Глава 3
Утро выдалось солнечным и ясным, и хоть настроение все еще было не слишком хорошим, Гермиона не чувствовала себя совсем уж гадко. Проснулась она рано и сумела уйти до того как встали остальные девочки. Завтракала она почти в полном одиночестве, не считая нескольких равенкловцев и пары гриффиндорцев курсом младше. И весь завтрак ее занимал единственный вопрос: что дальше? Простить Малфою злые отвратительные слова и сделать вид, что их не было? Или вспомнить наконец о гордости и порвать с ним всякие отношения? Или спросить в лоб, почему он так ненавидит Уизли, но зачем-то изменил отношение к грязнокровкам?..
А еще она его ждала. Подсознательно, конечно, не до конца понимая, что именно ждет — и все же бросала взгляд на дверь всякий раз, когда кто-то появлялся на пороге. Зря. Малфой на завтрак не пришел. Запыхавшийся, тот влетел в класс перед самым звонком, и складывалось ощущение, что он уже успел устать. Она заставила себя смотреть в тетрадь, но сердце забилось быстрее, когда Малфой сел не как обычно сзади, а через парту от нее. Пустую парту.
Когда на середине лекции в плечо ткнулась быстро машущая крыльями записка в виде большого увесистого журавлика, она почти не удивилась.
"Я был груб", — пересекала одно крыло надпись. Удивившись, зачем нужно было писать снаружи, Гермиона развернула журавлика и ахнула. Внутри был медальон, но какой! Изящный колпачок из дутого стекла надежно укрывал от непогоды и неловких рук малюсенький, безумно красивый цветок. Явно радуясь, что снова оказался на свету, он встряхнул лепестками и полыхнул короткой радугой, едва слышно шелестя листьями.
МакГонагал, закончив писать на доске правила превращения воды в вино, повернулась к классу, чтобы ответить на возможные вопросы. Гермиона поспешно накрыла журавлика пергаментом. Улучив момент, когда декан отвлеклась на пояснения Невиллу, она накинула цепочку на шею, осторожно проведя пальцами по стеклу, написала на втором крыле журавлика: "Очень груб. Цветок изумителен", — и отправила записку Малфою.
Малфой через парту хмыкнул и ничего не ответил. До самого вечера Гермиона ходила, практически засунув руку под мантию, ежеминутно доставая кулон и любуясь цветком. Малфой это видел и постоянно ухмылялся, но не подходил. И только во время ставшей уже традиционной встречи в библиотеке бухнул перед ней небольшую красочную книжку.
— Вот, — сказал он, широко, но кривовато улыбаясь, — инструкция по уходу. Цветок редкий и непростой, но ты, думаю, справишься.
— Ночной эдельвейс, — прочитала Гермиона название. — Спасибо, — она помедлила, но не удержалась от вопроса: — А мадам Спраут не обозлится на меня за разорение теплицы?
Правда, она совершенно точно знала, что ночных эдельвейсов в теплицах отродясь не было.
— Издеваешься? — фыркнул Малфой, опускаясь на соседний стул. — Во-первых, Малфои не крадут. Мы либо покупаем, либо вынуждаем отдать. Но это так, к сведению, — он хмыкнул. — А во вторых, я хоть и придерживаюсь строгих правил, что женщинам надо дарить цветы, до такой банальщины, как обокраденные школьные теплицы, в жизни не снизойду.
— Приняла к сведению, — с улыбкой ответила Гермиона. Большие настенные часы пробили восемь раз. — Ну что, мистер небанальность, ты готов?
Снова ею овладело предвкушение. После вчерашних слов она почти забыла о предстоящем вечере, но сейчас все вернулось, причем с утроенной силой.
— Не слишком, учитывая, что все утро я провел в погоне за чем-то оригинальнее стандартных роз, — скривился Малфой. — Мне нужно в душ и переодеться. Но если хочешь, можешь пойти со мной. Не в душ, — он усмехнулся, заметив, как расширились ее глаза. — В спальню. Я ведь один сплю. Забини перебрался к Панси.
— Где же ваши манеры, мистер Малфой, — прошептала ему на ухо Гермиона. — Девушку и в спальню... Хотя, признаться честно, спальня куда лучше туалета.
О том, что это будет спальня Малфоя, Гермиона боялась думать. Как не хотелось размышлять и на тему того, почему Забини переехал. Вряд ли из амурных побуждений. Но ведь, захоти Малфой ее изнасиловать даже вопреки своим утверждениям, что он приверженец добровольности, что мешает ему сделать это в туалете?
— Тогда пошли, — Малфой поднялся и взял ее сумку. — Книжку не забудь.
В подземельях было удивительно мало народу. Гарри рассказывал, что Шляпа хотела отправить его в Слизерин, но поддалась на уговоры, и Гермиона всерьез подозревала, что подобной историей может похвастаться нынче минимум треть младшекурсников, потому что в Слизерин в этом году поступило всего трое. Паркинсон и Забини они не встретили, а тех немногих парней и девчонок, кто сидел в гостиной, Гермиона не знала. Малфой с независимым видом прошел мимо них, не удостоив никого взглядом, и Гермионе ничего не оставалось, как последовать за ним.
— Уютно у тебя тут, — оценила она обстановку. Если эта спальня и была одной из комнат студенческого общежития, сейчас об этом напоминали только серебристо-зеленые цвета, доминирующие в интерьере. По всей видимости, Малфой, чтобы убрать напоминания о его теперешнем положении, трансфигурировал пустующие кровати в кресла и пуфы, а свою, напротив, увеличил до размеров двуспальной. — А погоду за колдоокном ты сам выбираешь? Или она подстраивается под реальную?
Смотря сейчас на огромное, в пол стены окно с незадернутыми шторами, за которым догорал закат, она никак не могла поверить, что на самом деле над ними многофутовая толща Черного озера.
— Транслирует вразнобой записанные пару веков назад пейзажи, — Малфой кинул сумки в кресло и распахнул шкаф. Постоял, подумал, а потом развернулся к Гермионе. — Что, Грейнджер, давно играла в куклы? Прошу, — он кивнул на шкаф. — Можешь сама выбрать, в чем мне пред тобой предстать.
— Я положусь на твой вкус, — не двинувшись с места, ответила Гермиона. От одной только мысли, что она будет перебирать малфоевские трусы, без сомнения, чистые и выглаженные, пересохло горло. Слишком уж интимным это выглядело бы, и она была совсем не готова к этому.
— Нет уж, — покачал головой Малфой. — Мой вкус безупречен, теперь проверим твой. Давай, Грейнджер, выбирай. Не выберешь — выйду из душа голым, — пригрозил он и направился в ванную.
— Ах ты! — крикнула ему вслед Гермиона. — Ну давай!
