24
День: 1449; Время: 2
Он сидит на кровати в тишине спальни, прижавшись спиной к стене, лампа на столе тускло освещает комнату. Дверь была приоткрыта, и в голове у Гермионы мелькает вопрос: знал ли Драко, что она придёт? Створка захлопывается, но Малфой не удостаивает Гермиону взглядом, и она надолго замирает возле двери. Она не знает, вспоминает ли он сейчас только Невилла или всех своих потерянных на этой войне друзей. Вряд ли в эту минуту он думает о многих — подобный груз слишком велик.
Кажется, она начинает понимать, что именно Драко имел в виду, не желая обсуждать с ней своего отца. Думая о Невилле после похорон, она признаёт, что не поделилась бы своими воспоминаниями с теми, кто ненавидел её друга. Сколько бы зла Гермиона ни видела от Люциуса Малфоя, она прекрасно понимает, что такое смерть и как быстро, подобно заразной болезни, захлёстывает человека горе.
— Как ты думаешь, мы сможем когда-нибудь вернуть утраченное?
— Нет.
Малфой смотрит в блокнот у себя на коленях, его пальцы перепачканы чернилами — результат колебаний и сомнений. Он встречается с Гермионой глазами, и она тут же переводит взгляд на свои ноги, зная, что он изучает её. Она откашливается, заставляя себя говорить, пока ситуация не стала ещё более неловкой... пока она сама не пошла на попятный.
— Возможно... Я могу просто... полежать недолго на другой стороне кровати? — ответом ей служит тишина. Гермиона не желает этой ночью оставаться в одиночестве, да, наверное, и не может. — Я хочу сказать, моя кровать... она... Ну, я ник...
— Ложись уже, Грейнджер.
Её сердце невольно дёргается, а дыхание немного сбивается. Она так бестолково мямлила и сожалела бы о собственной просьбе, если бы эта неуютная атмосфера хоть отчасти не отвлекла её от тяжёлых раздумий. Она уже подумывала уйти, но Малфой ответил. И всё же, несмотря на желание остаться, она не оставляет мыслей о побеге. Ведь если ожидание его реакции было столь тягостным, каким же мучительным окажется её пребывание здесь?
Но Гермиона уже попросила, а Драко согласился. К тому же ей это нужно, иначе бы она никогда не набралась мужества, чтобы прийти сюда. Невилл, вина перед Лавандой и страх за подругу, все те размышления, от которых Гермиона начинает сходить с ума. Наверное, она могла бы обратиться за помощью к Джастину, но эта мысль даже не пришла ей в голову. Гермиона слишком привыкла в трудную минуту идти к Драко. А Джастин — совсем другое дело.
Она обходит кровать, ложится и утыкается глазами в потолок. Малфой пару раз стучит ручкой по своему блокноту, и Гермиона краснеет: ведь он может смотреть на неё, лицезрея сейчас всю её «неземную красоту». У неё нет особых причин для смущения, но до сегодняшнего дня они лежали вместе в постели только после секса. Гермиона пришла не за этим, но если это то, что нужно Малфою, она не будет возражать. Ей же самой хочется просто... полежать здесь. И если уж быть до конца честной, она была бы не против положить голову ему на грудь, закутаться в одеяло, но иногда стоит довольствоваться малым.
— Ты приняла зелья?
— Да, — это единственная причина, по которой она может лежать на спине — обезболивающие позволяют ей ничего не чувствовать. И Гермиона действительно не понимает, почему Малфой отказывается их принимать.
— Где бальзам?
— Джастин уже намазал.
Драко фыркает: вероятно, дело в том, что ей пришлось снять футболку, чтобы предоставить доступ к своей лопатке. Она без сомнений уже имела возможность наблюдать малфоевскую ревность и чувство собственничества. И ей это нравится. Гермиона чуть не говорит, что Джастин проявил себя истинным джентльменом, да и вообще, он для неё как младший брат, но не знает, как именно Малфой отреагирует на подобное заявление. Ведь тем самым она может переступить черту: Малфой, знающий о своей ревности, и Малфой, знающий о том, что она тоже в курсе. Гермиона не уверена с ним ни в чём, поэтому решает оставить эти соображения при себе, как и многие другие до этого.
— Ты ближе.
— Что?
Она смотрит, как, отбросив блокнот на пол, Драко укладывается на кровати. Снимает рубашку, стягивает штаны до лодыжек и отпихивает их в сторону — и Гермиона теряется. Она никогда до этого не видела, чтобы Малфой раздевался просто так. И ей грустно, что такие обыденные вещи для неё в новинку.
— Ты лежишь ближе к лампе.
