алели, а рубашка Малфоя выглядела подозрительно знакомой.
На пару секунд в комнате воцарилась тишина. Затем Тео, откинувшись на спинку дивана, сказал торжественно:
— И вот они, герои позднего утра.
— Позднего? — переспросил Блейз. — Они опоздали на двенадцать минут и тридцать шесть секунд. Я засек.
— Секундомер сработал, когда заклинание Гермионы сорвало ветряк у Гарри на лужайке, — добавил Тео. — То есть ещё дома.
Рон фыркнул, пряча ухмылку в чашке с чаем:
— Кто бы сомневался. Как всегда — вошли горячими.
— Простите, — совершенно невозмутимо сказала Гермиона, отряхивая плечо. — Мы... немного задержались.
— Вы не «задержались», вы пролетели сквозь камин, будто вас гнал патрульный гиппогриф, — хмыкнул Гарри. — В следующий раз предупреждайте. Или надевайте броню.
— Или хотя бы брюки, — добавил Тео, глядя на Драко. — А то у кого-то рубашка явно вернулась из поля боя.
— Слизеринцы, — вздохнула Гермиона. — Невозможно с вами всерьёз поговорить.
— А кто сказал, что мы пришли серьезничать? — широко улыбнулся Блейз. — У нас праздник. И торт. И чья-то прическа выглядит так, будто её растрепал страстный порыв... аппарации.
— Драко, — прошептала Гермиона сквозь зубы. — Я говорила, что надо было одеться до выхода!
— Я оделся. Просто потом опять... раздевался, — без особой вины произнёс Малфой, подмигнув ей.
— Пожалуйста, не продолжай, — сказал Рон, отставляя чашку. — Это первый торт, который я хочу съесть, а не зашвырнуть в камин.
— Ладно, — Пэнси хлопнула в ладони, сияя. — Все прибыли, у всех свои непристойные тайны, торт цел, ковёр пока ещё без пятен. Это значит — можно открывать шампанское!
— И обсуждать, кто первым уронит бокал, — добавил Гарри.
— Тео, — хором ответили Блейз, Рон и Гермиона.
— Эй! — возмутился Тео. — Я между прочим, сдержанный и аккуратный гость.
— Ага, как взрывчатка на ужине, — усмехнулся Драко.
И дом наполнился смехом, голосами, лёгким звоном бокалов и уютной как магия атмосферой. Это был их день. Их новая глава. И, возможно, впервые за долгое время — без войн, без боли, без страха — только друзья, любовь и весёлый хаос.
***
2 мая 1999 года
Хогвартс. День Памяти и Победы
Прошел ровно год с тех пор, как над школой чародейства и волшебства в последний раз вспыхнуло Зеленое заклинание— и погасло навсегда. Год, за который боль перестала быть острой, но память осталась — как тонкая, пронизывающая печаль в звуке школьного колокола, как свежие цветы у мемориальной плиты на краю Запретного леса. Хогвартс вновь стоял крепко, как и положено замку, пережившему не одну бурю. Сегодня он принимал тех, кто выжил. Тех, кто вернулся. Тех, кто помнил.
Небо было ясным, над башнями плыли ленивые облака, и тонкий весенний ветер колыхал траву на лужайках, где когда-то велись последние сражения. Люди стекались с разных концов страны: ученики, преподаватели, родители, авроры, целители, и просто те, кто не мог остаться в стороне в этот день. Среди них, держась за руки, появились Гермиона и Драко Малфой.
Они шли неторопливо, чуть в стороне от основного потока, и казались в этом своём движении удивительно гармоничными — как будто вся жизнь привела их к этой точке. Гермиона была в лёгком, но изысканном платье цвета слоновой кости, которое мягко обтекало её фигуру, подчеркивая тонкие плечи и слегка округлившийся живот. Её волосы были убраны в высокий узел, а на лице — спокойствие и свет, тот особенный свет, который бывает у женщин, несущих в себе жизнь.
Драко шагал рядом — в строгом темном мантии, сдержанно и гордо. Он почти не отпускал её руки, словно не только поддерживал, но и хранил. Его взгляд был сосредоточен, но в нём не было напряжения: в нём была уверенность. Свое место в этом мире он нашёл.
Их свадьба прошла в Австралии, тихо, вдали от репортеров и сенсаций, в начале января. Там же, где Гермиона год назад вернула память своим родителям. Тогда они и собрались: всего десяток человек. Гарри и Пэнси. Тео и Блейз. Рон. Родители Грейнджер, всё ещё немного смущенные, но улыбающиеся. И — что, пожалуй, важнее всего — среди гостей были Люциус и Нарцисса Малфой.
Им потребовалось время. Много разговоров, больше молчания. Несколько ссор — и одно тяжелое признание: Драко не вернётся в прошлое, каким бы удобным оно ни казалось. Он выбрал свой путь. И Гермиону.
