Fly

 Луи просыпается, когда комнату освещают яркие лучи солнца. Он лежит на кожаном диване, накрытый толстым пледом.

Томлинсон ожидал увидеть хотя бы записку от Гарри, как-никак они провели ночь вместе, но ничего не было: ни Гарри, ни его вещей, словно его здесь и никогда не было.

В дверь громко постучали и не дождавшись ответа, вошли.

– О, Луи... Привет, – это оказался Зейн. – С добрым утром. Скажи же хорошо, что сегодня суббота – выходной, никуда не надо идти, – Малик лучезарно улыбнулся, подходя к Луи, который приподнялся на локтях. – Фу-у-уф, тут был Стайлс? – Зейн немного даже наигранно помахал рукой у своего носа, как бы прогоняя запах другого альфы. – Это ты был с ним? Я его запах ни с кем не перепутаю.

– Он был здесь... он ушёл?

– Я не знаю, приятель, – брюнет садится на край дивана. – Сам только проснулся, вот хожу бужу гостей, а то родичи приедут, а тут такое: беты, омеги и альфы разбросаны по всему дому с похмельем... Ты провёл с ним всю ночь? – лицо Зейна стало серьёзным, он внимательно смотрит на Луи, и последний думает, что впервые видит альфу, который не уделяет его течке и запаху никакого внимания.

– Да.

– И вы, конечно же, переспали?

– Ну, да, – Луи не может сдержать улыбку, когда чувствует, что краснеет.

Эта ночь была странной и одновременно одной из самых лучших. Гарри думал сначала о Луи, а затем уже о том, чего желал он сам, он позаботился о мальчишке, свёл его с ума.

– Сочувствую, – Зейн грустно усмехнулся. – Ты не первый такой, с кем он проводит ночь. Была как-то раз даже девушка-омега, у неё была течка, и он не удержался от запаха. И они тоже переспали. А потом оказалось, что она беременна от него. Он разозлился, мол, не нужны ему сейчас дети и всё такое, заставил сделать её обрезку семени. Угрожал. Теперь у неё не будет детей... Опасны такие связи, мой новый друг. Мне вот сейчас тоже немного не просто: ты сильно пахнешь, но запах Гарри перекрывает всё, поэтому я не трону тебя. Будь осторожен, Луи.

Зейн похлопал Луи по ноге, что покоилась под пледом и вышел. А шатен теперь ни о чём не мог думать как о той бедной девушке. Как же ей пришлось трудно... Заставить сделать обрезку семени... Бррр. Это ужасно. Теперь она не сможет никогда родить. А что с Луи? Он просто уйдёт и забудет об этой ночи, потому что такие связи не должны повторяться. Такое не должно было произойти с ним.

Шатен встал, начал быстро одеваться, без лишних глаз он покинул дом Зейна и поспешил к матери и сёстрам, надеясь, что Лотти сейчас спокойно видит сны в своей кровати.

На пороге Луи встретила мать с яростным взглядом.

– Где. ты. был?!

– Н-на вечеринке, – запинаясь, пролепетал Луи. – Прости, мам, так вышло.

– Ещё один такой раз, и останешься на улице!.. Проходи.

Луи не встретил девочек, кажется, все спокойно спали, лучше бы он вчера остался дома, тогда ничего бы не случилось. Но теперь уже поздно думать о том, что могло бы быть, а чего не могло, нужно было разбираться с тем, что есть сейчас.

"А с чем мне разбираться? Пойду поем и, может, посплю. Вскоре я обо всём забуду, и жизнь вернется в свою колею."

Но всё было не так легко. Поев, он вернулся в свою комнату, сходил в душ, лёг на кровать, решив немного отдохнуть. Сон затянул омегу до самого вечера, и разбудила Луи резко подступившая тошнота, настолько сильная, что он едва успел добежать до туалета.

– Лу, малыш, что случилось? - Постучалась в дверь ванной мама. От её ярости не осталось и следа.

– Меня тошнит, мам. Я плохо поел, наверное. Скоро всё пройдёт, – отозвался Луи, всё ещё сидя над унитазом, чувствуя, что это ещё не конец.

***

Спустя десять дней.