Она с размаху уселась в кресло. Ну пускай, посмотрим, хватит ли смелости. Хотя именно у Малфоя-то и хватит. А она точно сгорит со стыда, не зная, куда деть взгляд.
— Будет тебе игра в куклы, — пробормотала она и решительно направилась к шкафу. Осторожно потянула за ручки, открывая тяжелые дверцы, и ахнула.
Малфоевский гардероб меньше всего напоминал шкаф в привычном смысле этого слова. Обустроенный с применением заклятий изменения и расширения пространства, он был размером с хорошую комнату. Многочисленные полки и вешалки располагались веером, на крутящейся вокруг своей оси основе. А ассортименту брюк, рубашек, свитеров и мантий позавидовала бы и мадам Малкин.
Проще всего было с носками — Гермиона просто выбрала нейтрально-черные. Трусы — вынула наугад, не разворачивая, показавшиеся простыми серые. Классические прямые брюки шоколадного цвета и к ним шелковую рубашку с воротником-стойкой приталенного силуэта на пару тонов светлее. Матовая мягкая ткань струилась между пальцами, и Гермиона пару минут не выпускала рубашку из рук. Выудив мягкие ботинки из кожи тонкой выделки, она осторожно постучала в дверь ванной.
— Малфой, я выбрала тебе костюм! — сказала четко и громко. — На пуф у двери положу и отвернусь, одевайся!
— Тут нет никакого пуфа, — отозвался Малфой, выключая воду. — Но заходи уже, не топчись.
На то, чтобы толкнуть дверь, понадобилось все мужество — так страшно ей не было даже на войне. Внутри ванная оказалась такой же, как и у них в башне — несколько раковин и ряд душевых кабинок с плотными, почти непрозрачными шторами из умного зачарованного материала. За самой дальней шторой угадывался силуэт.
Гермиона поспешно отвела глаза, боясь, что Малфой может увидеть, что она на него смотрит, и бросила одежду в сухую раковину.
— Вот! — Крикнула громко и выбежала наружу. Сердце колотилось как сумасшедшее, будто в кабинке был не Малфой, а дементор, и она с трудом избежала встречи с ним.
С одеванием Малфой возился долго. Гермиона успела не только успокоиться, но и прочитать пару страниц из книжки про ночной эдельвейс. Наконец дверь ванной хлопнула. Она вскинулась, закрыла лицо книжкой, иррационально ожидая, что Малфой, если ему не понравится выбранная ею одежда, вышел-таки голым, и медленно опустила ее.
— Тебе идет, — проговорила тихо, оглядев Малфоя с ног до головы. — Я раздумывала, не взять ли вместо рубашки водолазку без рукавов, белая такая, но это гораздо лучше.
— Я удивлен выбором цвета, — сказал Малфой, разглядывая рукава. — Меньше всего я ожидал коричневый. И конечно, не ожидал трусы с драконом, — он усмехнулся, когда Гермиона густо покраснела.
— Это я удивлена, что у тебя там дракон! — от двусмысленности фразы Гермиону бросило в жар. Она решила сменить тему, пока еще что-нибудь не ляпнула: — А цвет такой потому, что черный, белый, зеленый и серый уже сидят в печенках от школьной формы.
Теперь подколок на тему, что она пялится на него, от Малфоя не избежать. Но отвести взгляд было выше ее сил. Впервые она видела его без мантии. В брюках и рубашке, как ни странно, Малфой казался крупнее. Наверное, из-за свободно спадающей ткани фигура представлялась более худой. А сейчас было видно, что у Малфоя широкие плечи, по-мужски длинные руки и подтянутая, крепкая задница. Опять захотелось потрогать его, провести руками по спине и груди, ощутить под пальцами кожу — интересно, а она и впрямь мягкая, как кажется, если смотреть на малфоевские лицо и шею?
— Итак, судя по твоим квадратным глазам, встретиться с драконом ты явно не готова, — Малфой прошел мимо ее кресла к небольшой тумбочке у кровати и, порывшись в ней, достал какую-то бутылку. — Не то, чтобы я очень любил вино, но тем не менее.
Бокалы в тумбочке также нашлись, и принимая один, Гермиона про себя отметила, что бутылка была распечатанной. Неужели, она уже не первая, кого Малфой умело соблазняет, следуя классическим правилам ухаживания в своем собственном неповторимом оригинальном стиле?
А с другой стороны, Малфой не признавался ей в неземных чувствах и не клялся в том, что она единственная на свете. Сам же говорил, что опыта много, даже в дамском нижнем белье разбирается. Опять некстати вспомнился Рон, неуклюже пытающийся расстегнуть на ней лифчик, но так и не сладивший с двумя крючками.
— Эх, жаль шоколад в спальне остался, — посетовала она. — Хотя такой шоколад с вином есть нельзя. Он достоин солирующей партии. Спасибо за него.
Утром она съела еще пару кусочков за завтраком и с удивлением поняла, что у каждого квадратика плитки свой вкус. Один из них сегодня был с миндалем, а второй — со сливочной начинкой. Как это можно сотворить, не смешав вкусы, она не понимала, даже владея магией.
Малфой кивнул и улыбнулся — чуть самодовольно, но Гермиона решил, что на этот раз он вполне имел на это право.
— Знаешь, Грейнджер, а с тобой легко, — признался он вдруг. — Ты так многого не знаешь, что я чувствую себя Мерлином, открывая перед тобой мир.
— А давай я в Христа поиграю и открою тебе мир магглов? — беззлобно, скорее миролюбиво ответила Гермиона. — Ты родился и вырос среди магии, родовых обрядов и артефактов. У тебя в распоряжении были книги, истории, рассказы. А на меня все это обрушилось в один день. Да и к тому же очень быстро сузилось до защитных заклинаний и тактик конспирации, — она отпила маленький глоток вина. Сухое, не слишком ею любимое, но очень приятное на вкус. Оно не нуждалось в закусках. — Так что открывай мир, я только за.
— Что ж, в таком случае на следующую субботу ничего планируй, — довольно улыбнулся Малфой. — Пойдем в ресторан, где неплохо готовят экзотические блюда. Проверим твой желудок на прочность. Кстати, когда губы от перца горят, целоваться очень классно.
— Да ты, оказывается, не только умеешь целоваться, а прямо-таки эксперт в этом, — хохотнула Гермиона, — а говорил, не обучен. Послушать тебя, так ты перецеловал, по меньшей мере, дюжину и столько же уложил в постель, — она поставила стакан на столик и впилась взглядом в Малфоя: — А если без прикрас. Правду, как ты любишь. Скольких ты целовал и со многими ли из них спал? Если до этого доходило вообще.
