Глава 1. Маска сорвана
Ветки деревьев, будто расступались перед легоньким, сухощавым на вид мальчиком, не желая замедлять его бег. Босые ноги ступали мягко, бесшумно. Теплые лучи солнца изредка доставали до него сквозь густые кроны деревьев, когда он забегал на островки света. Вокруг пели птицы, летали насекомые. Где-то недалеко шумела река. Мальчик глубоко вдыхал воздух, пропитанный лесной сыростью, и наслаждался легким ветерком, который щекотал листья. Магия прямо-таки летала в воздухе. Стоило только чуточку впустить ее в себя, как она тут же вливалась шумным, буйным потоком навроде реки рядом. Магия была везде, в деревьях, в растениях, даже глубоко в почве под ногами. И мальчик позволил себе провалиться в нее, почувствовать природу, прислушаться к этой тихой песне земли. Все это было давно привычным, давно знакомым, и уже не вызывало того недоумения, что год назад.
Да, немало воды утекло с того самого дня, как Гарри обосновался в долине. Было и радостное время совместной работы с Астреей и занятий по зельеварению со Снейпом, были и грустные деньки, когда Гарри прощался с Драко и провожал его в родовое поместье Малфоев. За все это время Гарри неплохо подтянул Зелья и освоил азы фехтования. Ну, не так чтобы прямо освоил, но риск отрезать себе что-нибудь в бою был минимален. Мистер Шайеверетч, если честно, сначала был против, но Гарри все же удалось убедить его, и последние полгода он обучал их с Драко фехтованию вместе. Когда же Гарри не был занят тренировками или ежедневной рутиной, он шел в лес. Да, в тот самый лес, что окружал долину. Несколько месяцев назад Гарри был уже не в силах побороть то странное чувство, что постоянно влекло его за пределы границы, и он рискнул сунуться в лес, с коих пор бывал там ежедневно. Каких только магических существ там не повстречаешь... Нет, он, понятное дело, предпочитал по возможности их избегать, но лес просто кишел ими. Благо, по большей части это были такие безобидные создания, как лукотрусы¹. Хотя дело, наверное, было в том, что самые опасные из существ предпочитали гнездиться в самом сердце леса, где был так называемый повышенный магический фон. И Гарри не столько знал, сколько чувствовал это.
Не снижая скорости, Гарри пробежал еще один километр, а потом свернул к протоптанной им тропинке, которая бежала дальше к нужному ему озеру, очень холодному из-за подводных ключей. Лето было тем единственным временем года, которое существовало в долине, потому-то озеро это ему и нравилось — разгоряченный, он с разбегу нырял в его ледяные воды и приятно остужался.
Выскочив из-за кустарника, Гарри по тропинке поднялся на небольшую возвышенность и с визгом, хотя сам считал это могучим криком Тарзана, прыгнул в прозрачное, прохладное озеро. Вода расплескалась во все стороны бесчисленными брызгами, расползаясь по земле, цепляясь за деревья. Тело обожгло холодом, и Гарри выскочил из воды, перевел дыхание и снова погрузился. На этот раз вода уже не показалась ему такой холодной, а к седьмому погружению Гарри вполне привык и готов был окунаться еще и еще.
«Все, — подумал Гарри, зажмурившись от наслаждения, — пора уходить. Астрея наверняка уже бесится.»
Он собирался вылезти из воды, но услышал шорох. Не такой шорох, от которого сразу беспокойно вскакиваешь, а такой вкрадчивый шорох, который будто стесняется самого себя, боится потревожить. Гарри скосил глаза из-под зарослей и увидел чей-то белый силуэт. Мальчик забеспокоился. Кто это? Или, правильнее будет сказать, что?
Шорох повторился. Белое нечто приблизилось к озеру настолько, что Гарри мог поклясться, что слышит, как оно дышит. Прерывисто. Со свистом. Еще один шаг... Еще... И Гарри увидел, что это за существо. Длинную морду покрывала белая шерсть, испачканная кровью и грязью, блеснули длинные клыки и острые как бритвы зубы. Мех сиял в золотистом свете, а глаза казались озерами расплавленного янтаря.
