Глава 8
Гарри думал всю неделю.
После ухода Паркинсон он, словно в тумане, оплатил счет и вернулся в дом на площади Гриммо. Каждый уголок дома, каждый предмет мебели, каждая фотография на стене напоминали ему о Джинни, об их совместной жизни, об их общей мечте.
Он и правда посмотрел несколько вариантов жилья, как девушка и предложила. Пролистал объявления о продаже, представляя себя в этих чужих стенах, вдали от всего, что ему дорого. Но ни один из этих домов не казался ему домом. Все они были холодными, бездушными, чужими.
Но ответ давно теплился в его груди, подобно слабому огоньку, который никак не удавалось разжечь в пламя.
И вот Гарри ждал её возле старой оградки, окружающей старый дом. Он отправил ей координаты для трансгрессии, она должна была появиться еще пять минут назад, но, видимо, опаздывать – это её фишка.
Поттер нервно переминался с ноги на ногу, глядя на потрескавшуюся краску на ограде.
Тихий треск аппарации оповестил о прибытии девушки.
— Поттер.
— Паркинсон.
Уже знакомым бездушным приветствием обменялись они. Гарри старался не выдавать своего волнения, но его сердце бешено колотилось.
— Где мы?
Пэнси огляделась, но коттедж был под заклятием доверия, и, естественно, она его не видела.
— Вот адрес, — Гарри протянул ей сложенный листок пергамента.
Как только девушка прочла его, лист мгновенно превратился в пепел.
— Это... это то, что я думаю? — она выглядела озадаченной, её брови чуть приподнялись в удивлении.
— Это дом моих родителей. После войны я минимально восстановил его, но не решался сделать ремонт и заселиться. Я подумал, что будет знаково построить семью там, где жила моя.
Он видел, как девушка погрузилась в свои мысли. Глаза начали наполняться влагой, и одна одинокая слеза скатилась по бледной щеке.
Гарри было интересно, что её так сильно тронуло или огорчило, но он сомневался, что она поделится этим с ним. Паркинсон всегда была закрытой, прячущей свои чувства, истинной слизеринкой. Он не думал, что сейчас, в самом начале их вынужденного союза, она вдруг откроет ему свою душу.
Собравшись, Паркинсон резко смахнула слезинку, выпрямилась, расправила плечи и снова стала той самой уверенной, надменной Пэнси, которую он привык видеть.
— Ты, наверное, не знаешь, но для чистокровных волшебников очень важно жить в доме своих предков, Поттер.
Её растрогал этот поступок?
— Я бы хотел, чтобы ты сделала ремонт. На свой вкус, — Гарри говорил это, стараясь вложить в слова как можно больше искренности.
Он чувствовал, как её взгляд прожигает его насквозь.
— Ты уверен? — спросила она тихо, боясь разрушить хрупкую атмосферу, которая внезапно возникла между ними. В её голосе не было обычной язвительности, только неуверенность и... надежда?
О да. Он был уверен.
Что-то в этой властной ведьме было такое, что хотелось подчиняться ей. Хотелось соответствовать.
Нет, это не была симпатия. Это было что-то другое, что-то более глубокое, что-то, что он еще не понимал сам. Это было уважение, восхищение её силой, её независимостью.
И сейчас, когда он увидел в ней эту уязвимость, это желание быть принятой, это чувство только усилилось.
Гарри не мог дать ей любовь, но мог дать им шанс. Шанс на счастье, шанс на семью, шанс на дом. Он мог позволить ей быть собой, быть хозяйкой в этом доме, быть той, кем она хотела быть.
Он кивнул, глядя ей прямо в глаза.
— Да. Я отправил письмо в Гринготтс. Ты можешь распоряжаться деньгами из хранилища на ремонт.
***
Гарри приготовил поздний ужин.
Вернее, он приготовил любимое жаркое Джинни, то самое, с травами и сливочным маслом, которое она обожала.
Аромат готовящегося мяса и специй наполнил кухню, но для Гарри он звучал скорее как эхо прошлого.
Он накрыл стол на двоих. Каждый предмет – тарелка, приборы, салфетка – казался неуместным, лишним в этой новой, странной реальности.
Затем его взгляд упал на винный шкаф. Рука сама потянулась за заветной бутылкой – "Шато Марго", 1995 года. Это вино они берегли для особых случаев, для годовщин, для праздников, для моментов, когда хотелось сказать друг другу что-то очень важное без слов. Но сейчас...