– Ну, семья, встречаем отца! – послышалось с порога, и Луи недовольно поднялся с дивана в прихожей. Отец иногда навещал их, вообще-то очень редко, но близняшки радовались этому событию, ну и мама ещё, но Лотти, Физзи и Луи были совершенно недовольны такими визитами. Все прекрасно знали, что послужило для отца причиной ухода – его сын родился омегой, а не альфой. Физзи встретила отца очень грубо, хуже, чем обычно.

– Физзи, дорогая моя, почему мы так обижены? – отец попытался приласкать дочь, но та отступила на шаг назад, чувствуя отвращение.

– Фелисити. Я помню последний твой разговор с Луи. И Лотти помнит.

Разговор действительно был нелёгким, отец снова попрекал Луи в том, что он такой, словно младенцем он выбирал кем ему быть и по ошибке стал омегой.

– Ну стоит вам обижаться на меня... Я хочу видеть ваши улыбки.

Луи, чувствуя как силы снова покидают его, прижался к стене, глотая воздух. Живот сильно заболел, на языке чувствовался какой-то металлический привкус, всё горело, а перед глазами плыло. Он медленно осел на пуфик, тяжело дыша.

– Луи, что с тобой? – гнев Физзи, как рукой сняло, она живо метнулась к брату, придерживая его. Шатен тяжело сомкнул веки, держась за живот. – Мам, помоги, сделайте же что-нибудь, ему плохо! – девушка истошно кричала, но родственники, словно превратились в каменные статуи, то ли их напугало состояние Луи, то ли что-то ещё. – О, чёрт! – Физзи не могла больше ждать, выхватив у Лотти телефон, она сразу же стала набирать скорую помощь.

Отец и мать более менее ожили и помогли уложить Луи на диван, спрашивая, что не так, но он словно не мог говорить. Когда на улице послышались звуки сирены скорой помощи, Луи потерял сознание.

Лотти отвлекала близнецов, дабы не мешались под ногами. Врачи предложили родителям отвезти Луи в больницу, на обследование, мало ли что могло произойти с мальчиком. Джоанна как мать рвалась поехать с мальчиком, но отец, как самый старший и ответственный, попросил её остаться дома, с детьми, а сам поехал вместе с Луи, на что Физзи закатила серьёзный скандал.

– Мам, ты сама знаешь как он себя ведёт с ним! А вдруг он причинит ему боль?! Это как по-твоему будет, а? Нормально?!

– Физзи... они отец и сын, разберутся.

– Да он его забьёт где-нибудь! Мама, как ты не видишь, что они ненавидят друг друга в самом прямом смысле! Что ты вообще ему позволяешь, такого просто нельзя допускать. Ты вообще сама виновата, как себя подала, сразу позволила унижать Луи, а он-то причём?! Он виноват, что родился таким, да?.. Вы не люди, вы животные!

Джоанна больше не могла терпеть этих слов, дочь открыто говорила о том, что они не любят своих детей, что им плевать, полностью показывала то, что давно копилось в ней, мать ударила дочь по лицу, и та мгновенно замолкла.

– Не смей так говорить. Ты ничего ещё не понимаешь! Я – омега, ваш отец – альфа, я не могу ему перечить! Как ты смеешь оскорблять нас, пошла в свою комнату... Живо!

Физзи потёрла щёку, что горела огнём от неимоверной боли. Чего-чего, но такого она не ждала.

– Спасибо, мам, я получила то, что мне было и нужно...

Девушка не на шутку разозлилась, обиделась. Мать всегда была благосклонна к детям, помогала, утешала их в любую минуту... но, видимо, не сегодня, не в этот час. Физзи широкими шагами направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, к комнатам.

– Я знала, что так будет, – призналась девушка. – Вот он – разлад в семье, – она с силой толкнула стоящее у лестницы зеркало, его ножки покачнулись, и оно упало и раскололось, множество тысяч осколков заполонили пол, ковёр, упали на кресла. Джоанна невольно вздрогнула, а вот Физзи стояла ближе, звук битого зеркала пронзил барабанные перепонки, но она не дрогнула, её лицо было каменным: она была сильней, чем когда-либо казалось. Она могла быть и нежной сестрой и настоящей каменной леди.

