Колыбельная

Почему вообще этот человек заставляет меня волноваться? — удивлялась Гермиона, пытаясь сосредоточиться на кипящем котле, а не на мрачном мужчине, сидящем в другом конце кабинета.

Северус Снейп не двинулся с места и не произнес ни слова с тех пор, как она зашла, хотя и постоянно напоминал о своем присутствии — безостановочно скрипя пером по пергаменту, выводя безупречным почерком красные строчки на проверяемых эссе.

Гермиона спрашивала себя, сколько же скляночек с красными чернилами он умудряется израсходовать за неделю? И остается ли на пергаменте хоть немного свободного места после проверки?

Она украдкой покосилась на него, с тайным восхищением разглядывая сгорбившуюся фигуру.

Никто не понял бы ее одержимости этой бледной кожей, темными спутанными волосами и холодными черными глазами. Черт, она сама себя понять-то не могла! Но что-то в нем такое было... Хотя его пренебрежительно-безразличное отношение ко всему не позволяло заглянуть внутрь. Большинство людей принимали его холодную бесстрастность как проявление грубости и злости. Ей же казалось, что у него просто такой характер. Такая же неотъемлемая часть Северуса Снейпа, как темная мантия и манера саркастически растягивать слова. Мастер зелий был сплошной тайной, которую ей так хотелось раскрыть. Не то чтобы он всерьез воспринял ее любопытство... Но то, что он не знал...

— Если вы закончили изучение моей персоны, мисс Грейнджер, может, наконец, обратите внимание, что оговоренное нами время истекло, и я за сегодня уже достаточно насладился вашим присутствием?

Гермиона вздрогнула и подумала: «Как же много в нем загадок».

Снейп обладал невероятной способностью знать все. Это пугало.

— Да, профессор, — пробормотала она, сгребла в кучу всю свою писанину, очистила котел и прибрала рабочее место.

Ей совсем не хотелось быть надоедливой. И так пришлось потратить кучу сил, уговаривая, подкупая и даже немного шантажируя, прежде чем Северус Снейп согласился взять ее в качестве личной ученицы. Так что она старалась делать все возможное, чтобы не сердить его лишний раз.

— Профессор, можно мне будет прийти завтра вечером, чтобы закончить работу? — повернув голову к преподавательскому столу, спросила Гермиона, крепко прижимая к груди учебники.

Он, как всегда, даже не взглянул на нее, но приподнял темные брови, показывая, что совсем не рад такой просьбе.

— Если вам это так уж необходимо, — наконец проворчал он и, схватив пергамент, исчерченный красными чернилами, бросил его поверх стопки рядом со своим локтем. — Все равно меня здесь не будет. Но, надеюсь, вы умудритесь закончить по возможности быстрее.

Гермиона уже хотела поинтересоваться, где он будет, но тотчас подавила свое желание и посмотрела на него, как ей казалось, с самым невинным выражением на лице.

— Конечно, сэр. Спасибо.

Снейп что-то пробормотал, не отрываясь от очередного эссе. Она почти испугалась за судьбу несчастного пергамента, который выглядел так безупречно и аккуратно. Но это ведь ненадолго — карающее перо уже нависло над ним, как гильотина над осужденным.

— Профессор? — проговорила она, когда он уже начал опускать руку.

Пронзительные черные глаза с досадой уставились на нее из-под опущенных густых ресниц.

— Что еще, мисс Грейнджер?

Теперь она почувствовала себя глупо. Неужели она действительно пытается спасти жизнь какой-то бумажке?

Может, все потому, что Гермиона знала, каким он бывает придирчивым и строгим, и ей просто стало жаль бедный пергамент, которому уготовано быть высмеянным этим безжалостным человеком.

— Я просто... я подумала...

— Живее, мисс Грейнджер, — прорычал он. — Я не собираюсь тратить на вас весь вечер!

Она лихорадочно соображала и выпалила первое, что пришло в голову:

— Я хотела поблагодарить вас за то, что согласились вести мою практику.

Снейп нахмурился:

— Чудесно. А теперь — вон отсюда.

Не придумав ничего другого, чтобы отвлечь его, она быстро развернулась на пятках и выскочила из кабинета.

На середине пути Гермиона остановилась и обернулась, ожидая увидеть, что Снейп стоит в дверном проеме и наблюдает за ней, но разочарованно вздохнула, поняв, что она в коридоре совсем одна.

