Колыбельная

Крик ужаса вырвался из пересохшего горла Гермионы: черты лица мастера зелий, по-своему привлекательные раньше, теперь были изуродованы пугающим узором из царапин и ссадин. Слезы застилали глаза, неимоверно тяжело было приподнять тело и дотащить до кровати.
От страха Гермиона напрочь забыла о возможности использовать магию. Она вообще мало что соображала, когда, кое-как сняв с профессора грязную мантию, попыталась на ощупь обследовать тело, чувствуя, как при каждом прикосновении течет сквозь пальцы горячая кровь.
От ужаса сердце билось так сильно, будто стремилось сломать ребра. Гермионе, наконец, удалось затащить Северуса на кровать и осторожно уложить. И только тогда она вспомнила про волшебную палочку.
С ее помощью Гермиона одним движением избавила зельевара от окровавленной одежды, оставив на нем лишь черные шелковые трусы.
Гермиона не обращала внимания на бледную, цвета слоновой кости кожу, мускулистые руки и длинные ноги, она не задумалась ни на секунду, красивым ли было тело Северуса. Ей бросилась в глаза лишь глубокая рана на груди в виде зигзага. Как будто кто-то ножом разрезал плоть до самых костей. Вся простынь уже была залита кровью. Гермионе нужно было спешить.
Зажав в руке палочку, она начала шептать заклинание исцеления, которое прочитала в одной книге пару дней назад. Это заклинание, как правило, использовалось при незначительных порезах, но она должна была хотя бы попробовать. Когда оно не помогло, Гермиона даже не удивилась .
— Боже мой, — в отчаяние зарыдала она, пытаясь зажать рану попавшейся под руку тряпкой.
Северус бледнел все сильнее с каждой секундой, его дыхание совсем сбилось.
— Профессор? — Гермиона коснулась его лица кончиками пальцев, оставив кровавые следы на пепельной щеке.
— Профессор, пожалуйста, прошу вас, очнитесь, скажите, что мне делать!
Почему она не могла ничего придумать? Мозги совершенно не хотели включаться. Все, что Гермиона чувствовала, — это страх. Он пробирал ее насквозь, как мороз посреди зимней ночи. Тело словно онемело. Если бы только она была целительницей или медсестрой, то…
Мадам Помфри!
Трясясь от отчаяния, Гермиона бросилась к камину и принялась искать летучий порох.
«Где? Где он? Ну, где же он?»
Гермиона раскидала все книги, разбросала документы, что-то свалилось на пол и разбилось, она уронила фотографии, опрокинула полную чашку чая, но так и не смогла найти летучий порох, а больничное крыло находилось слишком далеко от подземелий, чтобы бежать за помощью. Она просто не могла оставить Северуса одного.
— Профессор! Где у вас летучий порох? — от бессилия закричала она, ногами отпихивая валявшиеся книги и смотря под ними.
— Северус! Очнитесь! Мне нужно связаться с мадам Помфри!
— Нет, — прохрипел он слабым голосом.
Тут же оставив поиски, Гермиона наклонилась над Снейпом, приподняв его голову и заглянув в лицо.
— Профессор! Вы меня слышите?
— Нет, — застонал он, не открывая глаз.
Гермиона нахмурилась от издевательского ответа.
— Где летучий порох? Мне нужно вызвать мадам Пом…
Его глаза приоткрылись.
— Нет. Не говорите… никому.
— Что? Не глупите! Вы тяжело ранены! Вам нужно…
— Мешок… на столе… пить…
— Профессор? — Гермиона потрясла его, но Северус, кажется, снова потерял сознание и не ответил.
Она опустила голову ему на грудь и, затаив дыхание, прислушалась к сердцебиению.
Услышав слабый стук, Гермиона облегченно вздохнула.
Соскочив с кровати, она поспешила к столу и, перерыв на нем все, наконец нашла маленький кожаный мешочек. Дрожащими пальцами она еле развязала его, вытащив затем содержимое.
Измельченная трава липла к мокрым от крови пальцам. Гермиона схватила небольшую щепотку и кинула в наколдованный бокал. Между делом она взмахнула палочкой в сторону камина и наколдовала чайник над вспыхнувшим еще сильнее огнем. Пока закипала вода, Гермиона вернулась к Северусу, чтобы проверить раны.
Кровотечение усилилось, хотя казалось хуже некуда. Она не знала, сколько крови он может еще потерять, если не поторопиться.
Как только чайник вскипел, Гермиона заварила травяной чай и присела на кровать. Одну руку она просунула Снейпу под шею и приподняла голову, чтобы уложить к себе на колени. Другой рукой поднесла бокал к его губам.
— Ну, давайте же! Северус, выпейте! Выпейте ради меня, — шептала Гермиона, нежно гладя его по волосам, придерживая бокал.
Он послушался и очень медленно, маленькими глотками выпил все до последней капли.
Гермиона продолжала обнимать его, отложив в сторону уже ненужный бокал. Она ласково укачивала Северуса в своих руках, наблюдая сквозь пелену слез, как постепенно затягиваются раны на его теле. Гермиона откинулась на спинку кровати и на секунду прикрыла глаза. Ей просто необходимо было немного отдохнуть. Потом она вернется в свою комнату, примет душ и несколько часов поспит.