Вечером позвонил отец, сказал, что они прямо сейчас приедут домой, вместе с Луи. Говорил он, так словно кто-то умер. Джоанна уже убрала всё стекло и начинала волноваться за сына, но старалась не подавать виду, позвала старших дочерей. Щека Физзи распухла до неузнаваемых размеров, но на предложение матери помочь, она окинула её до безумия злым взглядом, чаша глаз наполнилась отвращением, и девушка не позволила себя даже пальцем тронуть. Близнецы смотрели в своей комнате мультики, Лотти убедила их, что ничего важного и интересного здесь не произойдёт, но разве можно хранить тайны, когда в доме есть дети?

Фиби и Дейзи сидели на втором этаже, у самого края лестницы тихо, как мышки, вслушиваясь в каждый шорох. Старшие дочери не говорили с матерью, дом погрузился в это нервное, неловкое молчание.

Около семи вечера, дверь громко хлопнула, первым вошёл Томлинсон старший, девочки и Джоанна метнулись навстречу. Сама миссис Томлинсон обняла мужа, словно забыв о сыне, которой ковылял следом за отцом, к Луи подошли только сёстры.

– Что случилось? – шёпотом спросила Физзи, с ужасом смотря на покалеченное тело брата: губа разбита, руки и нос в крови, одежда в пыли.

– Лучше скажи, что с тобой? – еле выговаривая слова произнёс Луи, кивая на щеку сестры. Физзи только махнула рукой, осторожно касаясь брата, пытаясь увести его с глаз от родителей, в кухню, а что лучше, так вообще в комнату, но отец сразу же воскликнул:

– А теперь новости, дамы! – мрачно начал отец. – Физзи... ты ещё что-то с утра говорила о брате, да... Так вот, сейчас ему было за что получать! – от громкого голоса Луи то и дело вздрагивал, Лотти испуганно вернулась на диван, а Физзи загородила собой брата. Она была его лучиком солнца, который защищал от бед и невзгод. – Луи, – прогремел отец, резко разворачиваясь, отталкивая дочь, схватил сына за грудки и стал трясти, что было мочи. – Где? Когда? Когда ты успел, сопляк?!

– Пусти его, пусти сейчас же! – Физзи беспомощно колотила отца, пока все испуганно отшатнулись. Луи трясся в руках "родного" человека, как тряпичная кукла, без сил отвечать.

Джоанна принесла бывшему, но любимому мужу воды и лекарств от сердца, Луи сидел рядом с Физзи, в неуютном, жёстком кресле, в тесноте, но в безопасности. Сестра огненным взглядом, казалось, могла прожечь дыру в том, на что смотрит.

"Боевая, далеко пойдёт малышка.", – подумал мальчик, он едва заметно улыбнулся, хотя болевшая губа не позволяла это сделать.

– Что случилось, дорогой?

Физзи буквально чуть не взорвалась от того, как мать смеет называть его после такого так ласково. Луи положил окровавленную ладонь на колено сестры, умоляюще смотря на неё, как бы прося о том, чтобы она молчала. Лотти брезгливо поморщилась от того, как её младшая сестричка поглаживает руку Луи, хотя та вся в крови.

– Когда ты успел, скажи лучше, нам будет всем интересно послушать!

– ... Может две недели назад... – шатену давалась речь очень трудно. – Я был на вечеринке, там была и Лотти, я хотел присмотреть за ней... Но, у меня началась... течка, – сказал он как можно тише. Отец от этого поморщился, ибо ему неприятна та мысль, что его сын омега. – Один из альф нашёл меня по запаху, когда я почти смог спрятаться...

– Не продолжай! – прокричал отец, что хлипкая люстра на потолке чуть заметно пошатнулась.

– А ты побольше ори, вдруг окна полопаются, – съязвила Физзи.

– А почему бы не стены развалятся?! – повысила тон мать, ожидания повиновения, но дочь, подняв вверх подбородок, ответила.

– Ну да, так-то повеселей!

Джоанна уже встала, надеясь, что дочь отскочит в страхе, но та только встала в ответ, прикрывая Луи, словно ему сейчас грозила опасность.

– Сядь, милая, – нежно произнёс Томлинсон старший своей жене, Физзи тоже села, почувствовав касание Луи.

– И вы переспали, так?! – грубо спросил отец.

Луи тихо кивнул, не желая больше говорить.

