поцелуй
— Грейнджер, такими темпами ты затопишь комнату. От долгих рыданий у меня закладывает уши, поэтому я не сразу слышу голос Седрика. Я никогда не позволяла себе плакать перед кем-то. Даже перед родителями. Не могу избавиться от мысли, что слёзы — признак слабости, даже если после них становится легче. Сейчас мне всё равно. Настолько стыдно и горько за свои воспоминания, которые я не смогла спасти, что парящее рядом привидение не вызывает смущения. — Давно ты здесь? — пытаюсь стереть солёную влагу с лица и смотрю на друга. Уже друга. Мы не особо часто общались в Хогвартсе, он учился на старшем курсе, но теперь Седрик является единственным, кто напоминает мне о школе. О школе, которая стала мне вторым домом.
Яндекс.Директ
— Почти сразу же, как ты вернулась. — Седрик понуро опускает голову и, словно засмущавшись, отлетает от меня к столу. Действительно, женские слёзы часто вгоняют людей в ступор. Проверено на Роне и Гарри. Пытаюсь придумать другую тему и улыбнуться: — Чжоу когда-нибудь плакала перед тобой? Зря. Зря я напомнила про его бывшую возлюбленную. Опять сказала не подумав. Его печальный взгляд вызывает новые слёзы, но я мотаю головой, чтобы прогнать их, и причёсываю пальцами непослушные кудри. — Прости, — жалобно шепчу и прикусываю щёку изнутри. Седрик пытается натянуто улыбнуться и также шепчет: — Ничего, всё хорошо, Грейнджер. Я почти свыкся с реальностью. А Чжоу… — его улыбка становится искренней, — нет, я никогда не видел её слёз. Пару минут мы молчим, но я не могу больше держать в себе слова отчаяния и говорю: — Я должна выбраться отсюда, — вероятно, мой голос звучит таким глухим и мрачным, что Седрик слезает со стола и, подойдя ближе, садится рядом со мной на матрас. Он поддерживает меня сочувствием и вниманием, что слегка улучшает моё настроение. Я давно не слышала позитивных слов утешения. Меньше недели я нахожусь в этом аду, а такое впечатление, что прошло больше месяца. Каждая встреча с Риддлом забирает все мои силы. Каждая встреча… Вспоминаю его слова, что удивляю его при каждой встрече и закрываю лицо руками, избавляясь от наваждения. Страшного наваждения об обещании. Обещании, что он не успокоится, пока не уничтожит меня. Не физически, а духовно. — Он сделал тебе больно? Пытал? — убираю руки с лица и смотрю на Седрика. Хочу закричать, что он разрушает, истребляет, убивает меня, но слова горьким комком застревают в горле. Чувствую, если произнесу, то он победит. Если признаюсь в поражении и приму решение о капитуляции, то разочаруюсь в себе, а я не могу допустить подобную беспечность. С каждым разом я испытываю страх, что сломаюсь, но страх призывает ненависть и злость, а они в свою очередь не позволяют сдаваться. Я не всегда понимаю, какую использую злость. Злюсь на него? Или больше на себя? На себя за слабость и беспомощность? Да, скорее всего, на себя. Не могу переступить через гордость, поэтому даю себе слово никогда не опускать руки и не сдаваться. Иначе я сама себя уничтожу. Совесть меня убьёт. Пользуюсь самовнушением про твёрдость духа и отвечаю Седрику: — Нет, но он использовал легилименцию и узнал некоторые сведения, которые не должен был узнать. — Не вини себя. Мы даже в школе не практикуем защиту окклюменцией. — Знаю, — делаю пару глубоких вдохов и окончательно успокаиваюсь, глаза становятся сухими, а разум начинает быстрее соображать. — Хотя у меня был шанс научиться. Седрик хочет что-то сказать, но я поднимаю руку и слегка улыбаюсь ему, останавливая от утешения. Я сама виновата во всём и не буду прятаться за маской отрицания. Кивнув, Седрик переводит взгляд на камин. Снова