Только пару минут полежит здесь…
* * *
Он умер. Это было неизбежно. Не существовало никакого другого объяснения тому, что он не чувствовал боли — ни головной, ни какой-либо еще— только долгожданный покой. Но вот аромат корицы и яблок казался немного неуместным для загробного мира.
Может, он ударился головой об пол сильнее, чем думал?
Застонав, Северус перевернулся на левый бок, по крайней мере, попытался перевернуться, но замер, обнаружив рядом хрупкую фигуру.
Стараясь сильно не шевелиться, чтобы не разбудить соседку, Северус приподнял немного голову и уткнулся взглядом в копну спутанных золотисто-каштановых волос. Их обладательница лежала, прижавшись лицом к его груди, так что он мог видеть только длинные густые ресницы и белоснежную кожу ее плеч под сползшей набок мантией. Одну ногу девушка забросила на его колени. Еще чуть-чуть, и она бы задела внушительную утреннюю выпуклость под его трусами. Тонкие девичьи руки обнимали его за шею. Северус почувствовал, как одна из них зарылась ему в волосы.
Странные ощущения. Незнакомое чувство теплилось в груди. Северус размышлял, почему до сих пор не сбросил с себя девушку, не разбудил и не потребовал объяснений.
Потому, что ему не нужны были эти самые объяснения. Он вспомнил события прошедшей ночи, не все, конечно, но и этого было достаточно. Если бы не кошмарная боль и всепоглощающее желание умереть, Северус бы непременно ответил на нежные прикосновения и успокаивающие слова. Да, тут было над чем поразмыслить.
Никто и никогда не заботился о нем с подобной нежностью, даже родная мать. Северус не знал, как теперь действовать. Очевидно, что девушка, лежащая сейчас в его объятиях, не послушается предупреждений держаться подальше. У судьбы, как оказалось, на этот счет были свои планы. И неважно, как сильно Северус старался удержать Гермиону на расстоянии от себя, она все равно как-то умудрилась влезть в его жизнь и занять все его мысли.
Но он должен постараться. Он должен… он не может позволить будущему стать таким, как его описала Серафина. Он не позволит Темному лорду забрать жизнь Гермионы, жизни их детей.
Может быть, когда-нибудь, в один прекрасный день, когда Темный лорд будет уничтожен… может быть, тогда она согласится быть с ним. Но пока он должен будет держать девушку подальше от себя, быть рядом слишком опасно. Даже если Гермиона и возненавидит его, она, по крайней мере, будет жива, большего Северусу и не надо.
Когда она пошевелилась, видимо, проснувшись, он быстро опустил голову и закрыл глаза, притворившись спящим. Осторожно, чуть-чуть приподняв ресницы, он наблюдал, как Гермиона отодвинулась и привстала.
Золотисто-каштановые пряди упали ей на лоб и прикрыли сонные глаза. Северус почувствовал, как дернулась его рука в порыве коснуться ее волос, намотать локон на палец… но он тут же отбросил подобные мысли. Гермиона небрежно откинула спутанные пряди назад.
Ее взгляд прошелся по комнате, глаза расширились, когда она осознала, где находится. Ее рот от удивления приоткрылся. Северус чуть было не рассмеялся от представшей картины, но вовремя сдержался и закрыл глаза: Гермиона как раз повернулась, чтобы посмотреть на него.
Осторожно приоткрыв вновь глаза, Северус наблюдал, как выражение ее лица заметно изменилось, видимо, оттого, что его тело сейчас, скорее всего, походило на неудачное воплощение чьей-то идеи о человеке-мозаике.
Северус осознал, как, должно быть, ужасно выглядит, когда ее мягкая ладонь коснулась его щеки и ласково погладила. Он чуть повернул голову навстречу прикосновениям. Успокаивающее тепло от ее нежных пальцев растеклось вниз по позвоночнику.
Ее рука скользнула вниз по шее и замерла напротив сердца. Гермиона вглядывалась в его лицо, он чувствовал это и не мог открыть глаза и разгадать по ее лицу, о чем она думает.
«Как ей это удается?», — спрашивал Северус себя, поражаясь способности Гермионы так легко его обезоруживать. Было жутко от осознания того, что она совершенно не нарочно так окрутила его. Гермиона ведь даже не догадывалась, что творил с ним один лишь взгляд ее медово-карих глаз.
Тихо вздохнув, она поднялась с кровати.
За одно мгновение Северус лишился ее тепла. И чуть было не вздрогнул от охватившего чувства одиночества. Он смотрел, как она нашла свою волшебную палочку на столике и применила к себе очищающие чары, чтобы убрать с ночной рубашки, мантии и голых ног пятна высохшей крови. Если бы он не был уверен, что эта кровь принадлежит ему, то несомненно бы запаниковал, увидев такие подтеки на ее коже, будто ее резали или напустили свору диких собак. Северус вновь вспомнил, как она заботилась о нем, наплевав на свой внешний вид. Ни одно зелье не могло бы его так успокоить, как ее обнимающие руки. Ему даже послышался звук его имени, слетевший с ее губ.
Кажется, он умудрился окончательно влюбиться в упрямую гриффиндорку всего за одну ночь.