– Он использовал тебя, как игрушку! А ты... идиот! Как ты мог!? У нас нет денег на обрезку семени! – Джоанна и Лотти ужаснулись – их сын и брат беременный, а вот Физзи с непередаваемым восторгом взглянула на Луи, он едва приподнял для неё уголки губ.

– И не нужно... Я не хочу терять этого ребёнка.

– Что?! Ты хоть понимаешь какой это позор для семьи?! Залетел от того, кого не знаешь, скорее всего, он просто вдалбливал тебя в пол или кресло. Понравилось быть подстилкой, Луи?! – отец в ярости вскочил, Физзи встала перед Луи, закрывая его тело собой.

– Я не был подстилкой... он был заботливым, аккуратным и нежным...

Отец побагровел от ярости и уже пошёл на сына, не сомневаясь, что средняя дочь в испуге отойдёт, но она, упираясь руками в кресло, практически легла на брата, обезумевшими от страха глазами смотрела на отца.

– Ты не тронешь его в моём присутствии, – её голос предательски дрогнул, тело прошила дрожь, но она не позволяла погубить брата, ему и так причинили достаточно боли. – Хватит. Лучше отпусти... тогда не придётся видеть и чувствовать позор.

– Тогда пусть убирается, – прошипела мать, грозно сдвинув брови.

– Как ты можешь?.. Он твой сын! – Томлинсон старший отступил, позволив дочери встать прямо. – Что изменилось? Что внутри него есть ещё одна жизнь? Вы хотите убить его ребёнка, но он останется на всю жизнь бесплодным! Где ваши мозги, родители?! Папа, за что ты его так ненавидишь? За то, что он не смог в младенчестве стать альфой?! Ну извините, какой родился, все претензии к производителям! – Физзи ткнула пальцем в мать и отца. – Дайте ему право на жизнь, хватит гнобить, он мой брат, я люблю его, но почему вы видеть в нём что-то отвратительное?

– Физзи, он прогибался под альфой, это нормально, по-твоему?!

– Фелисити! Да, чёрт возьми, нормально. Он сам сказал, что тот был заботливым, никто не причинял ему боли, разве что за исключением вас. Все ищут поддержки в семье, но что получается? У нас просто уже нет семьи!

Джоанна что-то прошептала на ухо Лотти, та, дрожа, кивнула и быстро поднялась по лестнице.

– Фелисити, иди в свою комнату, мы позже это обсудим, – произнесла мать.

– Пока я не буду уверена в том, что вы не причините Луи боли, я никуда не уйду.

– Иди... – тихо проговорил еле живой Луи. Как бы в знак убедительности, он кивнул, и девушка нехотя ушла.

Родители сели на диван, смотря на Луи и редко обмениваясь короткими фразами. Луи было всё равно: сделают с ним что-то или же нет, он не был уверен даже в том, что вообще хочет жить дальше. Его предали те, кто не должен, кто обязан верить в него до последней минуты. Ладно отец, но от матери он ждал понимания, хотя бы немного. Но та с отвращением смотрела на сына, которому когда-то сама давала имя.

Через неопределённое время спустилась Лотти с большими сумками – вещами Луи.

– Гхм, итак, надеюсь, ты понимаешь, что больше не будешь здесь жить, – спокойно заговорила мать. – Вот твои вещи. Отец сейчас же увезёт тебя в квартиру, которую мы собирались уже продавать, но... вот пригодилась. Будешь там жить, я не потерплю такого позора... Мой сын прогибался под другим парнем, так ещё умудрился и забеременеть от того, кого вообще не знает! Нет, это не мой сын, мой мальчик так бы никогда не сделал. Поэтому ты забудешь сюда дорогу, ты понял?!

(возможно, она делала это ради своей любви?)

Луи кивнул, по щеке скатилась слеза, которую кажется никто и не заметил. Отец подхватил когда-то своего сына за шиворот и выволок на улицу, затолкал на заднее сиденье в своей машине, сказав, что на переднем не повезёт, так как не потерпит такое убожество рядом с собой. Шатен прижался лбом к стеклу, оно немного охлаждало и успокаивало, солнце начинало медленно садиться, зажглись первые фонари... и зачем их зажигают так рано?