Гермиона пошла дальше, задумчиво потирая затылок.

Этот мужчина смущал и волновал ее. Довольно необычное ощущение. Она знала, что он не наблюдает за ней, потому что не раз оборачивалась по пути в башню, но томительное ожидание будоражило. Вообще, с какой стати Северусу Снейпу следить за ней? Она не очень-то привлекательна со своей непослушной копной каштановых кудрей и медово-карими глазами, к тому же мода, косметика и собственная сексуальность ее не особо заботили. Хотя последнее все же волновало, с тех пор как началась практика.

Что-то внутри переворачивалось каждый раз, когда Гермиона оказывалась в ловушке холодных каменных подземелий наедине с мрачным пугающим профессором зелий. Да и решилась она на это только потому, что испытывала в его присутствии довольно приятное волнение. Все было так странно. Но трусики и сейчас стали мокрыми, стоило лишь вспомнить, как Снейп однажды прошел слишком близко и они случайно соприкоснулись. Казалось, все ее существо тогда пронзило неожиданное резкое возбуждение, и Гермиона едва не рухнула под парту от нахлынувшего жара. Никогда раньше у нее так не дрожали колени.

У Снейпа же, очевидно, никаких проблем не возникло. Он просто прошел мимо со своим обычным ледяным и совершенно непроницаемым выражением на лице. При любых обстоятельствах он умел выглядеть невозмутимо.

Может быть, все дело в ней? Может быть, токсичные выхлопы от котла играют с ее воображением? Или у нее аллергия, и то, что она сходит с ума, всего лишь побочный эффект? Наверно, стоит поискать в библиотеке описание своих симптомов, вместо того чтобы идти спать. Все ведь довольно серьезно. Нельзя же постоянно терять голову в классе зелий, а то станет как Невилл с его вечно взрывающимися котлами.

Мадам Пинс недовольно нахмурилась, когда десять минут спустя Гермиона проскользнула в библиотеку. Она уже собиралась все закрывать и надеялась, что детям, а в особенности книжному червю Гриффиндора, не вздумается прийти на ночь глядя. Библиотекарь совершенно не выспится, если позволит девушке засидеться здесь, ведь та не уйдёт до рассвета, если сейчас ничего не предпринять.

— Я закрываю через пять минут, — буркнула Ирма Пинс, прошаркав к столу, чтобы убрать свои записи.

Гермиона кивнула и, прошептав слова благодарности, двинулась вдоль книжных рядов, по пути пробегая глазами по всем корешкам.

Она остановилась в секции медицинской литературы.

Казалось, здесь были описаны все магические болезни, кроме, разумеется, ее случая. По отдельности симптомы совпадали в различных описаниях, но ни в одном они не были приведены вместе — липкие ладони, неустойчивое сердцебиение, напряженные мышцы живота и, наконец, необъяснимая влажность между ног. Гермиона размышляла, стоит ли попросить помощи у мадам Пинс, но взглянув на библиотекаря, быстро передумала.

Она забежит в больничное крыло завтра в первой половине дня и обсудит все с мадам Помфри. Добрая медсестра всегда с радостью помогала студентам.

У выхода Гермиона поблагодарила мадам Пинс за потраченное время и терпение и выскользнула из библиотеки, не взяв ничего с собой. Хотя некоторые книги и заинтересовали ее, она решила полистать их завтра днем.

В коридорах еще встречались студенты, которые наслаждались последними минутами свободы перед звоном колокола. Мало кто из них замечал главную старосту школы, некоторые кивали в знак приветствия, но она не останавливалась поболтать с ними — спешила в гостиную Гриффиндора.

Уже около портрета Полной Дамы Гермиона резко остановилась и громко выругалась.

— Что за манеры, юная леди! — возмутилась Полная Дама.

Гермиона, проигнорировав нравоучения, развернулась и понеслась обратно в подземелья. Снейп, конечно, будет совсем не рад ее видеть, но зелья завтра только после обеда, а она оставила свои записи рядом с котлом. Пара учебников были аккуратно зажаты подмышкой, но самое важное она-то и забыла, а завтра первая пара зелий у первого курса.

И будь она проклята, если допустит, чтобы эти неуклюжие коротышки наложили свои грязные лапы на ее аккуратные записи!

Дверь в класс зелий все еще была не заперта, а профессор так и сидел за столом, но уже не сгорбившись над своими бумагами. Гермиона и представить не могла, что застанет подобное зрелище.