Сначала — сдержанное непонимание. Потом — тревожная настороженность. И только потом — медленное, но настоящее принятие.
На свадьбе Нарцисса выглядела безупречно, как всегда, но в её взгляде появилась мягкость, которую раньше знали только Драко и, может быть, домашний эльф. Мягкость, с которой матери смотрят на ту, кто станет частью их семьи. Люциус не произнёс ни тоста, ни пафосной речи — но, когда Драко произносил клятву, глядя в глаза Гермионе, он едва заметно вытер уголок глаза платком.
Они не сразу приняли выбор сына — но всё-таки приняли. И этим сказали больше, чем могли бы выразить словами.
С тех пор многое изменилось. Но главное — осталось. Они по-прежнему жили в квартире над книжной лавкой Гермионы, в самом сердце Косого переулка. Орхидеи и магнолии на подоконниках, запах кофе по утрам, книги на каждой поверхности. Драко, несмотря на уговоры родителей перебраться в Мэнор, лишь усмехался: «Спасибо, но мы слишком любим наш шумный переулок, чтобы променять его на парк со статуями».
Он продолжал работать в аврорате — помощником Гарри Поттера, а недавно открыл собственное агентство: частное магическое расследование, без лишней бюрократии, но с удивительным успехом. Его уважали, к нему обращались. И даже министр магии не раз упоминал о "молодом господине Малфое" в хвалебном ключе.
Но сегодня он был просто мужем. Просто человеком, пришедшим почтить память павших — и удержать рядом ту, ради кого он выбрал жизнь иной, чем ему когда-то предрекали.
Гермиона остановилась перед мемориальной плитой, где были выведены имена. Она прочитала их по губам — не в первый раз. Драко стоял рядом, руку её не отпуская.
— Всё ещё больно, — сказала она тихо, почти шёпотом.
— Да, — кивнул он. — Но теперь мы живём. Ради них.
Он обвил её рукой за плечи, и когда весенний ветер качнул её платье, на мгновение показалось, будто сама магия времени замерла. Чтобы запомнить этот момент. Этот день. Этот новый мир.
Следом за ними, чуть позже, неспешно по аллее шли Гарри и Пэнси. Он держал её за руку — легко, не как защитник, не как аврор, а просто как мужчина, который нашел, наконец, дом. В ней.
Они были спокойны и сосредоточены, как будто только что вышли из разговора, в котором больше тишины, чем слов. Пэнси несла маленький букет васильков и белых роз — как и Гермиона, как и многие, кто пришёл в этот день не ради торжества а ради памяти.
— Каждый раз думаю, что станет легче, — тихо сказал Гарри, остановившись рядом с Гермионой. — А не становится.
— Может, и не должно, — так же негромко отозвалась она. — Мы ведь не забываем. Просто учимся жить дальше.
Пэнси молча положила цветы у подножия мемориала, где высекли имена всех погибших. Её взгляд задержался на одном из них — Дафна Гринграсс. И что-то в этом движении — без слов, без драмы — говорило о потерях сильнее любой речи.
Драко слегка сжал плечо Гермионы, будто и сам прочел в этом взгляде больше, чем можно сказать.
Через минуту молчания, как будто с облегчением от того, что память отдана, и можно снова дышать, Гарри улыбнулся и повернулся к ним:
— Ну? Как ты себя чувствуешь? — кивнул он Гермионе, взгляд невольно скользнув к её округлившемуся животу.
— Вечно голодной, — усмехнулась она. — А так — отлично.
— Она ела трижды перед выходом, — вставил Драко с преувеличенным страданием. — И всё равно настаивала, что нужна ещё пара бутербродов в дорогу.
— Ты сам доел два из них, Малфой, — хмыкнула Гермиона. — И вообще, ты просто завидуешь.
— Да не завидует он, он переживает, — вставила Пэнси, расправляя плащ. — У тебя всё должно быть под контролем. Всё идеально.
— О, это ты сейчас про себя говоришь, Пэнс, — лениво протянул Драко, глядя на неё с прищуром. — Признайся, ты уже нарисовала схему рассадки гостей, продумала меню для веганов и выбрала три заклинания на случай плохой погоды. Всё ведь должно быть идеально... к 4 июня.
Свадьба Гарри и Пэнси, о которой друзья знали уже пару месяцев, обещала стать событием года — если не по масштабу, то уж точно по уровню перфекционизма невесты.
Пэнси демонстративно закатила глаза и сделала вид, что не слышит, но уголки её губ всё же дрогнули в полуулыбке. Гарри стоял рядом, будто ему наконец-то удалось выдохнуть после долгого пути — с той самой искренней, открытой улыбкой, которую его друзья так редко видели в прошлые годы.