Гарри вдруг показалось, что он разучился дышать. Это был волк. Волк, чей рост превосходил все его ожидания, и если он нападет, то даже будучи в измотанном состоянии, Гарри в этом столкновении ничего не светило.
Вдруг волк дернул ухом, и янтарные глаза метнулись к мальчику. От неожиданности Гарри сделал шаг назад и, подскользнувшись, свалился обратно в воду. Когда он выплыл на поверхность, волк не стал на него нападать. Лишь с минуту поглядел на него, а потом, будто потеряв всякий интерес, нагнулся над водой и стал жадно пить.
Понемногу Гарри стал приходить в себя. Стараясь не двигаться, он внимательнее рассмотрел белого гиганта. Оказалось, что это не волк, а волчица. Причем волчица была ранена. Глубокий рваный порез тянулся почти через весь бок и из зияющего разрыва даже выпирала плоть. Гарри было не трудно представить, какую боль она испытывала, да и сейчас испытывает. И, хотя волчица пыталась скрыть это, он видел, как дрожат под белой шерстью ее бока, как напряжен хвост, — она явно боролась с желанием поджать его между ног².
Гарри еле заметно нахмурился. Никакое животное не могло нанести эту рану. Она слишком аккуратная. Слишком чистая. Зубы не входят в плоть так аккуратно. Нападение животного было бы грубым и оставило бы множество следов на теле — ссадины, царапины... В общем, здесь явно имела место быть какая-то тайна.
Пораздумав еще, мальчик решил, что это неразумно — беспокоиться о состоянии потенциального врага, — и, удостоверившись в отсутствии у волчицы какого-либо интереса к его шкуре, стал медленно отплывать в противоположную от нее сторону. Добравшись до берега, он осторожно выбрался из воды и, не отрывая взгляда от белого силуэта, принялся потихоньку отступать дальше, в лес, пока озеро окончательно не исчезло из виду, скрывшись за густой листвой. Гарри позволил себе сосчитать до ста и лишь потом рванул изо всех сил. Сердце колотилось, как бешеное. А ведь это даже не было магическим существом! Даже страшно подумать, что было бы, наткнись он на кого похуже.
«Вот уж точно, повезло, » — подумал Гарри, когда, наконец, с небывалым облегчением углядел за поредевшими рядами деревьев долину. Оказавшись в своей комнате, он кое-как просушил одежду и, приведя себя в относительный порядок, пошел ужинать, так как все уже наверняка собрались.
Когда он вошел дом, на него обрушился радостный возглас:
— Сюрприз!
Тут были все: мистер Шайверетч, Астрея и даже Драко, которого Гарри ожидал увидеть здесь в последнюю очередь. Если зельевар не солгал, Малфой-старший в прошедшие месяца основательно взялся за воспитание непутевого отпрыска, вдалбливая ему в голову азы тонкой науки дворянских интриг. Впрочем, то, с каким лицом об этом разглагольствовал мистер Шайверетч, доверия не внушало.
— А что мы празднуем? — растерянно спросил Гарри. Очередной раз обведя компанию потерянным взглядом, он отметил отсутствие Снейпа.
— Твой день рождения, — ответила за всех Астрея. — Помнится, ты как-то раз упоминал о том, что он у тебя тридцать первого июля.
— И угораздило же тебя родиться в один день с Гарри Поттером! — проворчал Драко.
При этих словах Гарри неловко кашлянул в кулак.
«Ты даже не представляешь, насколько ты близок, Малфой, » — подумал он про себя.
— Раз это твой праздник, командуй, — сказала с улыбкой Астрея. — Я приготовила все твои любимые блюда.
Гарри тут же подобрался и огляделся. Комната была украшена цветами, в центре стоял обеденный стол, ломившийся от разнообразной еды и напитков.
— Что ж, тогда давайте есть, — сказал он, усаживаясь по центру всего этого великолепия. Рядом с ним плюхнулся Драко, а напротив расположился дуэт отца и дочери.