удобное молчание, а потом он вдруг резко поднимается на ноги и произносит: — Есть идея. Возможно, я смогу тебе помочь. Радостно улыбаясь, он начинает мерить кругами комнату, а я удивлённо смотрю за его метаниями: — Ты можешь привести кого-то сюда? — Почти… — он останавливается напротив меня, — до того, как найти твою комнату, я прошёл по окрестностям вокруг особняка. Возвращался на кладбище и изучил ареал моего возможного перемещения. Я слушаю очень внимательно и про себя радуюсь, что из всех призраков мне достался тот, кто отлично учился и использует понятные, правильные термины. Это не прерывающиеся на каждом слове объяснения Гарри и не перебивающие слова Рона. Неспроста Диггори-младший участвовал в Турнире. — В округе больше ничего нет, кроме кладбища и особняка. С правой стороны здания в нескольких километрах есть небольшой лесничий домик, но он пуст и на камине нет пороха, чтобы сбежать. — Твоя область передвижения не позволяет вырваться за пределы леса и сказать кому-нибудь, чтобы вызвали авроров к дому, — не совсем понимаю, как он может мне помочь, если кладбище заброшено, а в лес никто просто так не приходит. Мало шансов, что ему встретится добропорядочный гражданин в лесу, а не Пожиратель смерти без маски. Тогда уж точно они усилят защиту дома, и я вряд ли увижу Седрика снова. — Грейнджер, есть возможность вызвать сюда Поттера. Моему удивлению нет предела. С недоумением смотрю на него. Пытаюсь соображать, как вдруг осознание приходит мгновенно. Встаю с матраса и подхожу к Седрику: — Сны! Ты вызывал Гарри через сны! — моя надежда восстаёт из пепла, загораясь сильным огнём. Я широко улыбаюсь и смотрю с признательностью на своего возможного спасителя. Он сосредоточен, уверена, что размышляет про свои дальнейшие действия. — Есть одна проблема, Гермиона. Я много раз пробовал и не сразу получалось. Насколько я понял, вы пришли сразу, как только он увидел сны с моей просьбой. Вы пришли в сентябре, а я начал призыв ещё летом. Улыбка медленно сходит с моего лица, но я отчаянно пытаюсь не упустить любой шанс спастись: — Возможно, в этот раз получится раньше… — Я постараюсь сконцентрироваться и попасть в его сон быстрее, — сделав паузу, Седрик дёргает головой в сторону, — скажу, чтобы пришёл с Дамблдором. Если бы он не был призраком, обняла бы Седрика, а так я скорее полечу сквозь него и сломаю нос о твердый пол. Не могу справиться с эмоциями и улыбаюсь во все зубы. Это мой шанс на спасение. Дамблдор и Гарри придут сюда с аврорами, они обязательно спасут меня. Седрик тоже широко улыбается мне, но внезапно улыбка исчезает, и я вижу, как он хмурит брови. — Что такое? — Призыв возможен только на месте смерти… Немного виновато он опускает голову и продолжает: — Мне придётся вернуться на кладбище и быть там всё время, — он смотрит на меня, словно извиняясь, — до прихода Гарри. Смотрю в пол, мне страшно оставаться в этом доме одной. Я не хочу терять связь с Седриком, но есть возможность сбежать. Как бы тяжело мне не было, нужно следовать плану. — Я… — быстро прочищаю горло и стараюсь говорить спокойным голосом, — я справлюсь. Кивнув, Седрик отлетает к окну, напоследок смотрит на меня грустным взглядом, и я слышу его мрачный голос: — Грейнджер, из-за меня ты оказалась здесь, — я озадачена его словами, но он поясняет, — если бы я не вызвал Поттера, тебя не схватили бы Пожиратели. Чувство вины. Снова. Я никогда не винила Седрика, даже мысли об этом не было. Я всегда винила только себя, поэтому искренне улыбаюсь и отвечаю: — Это не твоя вина. Не твоя. Ещё раз кивнув, Седрик хочет что-то сказать, но я опускаю