106.
Гарри Стайлс
Воспоминания
Мои чёрные ботинки стучат по кафельному полу шикарно выглядящей кухни. Стены были идеального оттенка белого, а столешницы выглядели самыми блестящими, какими они могли быть. Все приборы из нержавеющей стали подходят друг другу, словно они идут в комплекте.
Я чертовски ненавижу эти идеальные дома.
Я провожу двумя пальцами по стеклянной столешнице, чувствуя, какая она гладкая. Когда я был ребёнком, моя кухонная столешница была полна битого стекла и окурков. Но это была идеально чистая столешница.
Я замечаю вазу с фруктами, стоящую на столе, которая озаряет комнату всеми цветами радуги. Я подхожу и беру яблоко, держу идеально красный фрукт в руке, прежде чем откусить его.
Я возвращаюсь в гостиную, откуда я пришёл изначально. Я держу надкушенное яблоко в одной руке, а пистолет — в другой. Я захожу в гостиную и вижу ту же самую пару, которая всё ещё стоит на коленях в ужасе, слёзы текут по их идеальным лицам, а двое моих людей держат их под дулом пистолета. Женщина рыдает как сумасшедшая, а мужчина выглядит так, будто сейчас обосрётся.
-Вашу мать, вы их ещё не убили? - Я смотрю на парней в кожаных куртках в недоумении, снова надкусывая яблоко.
-П-пожалуйста, ч-чего вы от нас хотите? Денег? Б-берите, что хотите. - Мужчина на коленях заикается в слезах, одетый в белую рубашку на пуговицах и уродливый коричневый галстук с соответствующими брюками.
Я усмехаюсь над его жалкими мольбами, вращая пистолет на пальце у кольца спускового крючка.
-Мне не нужны твои деньги, придурок. - Я дёргаюсь, бросая остатки яблока на землю. Моя рука тут же ныряет в карман кожаной куртки, вытаскивая сигарету и зажигалку.
Звуки рыданий жены и мольбы мужа действительно бесят меня до чёртиков. Я вставляю сигарету в рот и поджигаю её от пламени, пока муж продолжает нести чушь, я даже не слушаю.
-Пожалуйста! Мы сделаем всё, что угодно, только не х...
-Заткнись нахуй! — кричу я сквозь сигарету, зажатую между губ, направляя пистолет ему в голову. Он вздрагивает от моего тона, а жена ещё больше визжит от моих действий.
Он опускает голову в страхе, слушая мои требования. Я топчу мужчину и становлюсь на колени, чтобы оказаться на его уровне. Он держит подбородок на груди, слишком напуган, чтобы даже посмотреть на меня.
-Мы н-сделаем всё, что угодно... чего вы хо-тите? - Он заикается, как идиот.
Я тихонько хихикаю, вдыхая сигаретный дым в легкие, позволяя ему оставаться между губами. Женщина средних лет рядом с ним тоже опускает голову, рыдая, как идиотка.
-Я хочу ваших жизней. - Я бормочу дьявольски, прежде чем без колебаний выстрелить из пистолета в голову женщины.
Её плач прекращается, и она падает на землю с пулей в черепе. Мужчина передо мной кричит от ужаса, глядя на свою мёртвую жену, лежащую рядом с ним на земле. Он поворачивается на колени, чтобы встретиться с ней, сгорбившись в слезах. Я встаю на ноги и стреляю мужчине прямо в затылок, так что он тоже падает на землю, прямо рядом с покойной женой.
-Это заняло гораздо больше времени, чем, блять, нужно было. - Я закатываю глаза и вытаскиваю сигарету изо рта и бросаю её на паркетный пол.
Я слышу выстрел из другой комнаты, заставляя меня нахмуриться в замешательстве. Я смотрю, что одного из моих членов больше нет в гостиной, что объясняет звук выстрела — но разве здесь жил кто-то другой?
Я поднимаю пистолет и иду в сторону кухни, именно туда, откуда доносился шум.
Как только я вхожу с одним парнем позади меня, я сразу вижу юного мальчика, сидящего на земле в шоке с пулевым ранением в животе. Затем я обращаю внимание и вижу, как один из моих парней направляет на него пистолет с широко открытыми глазами.
Я не понял, что у них тут ещё и ребенок.
-Эндрюс, кто это, блять? — говорю я в шоке.
-Не знаю, но он меня напугал до чёртиков, так что я случайно выстрелил ему в живот. Может, мне просто выстрелить ему в голову? — спрашивает он меня, пока ребёнок кажется на удивление молчаливым. Обычно люди впадают в ярость, когда слышат, что мы выстрелим им в голову.