— Целовался много в тринадцать-четырнадцать лет, — помедлив, ответил Малфой. — А в пятнадцать мы с Панси переспали, и после это я спал еще с тремя.
Гермиона, конечно, и не рассчитывала на то, что Малфой окажется девственником, но все равно сердце болезненно сжалось. А еще это ласково-тоскливое "Панси"...
— Ты ее любил? Паркинсон, — жестко спросила она.
Малфой мотнул головой и дернул плечами так, будто хотел ими пожать, но передумал.
— Точно не той любовью, которую ты имеешь в виду, — сказал наконец. — Конечно, не обернись все так, как обернулось, мы бы наверняка встречались дальше, но это не те отношения, которые в которых есть кофе в постель, свидания под луной и прочая романтическая требуха. Панси — она как я, и уж если кто-то и может вогнать меня в краску, так это она. Иногда это даже утомляло.
— Свой парень, — кивнула головой Гермиона. — Вот потому-то мы с Гарри и не перешли черту дружбы, — сказала чуть позже. Помолчала, раздумывая, и добавила: — И с Роном тоже не стоило.
Они помолчали. Потом Малфой вытащил палочку и разжег камин. Гермионе быстро стало жарко, и она, недолго думая, скинула плотную мантию.
— С Роном не стоило даже дружить, — сказал Малфой в конце концов. — Вам просто невероятно повезло, что он не попался Лорду. Будь уверена, он сдал бы вас уже через пару часов, спасая себя от пыток. Ты можешь сколько угодно говорить, что я труслив и завистлив, но поверь, он не лучше.
Как всегда, честность и прямолинейность Малфоя граничили с жестокостью. Гермиона содрогнулась, вспомнив взгляд, каким Рон смотрел на Бузинную палочку в руках Гарри. Ее даже накрыло облегчение от того, что теперь, после смерти Гарри, эта палочка потеряла силу.
— Давай сменим тему, — попросила она, надеясь, что Малфой поймет все правильно. — Кажется, в программе сегодняшнего вечера не одни только разочарования?
— Не знаю, не знаю, — Малфой хмыкнул. — На свой счет я не слишком обольщаюсь, так что вполне возможно, что только разочарования и есть. Но потом я тебя поцелую, и ты решишь, что не так уж я и плох.
— И это говорит человек, два дня назад утверждавший, что не умеет целоваться вообще! — весело фыркнула Гермиона.
Ее вряд ли может разочаровать его тело. А вот знак на руке — вполне. Она так и не решила для себя, сможет ли спокойно глянуть на метку Волдеморта. Сумеет ли не дать волю эмоциям, не позволит ли захватить себя ужасу. Судя по настроению Малфоя и его решительности, он Метки абсолютно не стеснялся, особенно если вспомнить количество одежды с короткими рукавами или вовсе без них у него в шкафу.
— В общем, я расцениваю этот разговор как намек, что ты хочешь посмотреть на дракона, — решил Малфой. — С чего начать, с рубашки или брюк? Учти, танцевать не буду.
— С рубашки! — выпалила Гермиона и опять вцепилась в позабытую было книгу об эдельвейсе. — Нет, с брюк, — тут же передумала, снова вспомнив о Метке. — Нет, — замотала головой. И надо же ей было схватить трусы именно с драконом. Хотя, как знать, может они у него все такие, на манер именной монограммы. — Я не знаю, — простонала, вжимаясь в спинку кресла. — Начни уже с чего-нибудь.
Пожалуй, самой раздеться перед Малфоем было проще. Тогда он почти приказывал, не оставлял выбора.
Малфой рассмеялся, блеснув улыбкой, и на миг стал почти красивым.
— Выпей, — посоветовал он, кивнув на бокал. — И успокойся. Я достаточно много трахался, чтобы сейчас не спешить. В отличие от твоего Уизли. Хотя, справедливости ради, все парни поначалу такие, я думаю.
Говоря, он закинул ногу на ногу и начал не торопясь расстегивать рубашку.
— Слова "трахаться" и "сейчас", употребленные в тобою одном предложении, спокойствию не способствуют, — Гермиона подавила в себе желание забраться в кресло с ногами и обхватить руками колени.
Она, не отрываясь, смотрела на Малфоя. Наверное, это было неприлично и невоспитанно, так пялиться, но отвести взгляд от длинных пальцев, неспешно проталкивающих пуговицы в петли, она не могла. Как не могла перестать замечать каждый дюйм оголяющейся кожи.
— Белый мне все же идет больше, — констатировал Малфой, расправившись с пуговицами, и позволил рубашке соскользнуть в плеч.
Гермиона выдержала ровно две секунды, а потом взгляд сам собой скользнул на худую, но все же не такую тощую, как представлялось, руку. От удивленного вздоха она не удержалась.
Метки не было.
Совсем. Гермиона представляла ее себе и иссиня-черной, выпуклой, и поблекшей, неясно-серой. И розовато-красным шрамом, и белесыми полосами-отметинами. А предплечье Малфоя было абсолютно чистым, с просвечивающимися сквозь тонкую кожу венами.
Немного придя в себя, она принялась основательно рассматривать Малфоя. У него оказалось удивительно пропорциональное, в меру развитое тело. Ни на груди, ни на руках не было волос. Соски были маленькими, плоскими, светло-коричневыми. Ей даже захотелось сжать их между пальцами, совсем как это делал сам Малфой с ее грудью.
— Пока не разочаровал, — голос прозвучал хрипло, и Гермиона сделала большой глоток вина, чтобы промочить горло.
Малфой довольно хмыкнул и встал.
— Метка была свежая, ни разу не обновлявшаяся, — сообщил буднично, потянув вниз зачарованные брюки без застежек. — И, к тому же, временная. Сошла за пару дней. Я тогда напился от радости.
— А мне шрамы пришлось два месяца сводить, — Гермиона неосознанно потерла руку. — Когда наконец закончила, тоже, думала, напьюсь, но...
Именно в тот день умер Гарри. Гермиона тогда отказалась сыграть с ним в шахматы, чтобы успеть к мадам Помфри в назначенное время. Ночью, устав от слез, она едва снова не выцарапала на только-только зажившей коже "грязнокровка". Рон удержал.
Тяжелая ткань соскользнула к ногам Малфоя. С минуту Гермиона смотрела только на валяющиеся на полу брюки, не решаясь поднять взгляд, потом глубоко вздохнула и решилась.
— Мать моя ведьма! — не удержалась от возгласа, увидев "дракона". Рисунок был удивительно реалистичен. Дракон был изображен сидящим на левом бедре, повернув голову назад. Хвостом он явно что-то обхватывал как раз на гульфике и выпускал огромную струю пламени до правого бока. — Это личный оберег, что ли? Типа без спроса не трогать?