взгляд в пол, а когда поднимаю, его больше нет в комнате. Мысленно шепчу «прощай». Конечно, я надеюсь на спасение, но не могу отделаться от мысли, что… меня не отпустят. После ухода Седрика я чувствую ужасное одиночество. Книга, которую мне дал Риддл, лежит на столе и манит прикоснуться к бесценным страницам. Я должна узнать подробности того, что придётся использовать для поиска. Я понятия не имею, как управлять древней магией. Сажусь за стол и погружаюсь в мир книжных строк. *** Я разочарована. Неудивительно, что мало людей использовали Обряд Жертвы. Даже в этой книге сведения даны лишь поверхностно. Перечитывая несколько раз нужные главы, я вывожу два обязательных пункта для её использования. Первый — искренность. Бескорыстное желание, не подпитываемое угрозами и лицемерием, должно призвать магию. Сначала я не понимаю, почему так мало людей её используют. Волшебники гибнут каждый день. Наверняка есть семьи, где мать или отец отдадут свою жизнь за умирающего ребёнка. Как миссис Поттер. Так же как и любящий муж за жену, или наоборот. Почему её не используют так часто? Неужели у меня и у Лили Поттер желание спасти преобладает над желаниями других людей?! Пролистав странички, я нахожу ответ и выявляю второй обязательной пункт — знание. Призвать древнюю магию может тот, кто знает о её существовании.
Теперь понимаю. До сих пор большинство граждан магического мира не знают, как выжил Гарри. Им просто неизвестно про существование Обряда Жертвы. Чтобы вложить древнюю магию в заклинание поиска, я должна искренне захотеть этого и… быть готовой отдать свою жизнь за её использование. Отложив книгу на край стола, я обнимаю себя за плечи, чтобы согреться от внезапного озноба. Растираю онемевшую за время чтения шею. Морщусь, задев верёвку, и размышляю про безнадёжность задания. Я не могу заставить себя искренне захотеть помочь Риддлу. В Азкабане я была готова пожертвовать собой, а сейчас… умереть ради какого-то артефакта... Что мне делать? Древняя магия не придёт сама по себе. Моё желание будет сопровождаться угрозами Лорда о скорой смерти, а не искренностью. Заставить себя желать… У меня не получится… Но если не получится, Гарри убьют. Возможно, если буду снова думать про спасение друзей, тогда желание найти предмет окажется искренним. А если нет? Тогда я не успею дождаться помощи от Седрика и умру от Авады. Чувствую, что голова раскалывается на части и решаю на время забыть о своём задании, и иду в ванную. По-прежнему нет горячей воды, сложно представить, что я не заболею, если приму душ холодной, но выбора нет. Мне надо смыть грязь и кровь. Снимаю одежду, угрюмо осматривая её. Мне очень холодно, но я оставляю одну мантию на полу и, раздевшись донага, быстро замачиваю одежду в раковине. Джинсы, блузка, нижнее бельё. Усердно тру ткань о ткань, стараясь согреться физической активностью, но руки в холодной воде коченеют, и я перестаю чувствовать ткань. Проклинаю Риддла и усмехаюсь своему желанию попросить у него включить мне горячую воду. Представляя его пренебрежительный взгляд, с силой выжимаю одежду и вешаю её на края раковины. Пока одежда сохнет, быстро встаю под ледяные струи и смываю с себя всю грязь. Мылом промываю волосы, с ужасом думая, что меня ожидает после сушки. Густая нерасчесанная копна. Мурашки покрывают тело, а зубы стучат друг о друга. Стараюсь побыстрее закончить мытьё и выхожу из душа. Поскольку полотенец нет, руками выжимаю влагу с головы, но всё равно чувствую холод на спине от прикосновения кончиков волос. Дрожу всем телом и судорожно закутываюсь в мантию. Стараюсь её сильно не мочить, ведь мне в