Гарри поставил бутылку обратно в шкаф, выбирая взамен что-то более нейтральное, что-то, что не вызывало бы столько воспоминаний, такое острое, ноющее чувство утраты. Белое вино, легкое и освежающее, показалось ему более подходящим.
Зажигая свечи на столе, он почувствовал знакомый укол в груди. Он скучал по Джинни. Скучал по её смеху, по её объятиям, по её присутствию, которое делало этот дом домом.
Щелкнул замок, и Джинни вошла в гостиную. На нежных губах играла легкая улыбка.
— Я... я приготовил ужин, — начал Гарри, чувствуя себя невероятно глупо.
Он понимал, что они должны поговорить и перестать замалчивать события последних дней, но слова застревали в горле.
— Я не голодна, спасибо, — ответила она, даже не взглянув на накрытый стол. Её голос был холодным, отстраненным.
— Ты была с ним? С Забини? — вырвалось у Гарри.
— Да, мы обсудили предстоящее торжество. Разве не этим ты занимался на таких частых встречах с Паркинсон?
В воздухе повисла напряженная тишина. Гарри почувствовал, как его лицо горит. Он провел ладонью по волосам, взъерошивая их сильнее, чем обычно.
— Давай поговорим.
— Я устала.
— Нет, нам нужно поговорить, Джин. Мы так ничего и не обсудили с того дня.
Поттер знал, что они оба виноваты в том, что произошло, но молчание только усугубляло ситуацию.
Он подошел к ней ближе, осторожно касаясь хрупкого плеча. Джинни вздрогнула от прикосновения, и Гарри почувствовал, как внутри него все сжимается.
— Садись на диван, я принесу вино.
Девушка кивнула, тяжело опустившись на диван. Гарри вернулся с двумя бокалами. Он протянул ей один, и она взяла его, не глядя на него. Поттер залпом выпил свой, пытаясь успокоить дрожь в руках.
— Я знаю, что тебе тяжело, Джин. Мне тоже... — начал он, но она прервала его.
— Ты хоть представляешь, каково это – узнать, что тебя закон считает... недостойной? Что ты... что мы не подходим друг другу? — в её голосе сквозила обида и злость.
— Я знаю, что закон... — Гарри запнулся, не зная, как правильно подобрать слова.
Он понимал, что для нее это удар, но и для него это означало крушение всего, во что он верил.
— ...он идиотский. Но мы...
— Но мы что? — Джинни посмотрела на него, и Гарри увидел, что её глаза наполнились слезами. — Но мы оказались недостаточно идеальной парой, Гарри! Магия так решила!
Уизли прижала руки к лицу, пытаясь сдержать рыдания. Гарри протянул руку, чтобы обнять ее, но она отшатнулась.
— Не трогай меня, — прошептала она, всхлипывая. — Я... я доверяю магии. Я всегда ей доверяла. И если магия говорит, что мы не должны быть вместе... В конце концов, ты ведь тоже понимал, что мы не подходим друг другу. Мужчина, который любит свою женщину, хочет сделать её своей, заявить на нее свои права, показать всем, что она его. Но за эти годы... я не была той, которой ты хотел надеть кольцо на палец.
Гарри опустил голову, не в силах выдержать её взгляд.
Он знал, что она права. Знал, что он тянул с предложением, что всегда находил какие-то причины, чтобы отложить этот важный шаг. Но почему? Почему он, влюбленный в Джинни с юности, не сделал её своей женой?
— Это... это неправда, — пробормотал он, поднимая голову. — Я люблю тебя, Джинни. И всегда любил. Просто...
— Просто что? — спросила она, в её голосе слышалась горечь и усталость.
— Не знаю, — честно признался Гарри.
Он чувствовал себя потерянным, запутавшимся в собственных чувствах и страхах. Как он мог объяснить ей то, что сам не понимал? Как мог объяснить ей, почему он, Герой Волшебного мира, не мог просто сделать предложение любимой женщине?
Тишина вновь повисла в комнате, густая и давящая.
Джинни смотрела на него, и в её взгляде читалась грусть. Она видела его замешательство, его растерянность, видела, что он действительно не знает, что ответить. И это было, пожалуй, самым болезненным. Если он сам не понимал, что с ним происходит, как она могла ему помочь? Как они могли построить будущее, если он не мог разобраться в своём прошлом и настоящем?
— Гарри, я люблю тебя. Всегда буду любить, — тихо произнесла Джинни с тоской. — Но, возможно, мы ошиблись. Мы нашли друг друга слишком рано.
— Что ты... Что ты хочешь сказать? — прошептал он, чувствуя, как его сердце сжимается.
Джинни подошла к окну и посмотрела на темнеющее небо.
