Соло для флейты

Доктор Тревис посоветовал мне написать для Гарри письмо, в котором я бы выразил все, что чувствую по поводу произошедшего. Я долго пытался выведать у него, для чего это нужно, но слышал только "так будет лучше" - кому, зачем... Конечно, никакого письма я не напишу, но если бы к Гарри в руки попал этот постыдный опус, я бы хотел лишь, чтобы он попытался понять меня, чтобы допустил - цепочка случайностей однажды привела меня к тому, что я по собственному желанию покупал ему перчатки; теплые, с мехом. Продавец спросил меня, для кого, и я ответил, что они предназначаются в подарок сыну. Когда подошло время определения размера, он произнес что-то вроде "а какие у него руки, сэр?", мне хотелось сказать, что они всегда холодные, что странно, потому что кожа на них смуглая. Касаясь такой, ожидаешь встретить тепло и чувствуешь себя обманутым, когда этого не происходит. У него сильные руки, это только на вид они тонкие, этот вид обманчив, я знаю это как никто (мне хочется верить, что ни одна живая душа больше, что никому...). Мы сравнивали наши ладони, я точно помню - мои вены отдают синевой, а его оливой. Я мог бы говорить о его руках еще и еще, но просто сказал продавцу:

- У него размер "М".

Так вот, я очень хочу, чтобы Гарри когда-нибудь понял, что значит хранить в себе столько слов, которые так хотят прозвучать, но не позволять им этого. Мне хочется, чтобы он не держал на меня зла за то, что я с такой легкостью предаю нас бумаге.

* * *

Я отдал ему перчатки в новогоднюю ночь. Он надел их, почему-то разглядывал долго, молча. Мне показалось вдруг, что это дурацкий подарок, как только в голову мне пришло такое. Перчатки. Старый дурак.

- Северус, - он взял меня за руку, вцепился в меня ладонью, обернутой мягкой дубленой кожей, - я... Спасибо.

Он шмыгнул носом раз, а потом снова. Я сделал вид, что не понимаю его состояния, оставил ему возможность сохранить лицо, но он бесстрашно ее отбросил, заглянул мне прямо в глаза - капли слез стекали по его щекам.

- В чем дело?

- Для тебя это просто перчатки, Северус. А для меня это... я не знаю. Забота, которой мне никогда не доставалось вдоволь? Может, неправильно так говорить, мы спим вместе, ты мой учитель, но мне еще кажется, совсем немного, что мы с тобой семья. Не в извращенческом смысле, конечно. Ну, ты понимаешь...

- Понимаю.

И я правда понимал.

Это пугало и подстегивало одновременно. Он позволил мне снять с него перчатки, уложил их назад в дурацкий яркий пакет, поставил на самое видное место возле входной двери ("чтобы не забыть!"), а потом вернулся и забрался на диван возле меня, совсем близко, прижался, и я знал, что он хочет, чтобы я его обнял. Не с намерением продолжить объятие чем-то более страстным, а просто обнял. Я так и поступил.

- Не думай об этом. Между нами все правильно, - я убеждал его и пытался убедить себя.

- Я знаю, - он прижался губами к моей шее, - но мне немного страшно. Понимаешь, если я не вижу тебя долго, день, два, черт с ним, как только я говорю тебе "прощай", я начинаю тосковать. Мне больно вот здесь, - он коснулся солнечного сплетения, - не сильно, но ощутимо - ноет и ноет, пока снова тебя не увижу.

- А страшно почему?

- Вдруг у тебя ничего по мне не болит.

* * *

У меня болит по нему все: память, сердце, с трудом заживающая шея; у меня фантомные боли - ведь было же в руках, ведь держал же, близко, рядом, а теперь нет, как же так? Непонятно, как может болеть пустота, но выходит, что может.

* * *

- Гарри, - слова подбирались с трудом, - тебе нечего бояться. Тебе совершенно не нужно бояться, потому что я отлично понимаю, о чем ты говоришь.

- Понимаешь? - он недоверчиво смотрел на меня, а потом расплылся в улыбке. - Это получается, что мы влюблены. Северус, так выходит?

