MONOMANIA

Пробуждение проходило тяжело. Боль пульсировала в висках, язык прилипал к небу от жажды, тело не поддавалось управлению, зафиксированное в неудобной позе. Страх накатывал волнами, давая понять, что теперь это точно не сон.

С трудом приоткрыв глаза, Гермиона постаралась оглядеться, но в помещении было слишком темно. Она лежала на кровати — мягкий матрас был тому подтверждением — но руки и ноги опутывали веревки. Дернувшись, она судорожно втянула воздух от боли в запястьях. Освободиться не удастся. Снова.

— Здесь кто-нибудь есть?

Ей хотелось закричать, так, чтобы кто-то услышал, но получилось выдать лишь тихий и хриплый шепот. А после снова наступила тишина. Никого не было рядом, но это не обнадеживало, лишь давало отсрочку ее мучениям. Гермиона знала, что в этот раз все будет иначе. Это сражение ей не выиграть. Больше не придет Гарри и не спасет ее из рук монстра.

С трудом припоминая, чем завершилась встреча с Малфоем, Гермиона думала о том, где оказалась, и кто ее связал. Логика говорила о том, что она отлично знает похитителя, но сердце молило верить Драко, ведь он так много ей помогал. Он сам жертва в этой истории из-за родства с Люциусом, и она обязана быть на его стороне.

Постепенно привыкнув к темноте, Гермиона осматривала помещение. Это была спальня, совершенно ей не знакомая. Темные стены, темные шторы, даже потолок, несмотря не темноту не казался белым. Шкаф вдоль стены заполнен, кажется книгами, рассмотреть точно не получалось. Дверь в комнату была плотно закрыта, даже из щели под ней не пробивался свет.

Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Гермиона попыталась взять себя в руки. Ей нужно было выстроить план, придумать, как сбежать из очередного заточения, как не позволить новым пыткам случиться, но ничего не приходило в голову. Волшебной палочки поблизости не было, как и чего-то еще, что могло бы сойти за оружие. Ее руки были плотно связаны, так, что под веревками уже показалась краснота. Еще немного, и она сотрет кожу до крови.

Гермиона не заметила, когда дверь приоткрылась, так тихо это произошло, продолжая раздумывать о путях отступления. Визитер некоторое время просто стоял, наблюдая за девушкой. Его темный силуэт сливался с темнотой комнат, оставаясь совершенно невидимым.

Когда он шагнул ближе, Гермиона тоже не заметила, если бы не предательски скрипнувшая половица. Взгляд устремился на приближающуюся фигуру, облаченную в черную мантию и укрытую капюшоном. Под ним виднелась лишь маска, но не лицо. Гермиона замерла, парализованная страхом, не в силах шевельнуться или хоть что-то сказать. Ее палач приближался медленно, неторопливо, он глубоко дышал, будто вдыхая аромат ее страха и наслаждаясь им.

— Мы так давно не виделись. Я успел соскучиться по тебе.

Голос, до боли знакомый, звучал вкрадчиво и мягко. Гермиона уговаривала себя, что их голоса похожи и это было правдой, но... могла ли она в действительности перепутать? Уверенность в том, что это Люциус пошатнулась, не впервые, но теперь особенно сильно.

— Ты прекрасна, милая, — пожиратель подошел ближе, касаясь ладонью, обтянутой в черную перчатку, ее щеки. — Но тебе снова кое-чего не хватает. Если ты не против, я бы это исправил.

Он медленно снял перчатки, после сжал и разжал кулаки, словно разминая пальцы, и достал нож. Тот самый, что оставлял на теле Гермионы страшные раны во время заточения и во снах. Лезвие коснулось кожи на лице, не прорезая, но обжигая, и она дернулась, пытаясь уйти от боли.

— Мы славно поиграем с тобой, Гермиона.

Он впервые обратился по имени, запуская бег мурашек по телу. Противных и колких. Находился так близко, что она ощущала легкий, едва заметный запах мяты. Тот самый, что преследовал ее с момента заточения в подвале. С каждым мгновением Гермиона погружалась в свой собственный ад и не видела даже шанса вновь обрести свободу.

Острие клинка прочертило обжигающую линию до шеи, ключиц, поддевая ткань блузки и надрезая ее. Гермиона тяжело дышала, ее кожа горела в местах соприкосновения с кинжалом. Она хотела бы дернуться, выбраться, но каждое движение грозило новой болью. А пожиратель продолжал разрезать на ней одежду, пока края блузки не распахнулись, открывая нижнее белье и голую, покрытую шрамами кожу.