Машина остановилась где-то на окраине, возле старого, двухэтажного обветшалого дома. Перед деревянной дверью, ведущей в подъезд, сидели два пьяных мужчины, некоторых зубов у них не было, а те что остались были жёлтыми и в некоторых местах даже чёрными. Одежда у них была старая и пыльная, обувь промокла в весенних лужах. Они громко о чём-то говорили, пока Луи с отцом шли мимо них, стараясь пройти в подъезд как можно скорей.

Штукатурка на стенах в подъезде облезла, ступени были в ужасном состоянии, из каждого угла воняло какой-то примесью старых носков, гари, табака и чьими-то природными отходами*. Надрывно орали кошки, отец не знал, что ему заткнуть: уши или нос.

Луи старался всё стерпеть, привыкая, ибо ему теперь тут жить. Обидно, конечно, когда выгоняют из дома, но он был рад тому, что останется хотя бы не на улице, хотя, когда он только вошёл в квартиру на втором этаже, то "улица" и его новый дом были практически не отличимы. Изо всех углов дул сильный холодный ветер, деревянный пол жутко скрипел от каждого шага, в одной-единственной комнате и на кухне с потолка капала вода. Стёкла дрожали от каждого порыва ветра, а этот самый порыв ветра через секунду поникал через щели в дом. Из мебели был: пустой шкаф, готовый вот-вот сломаться, местами прогнившая кровать с одним только матрасом. В кухне стояли: холодильник, который кажется не работал, электрическая плита и стол с одним табуретом, который качался во все стороны.

– Это лучше, чем ничего. Мать и сёстры не могли бы жить с тобой. Лучше пусть все думают, что ты просто исчез, но не знают правды... Не обещаю, что буду навещать тебя,– отец вытащил из кошелька всего две купюры и протянул Луи, тот дрожащей рукой взял: это был не случай, когда стоило привередничать. На пару буханок хлеба может хватит, значит ближайший месяц он проживёт: сначала на хлебе, потом можно пить воду, но в итоге, смерть неминуема в таких условиях. – И да, забудь о сёстрах, обо мне и о матери. Считай, что вы уже не состоите в родстве. В твоей сумке с вещами и все твои документы, вскоре мать выпишет тебя из той квартиры, чтобы ты не пытался претендовать на неё. Ну вот и всё.

Отец вышел, даже не оглянувшись, Луи закрыл за ним дверь, внизу которой уже образовалась дырка.

– Отлично... – прошептал шатен и потащил свои вещи в сторону кровати.

Он смыл с себя всю кровь. Горячей воды не было, да и напор холодной оставлял желать лучшего. От ледяной воды из-под крана, он окончательно замёрз и быстро закутался в самую тёплую одежду, что только у него была. В старом шкафу он нашел плед, на дне второй его сумки аккуратно были сложены школьные принадлежности, среди которых он нашёл записку от Шарлотты:

"Прости, что так вышло. Я собрала твои вещи. Я не могу перечить им. Если ты придёшь в школу, то я и Физзи можем выяснить, где ты живёшь и приходить к тебе, давать деньги или еду."

Дрожа всем телом, отбивая какой-то неестественно быстрый ритм зубами, Луи накрылся пледом, поставив на телефоне будильник. В школе есть столовая, пока есть деньги на его счету там, то можно поесть, и к тому же, там тепло. Главное, по дороге в школу не рухнуть, и не желательно, чтобы там кто-то знал о том, что случилось, даже Найл.

Погрузиться в сон было очень непросто, холод и завывающий ветер давали о себе знать. Луи успел подумать обо всём, но одно он знал точно: Гарри никогда не должен будет узнать о ребёнке. Что если он заставит Луи сделать обрезку семени, как той девушке? А это совсем не нужно. Луи лучше родит этого малыша, будет растить его в таких условиях, найдёт работу, они смогут.

– М-милый мой, – обратился Луи к своему малышу, поглаживая живот. – Мы сможем... Я не брошу тебя... Я не предам тебя... Я обещаю, любимый... Всё ещё будет хорошо, – голос сбивался, трудно было верить в эти слова, потому что, что могло быть уже хорошо? Он один, с ребёнком внутри самого себя, брошенный родными людьми, в квартире, где каждое дуновение ветерка кажется ураганом. – Главное, дожить до лета... Т-там, я найду работу. А д-до зимы надо успеть что-то придумать. Я в-верю в нас, родной... Я т-так сильно люблю тебя, малыш.