Теперь Гермиона вспоминает: именно это она говорила ему про переключение телевизионных каналов без пульта, про открывание двери во время совещания, когда кто-нибудь стучал, про вылазки на кухню за припасами.
— Будучи ближе, ты никогда ничего не делаешь.
— Это намёк? — он потягивается, крепко прижав ладони к стене, — мускулы перекатываются под его кожей. И Гермиона чуть не меняет своё мнение по поводу секса.
— Я всё сказала.
— Слабоватый аргумент. Надеюсь, ты можешь спать при свете...
— Я-то могу. Это ты занавешиваешь все окна, потому что тебе нужна темнота.
Малфой хватает её в охапку — на его лице блуждает странное выражение, будто бы он сомневается в своём поступке, но хочет продемонстрировать обратное. Он подтягивает Гермиону повыше и зарывается носом в её волосы, уткнувшись щекой в подушку. Он выдыхает ей в шею, и она делает вид, что и не думала прижаться к нему поближе.
— Кромешная темень.
Гермиона не отвечает: в голове нет ни одной мысли, и лишь в животе, в том самом месте, где до этого билась тупая боль, зарождается тепло. Она обнимает его за плечи и, баюкая словно ребёнка, закрывает глаза от света и сосредоточивается на Малфое, чтобы больше ни о чем ни думать. Наверное, эта ситуация должна была бы казаться странной. Ну в самом-то деле. Но почему-то таковой не кажется.
День: 1449; Время: 8
Маргарет улыбается, отбрасывает волосы за спину и касается пальцем костяшек Драко. Гермиона пялится в их сторону так долго, что насыпает в миску слишком много хлопьев, и те разлетаются по всей столешнице, даже падая на пол.
День: 1449; Время: 13
— Это необходимо?
— Да, — рявкает Гермиона и приклеивает скотч к обратной стороне записки.
— Но кому-то это может показаться подозрительным.
— Никто здесь не появится. Я ни разу не была здесь раньше — вряд ли сюда вообще хоть кто-то заглядывал, — Гермиона понимает: она не слишком дружелюбна с этой девушкой, но, похоже, Маргарет это не особо заботит.
— Когда мы пришли, здесь всё кишело крысами, а шкафы были забиты протухшей едой. Мы потому и выбрали это место, — объясняет Джастин.
— Но если кто-то всё-таки придёт, он же поймёт, что здесь были именно мы.
— Никто не придёт, — отрубает Гермиона, сердито косясь на ту, кто продолжает оспаривать её решения. Ну хорошо, одно решение.
— Я не знаю. Вы спрашивали Драко?
Пальцы Гермионы замирают на скотче, её челюсти сжимаются.
— Я пойду спрошу его, чтобы удостовериться...
— Тебе ни о чём не надо спрашивать Драко, потому что я оставляю записку... — начинает Гермиона и медленно поворачивается к Маргарет с тем самым видом, что сигнализирует опасность, опасность, опасность.
— Не Малфой принимает здесь решения. Гермиона хочет оставить Гарольду записку на случай его появления, значит, так мы и поступим. Точка, — хоть в этот раз Симус на её стороне.
Гермиона готова запустить в эту девицу ботинком, когда, пятью минутами позже проходя мимо открытой двери в спальню Драко, она замечает её сидящей на кровати и что-то шепчущей Малфою на ухо. Драко поднимает голову, но Гермиона отводит глаза и, быстро шагая, смотрит прямо перед собой.
День: 1449; Время: 16
Они обнаруживают четыре трупа и одного живого члена Ордена Феникса запертыми в комнатке, которая раньше использовалось как холодильная камера. Гермиона не знает, хорошо или плохо то, что морозильная система отключена: женщина выжила, но едва они с Джастином открывают дверцу, их обоих выворачивает наизнанку. Гермиона понятия не имеет, как долго гнили эти тела, но вонь стоит такая, что ей вряд ли удастся окончательно вывести этот запах с кожи.
Обхватив трясущуюся женщину рукой за плечи, она отчётливо вспоминает Лаванду. Делает слишком глубокий вдох и тут же давится от проникающего в лёгкие смрада гниющей плоти, мочи и экскрементов. Но она сдерживается, зубами снимает с маркера колпачок и пишет УС:ТР Д:? — Условия Содержания: Трупы Количество Дней: Неизвестно. Это стандартное в подобной ситуации послание для врачей, и к моменту возвращения Джастина Гермиона уже отправляет освобождённую пленницу портключом.
— Я принес скатерть — не смог найти ничего другого, — он прикрывает рукой рот, и его голос звучит глухо. Гермиона отскакивает от камеры, чтобы вдохнуть относительно свежего воздуха.
Снова давясь при виде собственных тянущихся за ней следов, она радуется, что ничего не ела перед отправлением.
