Капкан

Гермиона разлепляет веки, но тут же резко зажмуривается обратно — яркий дневной свет больно режет глаза, и она пытается спастись от этого чувства в привычно-мягкой темноте, но свет не отпускает, не сдается и настойчиво проникает сквозь ресницы, поэтому Гермиона, тяжело вздохнув, покоряется.

Когда глаза более-менее привыкают к яркости помещения, она поворачивает голову, чтобы осмотреться: белые пустые стены, из мебели только прикроватная тумба да кровать, а еще множество медицинской аппаратуры. Сомнений в том, где она сейчас находится, нет никаких. В голове глухо пульсирует, острая боль стреляет в висках, а тело ощущается совершенно чугунным, неподъемным. Она пытается пошевелить рукой, и это ей удается с трудом — конечность противится приказам мозга, слушается через силу, и Гермиона окончательно сдается, решая дать организму время, чтобы свыкнуться с пробуждением.

Гермиона поворачивает голову в другую сторону и замечает фигуру возле окна — та неподвижно стоит спиной к кровати, наблюдая за чем-то на улице сквозь стекло. Солнечный свет создает мистический ореол вокруг нее, просвечивает сквозь неплотную вязанную одежду и переламывается в глазах Гермионы тысячами солнечных зайчиков — она рассматривает их, искренне любуется зрелищем, пока к истощенному мозгу не приходит понимание.

Дыхание резко спирает, а неподъемные ранее конечности начинают дрожать. Гермиона тихо выдыхает и чувствует, как волна счастья тоннами затапливает ее грудную клетку, смывает туман перед глазами и будто вливает во все еще не опомнившееся тело новую жизнь.

Она так скучала, так скучала!

 — М-мама... Мама...

Фигура возле окна резко оборачивается на голос и спустя секунду уже опускается на стул возле кровати, сжимая руку дочери в своей.

 — Наконец ты проснулась, доченька, — миссис Грейнджер радостно улыбается и тепло смотрит на дочь, хотя все же не может скрыть вкраплений тревоги в своем взгляде. — Как ты себя чувствуешь?

 — Не очень, — честно отвечает Гермиона и практически смеется — облегчение мягко вливается в нее капля за каплей, смешивается со счастьем, создавая невообразимый букет ощущений. — Но я так рада, что ты здесь.

 — Конечно, милая, я здесь. Я пришла встретить тебя на вокзал, а тут из поезда выносят бездыханное тело, — миссис Грейнджер думала, что у нее сердце остановится, когда вместо живой и здоровой дочери она увидела бессознательное тело. — Я так распереживалась, что врачам пришлось давать мне успокоительное.

 — Прости, — Гермиона моментально мрачнеет, и Джейн дает себе мысленную оплеуху за излишний напор. Нужно дать ей время прийти в себя сначала.

 — Нет-нет, ничего, — она мягко оглаживает кончиками пальцев впалые щеки дочери, с беспокойством вглядываясь в усталые глаза. — Я не виню тебя ни в чем, просто переживаю, ты же знаешь. Дежурный врач осмотрел тебя и сказал, что твой обморок из-за сильного стресса и недоедания — организм истощился и в итоге дал сбой. Гермиона, милая, у тебя что-то случилось? Ты же знаешь, если бы ты сказала мне, я бы приехала в Лондон в любую минуту, чтобы тебе помочь.

 — Я знаю, мама, — Гермиона изо всех сил пытается сглотнуть комок в горле, но тот упрямо остается на месте, мешая полноценно дышать и говорить. У нее есть шанс — она уже в больнице, нужно только рассказать маме о голосах, но комок в горле будто становится больше, больно давит на чувствительные стенки, и Гермиона молчит.

Ей очень страшно.

Голоса в голове бездействуют, не тревожат ее. Она не чувствует присутствия Рона, и даже монстры не показывают своих омерзительных морд, надежно дремля где-то в недрах своих укрытий. Она сейчас в безопасности. Она может попробовать.