Вскоре Луи заснул, рука всё ещё покоилась на собственном животе, где медленно развивалась маленькая жизнь. Если бы малыш внутри него мог ответить, он бы благодарил своего второго отца... или его можно считать даже первым, ведь он идёт на такие жертвы ради комочка внутри. Если бы малыш мог ответить, он бы сказал, что тоже любит его и тоже никогда не предаст.

***

Утром раздался будильник, ровно в шесть. Луи нехотя поднялся с нагретого места, по всей квартире свободно гулял ветер, на полу сидела мышка, заметив Луи, она сразу же быстро убежала.

– Извини. У меня д-даже для тебя ничего н-нет, – ветер проникал под тонкий плед, который Луи потащил вслед за собой. В кухне он нашёл старый чайник, налил воды из-под крана и поставил на электрическую плитку.

Это была не та плита, где есть и духовка, и всё остальное, это та самая маленькая плиточка с одной конфоркой. Он поставил чайник, включил плиту, ожидая пока всё согреется. Обнаружил один стакан в холодильнике, начисто помыл его, если такое возможно, конечно, здесь. Решив, что ему глубоко наплевать как он будет выглядеть в школе в таком виде: футболка, рубашка, ещё огромная кофта, тёплые домашние штаны, если в данном случае, они будут казаться тёплыми и махровые носки.

Луи собрал рюкзак, скидал туда учебники по памяти, едва помня какой сегодня день недели, и поплёлся в школу. Всё чем отличались его новый дом и улица, так тем, что в доме были ветхие стены и крыша, ну и на улице ветру нет преград вообще, так что здесь он чувствуется сильней. Луи трясло уже очень сильно, настолько сильно, что он едва двигался.

Пришёл он в школу с большим опозданием, так что первый урок он, можно сказать, прогулял, ладно хоть нигде не заплутал, дорогу узнал. Вторым уроком был английский язык, Луи постарался как можно более незаметно пройти в класс и сесть где-нибудь у батареи, благо место за последней парте было свободно. Впервые улыбнувшись, он быстро просеменил туда, с наслаждением касаясь горячего железа.

– Мистер Томлинсон, что с вами? Вы так сильно замёрзли? – спросила преподаватель английского, раскладывая на своём столе учебники и тетради.

– Д-да, простите.

– Тогда я могу вас закрыть в кабинете? Ничего не случится?

– Н-нет, я буду вам очень п-признателен.

Миссис Рошель ничего такого не подумав, вышла и закрыла дверь. Почему он так вежливо ответил ей? Он боялся грубить, не хотел, чтобы малыш внутри него слышал такого. Этот маленький зародыш, который даже не мог ещё двигаться уже вдохновлял Луи, заставлял его становиться лучше, потому что Томлинсон хотел дать своему малышу всё, что мог, потому что знал, что такое жить в разладе с родными. И ему совсем не хотелось, чтобы его малыш знал что это такое.

– Ну вот, всё б-будет хорошо. Мы будем х-ходить в школу, да?.. Он ласково поглаживал живот, не боясь разговаривать в полный голос. – Я люблю тебя, моё с-солнышко. Ты будешь т-таким же красивым, как т-твой второй папа... – в памяти всплыли зелёные глаза, бархатный голос зазвенел в ушах, и Луи буквально почувствовал, как Гарри заботливо касается его кожи, проводя подушечками пальцев. – Он у тебя х-хороший, но мы ему ничего н-не скажем. На всякий случай. Я х-хочу сберечь тебя, мой хороший...

Вскоре прозвенел звонок, шум в коридорах стих, вернулась миссис Рошель и впустила учеников в класс, бросив взгляд на Луи. Большую часть времени мальчик не привлекал к себе никакого внимания, никто и не смотрел в его сторону. За урок он более менее согрелся, незаметно поглаживая свой живот. Такая любовь была даже удивительной, он всем сердцем желал говорить с этим малышом, чувствовать его, смотреть на свой живот, когда он увеличится в размерах. Он сразу же подумал, что есть одежда для беременных, но откуда ему взять деньги, даже на врача не хватит, вспоминая есть ли у него просторные вещи, решил, что если пойдёт работать, то сможет накопить денег на нужные вещи для себя и ребёнка.