— О, господи.
Джастин отводит взгляд, тяжело сглатывает и бросает подруге пару резиновых перчаток.
— Не уверен, что смогу это сделать.
— Мы должны. Только не прикасайся ни к чему голыми руками и старайся глубоко не вдыхать. Трупы — рассадник инфекций.
Джастин кивает, отворачиваясь от открывшейся перед ними картины. Ещё когда они в самый первый раз отворили дверцу, Гермионе хватило одного взгляда, чтобы определить: мертвы все. Раздутые тела, трупные пятна — смерть.
— По одному? Ты берёшь с одной стороны, я с другой, оборачиваем этой штукой, бросаем портключ... куда-нибудь туда?
— Да, да, — соглашается Гермиона, но никто из них не спешит двигаться.
— Чёрт, не могу это сделать.
— Это вопрос уважения, и не по отношению к погибшим, а по отношению к целителям. К тому же мы не можем отправить разлагающиеся тела вот так, потому что...
— Да знаю, знаю. На счёт три? — уточняет Джастин, Гермиона хватается за угол скатерти, они оба задерживают дыхание и забегают в камеру.
Справившись со вторым телом, они ловят ртами воздух, и тут Гермиона слышит за спиной булькающие звуки. Драко тошнит прямо в раковину, Маргарет — на свою обувь, спина Симуса исчезает за углом. Гермиона вглядывается в дёргающиеся плечи Малфоя, понимая, что впервые видит, как он реагирует на чью-то смерть.
Но в такой ситуации сложно избежать естественной реакции на зловоние: оно расползается по комнате, пропитывая воздух отвратительными миазмами, которые Гермиона может вынести с трудом. Джастин смотрит на неё с мольбой об окончании этого мероприятия, и она снова хватается за скатерть, издаёт странный захлёбывающийся звук, задерживает дыхание, и они снова бегут внутрь.
Крысы бросаются врассыпную, и Гермиона, стараясь как можно меньше смотреть на тело, накрывает его и быстро обматывает тканью от лодыжек до макушки. Труп хлюпает — на ощупь он похож на воздушный шарик, — но Гермиона старается абстрагироваться от этих ощущений и устремляется на выход.
— Я бы вам помогла, но вы, ребята, кажется уже приспособились, — подаёт голос Маргарет из коридора.
— Где портключи? — лицо Драко искажено гримасой, но он до сих пор в комнате — и пользы от него гораздо больше, чем от бестолкового подобия аврора по имени Маргарет. Гермиона определённо терпеть не может эту девицу.
— Карман, — Гермиона дёргает бедром, не смея взглянуть на свои перчатки и на то, что на них налипло.
Драко тоже отводит глаза, засовывает четыре пальца в её карман и выуживает свёрток с портключами.
— Который из них в больницу?
— Самый первый, — тот, что нужнее всех прочих. Самый нужный.
Она ждёт, что остальные Драко запихает ей обратно в карман, но он убирает их к себе и кивает головой в сторону камеры.
— Остался последний.
Они все трое втягивают в лёгкие воздух и вбегают внутрь. В ту самую секунду, когда Джастин и Гермиона выпрямляются над последним телом, Драко осторожно, избегая любого прямого контакта, кладёт на лоб покойнику ленту. Они все вместе выскакивают в коридор, захлопывая за собой дверь. И, прежде чем сделать вдох, Гермиона стаскивает одну перчатку.
— Не снимается, — паникует рядом Джастин. У Гермионы та же проблема — резина прилипла к потным от волнения рукам.
— Успокойтесь, я видела там нож, пока мыла рот, — Маргарет протискивается мимо Джастина, и Гермиона, привалившись к косяку, прекращает терзать перчатку.
— Нож? Ты это не срежешь, это...
Одна ладонь у Гермионы свободна, а она совершенно не доверяет Маргарет с ножом в руке, поэтому справляется со всем сама. Джастин следует её примеру: они разрезают резину от запястья до указательного пальца, протыкают её ножом и стягивают прочь.
Драко плотно закрывает за ними дверь, но запах уже просочился в коридор. Гермиона знает, что они ещё не скоро вытравят его из себя, и ей, наверное, придётся соскрести с себя не один слой кожи, принимая душ. Она старается думать о погибших как о трупах, потому что понимает: стоит ей представить, что это были за люди, и сама тут же окажется в Мунго.
— Это было отвратительно, — морщит нос Маргарет.
— Ты и понятия не имеешь насколько, — может быть, это сказано резко, но Гермионе плевать.
— Мы кое-что нашли наверху: недавно использованные тарелки, одежду в стиральной машине, не имеющую затхлого запаха, и вчерашнюю газету, — Симус демонстрирует рулон бумаги и с ухмылкой шлёпает им по стене.