— Неважно, сколько у неё списков, закладок в книгах или каких размеров букет, — сказал он, пожимая плечами. — Я всё равно самый счастливый человек в этой толпе.
— Вот это, Поттер, и пугает, — со смехом отозвался Драко. — Ты даже не представляешь, с кем связался.
— Представляю, — с готовностью парировал Гарри. — И всё равно связался.
Пэнси уже набрала воздуха в лёгкие, чтобы выдать ехидный комментарий, но передумала — только ткнула его в бок локтем, сдерживая улыбку.
Следом по аллее — с лёгким гулом разговоров и смеха, вовсе не уместных, но таких живых — появились Рон Уизли и Лаванда Браун. Он был в яркой мантии «Пушек Пэддл» — даже в такой день не мог устоять и не щеголять клубными цветами. На рукаве блестел вышитый значок загонщика, а волосы были растрепаны от ветра или — скорее — от полёта на метле, потому что Рон, похоже, и на мемориал добирался по воздуху.
— Вы только посмотрите на это, — заметила Пэнси, прищурившись. — Ходячий апельсин и его гламурная муза.
Лаванда лишь одарила её ослепительной улыбкой — той самой, от которой когда-то падали в обморок пятикурсники.
— А вы, я смотрю, всё ещё остроумны, Пэнси, — протянула она. — Приятно видеть, что война не убила сарказм.
— Он у нас на особом довольствии, — хмыкнула Гермиона. — Рон, а ты что, теперь и на церемонии в форме?
— Ага, — кивнул он, расправляя плечи. — Командное представительство. Тренер сказал: "Покажи, что мы не просто команда — мы часть истории". Ну я и показал.
— Да, ещё бы не показал, — вставил Драко. — Ты светишься, как фейерверк на рождество.
— Завидуй молча, Малфой, — хмыкнул Рон. — Некоторые из нас добились мечты, не вступая в сговор с Гарри Поттером.
— Он ревнует, — пояснила Лаванда, не без удовольствия беря Рона под руку. — Потому что мой рыцарь квафлового сердца теперь не только знаменит, но и любим.
— Подожди, — вмешался Гарри, приподняв бровь. — "Рыцарь квафлового сердца"?
— Она ведёт колонку, — простонал Рон. — В "Очаровании спорта". Колонка о загонщиках и чувствах. Не спрашивай.
— Не спрашивай, не читай, не цитируй, — поддакнул Драко.
— Очень смешно, — буркнул Рон, но совсем беззлобно. — Зато у нас всё по-настоящему. Сошлись после игры, остались после похмелья. А теперь — неразлучны.
— Романтика окончания двадцатого века, — констатировала Гермиона. — Квиддич, коктейли и колонки в глянце.
— Главное, что счастливы, — улыбнулась Пэнси. — Хоть кто-то в вашей семье перестал убегать от чувств.
— Спасибо, — сказал Рон, с оттенком благодарности. — Я действительно... счастлив.
— Ага, — протянул Тео, внезапно появляясь позади. — И ты явно снова под зельем. Но молодец.
Он был в безупречно выглаженной мантии, волосы чуть растрёпаны, будто нарочно, на виске — лёгкий штрих аромата ванили и табака. Тео выглядел как человек, который выспался, выпил два идеальных кофе и провёл утро, философствуя с зеркалом. Или с кошкой. Если, конечно, эта кошка — дух сарказма.
— Ты, как всегда, вовремя, — заметил Гермиона. — И как всегда — в форме.
— Это потому что у меня теперь режим, — степенно сказал Тео, складывая руки за спиной. — Мы с Блейзом держим психологическую клинику, если кто забыл. Поддерживаем душевное равновесие магического сообщества. Я теперь, между прочим, образец стабильности.
— И при этом меняешь девушек каждые полнолуние, — заметил Драко.
— Это называется "эмоциональная открытость", — с достоинством парировал Тео. — Я не ищу идеал. Я просто... исследую диапазон человеческих чувств.
— В горизонтальной плоскости, — подсказала Пэнси и фыркнула с усмешкой
— Очень смешно, — кивнул Тео. — Но вообще, вы тут сейчас все попадает, когда Блейз придёт.
— А он, простите, в каком амплуа нынче? — поинтересовался Гарри. — Шаман? Прорицатель? Слух был, что он теперь заваривает чай из лепестков мимозы и лечит разбитые сердца стихами.
— Почти, — хмыкнул Тео. — Но сегодня он пришёл не как психотерапевт... а как мужчина, с потрясающей спутницей. Вы когда увидите, все... охренеете.