— Вообще-то, это подарок Панси, — с явной неохотой просветил ее Малфой. — Я никогда их не надевал. Несколько странно, что ты выбрала именно эти.
— Первые под руку попались. С виду были серыми, — пожала плечами Гермиона.
Конечно, Малфой понял, что она не осмелилась развернуть их. Ну да и ладно. Оторвавшись от созерцания дракона и внушительной выпуклости, что он охранял, она скользнула взглядом по поджарому животу, стройным, длинным и ровным, так что любая девчонка позавидует, ногам. Они тоже были безволосы, но гладкая кожа и аккуратные коленки без выступающих сухожилий не делали его женоподобным. Упругие мускулы бедер и выпуклые икроножные мышцы не оставляли сомнений: Малфой много и упорно тренируется.
— Повернись, — попросила тихо. Может, хоть зад у Малфоя окажется дряблым, чтобы разрушить идеальный облик. Или на спине буйно разрослись мигрировавшие туда с ног и рук волосы? Или... ну хоть родимое пятно у него может быть?
Не было. Ни пятна, ни дряблости, ни других изъянов. Конечно, он был очень худым, но эта худоба ему шла. А еще Гермиона впервые задумалась о том, что чистокровность — это не просто слово. Малфой отличался от тех же Рона и Крама, как породистый скаковой жеребец от честных рабочих лошадок. Сейчас она действительно готова была признать, что у него были основания кичиться своим происхождением. Впрочем, как и внешностью, и умом. Меньшим трусом и сволочью он от этого, конечно, не становился, но все же для некоторых его поступков резон действительно был.
— Так, для справки: волосы у меня от природы не растут, — нарушил тишину Малфой, и стало вдруг понятно, что он тоже чувствует себя не слишком уютно. — И если ты насмотрелась, то, может, перейдем к следующему этапу?
— А какой следующий этап? — от предвкушения, смешанного с волнением и неловкостью, поджались пальцы на ногах.
Гермиона в который уже раз за сегодня опять прижала к груди книжку, словно та и впрямь могла сойти за щит.
Малфой закатил глаза и подошел к ее креслу.
— Это на тебя вино так действует или все-таки мои кости? — спросил насмешливо, наклоняясь и ставя руки на подлокотники. — По плану мы сейчас будем целоваться. А потом ты покажешь мне грудь.
— В кожаном бюстгальтере? — без особой надежды в голосе спросила Гермиона. — И надень, Мерлина ради, штаны! А то этот твой дракон во мне дырку прожжет!
Малфой на удивление легко послушался — натянул брюки, разгладил их на бедрах и сунул руки в карманы. Тонкая дорогая ткань натягивалась спереди в том месте, где под ней сидел дракон, но это уже почти не смущало.
— И долго ты будешь сидеть? — поинтересовался Малфой, качнувшись с пятки на носок, и поманил ее пальцем. — Иди сюда.
— Кис-кис еще сказал бы, — не удержалась Гермиона от шпильки, но послушно отложила книгу и поднялась на ноги. — Я знаю, это кошмарно неромантично, но новые туфли ужасно жмут, — сказала виновато, разуваясь, и с удовольствием выдохнула, почувствовав под пальцами мягкий ковер.
Надо было побрызгать в них растягивающим зельем, но утром ее голова была забита совсем другими мыслями.
— А чего ты хочешь от маггловской обуви? — презрительно скривился Малфой. — Еще не поняла, что надо покупать наше?
— Теперь поняла, — кивнула Гермиона и подошла к нему вплотную. — Ну что, где там твой коварный план? — спросила с улыбкой.
Спрятать раздражение удалось с трудом. Хотелось ответить, что не только маги умеют делать по-настоящему хорошие вещи, и эти туфли никак не удается разносить только потому, что Гермиона наспех купила их без примерки.
— Ничуточки не коварный, — покачал головой Малфой. — Абсолютно логичный и закономерный.
Он притянул ее к себе, обнимая за талию, но целовать не спешил, хотя, признаться, Гермиона ждала этого с нетерпением. Причина заминки выяснилась секундой позже.
— Пойдем на кровать? — предложение прозвучало неуверенно, будто Малфой сомневался, нужно ли вообще спрашивать. — Я просто боюсь, что если просто повалю тебя в какой-то момент, ты все-таки зарядишь мне по яйцам. А я ничего такого страшного в виду не имею, просто лежа-то удобнее.
Первым порывом было возмутиться, сказать, что ни на какую кровать с Малфоем она не пойдет, но боль в спине после нескольких часов, проведенных в библиотеке, делала его предложение весьма заманчивым.
— Если посмеешь навалиться сверху, вместо яиц будет отбивная, — предупредила Гермиона и сама пошла к огромной, едва ли не в полкомнаты, кровати.
Малфой недоверчиво усмехнулся и обогнал ее, залезая в самый центр.
— Если бы я хотел на тебя навалиться, то сделал бы это давно, причем ты бы мне позволила, — сказал он и похлопал по подушке рядом. — Давай, смелее. Даже если я снова обманываю, обещаю, тебе понравится.
— Рискну поверить тебе на слово, — Гермиона почувствовала, что щеки опять заливает румянцем.
Залезть в кровать в узкой юбке, да еще и переползти на середину, было не слишком удобно, но в конце концов она умостилась рядом с Малфоем. Села, натянув юбку на колени и чинно сложив на них руки.
— Как на экзамене, — фыркнул Малфой. Он приподнялся на локте, обнял одной рукой за шею и потянул себя, жадно целуя. Гермиона предсказуемо потеряла равновесие и была вынуждена встать на колени и упереться ладонями Малфою в грудь. Абсолютно голую, твердую мужскую грудь!
И эта грудь ходила ходуном под ее руками в такт дыхания Малфоя. И под пальцами мерно билось его сердце. И кожа была такая теплая, гладкая...
От неожиданности Гермиона попыталась отстраниться, но Малфой только усмехнулся, не разрывая поцелуя, и обнял ее второй рукой, крепко прижимая к себе. Ткань юбки натянулась, спеленывая ноги, колени заскользили по покрывалу, и Гермиона распласталась на Малфое.
Довольно хмыкнув прямо ей в губы, Малфой тут же обхватил ее руками, не давая отстраниться ни на миллиметр, и раздвинул ноги, позволяя улечься максимально удобно и максимально же близко. Под животом толчками вставал его член, а язык вовсю хозяйничал у нее во рту, и Гермиона вдруг поняла, что совершенно пьяная от выпитого вина и всех этих ощущений.
Вытащив зажатые меж их телами руки, она удобно положила их Малфою на плечи и закрыла глаза, расслабляясь и растворяясь в поцелуях. Малфой, почувствовав, что она больше не пытается вырваться, немного ослабил хватку и широкими движениями огладил ее спину.