— Так значит, здесь всё ещё живут.
— Ага. И что будем делать?
Гермиона переводит взгляд на Драко — тот смотрит на неё в ответ.
— Подождём, не появится ли кто-нибудь?
Они проводят в доме всю ночь. Никто не спит. Никто не появляется.
День: 1450; Время:5
Она ощупывает пальцами шершавую рубчатую шишку на месте недавней травмы. Мягкую впадину, два рубца, дорожку волос, соски, твердеющие под её ладонями. Ускоряющееся сердцебиение, дуги рёбер, кожа, обтягивающая бугры мышц, сокращающиеся мускулы, ямка пупка. Гермиона делает всё возможное, чтобы её собственное тело запомнило Малфоя.
Грубость новых шрамов, гладкость старых, втягивающийся от прикосновений живот, линия тазовых костей. На какое-то время это сотрёт из памяти воспоминания о трупах в холодильнике. Снова жёсткость волос, рокочущий под щекой стон — Гермиона, дразня, выписывает полукруги на нежной коже внутренней поверхности бедра. Это позволяет забыть о своих тревогах.
Руки — мягкие ладони с жёсткими мозолями — обхватывают её и приподнимают. Гермиона прижимается к Драко, чувствуя тепло его кожи, колкость волос, нежную настойчивость губ на своей шее, скуле, ухе, щеке. Его руки крепко обнимают её — напрягаются мышцы, его пальцы скользят по её спине. Дыхание Малфоя возле её уха, горячий и влажный рот на губах. Всё это помогает ей забыться.
День: 1450; Время: 9
Если Драко переспит с Маргарет, это не будет настоящей изменой. Они же не обговаривали никакие правила, и пусть Гермиона знает, что в данный момент у Драко никого больше нет, это не означает, что при наличии желания он не может кого-то найти. У Малфоя нет причин себя сдерживать, и Гермиона терзается мыслями: настолько ли она хороша, чтобы удержать его? Судя по его реакциям и тому факту, что Драко к ней всегда возвращается, — да, но она всё равно сомневается.
Он в любой момент может пойти и прыгнуть в чью угодно постель. Но Гермиону тошнит от одной только мысли об этом, и у неё не получается не относиться к Маргарет как к девушке, выбравшейся из кучи дерьма и до сих пор плохо пахнущей. Ревность и злость разгораются в Гермионе с новой силой, стоит лишь «сопернице» слишком надолго задержать взгляд на Малфое. Он так хорош собой. Наверное, Гермионе стоило сойтись с уродцем, но она сомневается, что смогла бы зайти настолько далеко с кем-нибудь другим.
Гермиона не уверена, что у неё есть право на ревность, но от осознания того, что Драко сам подвержен этому чувству, ей становится лучше. В самом начале Малфой отказывался целовать её, не зная наверняка, что у неё больше никого нет. А та охватившая его ярость, когда он решил, что Гермиона ночью заперлась с Гарольдом в своей спальне? Ни у кого из них не было права на эти переживания, но это не отменяет того, что они оба их испытывают.
Она не знает, сможет ли и дальше заниматься с ним сексом, если он переспит с Маргарет. При мысли о разрыве уколы ревности превращаются во что-то такое, от чего Гермиону начинает мутить. Но она действительно сомневается, что будет в состоянии смотреть на него по-прежнему, зная, что другая женщина видит его точно таким же. Эти мысли настолько злят и бесят Гермиону, что она становится непохожей на саму себя, — и это опасно. У неё есть один-единственный детский комплекс... вот и всё. Она просто не умеет делиться — вот в чём всё дело.
Но Малфой в курсе её ревности, потому что Гермиона даже не старается скрывать свои чувства. Она отрицательно реагирует на всё, что говорит или делает Маргарет, а Драко слишком часто ловит её сердитые взгляды. Но он молчал и никак на это не реагировал — только смотрел. До сегодняшнего утра.
У них вошло в привычку оставлять отметины — если без них никак не обойтись — только там, где их можно спрятать под одеждой. В появившемся у Малфоя на шее засосе Гермиона винит застлавшее глаза желание, и... ладно, вспышку собственничества. Красное пятно на коже Малфоя видно хорошо — она об этом позаботилась — выходя из ванны, он прижимает к нему пальцы. Драко смотрит на Гермиону, приподняв бровь, — позабытая рубашка свисает с его руки.
— Упс, — она надеется, что ей удастся обмануть Малфоя невинной улыбкой, но, судя по его ухмылке, — ничего не выходит.