Он не дал мне ответить, поцеловал сам, медленно, сладко, так сладко, что я даже не заметил, как начали бить большие напольные часы, возвещая начало нового года.

* * *

Мы были влюблены недолго.

Такое бывает - другая цепочка случайностей приводит к тому, что влюбленным побыть и некогда, приходится подгонять чувство: чтобы понять, любовь это или так, глупость, остается мучительно мало времени, буквально один вдох. Я сделал этот вдох разорванным горлом, лежа на полу в коридоре колледжа; тишина стояла гробовая, и только мой хрип отражался от голых стен.

Я не любил его.

Я люблю его до сих пор.

* * *

Это случилось, пока я был в столовой. Кажется, раздумывал, хочу ли я суп или вполне обойдусь чашкой кофе. Когда я услышал выстрелы, то сначала озирался в поисках включенного телевизора, хотел попросить убавить звук. Когда из коридора раздались крики, я бросился к выходу - чтобы... до сих пор не знаю, на что я рассчитывал? Что он сразу же отзовется, когда я назову его имя? Что он окажется за первой же распахнутой дверью, за ближайшим поворотом, целый и невредимый? Я бежал по коридору, отправлял всех, кого находил, в свой класс. Я даже отдал кому-то ключи, я сказал, чтобы они не открывали, если голос будет им незнаком. Сказал, чтобы они сидели тихо и подальше от двери.

Гарри стоял у окна в коридоре. Я бросился к нему, схватил за руку, потащил прочь, в относительную безопасность, но он оттолкнул меня - грубо, отчаянно. Он упрямо отвернулся к окну.

- Ты с ума сошел? Идем, слышишь, идем со мной!

- Я не могу, Северус. Я хотел бы, но не могу.

Скрутить его было не так уж сложно. Он сопротивлялся, кричал, но его крик тонул в сотне других. Стрельба была слышна, но судя по всему, от нее нас отделяло еще достаточное расстояние. Достаточное для того, чтобы спастись - так мне казалось.

Кладовка была ближе всего и разумнее - в ней было окно. Второй этаж, но если изловчиться, то можно прыгнуть на козырек черного хода, а оттуда на землю. Я смотрел вниз, пытаясь просчитать варианты, а потом увидел, что дверь внизу открылась, из нее выбежали люди - и почти сразу упали. Я видел кровь. Я видел человека с оружием, который вышел на свет. Это была женщина. Высокая, статная, черноволосая, со скучающим выражением лица. Кладовка теперь казалась мне капканом.

- Нужно найти другое место, - я потянул его за собой.

- Отстань от меня, не нужно меня спасать, я не хочу, чтобы ты меня спасал! - Гарри сорвался на крик.

- Но почему?

Я знаю, глупо было стоять и вести разговоры посреди кровавой бойни, но я почувствовал, что мне не защитить его, не уберечь - он все равно сбежит, он найдет способ. Я понял это, будто на секунду вжился в его кожу.

Мне нужно было решить тогда, кто я, зачем я. Вся моя жизнь была размеренным течением, а потом появился Гарри, и подземные воды, спавшие до тех пор, вырвались наружу: я зажил жадно, наконец-то я зажил так, как всегда мечтал.

- Почему ты не можешь уйти? - я повторил вопрос.

- Потому что он пришел за мной.

- Кто пришел, Гарри?

- Риддл. Он... Я ходил к нему. Добиться встречи было очень сложно, но я смог. Он сразу узнал меня, хотя видел совсем младенцем. Я... я не знаю, Северус. Может такое быть, что мы связаны? Будто я не могу жить, я как будто всю жизнь живу взаймы, потому что он не убил меня тогда, хотя хотел - хотя должен был. Я не могу жить, Северус, и он пришел за мной. Потому что я знаю, что он тоже не может жить, пока жив я.

Мне нужно было перевести дух, осмыслить услышанное, может, прийти в себя, но времени на это совершенно не было.

- Но он же был в психушке, как он...

- Друзья, наверное. У него было много друзей раньше, он рассказывал мне. Они собирались, философствовали, строили планы по захвату мира. Кружок психов, Северус, вот кем они были. А потом он убил мою семью. А теперь убивает всех. Но он пришел за мной.