Гермиона мгновенно напряглась. Вот сейчас он, как Рон, он грубо ухватит ее за задницу и похотливо толкнется пахом в живот. Но горячие ладони остановились на уровне талии, чуть задержались и вернулись вверх, зарываясь в волосы. Крепко стиснув его плечи, Гермиона всхлипнула от прокатившейся по телу истомы и ответила на поцелуй.
Дыхание сбилось почти мгновенно, губы распухли и стали очень гладкими, а желание погладить Малфоя стало нестерпимым. К сожалению, лежа сверху она почти ничего не могла сделать, а разорвать поцелуй было выше ее сил. В конце концов это сделал за нее Малфой, которому явно захотелось большего. Он заворочался, сместил ее на бок и попытался просунуть колено между ног.
— Ты специально надела такую узкую юбку? — прошептал недовольно и решительно потянул облегающую ткань вверх. Гермиона запротестовала было, но он не стал задирать ее совсем уж высоко — просто освободил ноги. — Так, уже лучше... — и резко поднялся, усаживая ее на себя верхом.
Гермионе так не показалось. Теперь она сидела верхом на бедрах Малфоя, и его возбужденный, прекрасно ощущаемый сквозь одежду, член, уперся ей между ног. От незнакомого ощущения Гермиона онемела, не зная, как реагировать. А Малфой, словно она ничего не весила, подтянулся вверх, сел, удобно опираясь на спинку кровати и прикоснулся к губами к ее шее.
— Охх, — выдохнула Гермиона, выгибаясь от прошившей все тело горячей волны. Почему Рон никогда не делал так? И почему сам Малфой только сейчас дошел до этого?
Самый очевидный ответ, который приходил на ум — что Малфою просто не слишком-то хотелось ее ласкать — был не слишком лестным, а второй — что он решил отвлечь ее внимание — не очень честным по отношению к Малфою. Тем более, что он не делал тайны из своих намерений и честно помедлил, взявшись за первую пуговицу ее кофточки. Целовать он при этом ее не перестал, и возразить у Гермионы не хватило духу. Это было странно, но она верила ему. И если уж совсем честно, то и перспектива того, что Малфой обманет, уже почти не пугала.
Но все же, когда блузка поползла с плеч, ей было немного страшно. Ведь Малфою ничего не стоит опрокинуть ее на спину, подмять под себя. Она уже готова была попросить остановиться, но Малфой вдруг разорвал поцелуй, глянул на нее мутными, пьяными совсем не от вина глазами, и Гермиона промолчала.
— Не знаю, правильно ли я угадала с этими твоими "на каждый день, торжественное"... — тихо сказала, когда Малфой отбросил ее блузку куда-то на край кровати и провел пальцем по лямке того темно-алого бюстгальтера, что он выбрал первым.
— Смотря что ты хотела изобразить сегодня, — хмыкнул Малфой. — Ты в моей постели — это торжественное или уже норма жизни?
— Торжественное, конечно! — фыркнула Гермиона и легонько шлепнула его ладонями по голым плечам. — Мировая премьера, так сказать!
Пожалуй, только сейчас она осознала в полной мере, что сидит с задранной юбкой и без блузки в комнате Малфоя. Мало того, она в кровати Малфоя в компании с ним самим, тоже весьма раздетым. И ужаснулась от того, что ей не хочется уйти прямо сейчас. Напротив, хочется трогать, мять, тискать худые плечи, твердую грудь, рельефный живот, хочется наблюдать, как смотрит на нее Малфой — со странной смесью желания, почти детского восторга и даже, кажется, нежности во всегда холодном и надменном взгляде. Чувствовать, как осторожно, невесомо он гладит ее по спине.
Нажатия пальцев на зачарованный шов бюстгальтера она почти ждала. Но все равно прижала руки к бокам, не давая чашечкам соскользнуть с груди, и обняла себя за талию. Была ли это стыдливость, или опять проснулся страх быть обманутой, Гермиона сказать не могла.
На этот раз Малфой не стал хмыкать или усмехаться. Вместо этого он наклонился и начал снова ее целовать — ухо, шею, ключицы, грудь... Его губы обжигали то холодом, то жаром, а кожа стала такой чувствительной, как никогда прежде. От первого же прикосновения к груди теплых пальцев соски напряглись, впились в ставшую вдруг твердой и грубой ткань, а сами груди налились и будто бы даже потяжелели. И очень удобно легли Малфою в ладони, когда он просунул их под свободно пропустившие его чашечки.
Бюстгальтер, еще минуту назад бывший таким же нужным, как щит в бою, стал отчаянно мешать. Гермиона, не особо задумываясь о том, что она делает, сдернула лямки с плеч и отшвырнула его к блузке. Малфой одобрительно что-то пробормотал и снова поцеловал ее, не отнимая ладоней от груди. Она ответила тут же, жадно, голодно, не жалея саднящих губ.
Тело стало гибким, невесомым, только пониже пупка скопилось напряжение. Оно пульсировало, тянуло, накатывало горячими волнами куда-то вниз, так хотелось поерзать, чтобы сесть удобнее, прижаться плотнее. Но она еще помнила, что сидит на малфоевском паху, и там, под тонкими брюками и трусами с драконом пульсирует его твердый член.
А потом произошло нечто такое, к чему она оказалась совсем не готова. Малфой вдруг разорвал поцелуй, поднял на ладони одну грудь и без всякого вступления обхватил губами сосок. Втянул в рот, коснулся языком и аккуратно сжал зубами.
— Что ты... — вскрикнула Гермиона, дернувшись от неожиданности. Сосок взорвался горячим острым удовольствием, прокатившимся по телу и осевшим в низу живота. — Оххх, — она всхлипнула, и, повинуясь порыву, обхватила голову Малфоя руками. Пальцы запутались в волосах, мягких после недавнего душа, и пришлось закусить губу, чтобы не застонать в голос, потому что соска опять коснулся горячий язык.
"Люблю, когда девчонка стонет", — промелькнуло в голове. Где бы Малфой этому ни научился, он, без всякого сомнения, отлично знал, как этого добиться. Но Гермиону это совсем не покоробило сейчас, потому что ничего подобного она никогда раньше не испытывала.
Он не был ни нежен, ни груб — мял, кусал и гладил именно так, как нужно, не причиняя боли, но и нисколько не осторожничая. Впрочем, какая боль? Острое, неведомое до этого удовольствие подчиняло себе все ее существо, и очень скоро Гермиона все-таки застонала. В ответ Малфой обнял ее за задницу, притянул к себе еще ближе, вжимаясь бедрами между ног, и вот тогда, впервые за все это время, твердый горячий член уперся туда, где, как выяснилось, было ему самое место. Где-то глубоко внутри заныло, запульсировало от этого прикосновения, налилось кровью, и вдруг очень захотелось потереться о такую правильно твердую плоть. В этот момент Малфой оставил в покое уже истерзанную его губами грудь и взялся за вторую. Гермиона застонала снова и беспомощно обхватила его за плечи.