ней предстоит ждать, пока одежда не высохнет, поэтому я заматываю её рукавами над грудью как полотенце. От груди до колен мантия закрывает тело. Голые плечи, руки и шею растираю ладонями, чтобы согреться. Выходя из ванной и закрывая за собой дверь, я расчёсываю руками пряди волос. — Возможно, мне стоит лишить тебя ванной комнаты, — вскрикиваю и резко поворачиваюсь на звук голоса, — чтобы ты не тратила моё время. Он! Здесь. Пытаюсь успокоиться, но мокрое тело ещё больше начинает дрожать и покрываться мурашками. Капли щекочут кожу, а мокрые волосы прилипают к лицу. Не могу остановить скрип зубов и часто облизываю губы, чтобы немного согреть их языком. Риддл сидит в зелёном бархатном кресле и медленно осматривает меня с головы до ног. Волосы, шея, плечи, руки, талия… Воспоминание последней нашей встречи охватывает разум и напоминает о том, как я рассматривала его в альбоме. Проклятие! Судя по ухмылке и взгляду, он догадывается, о чём я думаю. Тишину в комнате нарушает лишь моё частое дыхание. Он создал кресло и ждал, когда я выйду из ванной. Я не ожидала, что Лорд сам придёт в мою комнату. Никогда прежде он не приходил сам. Значит, моё время на изучение книги закончилось, и он ждёт результата. Что ему сказать? Я не готова жертвовать жизнью ради поиска?! Не смогу использовать древнюю магию?! Не могу прийти в себя, когда почти обнажённая стою перед тобой и ощущаю твой внимательный взгляд?! Он останавливает глаза на шейном поводке и, положив руки на подлокотники, спрашивает: — Ты хочешь, чтобы я его снял? — не могу понять его настроение, не вижу злого выражения и не слышу иронии в голосе. Интуиция молчит, когда я раздумываю, имеет ли Риддл в виду непосредственно верёвку, как предмет, или опять двойным смыслом намекает на то, что посадил меня на поводок. Если Лорд решил проявить милосердие, то можно согласиться, а если он подразумевает, что я попрошу ослабить его психологическое давление, то это будет моим проигрышем. Прикусив внутреннюю сторону щеки, я активно размышляю над ответом, а когда поднимаю на него глаза… нервно сглатываю, потому что… настолько хищный оскал едва ли получится у человека. Делаю шаг назад, услышав удовлетворённое шипение: — Пять баллов Гриффиндору, — Риддл встаёт, а я резко отхожу ещё дальше, сталкиваясь спиной со стеной, но он не прикасается ко мне, а подходит к столу и берёт в руки книгу. — К сожалению, у меня нет времени, чтобы возиться с тобой сегодня. Когда Лорд забирает книгу и направляется к двери, я не могу сдержать облегчённого выдоха, но он слышит меня и резко разворачивается. Его быстрый маневр заставляет меня сильнее сжать завязанные на груди рукава. Волосы лезут в рот, и я небрежно пытаюсь их смахнуть. Не подходи! Не подходи! Внутри я заливаюсь диким криком. Уходи! Но он кладёт книгу на кресло и подходит ко мне на расстояние вытянутой руки. Его лицо озаряет жестокая гримаса, и он подходит ещё ближе. Мне страшно, быстро сглатываю, но затем вижу, что выражение его лица изменяется. Слегка смягчается. Совсем чуть-чуть. Медленно он поднимает руку. Я боюсь любого его движения. С лицом перепуганной лани я смотрю на бледную ладонь, которая поднимается до уровня моего лица, но не дотрагивается до него. Слегка задев волосы, он прикладывает руку к стене слева от моей головы. Ситуация кажется нереальной. Я просто не могу принять факт, что самый жестокий тёмный волшебник спокойно стоит на расстоянии пятнадцати сантиметров от меня. Перевожу взгляд на его руку рядом с собой и хмурю брови. Снова смотрю в его глаза. Что ему нужно? Разум сразу ищет рациональное объяснение. Оно приходит быстро. Он