- Ты должен остаться со мной. Я знаю, что твою семью не вернуть, но ты же сам сказал, что мы с тобой тоже семья, помнишь? Мы найдем способ бежать, наверняка кто-то уже позвонил в полицию. Но ты должен остаться со мной.

Он посмотрел на меня - тоскливо, будто мои слова ничего для него не значили, будто бы он все давным-давно решил, а теперь просто коротал время до часа икс, беседуя со мной.

- Ты не слышишь меня, Северус. Я все равно пойду к нему, но мне хочется, чтобы ты понял - я должен пойти, у меня нет выхода. Я живу по ошибке. Значит, и мы с тобой - ошибка.

В коридоре все стихло.

Я слышал тяжелое дыхание Гарри, почувствовал, как он сжал мое запястье - у него дрожали руки.

- Нет, - только и сумел сказать я, - нет.

Не знаю, что значило это "нет" - нет, не ошибкой? Нет, не уходи? Нет, я все равно тебя не понял? Но я понял. Я... Доктор Тревис наверняка скажет, что это проблема из детства, что я не понял, а лишь хотел думать, что понял... Гарри стоял рядом со мной, и мне показалось, что он передумал - его плечи перестали вздрагивать, спина выпрямилась. Я чуть было не улыбнулся, но не успел - он распахнул дверь и побежал.

- Гарри! Гарри, выходи! - голос мужчины был глухим, сиплым, он отчетливо раздавался в тишине коридоров.

Гарри бежал на голос. Я побежал за Гарри.

* * *

Говорят, самые страшные моменты в жизни видишь, будто в замедленной съемке, но это неправда. По крайней мере, для меня.

Пара секунд, наверное - столько это длилось. Я видел, как Гарри стоит перед этим человеком. Как этот человек направляет ему в грудь ствол пистолета и перед тем, как нажать на курок, глубоко вдыхает и выдыхает. Я видел, как летит пуля, помню, как бросился на Гарри, чтобы оттолкнуть его, но поздно... наверное, было слишком поздно, потому что я помню горячую кровь на своих руках. Почти такую же горячую, как боль в шее - человек выстрелил второй раз. Помню, как человек упал, а под ним распустился кровавый цветок. Я видел кого-то за окном - черное дуло было направлено на меня, а прицел бликовал...

Я знал только, что люблю его.

* * *

Когда я лишь собирался писать эту историю, мне казалось, что она выйдет пространной, метафоричной, может, даже излишне, но теперь я нахожу ее сухим перечислением фактов. Гарри, я, чашки, поцелуи, каток, паб, секс, разговоры, смерть, смерть, смерть. Смерть - это закончилось смертью, и в этом нет ничего удивительного. Может, Гарри и искал того, кто убьет его, и так сильно сосредоточился на этом, что не заметил человека, который собирался жить вместе с ним. Может, для него не было никакой альтернативы - только то, что случилось, никак иначе.

Я не знаю, что с ним.

Я ждал его долго, ждал его, сколько мог, а потом доктор Тревис выписал меня, уверившись, что моя шея и мой разум в относительном порядке. Я возвращался домой полный решимости найти Гарри, узнать о нем все, я был готов к любому повороту, но, конечно, он как всегда удивил меня. Он сидел на моем крыльце.

Мы ничего не сказали, лишь скользнули в сумерки моего заброшенного дома, прижались друг к другу - я чувствовал, как бьется его сердце.

- Я знаю, тебе тяжело говорить, - он покрывал поцелуями мое лицо, - поэтому я скажу. Я не знаю, зачем ты тогда побежал за мной, но я благодарен. Если бы не ты, то вторая пуля точно убила бы меня.

Я отступил на шаг, расстегнул его рубашку и уставился на свежие шрамы.

- Это от операции. Извлекали пулю. Я пережил клиническую смерть. Как думаешь, это считается? Я смогу теперь жить?

- Мы, - только и смог сказать я, с трудом совладав с голосом, - мы сможем.

Конец