Но комок в горле царапает стенки — мешает. Не позволяет. Они, даже не появляясь, контролируют ситуацию.

 — Ну ладно, не сейчас, — миссис Грейнджер, так и не дождавшись полноценного ответа, решает пойти на попятную и сначала дать дочери прийти в себя. — Я приготовила тебе обед по рекомендации врача — поднимайся понемногу и поешь. Мне очень хочется, чтобы ты поскорее поправилась.

Гермиона благодарно улыбается и, разминая затекшие мышцы, привстает на кровати, упираясь спиной в подушку. Пока Рон не вернулся, притаскивая за собой остальных, она возьмет себя в руки и расскажет маме обо всем. Потому что мама поймет и поможет — это всегда было и есть неизменным.

Джейн распаковывает контейнеры с едой, аккуратно передает их дочери и садится рядом, чтобы, если что, помочь. Несмотря на слабость, Гермиона ест с огромным аппетитом — мама, наблюдая за этим, только мягко смеется и журит, чтобы она ела помедленнее, так как может подавиться.

Гермиона скучала по маминой еде. Скучала по маме и ее теплу. Наверное, нужно было сразу поехать к ней при первых сложностях и, может быть, она бы не довела себя до такого состояния.

Может быть, Рон не появился бы и не притащил за собой монстров.

 — Я уже позвонила Драко — он сказал, что постарается поскорее приехать к нам, — услышав родное имя, Гермиона выныривает из собственных мыслей, осознавая, что пропустила мимо ушей большую часть монолога матери. Где-то внутри остро колет чувством вины, и она моментально сосредотачивается, чтобы больше ничего не упустить. Подумать о своих проблемах она успеет всегда, а с мамой побыть только ограниченное количество времени.

 — Не нужно было звонить. Он сказал, что у него важный заказ — я бы не хотела его отвлекать.

 — Да как «не отвлекать»? Он ведь твой муж, Гермиона, он обязан знать и быть рядом с тобой в такие моменты! — миссис Грейнджер неодобрительно смотрит на дочь, а та, в свою очередь, прячет взгляд в контейнерах с едой, сосредотачиваясь на пище. — У вас с Драко что-то произошло? Вы поссорились?

 — Нет-нет, ничего такого, — Гермиона поспешно оправдывается, отдавая пустые контейнеры маме в руки. — Просто у него сейчас сложный период, он много работает, чтобы удержать компанию на плаву...

 — Я все равно считаю, что нет ничего важнее семьи, — Джейн складывает контейнеры в сумку, а потом наливает в чашку чай из термоса. — Мне поговорить с ним?

 — Мам, не нужно. И вообще, давай не сейчас, — устало стонет Гермиона, отпивая глоток горячего чая. — Сколько я уже здесь?

 — Несколько часов, — по глазам миссис Грейнджер видно, что она не закончила и все еще хочет поговорить о Драко, но ради дочери сдерживается, решая отложить разговор до дома. — Тебя просто прокапают, и мы поедем домой.

 — Хорошо. Я очень соскучилась по вам с отцом, — Гермиона мягко улыбается, отставляет чашку и тянется к маме за объятиями. Та с удовольствием отвечает, стискивая дочь до хруста.

Гермиона впервые за длительное время счастлива. В голове пусто, тихо, она вкусно пообедала маминой стряпней, а сама мама сидит рядышком и крепко ее обнимает. Разве может быть что-то лучше этого?

В голове кто-то надменно хмыкает, и Гермиона мгновенно леденеет. Паника медленно просачивается сквозь кожу, наполняя собой вены, и расплывается по телу вместе с кровью.

Она должна рассказать матери обо всем. Потому что Рон не собирается отпускать ее просто так.