снова хочет пытать меня легилименцией. Нет, только не снова! Другого пояснения я не нахожу и не слушаю кричащие мысли самого дальнего уголка сознания, где шумит интуиция о более порочных мотивах. Всё верно. Легилименция. Он явно для этого держит зрительный контакт. Я не сдамся, ведь сопротивление — единственный способ выжить. Поэтому, вздернув подбородок, я смотрю на него злым взглядом с… вызовом. Снова вызов. Всё наше общение строится на вызовах. Одна его бровь приподнимается на миллиметр, а в глазах нездоровый блеск. Не ожидал? Я не позволю собой манипулировать. Естественно, смерть — это ужасно. Я хочу спастись и жить дальше. Счастливо и долго. Тем более, не хочу умирать от руки тёмного мага, но если у меня не будет выбора, то я хотя бы сохраню достоинство. Я не смогла бы справиться со своей совестью, если бы опустила руки. Мой взгляд призывает его к совершению определенных действий. Он поднимает палочку и касается моего лба, проводит по нему, дотрагиваясь до виска. А я удивляюсь, почему он медлит и не хочет застать меня врасплох. Риддл может с лёгкостью наслать на меня парочку Круциатусов или ещё что-нибудь похожее. Причинить боль, а после агонии заклятия достать из моего ослабленного разума всю информацию. Но Лорд лишь плавно водит палочкой вокруг моего виска. Уголок его рта периодически дёргается, как будто он старается сдержать улыбку. Правда, улыбкой его жуткий оскал можно назвать с трудом. Враг прищуривается и произносит: — Легилименс. Стараюсь успокоиться, но невольно вздрагиваю из-за внезапного головокружения, а звучащий слишком близко голос заставляет сжать руки в кулаки, поскольку интонация… Я хочу, чтобы он молчал, но слышу шёпот: — Расслабься, девочка. Да, легко сказать — хочу заорать я, но не могу выдавить из себя ни слова. Слышу лишь свой приглушенный вздох. Желаю, чтобы он оставил меня в покое. Заодно хочу поинтересоваться, зачем, ради всего святого, ему нужны эти воспоминания: списки покупок, которые я составляла летом для маминого дня рождения; сочинение по главным особенностям и различиям между зельями чесотки и щекотки, которое нам задавал профессор Снейп; а истерика по поводу моих увеличенных зубов вовсе не поддаётся объяснению.
Ему ничего не мешает достать воспоминания, которые имеют ценность: про Гарри, Сириуса, ещё больше подробностей. Те, которые он не видел раньше. А он? Я не понимаю… Что-то между ним и мной. Между… нами. Меня пугают эти мысли сильнее, чем Круциатус. С силой сжимая зубы, продолжаю выдерживать препарирование своего мозга. Его глаза неотрывно смотрят в мои, но я не вижу очертаний. Передо мной — разрозненные сцены из прошлого. Голова не просто кружится, а раскалывается от боли. Дыхание сбивается, и я начинаю уворачиваться, но Риддл сильнее давит палочкой на висок. Вдруг, меня разом накрывают воспоминания времени Турнира. Вижу, как Виктор спасает меня из озера, как мы гуляем по Хогсмиду, как танцуем на балу, как он целует меня у входа в гриффиндорскую башню… Как же стыдно, эти счастливые воспоминания были моим секретом, которые я грела всем сердцем, а теперь обязана делиться с врагом. Не могу больше выносить такую пытку. Как он смеет? Зачем смотрит? Щёки горят. Мне стыдно, хотя знаю, что не виновата ни в чём. Чувство беспомощности вызывает жалость к себе, а она, в свою очередь, призывает гнев. Мощная эмоция, которая должна помочь. Против Лорда всегда помогала. Не досматривая воспоминания, чётко концентрируюсь на том, что должна вытолкнуть Риддла из разума. Он не смеет смотреть! Не имеет права. Делаю глубокий вздох и собираю мысли в единое целое. Возвращаюсь в