Этот день он провёл совсем один, лишь после уроков Лотти и Физзи встретили его на выходе из школы. Средняя сестра тут же кинулась обнимать такого родного и любимого брата, а для него словно солнышко взошло.

– Ты должен отвести нас туда, где ты живёшь. Мы поможем тебе, – проговорила Шарлотта. – У нас было мало уроков, так что мы успели забежать в супермаркет и купить еды, – девушка кивнула в сторону молодого человека, который держал огромный пакет еды.

– Спасибо, конечно, но...

– Так, стоп! – прервала брата Физзи. – Никаких "не стоило", я знаю, что ты скажешь на это, но мы будем тебе помогать, потому что мы не мама с папой... Ладно, нам нужно спешить, иначе нас могут заметить.

Она взяла Луи под руку, и они вместе зашагали прочь. Паренёк плелся за Лотти, Луи хотел было предложить свою помощь, но Физзи не позволила, так как "тебе нельзя носить тяжелое!".

Как только все четверо вошли в квартиру, девочки поёжились от холода, а парень уже, казалось, мечтал поскорей смыться. Благо, Лотти не мучила и отпустила его, так тот чуть ли не наутёк пустился прочь. Физзи вообще не брезговала обстановкой, она быстро налила воды, несмотря на то, что она ледяная, всё везде перемыла, стало хоть немного чище, затем они вместе с Лотти приготовили еды. Было уже около шести вечера, когда они освободились, Луи поспешно выдворил их, потому что мама может догадаться где были девочки и почему пришли уставшими. И тогда помощи вообще не будет.

***

Утром Луи снова поплёлся в школу. Время наступило страшное. Была весна, но на улице было всё ещё холодно, ночью к Луи забрался какой-то бомж и съел половину того, что приготовили девочки. Луи еле-еле выгнал его, нашёл какие-то старые доски и забил дыру в двери, чтобы кто попало не лез.

В этот раз Луи пришёл только к третьему уроку – на изобразительное искусство. Предмет он любил, но вот учитель был тем ещё человеком. Высокий, с сединой, мужчина то и дело любил насмехаться над теми, кто страдал явно не от радостной жизни. Любить этого человека было невозможным, но "элита" его уважала, считала одним из своих, а вот Луи пришлось несладко. Он как раз рисовал то, что задал этот тиран, стараясь делать всё красиво, чтобы показать своему малышу, что он может. (У Луи кажется уже началась паранойя, или он просто сходит с ума) Но учитель, увидев его работу, начал полностью критиковать каждую линию и штрих, девчонки начинали хихикать над Луи, затем учитель отметил неподобающий внешний вид, стал смеяться, усмехаться над ним, его семьёй, смеялись уже просто все в голос, а Луи сидел покрасневший от стыда. И в самую неподходящую минуту он почувствовал как к горлу подкатывает тошнота. Комок был настолько сильным, что Луи бесстыдно отодвинул учителя и выбежал в коридор под громкий смех одноклассников. Последние шаги он уже бежал с полным ртом, но старался дотерпеть до туалета. Не обращая внимания на то, что там мог кто и быть, он просто ввалился и всё. Он тяжело дышал, осел на колени, не в силах сдержать эмоций. Мало того, что родители выгнали из дома, так теперь ещё и издёвки в школе начались. И всему виной внешний вид и учитель, который не умеет держать язык в нужном месте.

По щекам потекли слёзы, кажется, что за это короткое время он прожил слишком много времени в той дыре, которую называет новым домом. Жизнь окончательно потеряла свою стабильность, всё шло так, как совсем не должно. Кажется, что из него вытягивают медленно душу...

– Луи? – раздался удивлённый голос над головой. Но Луи не смог ответить, его сбил очередной порыв тошноты. После того, как и это наконец закончилось, Луи поднял глаза на того, кто видел все слабости Томлинсона в одночасье. Рядом с ним стоял Найл.

"Ну хоть не кто-то чужой."

– Что с тобой, друг? Отравился чем что ли? – Луи только отрицательно покачал головой. Он так устал. Сил вообще не осталось, душу выворачивает наизнанку... да и желудок тоже. – А что случилось?

– На вечеринке... я и Гарри...