***

Гермиона сидит в уютной гостиной дома Грейнджеров, перекатывая в чашке остатки чая с молоком. Слишком сложно решиться. Комок в горле все еще давит на стенки, предупреждая о последствиях, но Гермиона готова наплевать на боль — какой-то необъяснимый, панический страх наполняет тело, полностью затмевая разум и любые другие чувства. Рон все еще не показывается, но она ощущает его присутствие каждой частицей, каждой клеткой. Он гнетет ее неизвестностью, специально прячется вместе с другими где-то в недрах сознания — доводит ее до срыва мнимой безопасностью, даже не скрывая своих намерений.

Гермиона чувствует, что если сейчас же не расскажет матери о своих проблемах, то просто-напросто исчезнет — Рон, устав мучить ее морально, взмахнет своей волшебной палочкой и заберет ее с собой в магический мир. А она не хочет в магический мир — она боится его.

 — Гермиона, ты уже десять минут смотришь в одну точку. Все нормально? — миссис Грейнджер хмуро и с беспокойством поглядывает на дочь, откладывая на стол вышивку, которой занималась до этого. Она чувствует, что что-то не так. Состояние дочери ее немного пугает.

 — Нет, мам... — Гермиона глубоко дышит, пытается сглотнуть непроходимый комок в горле и успокоиться. Несмотря на все ее усилия, тело не хочет отзываться — оно мешает, всячески препятствует, но Гермиона решается — это ее единственный шанс. — Мам... я слышу голоса. В моей голове постоянно шумно, кто-то разговаривает, кричит, и от этого я регулярно чувствую боль. А еще... а еще... — она закашливается, но упрямо продолжает выдавливать из себя слова. — Еще есть Рон. Он сказал, что я на самом деле часть волшебного мира, а он мой настоящий муж. А Драко... похитил меня, — с каждым словом дышать становится труднее, комок в горле, кажется, уже до крови расцарапал горло, но слова выплескиваются из Гермионы бурным потоком — она так долго держала это в себе, замыкала на сотни замков где-то глубоко внутри, никому не позволяя дотрагиваться до этого живого, больного, чувствительного. К этой позорной, нежелательной части ее сущности, доказывавшей ее слабость. — Мам, мне так страшно!.. Рон говорит, что он защищает меня от монстров, которые только и ждут момента, чтобы съесть меня, но я не верю ему. Он накричал на меня в поезде, но я слишком боюсь его... и-и... — Гермиона начинает рыдать, ощущая, как внутри нее закручивается необъяснимый водоворот — тот в ярости швыряет внутренности из стороны в сторону, тушит мощной волной всякую надежду и затягивает плотным послеогненным паром глаза.

Рон злится, она чувствует это. Он хочет ее уничтожить. Хочет разнести в щепки ее физическое тело, чтобы забрать душу с собой в неизвестный магический мир.

 — Мама! Мама!

Джейн, которая до этого сидела на диване и шокированно выслушивала излияния дочери, мгновенно вскакивает на ноги, чтобы крепко ее обнять.

Ей еще никогда не было так страшно.

Гермиона громко кричит в ее руках, то вырывается, то притягивает обратно, прижимая к себе до хруста костей. У Джейн расцарапаны шея и предплечья от острых ногтей дочери, которая в паническом припадке размахивает руками во все стороны, но Джейн не отпускает — крепко обнимает и нашептывает успокаивающие слова на ухо.

Гермионе кажется, что она умирает. Перед глазами все размыто, только в углах гостиной сверкают устрашающие ярко-желтые глаза монстров, все тело выламывает в непонятные позы, которые она никак не может контролировать, а от презрительного смеха Рона, кажется, лопаются барабанные перепонки. Голоса в голове орут во все горло, поддерживая Рона, и нет никого, кто бы был на ее стороне — все они, все, кто ранее обещал ей помочь, кто уверял, что она может им доверять, теперь клянут ее последними словами, оскорбляют и гнобят.

«Ты не должна была рассказывать! Это только наше дело, это наш мир! Ты грязная предательница! Ты недостойна жить! Мы уничтожим тебя! Ты будешь валяться на полу и просить пощады, неблагодарная дрянь!».