— Так лучше, — положив ладонь на талию, большим пальцем он очертил край того самого шрама, гладил его почти нежно, даже как-то бережно. — А сейчас сделаем еще красивее...

Отвлекшись на мгновение, чтобы включить небольшую лампу на прикроватной тумбочке, он поднял клинок, покачивая его на ладони и выжидательно рассматривая Гермиону. Она же в это время билась в оковах, прекрасно понимая, что именно ее ждет. Новая пытка, но теперь без примеси исцеляющих зелий.

— Не надо, пожалуйста, — она брыкалась изо всех сил, но не могла сдвинуться с места, на что пожиратель только усмехался.

Острие коснулось шрама и впилось в плоть, снова ее рассекая. Боль пронзила все тело Гермионы, заставляя ее кричать в агонии. Он повторял все те манипуляции, что и раньше, расширяя рану, и наблюдал, как быстро стекает кровь по бокам и пропитывает ткань блузки и простыни. В мягком свете ночника для него это выглядело особенно завораживающим.

«————-　✼　————-»

Тело Люциуса замерло в неудобной позе, будто он прижимал руку к животу, прежде чем умереть. При более близком рассмотрении оказалось, что так оно и было, на животе Малфоя зияла огромная рана, сквозь которую просматривались внутренности. Гарри тяжело выдохнул, понимая, что нечто подобное видел на теле Гермионы, хоть ее раны не казались настолько огромными.

Удивительным было то, что от самого тела до сих пор фонило магией. На полу, стенах и потолке были начертаны руны, расшифровать которые Поттер смог не в полном объеме. Но в чем он не сомневался, это в том, что на тело наложены чары стазиса, сохраняющие плоть в первозданном виде. Тело не подвергалось разложению, а потому выяснить как долго он мертв не представлялась возможным.

Помимо прочего, прямо над поникшей головой Люциуса виднелась вязь рун, придающая телу иллюзию жизни. Благодаря этим символам части тела трупа, как и его кровь, можно было использовать для варки зелий или накладывания чар. То, что в другом случае не было бы возможно с мертвецом. А значит кто-то мог принимать его облик посредством применения оборотного.

— Проклятье!

В попытке отодвинуть Малфоя, чтобы изучить пространство под ним на наличие новых рун, Гарри случайно задел пальцем одну из кровавых ран. Кожу неожиданно запекло, покраснение появилось в считанные секунды, но смыть кровь в темнице, не рискуя испортить улики возможности не было. Вытерев руки платком, он в раздражении подул на пальцы, надеясь, что это избавит от боли. Помогло слабо, но по крайней мере он смог снова сконцентрироваться на изучении улик. Этот ожог подтвердил подозрение, что клинок, которым были нанесены раны, тоже был пропитан ядом.

Занимательно, что все следы магии, используемой в темнице, имели свой след, все они были привязаны к рунам. То есть, здесь не творилось волшебство в привычном понимании, никто не произносил заклинаний и не размахивал палочкой. А если подобное и было, то нечто простое и слабое, выветрившееся за несколько часов.

Еще раз оглядев Люциуса и покачав головой, Гарри задумался о том, кто мог так с ним поступить. И все улики вели к одному: доступ в поместье, открытый только членам семьи; отсутствие следов привычной магии, будто убийца не мог колдовать; наличие знаний о рунах и возможность использования останков для зелий, например оборотного; мотивы, которые может и были у многих, но возможность реализовать собственную месть — только у сына.

Несколько дней назад Гермиона сказала, что на осмотры теперь будет ходить не в больницу, а к Малфою домой. Она уже была у него и ничего не случилось, но чутье говорило, что так будет не всегда. Понимая, что не может бросить поместье и все, что здесь обнаружил, Гарри отправил патронуса начальнику, быстро вышел за границу территории Мэнора и аппарировал с палочкой наготове.

«————-　✼　————-»

В этот раз он игрался долго и с удовольствием. Кровь пропитала уже всю постель, неприятно хлюпая от малейшего движения, а пожиратель все не унимался. Сейчас его клинок рисовал кровавые узоры на правой щиколотке, почти все остальное тело уже было покрыто порезами. У Гермионы не было сил кричать, хотя от боли темнело в глазах. Она не слышала, что говорил ее похититель, больше не пыталась анализировать его слова и искать спасение. Она лишь пыталась абстрагироваться от боли и осознания, что здесь встретит свою смерть.