настоящее и сосредотачиваюсь на конкретной реальности. Давление на висок ослабевает. Я дышу часто и глубоко, пытаясь успокоиться. Лорд покидает моё сознание, и я опускаю голову. Зажмурившись, не думаю о том, что он близко, и мой лоб касается его правого плеча возле ключицы. Риддл не отталкивает меня. В тишине комнаты я ничего не слышу, кроме своего дыхания. Руки опущены вдоль стены, ногти карябают поверхность. Наконец, поднимаю голову, но глаза держу закрытыми. Не хочу на него смотреть, хотя должна. Внезапно, я ощущаю прикосновение холодных пальцев. Он берёт меня за подбородок, заставляя выше поднять голову. От касания по телу проходит дрожь. — Посмотри. Нет! Не хочу. Знаю, что веду себя по-детски, но разум сейчас как лабиринт, в котором разбросаны мои мысли и, чтобы их собрать, нужно быстро найти правильный путь. — Посмотри на меня, — на этот раз голос ожесточается, а хватка становится сильнее. — Нет, не надо больше. Пожалуйста! — говорю, уже готовая к тому, что, как только открою глаза, он снова ворвётся в сознание. Однако не смею больше ослушаться. Открываю глаза и… перестаю дышать. Он близко. Намного ближе, чем был вначале. Мои глаза потрясённо распахиваются, я хочу отвернуться, но не могу. Алые глаза смотрят на меня без тени злости. Тяжёлый взгляд с долей любопытства и ещё я вижу… то, что меня начинает пугать. Не успеваю подумать об этом, поскольку он ещё выше приподнимает мою голову, и я впечатываюсь в стену макушкой. Смотрю на него в недоумении и часто моргаю, а интуиция подсказывает мне, что сейчас случится что-то непоправимое. Риддл придвигается ближе, не прерывая зрительный контакт, чуть прищуривается. Ещё немного, и я коснусь его носом. Не знаю, что заставляет произнести данное слово, но я шепчу: — Нет. Вот так. Одно слово, а теперь мне кажется оно и есть — то самое непоправимое. Своим «нет» я доказываю, что понимаю… допускаю мысль о… Сознаю ошибку слишком поздно, ведь теперь мы оба знаем, что означает моё «нет». Я могу и ошибаться, Риддл просто мог проверять меня и через мгновение отпустил бы, брезгливо отряхивая руки от прикосновения к грязнокровке. А теперь… Теперь, смотря на широкую ухмылку врага напротив, я не знаю, что мне делать. Раунд проигран. Риддл по-прежнему держит меня за подбородок, но теперь поглаживает под ним указательным пальцем. Мне щекотно. — Нет?! А что, позволь спросить, ты ждала? Поясни, грязнокровка, — удовлетворившись моим негодующим и свирепым взглядом, он продолжает, — быть может, «нет» здесь? Чувствую, как его вторая рука дотрагивается до моего запястья, скользит вверх, останавливается на плече и большим пальцем слегка надавливает на ключицу. Так же как тогда в его кабинете. Меня снова бьёт дрожь. Он прикасается ко мне… нежно, но в его взгляде нет ни грамма теплоты. Я всё ещё буравлю его глазами, надеясь не покраснеть. Лорд продолжает: — Или «нет» здесь? — рука совершает движение от ключицы вниз и в сторону по левой груди. Его взгляд перемещается с моего лица ниже, туда где он меня трогает. Это испытание. Своим «нет» я капитулировала, но утвердить победу ему не дам. Отчаянно размышляю, как вырваться из его хватки. Риддл снова поднимает на меня глаза, его рука останавливается на талии. — Или здесь? — он дотрагивается до внешней стороны бедра, крепко сжимая его пальцами. Поморщившись, я закрываю глаза и сглатываю. Противно ощущать себя безвольным мясом, которое щупают перед покупкой. Теперь уже не нежно, а властно и грубо. Чувствую нарастающую злость. Он не имеет права меня трогать. Открываю глаза. Моё недовольство и отвращение читаются по лицу. Пальцы на бедре сжимаются