— О, эту команду мы выполним с удовольствием, — отозвался мистер Шайверетч и первым принялся за еду.
Они еще долго сидели за столом, вспоминая разные истории, все шутили, смеялись. Время неумолимо мчалось вперед, смеркалось, солнце медленно пряталось за горизонт. Несмотря на полное спокойствие, Гарри не покидало чувство дежавю, словно все, что сегодня происходило, он уже проживал, разум словно играл злую шутку, и дело было явно не в Риддле.
— И как в тебя столько влезает? — с завистью спросил Драко, отрывая Гарри от мыслей. — Я уже ни к чему притронуться не могу, а он четвертую тарелку уплетает!
— Это еще что, — заметил Гарри, облизнув ложку, — мистер Шайверетч седьмую тарелку пюре опустошает.
Все сразу посмотрели в сторону зельевара, который обгладывал куриную ножку, тот даже бровью не повел от столь пристального внимания к собственной персоне. Прикончив курицу, он громко рыгнул, и все засмеялись. После зельевар под удивленными взглядами Гарри и Драко достал из шкафа флейту, короткую, всего в локоть, с семью аккуратными дырочками в трубке чуть красноватого дерева, похожего на орех, и начал играть. Веселая неназойливая мелодия поплыла над комнатой, наполняя душу теплом и уютом, увлекая за собой куда-то далеко-далеко. Малфой, важно надувшись, пригласил Астрею на танец и они закружили возле стола, продолжая то и дело срываться на веселый смех. Следом за ними из-за стола вышел и Гарри, которому атмосфера стала напоминать как-то прочитанного им в прошлом «Хоббита» Толкина.
Продолжалось все это, пока они все не устали и не выбились из сил. Потом они снова сели за стол, и Гарри начали дарить подарки. Мистер Шайверетч подарил ему деревянный кулон на кожаном шнурке, на котором было вырезано дерево, чем-то отдаленно напоминавшее собой то самое дерево, сидеть на ветвях которого так излюбовал Гарри. Подарок ему понравился, и Гарри впервые за этот год отбросил всякую настороженность по отношению к Шайверетчам. Да, может, у них и были свои тайны, но они не желали ему зла.
И это главное.
Когда Драко с важностью вручил ему книги «Современной истории магии», «Развития и упадка Темных искусств», «Величайших событий волшебного мира в двадцатом веке»³ со словами: «вот, можешь восполнить свои пробелы относительно Гарри Поттера, » — так называемый «мальчик, который выжил» не знал, плакать ему или смеяться. Астрея же, смущенно почесав нос, пояснила, что еда и была ее подарком, на что Гарри уверенно заявил, что ее подарок был просто вне конкуренции. Потом, после того, как развеселевшая, но явно утомленная вечером девчонка отправилась спать, мистер Шайверетч заговорчески подмигнул им и вытащил непонятно откуда взявшуюся бутылку спиртного. Гарри, поняв его мысли, тут же запротестовал, ссылаясь на то, что спаивать малолетних дело скверное, но зельевар проигнорировал его сопротивления, и вскоре оба мальчика захмелели.
— Ну совсем распоясались эти волки! — ворчал Малфой, расплескивая янтарную жидкость. — И чего они так и норовят забраться к нам на территорию? Хорошо еще, что отец прошелся по их мордам режущим заклинанием...
Волки? В этот момент в голове Гарри что-то промелькнуло. Остался у него какой-то неприятный привкус и от раненной волчицы в лесу, и от слишком аккуратно нанесенного пореза, и, главное, от рассказа Драко. Задумавшись, мальчик попытался постучать пальцем по лбу, но чуть не проткнул себе глаз.
— Сильно же алкоголь ударил вам в голову, — хохотнул мистер Шайверетч, вовремя перехватив руку Гарри. — Ладно, пора закругляться. Мне еще Драко в целостности и сохранности в Малфой-мэнор доставлять.
Прежде чем Гарри успел спросить о том, как зельевар собирается объяснять обоим Малфоям-старшим захмелевший вид их наследничка, его просто вырубило.