Она пыталась осматриваться вокруг, просто чтобы отвлечься, и в свете тусклого ночника смогла определить, что все в спальне было максимально строгим, простым, угловатым и... серым. Та особенность, которая так поразила ее в квартире Драко в первый раз, сейчас не оставляла сомнений. Что, если он тоже в плену этого маньяка?

Гермиона хрипло рассмеялась от собственной глупости. В плену у маньяка. В лучшем случае он без сознания или мертв. В худшем... перед ней.

Смешок не остался незамеченным, привлекая внимание пожирателя. Он прошел вдоль постели, нависая над своей жертвой. От него веяло властью и удовольствием обладания. Он наслаждался ее беспомощностью.

— Что такое, милая? Я тебя насмешил?

— Отпусти меня. Больно.

Гермиона больше не стыдилась просить о пощаде, но сама не знала, на что надеется. Ей отсюда живой не выйти, уже сейчас тело едва поддавалось. Да и травматический шок, вызванный кровопотерей и постоянной неутихающей болью давал о себе знать. Сердце в груди билось с бешеной скоростью, стремясь пробить грудную клетку и вырваться на волю, все тело било в ознобе, а сознание путалось, не давая возможность ясно мыслить. Впрочем, последнее было не так уж и плохо, по крайней мере она не воспринимала в полной мере происходящее.

— Что ж, мне кажется, я могу дать тебе немного свободы, — пожиратель потянулся к рукам, клинком разрезая веревки и задевая кожу. Он не стремился действовать аккуратно, да и пошел навстречу лишь потому, что был уверен — ей это ничем не поможет. — Ты же будешь послушной, правда?

Только ощутив, что руки свободны, Гермиона вначале постаралась потереть запястья, размять затекшие суставы, но после поняла, что это ее шанс. Крошечный и непонятно на что, но упускать его было бы ошибкой. Собрав все силы на короткий рывок, она дернулась навстречу пожирателю. Он пытался увернуться, но у Гермионы получилось кончиками пальцев зацепить край маски и сорвать ее, открывая лицо. В первое мгновение рассмотреть не удавалось, темнота в комнате не располагала к угадыванию личности похитителя, но после, когда он поднял голову и посмотрел ей в глаза, она замерла в шоке.

Драко Малфой смотрел на нее больным, нездоровым взглядом, в нем смешались привязанность, ненависть, жажда обладания и желание причинить боль. Он явно был не в себе, когда начал смеяться, прижимая ее за шею к кровати. Вдавливая в подушку, перекрывая кислород. Отпустил быстро, отошел на несколько шагов, явно раздраженный или злой, а после вернулся, снова нависая над сжавшейся в страхе девушкой.

— Я ведь просил быть послушной, неужели так сложно? — Он не кричал, скорее шипел, прижимая острие клинка к горлу, впиваясь им в кожу, но недостаточно глубоко, чтобы лишить жизни. — Тебе нравится все это, я знаю. Знаю, что ты вспоминала обо мне постоянно, каждый день. Думала о том, как я играю с тобой.

Он снова провел лезвием по шее, царапая кожу, позволяя крови стекать на подушку. Опустился ниже, поддевая ткань бюстгальтера, собираясь оголить ее тело полностью.

— Почему? Почему ты это делаешь, Драко?

Гермиона надеялась отвлечь его хоть ненадолго, и у нее получилось. Впервые с тех пор, как слетела маска, он посмотрел на нее осознанно, будто сам задумался над вопросом. Обращение по имени тоже оказало свое влияние, позволяя ему открыться.

— И ты еще спрашиваешь... — он отошел, поигрывая клинком, раскачивая его на кончиках пальцах, что тоже уже были покрыты ожогами, снова. — Вспомни, Гермиона, все началось из-за тебя.

Он отложил клинок на тумбу, а сам сел на край кровати, всем корпусом поворачиваясь к Гермионе. Его ладони коснулась окровавленной кожи, он смял ее тело под пальцами, наслаждаясь ощущением шероховатых мокрых от крови ран под пальцами.

— Ты понравилась мне с первого взгляда. Милая девчонка с гривой на голове вместо волос. Ты интересовалась моим миром и узнавала его порой лучше, чем те, кто жил в нем с рождения. Я хотел с тобой дружить.

Гермиона смотрела шокировано, впервые действительно не замечая боли, так захватили ее эти слова. Да и за касаниями не чувствовалось желание сделать больно. Пока не чувствовалось.