Скоро она уже металась в его руках, стонала, бесстыдно ерзала бедрами. Ее словно окунули в огонь, но, как саламандра, она жила в этом пламени. Пожалуй, еще никогда она не чувствовала себя настолько живой, как сейчас.
— Сильнее, — попросила она, сама испугавшись звонких, почти истеричных ноток в голосе и не понимая толком, чего именно просит: чтобы Малфой плотнее сжал зубы или приподнял бедра, усиливая контакт.
Как бы то ни был, Малфой понял правильно. Он сделал и то, и то: мягко прикусил сосок и вмял пальцы в ягодицы, приподнимая так, чтобы проехаться членом по повлажневшим трусикам.
— И на сегодня, пожалуй, все, — сказал хрипло к полной ее неожиданности. — Потому что яйца сейчас взорвутся, а помочь мне этого не допустить ты, скорее всего, откажешься.
Словно только сейчас ощутив, насколько он возбужден, Гермиона как в тумане сползла с него.
— Прости, но пока нет, — сказала, как ей казалось, спокойно и огляделась в поисках одежды. Малфой подал ей бюстгальтер и блузку. Она на ватных, непослушных ногах встала с кровати и быстро оделась.
Надо бы попросить зеркало, или в ванную сходить, чтобы малость привести себя в порядок, но Гермиона понимала, что ни припухшие губы, ни раскрасневшиеся щеки так просто не убрать. Она завернулась в мантию, убрала в сумку книжку и накинула на плечо ее ремень.
— Я пойду, — что сказать, она не знала. Да и нужны ли Малфою, сейчас озабоченному только своими яйцами, какие-то слова. Ведь и без них все понятно.
— Подожди, — Малфой достал из шкафа мантию и накинул ее прямо на голые плечи. — Провожу.
Он застегнул мантию, и оказалось, что под ней совершенно не видно ни отсутствия рубашки, ни его возбуждения.
— Кстати, если хочешь остаться — только скажи, — добавил лукаво, шагнув к ней.
— Пожалуй, будет лучше мне все же уйти, — покачала головой Гермиона. — По крайней мере, сегодня.
Малфой ничего не сказал. Он обулся и снял с двери запирающие чары.
Она очень боялась, что кто-нибудь увидит ее и Малфоя, выходящих из его спальни. Но в гостиной было пусто. Как и в коридорах. Наверное, отбой был уже давным-давно, просто она, увлеченная трусами с драконом и поцелуями, совсем забыла о времени.
За столько лет она прекрасно изучила замок, чтобы не соваться сейчас на центральную лестницу. Несколько пролетов боковых лестниц, пара длинных заброшенных коридоров и Гермиона остановилась.
— Эта лестница прямиком выведет меня к гриффиндоской гостиной, — сказала тихо. — Спасибо за эдельвейс.
— На твоей груди он смотрится шикарно, — улыбнулся Малфой. — И предупреждаю заранее: в следующий раз останешься без юбки.
— Отлично, надену под нее те отличные теплые панталоны, что на позапрошлое Рождество мне подарила Молли, — с серьезным видом изрекла Гермиона. — Шучу. Ради такого даже могу надеть именно тот комплект, какой ты скажешь.
Правда, с Малфоя станется выбрать один из тех, где были трусики-стринги. Хотя и за тонким кружевом не особо много спрячешь.
— Хорошая девочка, — похвалил Малфой. — Что ж, мне будет, о чем поразмыслить ночью. И тебе, я думаю, тоже, — он многозначительно ухмыльнулся — самодовольно, конечно, но Гермиона склонна была это ему простить.
— Благотворных размышлений, — хмыкнула она и поспешила к лестнице.
В этот раз не повезло. В гостиной, несмотря на поздний час, было полно народу.
— Гляньте-ка, явилась, — хохотнула Браун, сидевшая у Рона на коленях.
Гермиона сделала вид, что не слышала и не видела ее, хотя сердце замерло. Быстро же Рон нашел ей замену. Но, сказать по правде, теперешняя реакция ни в какое сравнение не шла с тем, что она испытала два года назад. Тогда ей казалось, что у нее вырвали сердце и топчут его ногами, а сейчас — просто досада.
— Что-то случилось? — Джинни неслышно вошла за ней в спальню. — На тебе лица нет.
— Нет, — покачала головой Гермиона. — Прости, мне надо в душ. Хочу лечь пораньше.
Джинни, кажется, поняла ее отговорки по-своему. Она вдруг обняла ее за плечи и развернула лицом к себе.
— Да плевать на Рона! — сказала с жаром. — Пусть живет с кем хочет! Забудь!
— Не волнуйся, — Гермиона вдруг сообразила, что насквозь пропахла туалетной водой Малфоя. Ненавязчивой, легкой, но все-таки совершенно мужской. Что, если Джинни его учует? — Все нормально. Правда. Прости, я слишком устала... в библиотеке.
— Хорошо, я пойду, — Джинни улыбнулась. — Меня Дин ждет, — сказала, будто извиняясь.
Гермиона кивнула. Пусть она примирилась с Дином в жизни Джинни, но избавиться от тягостных воспоминаний пока не могла. Джинни на мгновение сжала пальцами ее плечи и быстро вышла из спальни. Схватив пижаму, Гермиона направилась в душ.
После горячих малфоевских ладоней и губ вода была слишком холодной и какой-то грубой. Кожа все еще была слишком чувствительна, даже прикосновения намыленной мочалки были похожи на соприкосновения с теркой. Наскоро ополоснувшись, она высушила волосы и кожу Термусом, оделась в длинную, на мужской манер, фланелевую пижаму и забралась в кровать.
"Будет, о чем поразмыслить"... Малфой вкладывал в эти слова явно определенный смысл. У Гермионы даже пересохло во рту, когда она представила, как он сейчас лежит на своей кровати. Трусы с драконом отброшены на кресло, длинные ноги чуть раздвинуты, тонкие губы закушены, глаза прикрыты... Ее же мысли были далеки от плотских эмоций, хотя их сегодня было немало. Гермиона вертелась с боку на бок, никак не находя удобного положения. Ей то было жарко, то кожа покрывалась мурашками. Перед глазами мелькали события последних дней. Малфой, лапающий ее за грудь, вступившийся за нее в перепалке с Роном, глядящий на нее глазами обиженного ребенка в магазине белья, протягивающий ей шоколад, всклокоченный, запыхавшийся, едва не опоздавший на урок, целующий ее грудь, аккуратно придерживающий ей дверь...