Я смотрю на молчаливого шокированного мальчика, сидящего у стены, из живота которого хлещет кровь. Боль, должно быть, не доходит до него из-за адреналина в его организме. Или, может быть, он просто пытается быть сильным.
-Нет, тебе изначально следовало выстрелить ему в голову. Просто иди, блять, в другое место. Я с этим разберусь. - Я направляю пистолет в сторону ребенка, а он смотрит на меня, как на привидение.
-Ты уверен? — спрашивает Эндрюс.
-Не пытайся, твою мать, сомневаться во мне. Иди! — кричу я немного громче, заставляя его быстро кивнуть.
Он выбегает из комнаты, а я смотрю на ребёнка, не отрывая от него глаз. Я слышу, как дверь наконец закрылась, давая понять, что парни ушли. Я стою мгновение, глядя на мальчика с каштановыми волосами, на тёмно-зелёной рубашке которого пропиталась кровь.
-Сколько тебе лет? — кричу я требовательно.
-Одиннадцать. - Он немного заикается.
-А как тебя зовут? — говорю я так же строго.
-Чарли, а тебя? — спрашивает он со страхом в глазах, но черты его лица остаются спокойными.
-Это неважно. Насколько сильна боль в животе? — говорю я, напрягая бдительность. Как будто чёртов Эндрюс даже не стрелял ему в голову — какой дерьмовый прицел.
-Больно, н-но я ничего не чувствую, — бормочет он, глядя на свою окровавленную рубашку и руку.
-Да, ты в шоке. - Я немного опускаю пистолет.
-О, — бормочет он.
Я удивлён, что этот ребёнок не паникует. Разве дети обычно не боятся умереть? Я никогда не боялся, но это потому, что жизнь для меня была дерьмом. Но этот одиннадцатилетний ребёнок, похоже, прожил прекрасную жизнь в этом доме высшего класса.
-Где Том и Саманта? — тихо спрашивает он.
-Кто? - Я хмурюсь в замешательстве.
-В-взрослые. - Он заикается в тихом страхе.
-Они не твои родители?
-Они усыновили меня месяц назад. - Он немного ёрзает от боли.
Он был приёмным ребёнком.
-Тебе они нравились? - Мой голос немного тише.
-Эм... да, я думаю. Они были немного злыми. - Он бормочет, его голос звучит так, будто он слабеет, а я замечаю, что его веки выглядят тяжёлыми.
Ну, хорошо, что они ему не очень понравились, потому что их кровь пачкает ковёр в другой комнате, верно?
-Обычно так и есть, — коротко говорю я, наблюдая, как кровь льётся из его тела на кухонную плитку.
-Я умру? — бормочет он спокойно, прислонив голову к стене.
Конечно, умрёт. У него огромное пулевое ранение в живот, и кровь льётся по всей земле так, что он мог бы искупаться в ней. Даже если он каким-то образом попадёт в больницу — врачи могут исправить что-то подобное, особенно со всей кровью, которую он потерял. И я не повезу этого ребёнка в больницу — ни за какие чёртовы миллионы лет.
-Нет, ты не умрёшь. - Лгу я ему.
-Ты уверен? Потому что я ничего не чувствую ниже пояса. - Бормочет он, глядя на свои неподвижные ноги.
-Ты не чувствуешь? Как будто ты не можешь пошевелить ногами или ступнями? — спрашиваю я.
Она качает головой и смотрит так, будто он пытается пошевелить ногами, но не может.
-Н-нет. - Он шепчет с горестью.
Пуля, должно быть, попала и ему в позвоночник, так что теперь он парализован.
-С тобой всё будет в порядке, Чарли, — бормочу я, прислоняясь спиной к краю острова и садясь в паре метров от него.
-Ничего, если я умру, — бормочет он, полностью застав меня врасплох. Этот ребёнок кажется намного старше одиннадцати лет, судя по тому, как он говорит.
-И почему? — спрашиваю я из любопытства.
-Я думаю, что рай будет намного лучше земли, — шепчет он, а слеза скатывается по его спокойному лицу.
-Откуда ты знаешь, что не попадешь в ад? - Я хмурю брови в раздражении.
-Потому что я не думаю, что сделал что-то действительно плохое, заслуживающее того, чтобы попасть туда, — бормочет он.
-Я на самом деле не верю ни во что из этого, — вставляю я.