У них в аптечке есть зелье, способное справиться с этой проблемой за две минуты, и Гермиона знает, что Малфою о нём известно. Он надевает рубашку, подходит к ней, хватает за руку и стягивает с кровати. Его ладони скользят по её волосам, он откидывает их в сторону, и она ждёт поцелуя, но губы Малфоя прижимаются к горлу.
Он сильно втягивает кожу, покусывает и посасывает, а Гермиона стонет в его плечо и мнёт в ладонях его рубашку. Закончив, Драко зализывает пострадавшее место языком, его губы чертят влажную дорожку до самого её уха.
— Варварский способ, Грейнджер.
День: 1450; Время: 10
Симус сердито косится, а Маргарет таращится на её шею. Драко же ухмыляется, заметив её румянец. Джастин слишком занят жалобами по поводу сгоревших блинчиков, чтобы обратить внимание хоть на что-то. Гермионе интересно, неужели это такая проверка? Должна ли она вынести из этого какой-нибудь урок? Но даже если это и так, она понятия не имеет, какой именно.
День: 1450; Время: 15
Мой дорогой сын. Гермиона моргает, перечитывает обращение и снова пялится на строчки. Смотрит на дату, отмечая, что письмо было написано месяц и три дня назад. Росчерковые завитушки, округлые буквы, женский почерк. Она едва не начинает читать, но резко опускает письмо на стопку бумаг, не позволяя возобладать своему любопытству.
Нарцисса, его мать. А Гермиона думала, она мертва.
— Ты можешь со мной трахаться, но это не даёт тебе права совать нос в мои личные вещи.
Чертыхаясь сквозь зубы, Гермиона прикрывает глаза. Судя по голосу, Малфой пребывает в ярости, и конечно же, он понимает, что именно она обнаружила, — в противном случае не завёлся бы так сильно. А если ещё принять во внимание его болезненное отношение к вопросам частной жизни... Но будь это простая пачка планов, он бы отреагировал спокойнее. Теперь же это брешь в доверии. Как долго он там стоял? Хотел выяснить, прочитает Гермиона или нет?
— Я искала планы, Драко. Клянусь, — Гермиона поворачивается, поднимая руки.
— И ты не могла подождать пять минут, пока я выйду из душа? — он стоит не шелохнувшись, да ещё успел прикрыть за собой дверь — и это не сулит ничего хорошего.
— Я действительно не думала, что это имеет значение.
— Не имеет значения? Войти в мою комнату и начать обыскивать мои вещи?
— Драко, это всего лишь стопка старых планов и чертежей!
— А новые документы, конечно же, лежат в самом низу, верно? — кричит он, от злости вена на виске наливается алым, а костяшки на стиснутых кулаках белеют.
— Я не знала! Сколько раз я была в твоей комнате и могла спокойно залезть в твои вещи, пока ты спал, принимал душ или был на операции? Но я никогда так не поступала! Я уважаю твою частную жизнь, и дело сейчас вовсе не в попытках что-то вынюхать! — Гермиона не может допустить, чтобы эта оплошность стала концом того доверия, что он ей оказал. Доверия, о котором она до настоящего момента и не подозревала.
Они через многое прошли, чтобы вывести отношения на этот уровень. Долгое, изматывающее противостояние, шаг вперёд — шаг назад, и Гермиона не может позволить, чтобы сейчас всё опять откатилось к самому началу. Она отказывается сдаваться из-за какой-то случайной находки.
— Чушь. Убирайся.
— Что.
— Убирайся.
— Драко, это не чушь, если ты задумаешься хотя бы на секунду...
— Я не собираюсь...
— Но я же никому не скажу! Разве я хоть что-то кому-то сболтнула...
— Истинная правда: ты никому ничего не расскажешь. Тебе больше не надо беспокоиться по поводу своей некомпетентности в бою, Грейнджер. Я тебя сам убью.
Она, моргая, таращится на него — ей больно. Больно, пусть даже Гермиона понимает, что в Драко сейчас говорят эмоции и на самом деле он так не думает. По крайней мере, ей так кажется. Но Малфой шагает вперёд, хватает её за руку, и Гермиона сильно ударяется спиной о стену. Она вскрикивает от боли — раны дают о себе знать, но Малфой продолжает испепелять её яростным взглядом, она видит его пышущее гневом, раскрасневшееся лицо прямо перед своим носом.
— Поклянись богом.
— Драко...
— Поклянись. Богом. Я приложил чересчур много усилий, чтобы моя мать умерла для всех, как и остальные, ясно?
Гермиона молчит слишком долго, и Малфой оттаскивает её от стены, чтобы, наверное, впечатать туда снова, но она бьёт его по голове.
— Не смей. Можешь попытаться прибить меня, Драко Малфой, но я всё равно не соглашусь с тем, с чем изначально не собиралась соглашаться, — она сильно толкает его, но он даже не двигается. — Мне очень жаль, что ты не доверяешь мне, чтобы понять: я сделала это не специально и не скажу об этом ни одной живой душе. Но ты причинил мне боль...