Почему он изменил свое отношение к ней? Нет, в девятнадцать Гермиона уже не питала иллюзий на тему человеческих чувств и не верила, что Малфой внезапно пал жертвой проказника-амура. Скука? Или сексуальный голод? Или безвыходность? Скуку можно развеять издевками, оскорблениями. В Лютном есть бордель, и субботу вместо того, чтобы водить ее по магазинам, он вполне мог провести пару часов с какой-нибудь грудастой раскрепощенной красоткой. Остается безысходность... от Малфоя отвернулись все, с кем он привык общаться, и пришлось обратить внимание на такую же отщепенку-Грейнджер. Но и в таком случае зачем все это? Белье, шоколад, эдельвейс, трусы с драконом... Разогнать тоску можно и в туалете Миртл, незачем тащить случайную подружку в спальню через гостиную на глазах у сокурсников. Да и зачем бы он пошел ее провожать, когда его буквально трясло от возбуждения?
Соседки уже давно улеглись, в спальне воцарилась тишина, а Гермиона так и не нашла ответы на мучавшие вопросы. В конце концов, какими бы ни были мотивы Малфоя, всему этому суждено прекратиться в день, когда они выпустятся из Хогвартса, и, наверное, глупо не спать ночами, выясняя мотивацию. Тем более, что Малфой и в этом был с ней предельно честен, и она сама приняла условия этой игры.
— Игра так игра, — прошептала она и осторожно погладила медальон. По лепесткам цветка пробежалась радуга, гораздо более яркая, чем при дневном свете, и Гермиона, улыбнулась. На душе стало легче. Она укрылась одеялом, уютно свернулась калачиком и буквально минутой спустя крепко уснула.
* * *
Утром она впервые за долгое время проснулась в хорошем настроении. Эдельвейс радостно приветствовал ее нежным шелестом и обрадовано захлопал листьями, когда она сняла его с шеи и поставила в блюдечко с водой, как было написано в инструкции.
На завтраке Малфой сел напротив нее, и ей было приятно демонстративно достать из сумки его шоколад и съесть с чаем большой кусок. Малфой украдкой следил за ней взглядом, изредка улыбался краешком губ, но больше никак не выдал своей заинтересованности. Но уже одно его присутствие приятно грело изнутри.
Она уже почти сочла утро самым прекрасным с Того-самого-дня, когда появился Рон. Не один — в обнимку с Лавандой, едва ли не висящей на нем, тесно-тесно прижимаясь огромной грудью.
— Надеюсь, тут еще осталось, что поесть, — протянул Рон, оглядывая стол.
Браун, словно по приказу, рванулась вперед. Она отбросила в сторону сумку кого-то из первокурсников, освобождая место. По полу покатилась чернильница, но она даже не извинилась, слишком занятая тем, чтобы наложить в тарелку как можно больше копченой рыбы, бекона. Несколько порций яичницы, пара йоркширских пудингов, тосты, блинчики...
— Достаточно, — благодушно сказал Рон, усаживаясь за стол. — И кофе мне налей, а то в глаза хоть Агуаменти лей.
— Бон-Бон, тебе нужно кушать, — Браун уселась рядом и беззастенчиво стащила с его тарелки тост. — После таких затрат энергии требуется подкрепиться!
Гермиона убрала в сумку шоколад и допила чай. Не нужно быть прорицателем, чтобы понять, где это так устал и так недоспал Рон. Едва удержавшись, чтобы брезгливо не передернуться, она встала из-за стола. Нечего этим двоим портить ее утро.
Рон одобрительно кивнул Браун, милостиво похлопал по лавке рядом с собой и вдруг посмотрел прямо на Гермиону. От неожиданности та не успела отвернуться, и Уизли широко, похабно и насмешливо улыбнулся. Он ничего не сказал, но этой его улыбочки хватило, чтобы почувствовать себя оплеванной. Поспешно отворачиваясь, Гермиона наткнулась на другой внимательный взгляд.
Малфой смотрел колко, холодно и презрительно, и Гермионе на секунду показалось, что она вернулась в прошлое, снова стала ненавистной грязнокровкой. И лишь пару мгновений спустя поняла, что к ней этот взгляд не имеет никакого отношения.
Едва сумев скрыть улыбку, она поспешила уйти из Большого зала, не желая больше видеть Рона и Браун. Вправду, как она могла думать, что им суждено быть вместе.
— Курица слепая! — рассерженно прошептала она, садясь за парту и доставая из сумки учебник "Высшие заклинания и чары". Нужно сосредоточиться на предмете, иначе Флитвик не посмотрит на то, сколькими взрывными заклятьями она владеет и задаст эссе футов на пять.
Тема урока была давно не новая, и потому неинтересная. Гермиона всерьез подозревала, что могла бы заменить сегодня Флитвика и не хуже, чем он, рассказать о Маскировочных Чарах. Рон тоже, похоже, считал себя экспертом, а потому демонстративно зевал и шушукался с Симусом Финнеганом. Флитвик смотрел на это сквозь пальцы, явно считая, что Герой войны имеет на это право, но в конце концов все же не выдержал.
— Мистер Уизли, может быть, вы поможете мне и продемонстрируете какое-нибудь из тех заклинаний, которые вы использовали в свое время? — предложил он. — Прошу вас, расскажите нам, что оказалось самым удобным на практике?
— Ну... — Рон нехотя встал, подтягивая брюки. Гермиона едва не закрыла лицо руками от стыда за него. Мятые, заношенные до лоснящихся пятен на заднице, стрелок не было и в помине брюки, на мантии какие-то пятна, галстук завязан криво... он так отличался от Малфоя, всегда выглядевшего безупречно. — Ну это, — Уизли почесал в затылке. — Мантия-невидимка — самое то, а еще Гермиона всегда что-то там бормотала у палатки... Сальвио маглетум вроде...
И обернулся к Гермионе, всем своим видом требуя, чтобы она подняла руку и ответила вместо него. Ей же оставалось только испытать еще одно разочарование. Ведь Сальвио гексиа и Репелло маглетум их учил Гарри на пятом курсе, а до него Люпин, а потом еще и Снейп на шестом. Бывший декан Слизерина показывал еще с десяток дезиллюминационных, маскирующих чар, неужели трудно было запомнить хоть одно?
— И ведь все уверены, что это нечто, у которого мозги спермой залиты, выиграло войну, — негромко, но очень отчетливо раздалось с последней парты, и Гермионе не нужно было оборачиваться, чтобы знать, кто говорил.