– Погоди, не говори мне!.. Гарри... Стайлс? – мальчик слабо кивнул. – О Боже, то есть вы переспали? – Найл удивлённо поднял брови. – И ты что же... беременный что ли?

– Да... мы были в больнице... врачи подтвердили... И я в полном дерьме с маленьким ребёнком.

– И ты не делал обрезание семени? – Найл сел рядом, на кафельный пол, голубые глазки омеги заворожённо смотрели на Луи, пытаясь увидеть что-то особенное, может нимб на голове, но Луи оставался всё таким же простым омегой только теперь ещё и беременным.

– Нет, конечно. Я никогда не убил бы ребёнка... – Луи упал головой на унитаз, пытаясь восстановить дыхание.

– А Гарри знает?

– Нет, он и не должен знать, понял?.. Мне Зейн рассказывал как тот оставил девушку беременной от него, даже заставил сделать обрезание семени. Я не хочу, чтобы он также говорил и мне... Он не узнает, правда же Найл?!

– ... Ладно, я не скажу. Но что ты будешь теперь делать?

Луи пожал плечами и заплакал. А что теперь делать? Он в выпускном классе, скоро начнутся экзамены, потом нужно будет куда-то поступать учиться дальше, а он в сентябре ещё беременный будет с большим пузом. Куда он пойдёт? А там родится малыш, наступит зима, и они просто умрут от голода и холода в той лачуге.

– Я не знаю, что мне делать. Родители выгнали, живу, чёрт знает где, умру там и всё, может, даже родить не успею.

– ... Ты его любишь?

– Кого? Гарри?

– Не-е-ет, его, малыша твоего.

– Конечно, очень сильно люблю.

– Значит вы будете жить. Оба. Я не позволю тебе умереть,– Найл достал из карман джинс кошелёк и вытащил всё, что там вообще было.

– Нет, я не возьму столько...

– Ты издеваешься?! Ты без денег, без еды, без дома, а говоришь, что не возьмёшь? Бери, живо! За тем и нужны друзья.

Луи слегка выдавил улыбку, когда карманы его набухли деньгами.

На выходе из школы, после уроков, Луи встретила "элита" его класса и ещё несколько человек из параллели. Луи сначала подумал, что они тут не его ждут и попытался отогнать дурные мысли, но парни преградили ему дорогу – они к нему.

– Томлинсон, мы кое-что услышали ненароком от твоего дружка Хорана... Это нам приоткрыло завесу тайны над тобой. Мы знаем, Луи, что ты подстилка, что ты был под Стайлсом, что ты ублажал его, а он вбивал тебя в диван, слушая твои стоны... – На глазах Луи начали собираться горячие слёзы. – Ещё мы узнали, что ночка не прошла без последствий... Ты теперь ждёшь малыша,– вся толпа довольно загоготала. – Самому не противно, а? Или скажешь, что это была лучшая ночь в твоей жизни, – русоволосый парень ехидно проговорил это, пародируя тех девушек, которые искренне верят в любовь. – Бедный малыш, что же тебе теперь делать... Мы знаем – надо выбить из тебя эту дурь!

– Нет... – Луи попятился назад, испуганно смотря на толпу. – Прошу, не надо...

– А что такое, малышка-омега?

– ... Я же не один... Вы погубите его, убьёте.

– Верно, мы это и планировали. Нет ребёнка – нет проблем, разве нет?

– Нет! – голос сорвался до визга. Мальчик схватился руками за живот, словно это могло спасти его ребёнка. Сейчас он не чувствовал себя одиноким, в эту минуту он действительно был не один.

Развернувшись, Луи резко пустился на бег. Нужно бежать, бежать, бежать, как можно скорей и подальше. Бежать в ту лачугу – не выход, они поймут, где он живёт сейчас и просто выбьют дверь, а там ему уже не скрыться. Нужно бежать, дальше, оторваться от них, чтобы они запутались.

Луи, наверное, так быстро ещё никогда в своей жизни не бегал... а они бежали за ним. Он так никогда не бегал, но и так страшно ещё никогда не было. Если они станут избивать его, то они могут убить малыша... А это единственный человечек, ради которого сейчас жил Томлинсон.

"Беги, беги, просто беги, даже не оглядывайся, вот куда смотришь, туда и беги... Сейчас это не ради тебя, это ради него !"