Малфой вдруг выпускает её и делает шаг назад, словно только сейчас до него начинает доходить происходящее. Его ладони замирают над её плечами, он стискивает кулаки и наконец опускает руки. Неужели он был настолько зол, что не заметил, что именно творит? Сейчас Малфой думает только о риске гибели матери. И, наверное, сама Гермиона тоже мало бы на что обращала внимание в подобной ситуации. Но всё же...
— Если ты ещё хоть раз позволишь себе такое, я прослежу, чтобы не осталось никого, кто бы защитил твою мать, Драко. Богом. Клянусь.
Она демонстративно выходит из его комнаты. Он ей не препятствует.
День: 1450; Время: 20
Существуют целые сборники замечательных изречений; горы литературы, которую люди читают и цитируют, потому что в ней содержится истина, и неважно, насколько она безрадостна, уродлива или прекрасна. Сложность человеческого бытия воплощается в утончённых строчках, заключающих в себе мастерски выраженный смысл.
Гермиона прочитала множество подобных книг. Она цитировала многие из этих мыслей. Но несмотря на весь свой ум, длительные часы учёбы, время, потраченное на чтение, в этот самый момент она не может подобрать нужных слов. Кажется, само небо полыхает огнем, и в ту секунду, когда пламя охватывает этот мир, а жар опаляет лицо:
— О, чёрт, — вот к чему сводятся все эти кипы прочитанных фолиантов.
Волшебник стоит достаточно далеко: Гермионе видно лишь капюшон, маску да склонившуюся фигуру. Едва мужчина, дёргаясь, выпрямляется и выписывает своей палочкой дугу, Гермиона швыряет Блокирующее заклинание, которое, будто бы проходя сквозь всё её тело, срывается с палочки. Огненный шторм повторяет движения Пожирателя, разбиваясь о голубой мерцающий щит перед Гермионой. Она закрывает глаза, стискивает зубы и направляет всю свою силу — её учили, что именно это и есть магия, — в свою палочку.
Мощь вражеского заклинания ощущается словно физическое давление, и ей приходится упереться ногами в землю, игнорируя неимоверную тяжесть, сковывающую руку. Протестующе рыча сквозь зубы, она фокусирует свою магию и проталкивает её в древко. Мышцы наливаются от напряжения огнём, но Гермиона не сдаётся, прекрасно представляя, чем обернётся её слабость. Но вот всё заканчивается: сокрушительный поток чужой магии, противостоящий её собственной, исчезает.
Она открывает глаза и видит, как её противник аппарирует за секунду до того, как в его сторону вылетает зелёный луч. Сотворенный им огонь набрасывается на большое здание, которое они пришли обыскивать, и её сердце снова начинает биться — отвратительно пульсируя от страха.
— Чтобы в него попасть, мне надо было выйти за границы барьера, так что я ждал, пока пламя отступит. Но он улизнул, — выдыхает Джастин и хватает Гермиону за плечо — она только сейчас понимает, что дрожит после использования такого количества магии.
— Он мог аппарировать на этой территории куда угодно, — она торопливо оглядывается по сторонам.
— Нет, он знает, что всё кончено. Двое против одного, он бы не выстоял. Очевидно, в здании больше нет ничего, что можно было бы спасти. Он наверняка решил, что мы здесь с Орденом, а значит, подкрепление неподалёку. Он в меньшинстве.
— Они не всегда поступают логично, — резко возражает Гермиона, несмотря на всё нежелание казаться грубой. — Кто-то из них тут ещё остался?
— Один из них послал сигнал об эвакуации в тот самый момент, когда небо озарилось. Ты не заметила?
— Я была немного занята, — фыркает она, благодарная адреналину за то, что до сих пор держится на ногах. Гермиона удивляется, что ещё не рухнула в обморок после такой потери энергии.
— Чёрт, — шепчет Джастин, и она замечает зёленые вспышки недалеко от горящего здания. Оранжевые — «всё чисто», голубые — «эвакуация», красные — «медицинская помощь», фиолетовые — «запасной план», зелёные — «требуется подкрепление».
Они срываются с места и несутся туда, откуда были выпущены искры. Вспотевшие от бега и огненного жара, они обнаруживают Драко и Симуса. И Гермиона чуть не падает, сообразив, с кем именно те сражаются, — с аврорами. Трое мужчин, одетых в стандартную форму, одного из них Гермиона знает по нескольким совместным операциям.