— А тебе кто слово давал, Пожиратель? — зло прорычал Рон. — Сам-то только и умеешь, что, как крыса, прятаться! А слабо в честном бою?
Как в замедленной съемке Гермиона увидела перекошенное, красное от ярости лицо Рона, его палочку, направленную на Малфоя. Она знала, что за заклинание сейчас прозвучит, и не успевала, никак не успевала наколдовать Протего.
— Мистер Уизли! — вмешался испуганный Флитвик. — Ну что же вы, право слово! А вы, мистер Малфой, видимо, до сих пор не поняли, когда стоит промолчать. Что ж, вряд ли отработки помогут вам в этом, но мы все же попытаемся. До конца недели, мистер Малфой, сразу после уроков.
Гермиона хотела вскочить, крикнуть на весь класс, что если кто и заслужит отработки, так это Рон, а то еще и предупреждения от Визенгамота о недопустимости магических дуэлей, но, как прикованная, сидела на месте. По сути, Флитвик прав. Ведь это Малфой первым начал. А что до того, что в своей обычной манере сказал правду на грани с издевкой, это никому не интересно.
Рон довольно ухмыльнулся, обвел класс пренебрежительно-снисходительным взглядом и сел на место, посчитав, что Флитвик больше не будет приставать к нему с глупыми вопросами.
— Видал, как этого Пожирателя приложили, — услышала Гермиона, как он шепнул Финнигану.
Малфой сидел, в напряженной, застывшей позе. Щеки были бледными, а глаза буквально полыхали от ярости. Гермиона отвела взгляд.
Когда прозвенел звонок, Малфой первым поднялся и быстро вышел за дверь, не обращая внимания на шепотки за спиной. Разумеется, все гриффиндорцы злорадствовали и смеялись над ним, и Гермионе хотелось зажать уши, чтобы только не слышать этого. Малфой ведь знал, что так будет. Знал, но все равно не смолчал. И Гермиона боялась даже подумать, почему, снова и снова вспоминая инцидент за завтраком.
Быстро побросав в сумку вещи, Гермиона заспешила к выходу.
— Гермиона, ты выполнила задание по астрономии? — Джинни ухватила ее за рукав мантии и виновато улыбнулась. — Просто мы вчера совсем забыли о времени...
— Да-да, — Гермиона вынула из сумки пергамент со звездной картой.
В другой раз она бы не удержалась от наставлений на тему того, что на экзаменах не спишешь, но сейчас было не до этого. Куда он мог пойти? Она шла по коридору, судорожно соображая. К себе? Вряд ли, иначе опоздает на травологию, а мадам Спраут не склонна делать поблажки никому, даже Гермионе пришлось пару вечеров посвятить перекапыванию грядок за недостаточно уверенные действия по пересадке стыдливых орхидей...
— Точно, дубы! — тихонько воскликнула она, ускоряя шаг. Самое удобное место, чтобы уединиться, да и от теплиц совсем недалеко.
Отчаянно надеясь, что интуиция ее не подвела, Гермиона накинула на плечи уличную мантию, навела водоотталкиваюшие чары, потому что с утра зарядил дождь, и выскочила из замка.
Малфой сидел на корточках, спиной облокотившись на шершавый ствол.
Он смерил ее взглядом, но ничего не сказал. Гермиона почувствовала было себя лишней, но вовремя догадалась, что если бы это было так, Малфой бы не смолчал.
Она присела рядом с ним на корточки.
— Иногда мне кажется, что, окажись Рон по другую сторону, он был бы фанатиком пострашнее Лестрейндж, — сказала тихо, невольно вспоминая, что именно благодаря ему с первых дней учебы возникла вражда Гарри и Малфоя.
— Лучше бы сдох он, а не Поттер, — жестко сказал Малфой, не глядя на нее.
— Не мы решаем, когда и кому предстать пред высшим судом, — почти равнодушно отозвалась Гермиона. — Только вот Гарри никогда бы не стал кичиться заслугами.
— Поттер решил, — напомнил Малфой. — Но вполне возможно, и за это тоже отчасти надо сказать спасибо этому рыжему идиоту.
— Как знать, — у Гермионы заныла спина, и она охнула, попытавшись поменять позу. — Но Рон не сможет всю жизнь протянуть только на военной славе. Когда-то придется начать опираться только на знания.
— Плохо же ты знаешь жизнь, — покачал головой Малфой. — Но все же и правда куда вероятнее, что он сам себе в итоге выроет яму. Как, впрочем, и я себе, — усмехнулся он горько.
— Возможно, — Гермиона вздохнула, подняла с земли большой дубовый лист, трансфигурировала его в небольшой матрас и присела рядом с Малфоем. — Полкласса сегодня поняли, что Рон непроходимый тупица, но только ты озвучил это вслух. Да еще и таким образом. Кстати, на это нужна смелость, — невесело усмехнулась она, подумав о том, что трус по натуре Малфой сегодня оказался смелее и Невилла, и Финнигана, и даже ее самой.
— Вот чего-чего, а языком чесать я никогда не боялся, — хмыкнул Малфой. — Даже Лорда забалтывал. Сделать что-то — вот с этим уже хуже. Я ненавижу боль, — признался он вдруг. — Избегаю как могу. Причинить могу, да, особенно со злости, но как только представлю ее — сразу руки трясутся. Я едва сознание не терял, когда при мне кого-то пытали. Приходилось улыбаться, чтобы неясно было, что я чувствую. А когда самому пришлось... — Малфоя передернуло, и Гермиона заметила, что у него и правда едва заметно задрожали руки. — Я бы хотел, как Поттер, — сказал он вдруг очень спокойно. — Тогда особенно хотел. Но смелости не хватило.
— Сам говорил, что это трусость, — Гермионе безумно захотелось накрыть его руки своими, унять эту дрожь. — Гарри... — она сглотнула, — Гарри видел это. Как ты... Он тогда почти постоянно был связан сознаниями с Волдемортом. А по мне, так снова вернуться сюда — вот это смелость, — коснулась его руки пальцами. — Была война и каждый на ней в первую очередь пытался выжить. Не победить, а в первую очередь выжить.
Малфой не ответил — лишь накрыл ее пальцы ладонью, но это сказало ей даже больше слов.
— Не скучай без меня, Грейнджер, — сказал он после долгого молчания. — Теперь увидимся только в субботу.
— Буду скучать, — улыбнулась Гермиона и нехотя поднялась. До начала урока у Спраут осталось совсем немного времени. — Кто еще будет делать комплименты моим сиськам и хвалиться трусами с драконом.
— Что ж, я тоже буду скучать, — Малфой прищурился, глядя на нее снизу вверх. — По твоим сиськам.
Он задорно улыбнулся.
Гермиона улыбнулась в ответ и поспешила к теплицам.