Их много. Их слишком много. Гермиона утыкается носом в грудь матери и закрывает ладонями уши, пытаясь сбежать от этого ора — но это не помогает, и ей кажется, будто голова разлетается на миллионы крохотных кусочков. Она просто сосуд. Они все хотят выбраться из ее головы, хотят уничтожить всех, кто рядом с ней. Нельзя позволить. Нужно сопротивляться.

Она чувствует, как руки матери крепко обнимают неконтролируемое тело, она отдаленно слышит ее теплый голос, нашептывающий успокоительные вещи, но монстры стоят всего в метре от нее — вонь из их клыкастых пастей забивает ноздри, а громкий звериный рык, кажется, заставляет кровь в венах похолодеть на несколько градусов, разнося по телу леденящий страх.

Гермиона кричит, вырывается из объятий матери, пытаясь сбежать от монстров, но тело не слушается, игнорирует все ее попытки, и она просто сдается, позволяя темноте сомкнуться вокруг нее и укрыть своей непроницаемой периной.

Мама рядом. Мама здесь, обнимает и гладит ее по волосам. Она отгонит монстров. Маме можно верить.

***

Мистер Грейнджер аккуратно укладывает дочь на кровать в ее комнате, плотно укутывает в одеяло и садится рядом, чтобы мягко пригладить разлохматившиеся пряди. Он едва сдерживается, чтобы не заплакать. Его жена все еще сидит в гостиной с чашкой ромашкового чая в руках и крупно дрожит. Кровавые полосы от ногтей опоясывают все открытые участки ее тела, а на скуле расползается огромный синяк от локтя. Он не может поверить, что это все сделала его дочь.

Он продолжает мягко приглаживать пряди, всматриваясь в исхудавшее лицо с ярко выделяющимися синяками под глазами и серой, будто неживой кожей.

Когда их успешная и счастливая дочь начала сходить с ума? Когда начались все эти шизофренические припадки? И самое главное — почему они этого не заметили? Как они могли себе позволить выпустить из внимания предпосылки к болезни?

Он тяжело вздыхает и качает головой. Неважно. Все это уже не важно. Сейчас главное: обратиться за квалифицированной помощью и помочь дочери выздороветь, если это возможно. Он очень надеется, что еще не слишком поздно и лечение сможет избавить ее от этой болезни полностью, или хотя бы частично.

Так или иначе, его тестя удалось излечить от шизофрении. Значит, и с Гермионой все получится.

 — Милый... — на пороге появляется встревоженная Джейн, и мистер Грейнджер поднимается с кровати, подходя к жене. Она все еще напугана и крупно дрожит от пережитых эмоций, но на дочь смотрит мягко, с любовью и с сильным отчаянием на дне зрачков. — Как она?

 — Спит. Не переживай, она уже в порядке, — он ласково целует жену в лоб и под руку выводит из комнаты. Сейчас Гермионе нужно отоспаться, а им самим успокоиться. — Иди выпей еще чашечку ромашкового чая и постарайся уснуть, а я позвоню Драко.

 — Не нужно. Я сама позвоню, — лицо Джейн моментально мрачнеет и полнится едва сдерживаемой злостью. — У меня к нему серьезный разговор.

 — Милая...

 — Не спорь со мной. Это моя единственная просьба.

 — Ну ладно, — видя весьма серьезно настроенную жену, мистер Грейнджер идет на попятную, решая немножко позже осведомиться о причинах такого поведения. Сейчас для него самым важным является здоровье дочери — ему нужно найти хорошего психиатра, чтобы после ее пробуждения не терять времени зря.

Он усаживает жену на кровать в спальне, приносит ей ромашковый чай, а потом направляется к себе в кабинет — у него сегодня много срочной работы.

Джейн же некоторое время медленно потягивает горячий напиток, успокаивается, собирается с мыслями, а потом достает телефон из прикроватной тумбы и набирает знакомый номер — она настроена серьезно поговорить с мужем дочери.

Главное, постараться не сорваться раньше времени и не убить его с концами. Сначала информация, а потом убийство, Джейн.