Палочка Драко дёргается из стороны в сторону: траекторию её движения сопровождают куски каменной кладки и разлетающиеся кирпичи, которыми Малфой пытается блокировать лучи Убивающих заклятий. Симус выкрикивает Оглушающие заклинания, которые перестают действовать всего через пять секунд. Возле растущих в ряд деревьев виднеется пара ног — Гермиона не сомневается, что они принадлежат Маргарет.
Симус сидит на земле в насквозь промокшей от крови рубашке, и можно заметить, что его рыжие волосы темнее обычного. Он тихонько покачивается, и не все его заклинания попадают в цель. Одна рука Драко, покрытая кровью, неловко повисла — он использует другую конечность. Там, где должны быть рёбра, рубашку распирает странная шишка.
Джастин начинает палить оглушающими заклинаниями, а Гермиона разворачивается и несётся вдоль фасада, намереваясь обогнуть здание. Есть только одно заклятие, способное заставить авроров атаковать своих и двигаться так дёргано и неестественно. Гермиона отдаёт себе отчёт: чтобы спастись, им надо уничтожить либо авроров, либо источник Тёмной магии.
Гермиона особенно не раздумывает. И концентрируется на непреклонной решимости, которая — она смутно это осознаёт — может её погубить. Но перед глазами стоит ошеломлённое, потустороннее выражение на лице Симуса, страх, зловеще искажающий черты Джастина в свете огня, и Драко. Его плечо упирается в кору дерева, скользкая грязь под ногами вынуждает постоянно двигаться, чтобы не упасть. Но самое ужасное — это то, как поникли его плечи, как дрожит его рука, и Гермиона понимает: Малфой смирился.
Драко никогда не отправлялся на операцию, лелея надежду вернуться обратно, но он каждый раз делал всё возможное для того, чтобы выбраться из передряги. Она всегда поражалась его стойкому самообладанию, но в какой-то момент между проникновением в здание и появлением её и Джастина, Драко утратил свою уверенность. Будто бы знал, что вот здесь они все и погибнут. Гермиона в ужасе, она почти убеждена в правдивости этого, ведь её доверие Драко безгранично, и если он понимает, что битва проиграна, значит, так оно и есть.
Но Гермиона Грейнджер никогда ещё не сдавалась — ни в Хогвартсе, ни на этой войне. Она не знает, как такое возможно, ведь Гермиона — храбрый боец. Может, она и лучшая подруга Гарри Поттера и Рона Уизли, любовница Драко Малфоя, но, прежде всего, она — Гермиона Грейнджер.
Она поскальзывается в грязи и падает, упираясь руками в землю: раскалённая жижа опаляет ладони, затекает в ботинки, обжигая ступни. От этого удара огненные песчинки вихрем взлетают в лицо, и Гермиона ковыляет вперёд, пока, наконец, не касается подошвами травы. Горячий задымлённый воздух с трудом проникает в лёгкие, и, огибая здание, она борется с кашлем.
Падая на колени и слыша хруст собственных костей, она даже не кричит. Лишь краем мозга фиксирует, что её обожжённые жаром глаза широко распахиваются, а рот приоткрывается от боли. Но времени на раздумья нет — в повреждённой конечности пульсирует сильная боль, а сверху наваливается что-то тяжёлое. Это что-то валит Гермиону на землю, и она, моргая, таращится на перекошенное лицо, в то время, как чужие пальцы впиваются ей в горло.
Она пытается направить палочку на атаковавшую её девицу, но запястье пригвождено к земле. Нападающая не старше четырнадцати лет, но в глазах подростка горит жажда убийства, а зубы свирепо оскалены. «Не заставляй меня убивать тебя», — молит про себя Гермиона, пока девчонка пытается одной рукой нашарить её палочку.
Гермиона бьёт её прямо в нос и чувствует, как хрустят под кулаком кости. Взвыв, девица инстинктивно выпускает горло противницы и подносит руку к своему лицу. Гермиона тут же выворачивается из захвата, впечатывает предплечье в шею Пожирательницы и, спихивая её тело, переворачивается. Она пытается подняться на ноги, но падает от невыносимой боли в ноге, а девица, цепляясь, сдирает кожу с её руки и вырывает клок волос.
— Па-ап!... — начинает она орать, и Гермиона оглушает её.
Она слышит шорох камней под ногами и чертыхается, не зная, сколько Пожирателей бегут на зов. Ей нужно как-то отвлечь их внимание... нужно выиграть время. Выживание. И вот тогда она направляет свою палочку на девочку и произносит ещё одно Непростительное заклятие, которое вряд ли сможет себе простить.
«Вставай, — Гермиона наблюдает за девчонкой, сердце молотом бухает в груди, а рука трясётся от осознания того, что именно она собирается сделать. — Начинай плакать. А теперь беги на звук шагов и обними того, кто идёт сюда».