И как по команде, почти театрально, сквозь толпу появился он — Блейз Забини. Спокойный, уверенный, с ленивой грацией хищника, который знает: весь лес ему завидует. На нём была тёмно-синяя мантия с серебристым отливом, волосы уложены, взгляд — хищно-мягкий. И рядом с ним, держа его под руку, шла Джинни Уизли.И вот тут все действительно слегка... ахнули.
Её волосы были свободно рассыпаны по плечам, словно пламя скользило по ткани мантии. Она была в зелёном — нагло, эффектно, символично. В зелёном, который ей шёл до обидного. И в этой лёгкости, с которой она шагала рядом с Блейзом, было что-то вызывающее — но не напоказ, а как у женщины, которая давно знает себе цену.
И вот тут все действительно слегка... ахнули.
Кто бы мог подумать, что брошенная в полушутку реплика однажды окажется почти пророческой? Та самая — произнесенная Пэнси почти год назад, когда Гермиона впервые вошла, держась под руку с Драко." Ну всё. Осталась только Джинни с Блейзом — и можно открывать вечеринку."
Тогда это прозвучало, как колкость. Сейчас — как заклинание, медленно, но верно приведшее к настоящему чуду: Джинни и Блейз действительно появились. Вместе. Рядом. И настолько естественно, что никто даже не осмелился вслух пошутить первым.
Тишину нарушил Тео, театрально сделав шаг вперёд и раскинув руки:
— Ну вот, всё. Круг замкнулся. Вы это понимаете? Можно и правда открывать вечеринку. А ещё — группу поддержки и клуб свидетелей непредсказуемого будущего.
— Мерлин мой, — прошептал Рон, сделав шаг вперёд. — Это Джинни?
— Да нет, это, наверное, иллюзия, — пробормотал Гарри, не моргая. — Или баг во временной петле.
— Это точно баг в вас самих, — спокойно произнесла Пэнси. — Выглядите, как двенадцатилетние, впервые увидевшие губную помаду.
— Привет, — сказала Джинни, подходя ближе. — Никого не шокировала?
— Только слегка сломала восприятие мира, — отозвался Драко. — И цветовую палитру Гриффиндора.
— Я теперь не по факультетам, а по людям, — улыбнулась она. — А Блейз... умеет уговаривать.
— Я ничего не уговаривал, — лениво сказал Блейз, целуя её руку. — Я просто пригласил. А она — пришла. Всё просто.
— Слишком просто, — буркнул Рон. — Ты вообще в курсе, что это моя сестра?
— В курсе, — невозмутимо кивнул Блейз. — А ты в курсе, что она взрослая, умная и обворожительная женщина, которая делает, что хочет?
— И делает это лучше всех, — добавила Джинни и, подмигнув, прошла мимо брата так, будто он был просто фоновой мебелью на пути к своей жизни.
— Пожалуйста, дайте мне стул, — простонал Рон. — Я сейчас осознаю всё это заново.
— Займи мой, — предложил Тео. — Я всё равно стою, как чувство юмора твоей спутницы колоночке в "Очаровании спорта".
— Я пишу для спортивного раздела, между прочим!- Сказала Лаванда.
— Всё равно юмора там нет, — заключил Драко.
Смех снова прошёлся по кругу, как весенний ветер по вершинам деревьев. Они стояли вместе — странная, полюбившаяся себе компания. Гриффиндорцы, слизеринцы, бывшие соперники и настоящие друзья. Кто-то держал цветы, кто-то — руки друг друга, кто-то — свои мечты, которые, несмотря ни на что, стали реальностью.
И где-то в этой толпе, в этом моменте, где прошлое уже не причиняет боли, а будущее ещё не пугает, все они знали одно — всё действительно только начинается.
Здесь, среди знакомых лиц, смеха и тихих воспоминаний, рождаются новые истории. Истории о любви, дружбе, прощении и надежде. Истории, в которых даже самые хрупкие мечты обретают силу и становятся фундаментом для настоящей жизни.
Пусть этот день — День Памяти и Победы — навсегда останется в их сердцах светлым напоминанием: несмотря ни на что, свет всегда возвращается. И в каждом из нас есть место для счастья, для тепла и для новых начинаний...
***********
Спасибо вам, дорогие читатели, что были со мной в этом путешествии.
Я впервые публикуюсь тут, буду благодарна за оценку моей работы♥
Спасибо, что вы позволили этим героям — Гермионе, Драко, Пэнси, Гарри, Тео, Блейзу, Рону, Лаванде, Джинни (и, конечно, котикам, метлам и бутербродам) — жить и дышать на этих страницах. А мне — рассказывать их истории, страдать вместе с ними, влюбляться, писать диалоги в три часа ночи и вслух смеяться над собственными шутками. 🤓📚
Вы — магия, и точка.
До новых историй.
С любовью,
ваш (временами сентиментальный, но чаще саркастичный) автор ❤️😈