Северус Снейп спал, запрокинув голову и сложив руки на животе. Гермиона никогда не видела его таким... невинным. Довольно странное определение для человека, от которого даже во сне веяло опасностью. Но он казался таким расслабленным, что в груди защемило от накатившей нежности.

Гермиона уже кралась по кабинету, но вдруг остановилась. Она хотела только забрать свои записи и сразу убежать, но просто не смогла оставить его спать вот так.

Отложив в сторону учебники, Гермиона на цыпочках подошла к преподавательскому столу и достала волшебную палочку. Она не часто использовала эти чары, но они всегда действовали, а значит, наколдовать одеяло у нее точно получится.

Только она сосредоточилась и начала чертить палочкой в воздухе, как сильные руки резко обхватили запястья, опрокинули ее на стол, а тяжелое тело прижало сверху. Потемневшее от ярости лицо профессора зелий находилось в нескольких дюймах от ее лица, а черные глаза сверкали.

Сердце учащенно забилось, и Гермиону охватил страх, но лишь на мгновение. Трудно было бояться, когда все внутри приятно покалывает от ощущения сильного мужского тела, напряженных бедер, зажатых между ее коленями, и учащенного дыхания...

Снейп, однако, не выглядел довольным или вдохновленным подобным раскладом.

— Что вы здесь делаете? — прорычал он, не отпуская ее.

— Я... Я забыла свои записи, — пролепетала Гермиона, надеясь, что Снейп не заметит как трудно ей дышать.

Его губы скривились, обнажив зубы, и он прорычал:

— На моем столе?

Гермиона покраснела и опустила глаза:

— Я... вы выглядели... здесь холодно и... я хотела наколдовать вам одеяло.

Профессора, видимо, ошеломило ее признание. Гнев исчез с его лица, и Снейп моргнул. Стальная хватка на ее запястьях немного ослабла, и теперь он просто смотрел на нее сверху вниз.

На краю сознания промелькнула интересная мысль, и девушка спросила себя, осознает ли он, что они лежат на его столе и его бедра удобно устроились между ее разведенных ног. Скорее всего, нет.

Гермиона также сомневалась, что он догадывается о том, как сильно она наслаждается ощущением его сильного тела, прижатого к ее. И она совсем не хотела прервать эти ощущение и позволить ему отодвинуться.

Она осталась лежать, подчинившись его власти, с прижатыми над головой руками, пока он вглядывался в ее лицо со странным обжигающим блеском в глазах — никто никогда так не смотрел на нее.

От этого необъяснимого взгляда внизу живота будто затрепетали бабочки. Сердце громко билось о ребра, мягкие складочки внизу горели в предвкушении продолжения. Что-то твердое и большое неприлично упиралось ей в живот. От ощущения его возбуждения на щеках вспыхнул румянец, и еще больше увлажнившийся центр ее естества почти болезненно свело. Она вынуждена была прикусить нижнюю губу, чтобы сдержать рвущийся наружу стон.

— Вам не следовало возвращаться, — прорычал он, задыхаясь, как и она.

Руки, удерживающие ее запястья, дрогнули и чуть сжались. Гермиона не пыталась освободиться, зная, стоит ей шевельнуться и Снейп мгновенно отпустит ее. А этого она совсем не хотела.

Его губы приоткрылись, будто он собирался что-то сказать, но тут тишину разрушил неожиданный хлопок. Как будто кто-то аппарировал в коридор Хогвартса.

Снейп напрягся и быстро отстранился. Поставил Гермиону на ноги и толкнул за свою спину.

— Стойте здесь! — рявкнул он, прежде чем, взметнув полами черной мантии, исчезнуть из кабинета.

Гермиона помедлила секунду, затем кинулась за ним, крепко сжимая в руке волшебную палочку.

Она догнала его на середине коридора, он наклонился над чем-то... или, точнее, кем-то.

Это была девушка, подросток, очень бледная, красивая, с густыми волнистыми черными волосами. Она была вся в крови, одежда —разорвана.

— Ох! —вскрикнула Гермиона, опускаясь рядом на колени и касаясь ледяной щеки. — Она еще дышит, — выдохнула она с облегчением.

Со стоном девушка приподняла темные густые ресницы, открывая карие с медовым оттенком глаза. Тонкие черные брови взлетели вверх. С сухих потрескавшихся губ сорвалось лишь одно слово:

— Папа?