-Я думаю, что рай и ад — это просто выдуманная теория, чтобы дать людям цель быть хорошими всю свою жизнь, — добавляю я, оставляя ноги вытянутыми и накладывая их друг на друга.
-Я верю в это, — вмешивается он, позволяя векам стать тяжелее.
Я медленно киваю, не зная, как на это ответить. Я не могу спорить с человеком о том, во что он верит, а во что нет. Это бессмысленный спор, потому что в конце концов каждый просто останется при своём мнении.
-Как долго ты был приёмным ребёнком? — спрашиваю я, чтобы сдвинуться с места.
-С рождения. - Он бормочет, заставляя меня кивнуть и посмотреть на свои колени.
Почему я сижу здесь и разговариваю с этим ребёнком? Я понятия не имею, блять. Я просто жду, когда он умрёт, чтобы я мог выбраться отсюда и двигаться дальше. Думаю, я могу просто выстрелить ему в голову... но в чём в этом веселье.
-Ты уверен, что я не умру? Потому что я не понимаю, как мне станет лучше, пока я сижу здесь и из меня льётся кровь. - Он говорит дрожащим голосом, теряя силы.
-Ты не умрёшь. - Я повторяю.
Он умрёт. Я просто жду, когда он истечёт кровью и потеряет сознание. Я лучше солгу ему и скажу, что он не умрёт, потому что тогда он не будет так напряжён — даже если он не боится смерти. Он кажется действительно мудрым одиннадцатилетним ребёнком — может быть, он пережил многое, как я.
-Я действительно не хочу умирать на полу кухни, если что, — бормочет он.
-А где бы ты предпочёл? — спрашиваю я.
-Может быть, в своей постели. Я всегда хотел умереть от чего-то безболезненного, например, во сне, чего-то, что не привлекло бы ко мне особого внимания из-за трагедии, — бормочет он.
Я медленно киваю и лезу в карман, чтобы вытащить небольшой квадрат ткани, пропитанный хлороформом, который мы используем для более агрессивных пленников. Я держу его в руке и встаю на ноги.
-Я положу это тебе на нос, и ты потеряешь сознание. Когда ты проснёшься, всё будет лучше, — спокойно говорю я ему, заставляя его поднять на меня глаза и кивнуть.
Я подхожу к нему и приседаю, чтобы он был на одном уровне. Он смотрит на меня своими болезненно налитыми кровью глазами, пока я беру чёрную ткань и подношу её к его носу и рту. Он вдыхает химикаты, и я вижу, как его веки становятся невыносимо тяжёлыми, пока они не закрываются мирно. Он поддерживал зрительный контакт со мной в последнюю секунду, пока они не закрылись, теряя сознание.
Я убираю руку с тканью, заставляя его голову падать набок, но всё ещё оставаясь прислонённым к стене. Его окровавленная рука падает с его живота на блестящий кафельный пол.
Положив ткань обратно в карман, я смотрю на него мгновение, прежде чем просунуть руки под его колени и за шею. Я поднимаю его и снова встаю на ноги, оставляя за собой лужу крови.
Я поворачиваюсь к лестнице, которая находится прямо рядом с тем местом, где он сидел, и поднимаюсь по десяти ступеням в коридор с несколькими открытыми дверями. Спускаясь вниз, я окидываю взглядом каждую большую комнату, пока не вижу ту, что выкрашена в синий цвет и в которой стоит маленькая двуспальная кровать. В комнате есть деревянный стол с домашним заданием и полки с разными вещами, такими как гоночные машины и прочее дерьмо. Это должна быть его комната.
Я вхожу своим высоким телом в детскую комнату и подхожу к его неубранной кровати, кладу его окровавленное бессознательное тело на неё. Я кладу его голову на подушку, а его тело на светло-голубые простыни, прежде чем взять тёмно-синее клетчатое одеяло и накрыть им его тело, до груди.
В этот момент не похоже, что его только что подстрелили, он просто выглядит так, будто спит. Толстое одеяло скрывает всю кровь, которая вытекает из его тела. Он выглядит как обычный ребёнок, которому всё равно на мир.
Я смотрю на его мирное лицо мгновение, прежде чем снова вынуть пистолет из-за пояса джинсов, направив ствол ему в лоб. Мне требуется секунда, но в конце концов я нажимаю на курок и стреляю ему в череп.
Теперь он умер во сне.
——————————————————————————-
Я даже не знаю был ли смысл стрелять в него снова.....