Гермиона так крепко стискивает зубы, что опасается: они могут не выдержать и раскрошиться или же просто вылететь из десен. Этот страх ничтожен по сравнению с переломом ноги — лопата, ставшая причиной падения, лежит неподалеку. Гермиона пытается подняться, стараясь удержать равновесие при помощи рук. Беги к нему.
Мужчина показывается из-за угла прежде, чем до него добегает девочка, но он слишком ошарашен слезами несущейся к нему дочери, чтобы заметить Гермиону. Это ошибка стоит ему жизни: Гермиона разрывает заклятие Империус и выпускает Убивающее. Она задыхается, воздух никак не может протолкнуться в лёгкие — Пожирательница разворачивается и бежит прямо на Гермиону, но та снова успевает её обездвижить. Даже огонь, от жара которого одежда насквозь пропиталась потом, кожа покрылась испариной, а волосы превратились в мочалку, не в состоянии одолеть тот холод, что терзает её изнутри.
Связав пленницу, Гермиона скачками добирается до угла здания. Она поджимает повреждённую конечность, но каждое движение отдаётся мучительной болью. Заклинания высосали из неё все силы, кажется, будто магия покинула тело, но до неё доносится крик Джастина, и она догадывается, что за домом есть другие Пожиратели Смерти.
Подпрыгнув, она приземляется в жирную грязь и скользит назад. Инстинктивно пытается нащупать опору раненой ногой и тут же затыкает себе рот, чтобы не закричать. Но из глотки всё же вырывается громкий звук, по лицу текут слёзы, смешивающиеся с потом и гарью. Она прикусывает губы и мелко дышит через нос, обхватив ногу руками.
— О господи... Господи-боже, — она наверняка не справится, ей очень хочется уступить опустошающей усталости.
Но Гермиона знает: огонь сожрёт её живьём, её друзья погибнут, поэтому она переворачивается и ползёт, помогая себе одной ногой и обоими локтями. У неё ощущение, будто всё тело охвачено пламенем, жар, никогда не испытанный прежде, уничтожает пласты кожи. Она пытается утереть с глаз и лба пот, но вместо этого лишь размазывает грязь по лицу. Девочка за спиной начинает визжать.
Гермиона дышит тяжело, и не будь раздающийся от здания гул столь громким, её бы уже давно обнаружили. Она замечает на заднем дворе три фигуры в мантиях, одна из масок оборачивается к ней, и Гермиона тут же выпускает Убивающее заклятие. Двое оставшихся бойцов смотрят в её сторону, и она отступает, подкатываясь поближе к пламени и надеясь, что смогла убраться с линии огня. Она выкрикивает заклятия сквозь зубы и оглядывает себя, чтобы убедиться: вопреки собственным ощущениям она не горит заживо. Держа наготове палочку, она снова бросается вперёд, но обнаруживает два лежащих на земле тела.
Она задыхается и валится на спину, вскидывает палочку и выпускает в небо сноп красных искр снова, снова и снова. Её находит аврор, и она нацеливает на него своё оружие прежде, чем тот успевает поднять руки.
— Они мертвы, я — С.Ч., — это их код на случай подобных инцидентов — Свободный Человек. Ни один Пожиратель его не знает.
Гермиона опускает палочку и чувствует, как её тело поднимают левитацией.
— Там сзади есть связанная девочка...
— Мы займёмся ею. У вас есть портключ, как у других членов вашей команды?
— Да. Что с ребятами? — Гермиона выуживает свёрток с портключами и ждёт хоть-какую нибудь информацию. Аврор накладывает на неё охлаждающие чары.
— Они все живы. Малфой, Юст и рыжеволосый парень без сознания, их переправили в Мунго. Другой... — облегчение накатывает на Гермиону живительной волной, но её беспокоит кое-что ещё, и она не позволяет себе провалиться в беспамятство.
— Я здесь, здесь, — Джастин кладёт ладонь ей на лоб, но, побледнев, тут же отдёргивает руку.
— Сотри память той девочке, Джастин. Она напала на меня, я её связала, на этом всё.
— Я не забуду!
— Гермиона, не волнуйся.
— Обливиэйт, Джастин! — кричит Гермиона и тут же закашливается от усилий.
— Я никогда не забуду, что... — выкрики девчонки тонут в рыданиях.
— Хорошо, сделаю, — кивает Джастин, потому что дети никогда не должны видеть смерть своих родителей. Есть то, что совершать нельзя, кто бы на чьей стороне ни сражался.
Гермиона чувствует сонливость, стискивает ладонью портключ и роняет руку себе на грудь. Темнота сгущается, её постепенно затягивает в воронку аппарации, но она теряет сознание ещё до перемещения в больницу.