сильнее. Даже через ткань я чувствую остроту его ногтей, заставляющих меня зашипеть от боли. Я выдержу, повторяю про себя, выдержу, а потом помогу Гарри его уничтожить. Смотрю на Риддла с вызовом. Опять. Не могу ничего с собой поделать. — Грязнокровка, неужели ты думаешь, будто сможешь победить? Твои надежды напрасны и знаешь… — отпустив бедро, он хватает меня за шею, а заострённым ногтем большого пальца сначала сильно надавливает, а потом поглаживает щеку, — твоя самоуверенность приведёт к смерти, — я вздрагиваю, а его голос понижается до шёпота, — от моей руки, — и совсем тихо добавляет, — только от моей. Не успеваю ответить, поскольку он резко запрокидывает мою голову выше, сильнее сжимает шею, а в следующее мгновение я ощущаю вкус его губ на своих собственных. Холод. Такой же, как и его руки. Холод сухих губ, которые накрывают мои горячие. Глаза широко раскрываются, я не могу поверить в происходящее. От шока не успеваю плотно сжать губы и теперь чувствую мягкость чужого, раздвоенного языка, который настойчиво исследует каждый уголок моего рта. Одной рукой он всё ещё обвивает шею, а другой хватает за талию, плотно прижимаясь ко мне. Я чувствую его. Мерлин, помоги! Чувствую… Паникуя, начинаю отчаянно вырываться и стараюсь извернуться из его рук. Мотаю головой в разные стороны, разрывая поцелуй. На миг наши взгляды встречаются, и… я готова сама на себя наложить «Обливиэйт», только бы забыть этот голодный взгляд. Я не успеваю уйти от него в сторону. Он хватает руками мои запястья. Левая рука оказывается прижата вдоль тела, а правая прижимается на уровне моего лица. Риддл держит слишком сильно. Больно. Длинные, острые ногти впиваются в нежную кожу рук. Пытаюсь усмирить дыхание. От нервов моя грудь высоко поднимается с каждым вздохом. Дотрагивается до его тела. Жадно хватаю воздух ртом, то открывая, то закрывая его. Лорд смотрит на меня, а затем сильнее сжимает запястья и поднимает их на одном уровне с двух сторон от моей головы. Прижимает их к стене и, резко наклонившись, снова накрывает мои губы своими. Поцелуй слишком жестокий, Лорд прикусывает зубами мою нижнюю губу. Я пытаюсь отвернуться, но он углубляет поцелуй и, ухватив мой язык, начинает посасывать его, зажимая зубами середину. Потом проводит по нёбу. Ноги предательски подгибаются. Не могу это выносить. Конечно, я целовалась прежде, но меня никогда не целовали так. Требовательно. Жёстко. Грубо. Мне не хватает кислорода. Задыхаясь, открываю рот шире, чтобы вздохнуть, но чужие губы не позволяют. Из-за слюны я больше не ощущаю сухости. Теперь поцелуй становится влажным. Горячим. Неожиданно резко Риддл отстраняется, отпускает меня и смотрит на дверь. Шаги. С каждой секундой всё ближе. Дверь открывается, и я вижу Мальсибера. — Мой Лорд, — кланяясь, Мальсибер даже не поднимает головы на Хозяина, — всё подготовлено. Вас ждут. Никогда не думала, что буду радоваться приходу Пожирателя смерти. Риддл на меня не смотрит, а медленно поворачивается к Мальсиберу, загораживая меня от него спиной. И это правильно, не уверена, что готова к встрече с кем бы то ни было. В голове по-прежнему каша, губы горят, и я судорожно закрываю их ладонью. На запястьях кровоточат царапины. Меня больше ничего не волнует, кроме желания смыть с себя все следы. Слёзы текут по щекам, а прислушиваться к диалогу слуги с Хозяином нет сил. Не смотря на них, я разворачиваюсь, открываю дверь в ванную и вбегаю в неё. Меня никто не останавливает, значит можно уйти. Из ванной комнаты я слышу звук удаляющихся шагов. Сейчас самое важное — душ. Не холодный. Ледяной. Как и его губы… Проклятие!