— А потом я приехал на каникулы домой. Отец встретил меня холодно и даже озлобленно. Представляешь, я так хотел рассказать ему о тебе, какая ты умная и интересная, но не успел. Он наказал меня из-за того, что я оказался хуже тебя. Плеть вгрызалась в кожу на моей спине, я плакал, клялся, что все исправлю, но он не останавливался. Не останавливался, пока мои крики не услышала мама. Она смогла меня защитить, но шрамы все равно остались. Мои первые шрамы.

Давление его рук на кожу усиливалось, снова напоминая о боли. Он словно не замечал собственных движений, но они его явно успокаивали и Гермиона готова была потерпеть. Это меньший вред, который он мог ей нанести.

— Знаешь, это не изменило моего отношения к тебе. Я смотрел на тебя, хотел подружиться, но теперь старался и лучше учиться, чтобы не получить наказания от отца. Но ты спелась с Поттером и Уизли, везде ходила с ними и я не мог подступиться.

Гермиона слушала, пыталась осознать, но ничего не выходило. Сознание продолжало путаться, а сердце билось еще быстрее. Она чувствовала, как холод пробирает от кончиков пальцев, постепенно захватывая все большую площадь, а жизнь ускользает. Ей было плевать на его мотивы, желание жить боролось с принятием неизбежного и проигрывало.

— Потом на третьем курсе ты разбила мне нос, — он ухмыльнулся, запуская кончики пальцев в раскрытую рану на животе, согревая их внутри. — Тогда я впервые посмотрел на тебя как на девушку, сильную, независимую, уверенную в себе. Такой ты мне казалась. Война притупила это восприятие со временем, но я не мог тебя забыть, ведь каждый раз возвращаясь домой отец напоминал о тебе, оставляя все новые шрамы. Он знал, что нельзя этого делать в присутствии матери, но стоило ей выйти из дома, как он избивал меня снова и снова. Иногда все той же плетью, иногда своей тростью, но никогда не использовал магию. Это даже символично. Он всего лишь не хотел оставить следов, которые можно считать с палочки.

Дышать становилось все тяжелее, сердце ощущалось зажатым в тиски, а грудь словно стянули ремнем. Гермионе было плохо, больно, страшно. Она слышала слова Малфоя, запоминала их, но не понимала. Мечтала лишь о том, чтобы все это скорее закончилось, пусть даже смертью. Уже не важно. Снова не важно.

— Когда вас привели в мэнор, измученных, уставших, но продолжающих бороться, я взглянул на тебя под другим углом. Я видел, как Беллатриса пытала тебя, вырезала на твоей руке клеймо, и наконец понял, что именно такая ты вызываешь особые чувства. Я смотрел на тебя, бьющуюся в агонии и хотел всем своим существом.

Драко наклонился, выдыхая последние слова ей в лицо, а Гермиона даже не могла отвернуться. Ее поверхностное дыхание звучало хрипло, сипло, и явно приносило дискомфорт.

— Тогда я понял, чего на самом деле хочу. Тебя. Именно такой. Каждый твой шрам, каждая капля крови вызывают сумасшедшее возбуждение. Чувствуешь, Гермиона? Ты моя. И будешь моей до последнего вздоха.

Он притирался стоящим членом, скрытым под брюками и мантией о безвольно лежащую руку, возбужденно дышал ей в лицо. Пытался поцеловать, но не получив ответа, со всей злостью укусил ее за нижнюю губу, пуская кровь.

— Хочешь знать, что подтолкнуло меня к твоему похищению? Я расскажу, мне не жалко. Ты все равно никуда уже не денешься. И скоро умрешь. Мне жаль, но это необходимо. Я не смогу больше держать тебя у себя.

Драко уже лежал сверху на ней, прижимая Гермиону своим весом к постели. Дышать и без того было тяжело, а теперь каждый судорожный вдох отдавался болью в грудной клетке. Ей было плевать, почему он похитил ее тогда, плевать, почему сейчас она оказалась под ним. Только бы все это закончилось.

— Ко мне пришел отец. Представляешь, он пришел ко мне и просил помощи. Говорил о том, что семья превыше всего, что я должен защитить его, помочь ему встать на ноги и даже отправить за границу к маме. — Драко рассмеялся, обводя носом скулу Гермионы и спускаясь ниже, к окровавленной шее. — Он думал, что я ему помогу. Думал, что захочу его спасти. И тогда же он напомнил мне о тебе. О том, что именно из-за тебя он оказался в Азкабане. Он хотел отомстить.