— Мы оба были слишком молоды, когда встретились. Ты был избранным, я — маленькой девочкой, влюбленной в тебя с малых лет. Мы выросли вместе, прошли через войну, через потери... Но мы никогда не разбирались в себе по-настоящему. Мы всегда были друг у друга, и, возможно, это помешало нам понять, кто мы есть на самом деле, чего мы хотим.
Уизли повернулась к нему, и Гарри увидел слезы в её глазах.
— Может быть, нам нужно отпустить друг друга, Гарри. Дать себе возможность вырасти, понять, кем мы хотим быть.
Джинни не говорила о расставании, но Гарри услышал это между строк. Он услышал в её словах надежду на будущее, которого они не построят вместе. Услышал отчаяние и усталость от борьбы, которую они вели и, возможно, проиграли.
Да и как они могли оставаться парой, когда Визенгамот заставляет их строить браки с другими людьми? Это было абсурдно, несправедливо, но такова была реальность.
— Ты же знаешь, что я всегда буду рядом, Джин? Если Забини хоть словом тебя обидит... — он осекся, чувствуя, как слова застревают в горле.
Гарри не хотел думать об этом, не хотел представлять Джинни с другим мужчиной, но реальность неумолимо подталкивала его к этому.
— Не обидит, — спокойно ответила она, прерывая его.
Поттер чувствовал ревность, боль и отчаяние. Его любовь к Джинни была слишком глубокой, чтобы просто отпустить ее.
Но возможно... он представил это только на секунду... возможно, их любовь давно переросла в банальную привычку.
Неужели все эти годы страсти, близости, общих воспоминаний свелись к простому удобству? Неужели он просто привык к Джинни, как к старому свитеру, который греет в холодные вечера?
От этой мысли ему стало противно.
— Привычка? — пробормотал он сам себе.
Джинни нахмурилась, услышав его.
— Что ты сказал?
— Я... Я подумал... Может быть... Может быть, мы просто привыкли друг к другу, — выпалил он, боясь посмотреть ей в глаза.
Он чувствовал себя предателем, произнося эти слова.
Джинни удивленно вскинула брови, потом на ее лице отразилось какое-то странное, болезненное понимание.
— Я тоже думала об этом, — призналась она тихо. — Нам было слишком удобно вместе. Мы знали, что после войны должны быть вместе. Это было... ожидаемо.
Она подошла к камину и посмотрела на тлеющие угли.
— Все вокруг ждали нашей свадьбы. Рон, Гермиона, Молли... Все они видели нас парой, идеальной парой, которая пережила все и теперь заслуживает счастья. И мы... Мы поверили в это.
Джинни повернулась к Гарри, в ее глазах больше не было слез. Там была холодная, отрезвляющая ясность.
— Мы так старались соответствовать этому образу, этой сказке, что забыли спросить себя, чего мы действительно хотим. Мы просто плыли по течению, полагая, что это и есть любовь.
Она сделала глубокий вдох.
— И теперь... Теперь, когда магия говорит нам, что мы ошиблись, мы боимся признаться себе, что, возможно, она права. Что, возможно, мы застряли в ловушке, созданной ожиданиями других людей, и давно потеряли себя.
Он чувствовал, что она больше не винит его, не обвиняет. Джинни просто говорит правду. Правду, которую он так долго боялся признать.
Вдруг Гарри осознал, что Джинни была намного сильнее, чем он всегда думал.
— Иди ко мне, — прошептал он, чувствуя, как слова тонут в горле.
Ему было больно видеть ее такой, потерянной и надломленной. Он хотел защитить ее от всего мира, но, как оказалось, он сам был частью проблемы.
Гарри подошел к ней, притягивая её в свои объятия.
Он оставил нежный поцелуй на макушке, как старший брат, которых у нее и без него было много. В этом поцелуе не было страсти, не было желания. Была только нежность, забота и глубокое уважение.
— Ты всегда можешь положиться на меня, — прошептал он ей на ухо.
Гарри хотел, чтобы она знала, что, несмотря ни на что, он всегда будет рядом, как друг, как союзник, как человек, который всегда будет заботиться о ней. Он не мог обещать ей совместное будущее, но он мог обещать ей свою поддержку.
Он чувствовал, как она немного расслабляется в его объятиях.
— Я знаю, — ответила она, приглушенно всхлипывая в широкую грудь. — Там жаркое, да? — она подняла на него глаза.
Поттер улыбнулся, несмотря на боль в сердце.
— Да, — улыбнулся он. — Уже наверняка настоялось. Пойдем?