Несмотря на шок, Гермиона вспомнила взгляд Люциуса, которым он смерил ее, выходя из зала суда в окружении авроров. Он действительно горел местью, но ошибся, идя за помощью к одержимому сыну. Он сработал как триггер, напоминая Драко о наказаниях, о больном желании к самой Гермионе. Он разбудил зверя, задремавшего после войны, и расплачивается за это теперь она.

— Он долго держался. Знаешь, я ведь на нем рассчитывал дозировку заживляющего, чтобы ты не сдохла от моих игр. И нашел идеальные пропорции. Вспомни, как прекрасно мы проводили время. Я наслаждался твоей кровью и мог делать это так долго, как только хотел. Если б не Поттер, мы бы не расставались никогда.

Драко спустился ниже, к груди Гермионы, оттянул кружево белья, прикусывая сосок. Он был занят, увлечен и не замечал ничего вокруг.

— Мне нравилось приходить к тебе по ночам. А ты, глупенькая, считала наши встречи снами. Кошмарами, — он особенно выделил последнее слово, снова увлекаясь грудью. Продолжал говорить, не отвлекаясь от поцелуев и ласк, от которых Гермиону накрывали приступы тошноты. — Твой друг Поттер сам открыл для меня камин, а потом не удосужился закрыть. Он доверял мне, наивный. Но так только лучше. Я мог снова играть с тобой не рискуя ничем.

Гермиона задыхалась от навалившейся правды, от тяжести давящего на нее тела, от боли. Она понимала, что каждый ее вздох может стать последним и не хотела дослушивать исповедь до конца. Оставаться в неведении было проще, мечтать о близости, которой не суждено случиться. По крайней мере не так, как она себе представляла.

Гермиона успела влюбиться, и сейчас ее сердце истекало кровью, добавляя страданий не только физических, но и душевных. Это было больно. Слишком больно. Невыносимо.

— А потом папочка сдох. Представляешь? Он умер и не дал мне возможности доиграть партию. Все выходило идеально, и ты, и Поттер верили в то, что все это проделал он. Я бы забрал тебя, подкинул вместо тебя икореженный труп Джессики, а обвинили бы во всем его. Поцелуй дементора стал бы прекрасным завершением игры, а мы жили бы долго и счастливо. Пришлось пересмотреть свои планы, но так тоже ничего. Ты не выживешь, к сожалению, но я получу свое.

Он сел и начал раздеваться, впервые не только оголяя член. Мантия полетела на пол, а пальцы начали методично перебирать пуговицы рубашки. Драко не смотрел на Гермиону, увлеченный занятием и она рискнула. Собрав все имеющиеся силы, напрягая каждую мышцу, она резко потянулась к лежащему на тумбочке клинку. Она порезалась, когда захватила не только рукоять, но и часть лезвия, но не обратила на это внимания — при имеющемся количестве травм еще один порез ничего не менял — а только вонзила острие ему в грудь, чуть ниже ключицы.

Малфой замер, удивленно поднимая глаза и с неверием глядя на нее, а Гермиона уже не могла остановиться. Она рывком выдернула клинок и резко вонзила его снова, чуть выше, в шею. Она била и била, не имея возможности остановиться, пока адреналин не схлынул, лишая ее всяких сил. Только тогда она заметила, что Драко завалился на бок, заливая кровать и своей кровью тоже. Его лицо было искажено болью и непониманием, глаза замерли, глядя в одну точку, пустые, словно стеклянные. Его сердце больше не билось, в то время как сердце Гермионы продолжало проламывать грудную клетку.

Она отодвинулась к изголовью кровати, вытаскивая ноги из-под лежащего на них тела, предварительно с трудом дотянувшись клинком до опутывающих щиколотки веревок. Она дрожала от шока, страха, понимания, что только что отняла у человека жизнь.

Гермиона склонилась над замершим безжизненным телом Драко, обнимая его за голову и горько заплакала, выплескивая со слезами всю боль, горечь, ужас прошлого и облегчение, связанное с будущим. На этот раз все закончилось, но так ли, как должно было, она не знала.

Сколько прошло времени, Гермиона не знала, но когда дверь в квартиру разлетелась в щепки от заклинания Поттера, она вздрогнула, поднимая глаза ко входу в комнату. Гарри появился на пороге, взъерошенный и взволнованный, с палочкой наготове. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы оценить обстановку, и он сорвался с места, оттаскивая Гермиону от тела и укутывая в объятиях.

— Ты справилась. Теперь все будет хорошо.