***
Проснувшись утром, Гарри долго лежал, не открывая глаз, прислушиваясь к работе своего организма. Признаков похмелья сканирование не обнаружило, чего, впрочем, и стоило ожидать, принимая во внимание зельевара под рукой. Потянувшись, Гарри чуть приоткрыл глаза и встретился с нечитаемым взглядом мистера Шайверетча. Он сначала не понял, к чему вся эта серьезность, но потом, опустив взгляд ниже, обнаружил в руках зельевара смятый клочок пергамента, в котором с ужасом узнал письмо матери.
Мистер Шайверетч ничего не говорил, и Гарри тоже молчал. Оцепенение буквально разъедало тело, поднималось по рукам и ногам, забиралось в голову. Его сердце остановилось, а потом снова забилось, но как-то неуверенно.
— Откуда у тебя это письмо? — наконец, спросил зельевар. Он говорил спокойно, но под этим проглядывал гнев. — И почему на фотографии, которую я нашел в кармане твоих шорт, изображена Лили Эванс?
Лили Эванс? Получается, та рыжеволосая девушка на фотографии была его матерью. Неудивительно, что ее лицо показалось ему знакомым. И все же откуда? Как мистер Шайверетч мог знать его мать, если доселе они никогда не встречались и, считай, жили в двух разных мирах? Гарри омертвело выдохнул.
— Молчишь? — усмехнулся мужчина. — Зря. Думаешь, я тебе враг?
Гарри опустил голову, не в силах что-либо сказать.
— Я думал, ты умнее. Неужто я стал бы возиться с тобой, стал бы так терзать себя и рисковать, беря под опеку какого-то оборванца из Лютного, только чтобы в будущем избавиться от него? — Мистер Шайверетч говорил эти слова почти шепотом, но так зло, что каждая его фраза была для него звонкой хлесткой пощечиной. Мужчина выдохнул. — Ты — Гарри Поттер?
Вопрос был задан прямо в лоб, и деваться от него было некуда. Застигнутый врасплох мальчик оцепенело кивнул.
— Почему ты не сказал мне? — прищурился зельевар, выслушав его отповедь, во время которой Гарри, конечно, умолчал о Риддле и кое-каких других своих недоказуемых подозрениях.
— Я... В тот день... В тот день Вы сказали мне, что мое прошлое Вас не волнует, — пробормотал Гарри, хотя и знал, что оправдание звучит так себе.
— Да, но тогда я и подумать не мог, что ты окажешься отпрыском Поттеров! — бросил разъяренный мужчина. — Ты знал, чем все это обернется, знал, но ничего не сказал. И что прикажешь теперь с тобой делать?!
Гарри прикусил губу. Зельевар на мгновение прикрыл глаза, словно пытался взять себя в руки. Наконец, мистер Шайверетч сказал:
— Теперь это уже не важно. Обеты были даны, клятвы произнесены. Мы с тобой неразрывно и неразделимо связаны.
Мы с тобой неразрывно и неразделимо связаны... Гарри вспомнил те непонятные слова, которые зельевар с силой вытянул из него в тот день, и подумал, уж не на дочери ли мистера Шайверетча он тогда поклялся жениться? Впрочем, тот явно не настолько отчаялся, чтобы выдавать свою драгоценную дочь за какого-то оборванца, коим Гарри тогда был. Это он теперь узнал о поттеровской личности, а в тот день он был для него не более, чем мелким воришкой.
— Когда Вы начали подозревать меня? — наконец, спросил он у зельевара. — Сомневаюсь, что это произошло просто потому, что дата моего рождения совпала с поттеровской.
Тот смерил его пристальным взглядом и ответил не сразу. В конце-концов, он навис над ним, и обветренные губы зашевелились:
— Прежде чем я тебе отвечу, скажи мне вот что... Как так вышло, что за все это время на тебя не вышла ни одна сова или артефакт?
Гарри озадаченно сдвинул брови... и тут до него дошло, что имел ввиду зельевар. Раз уж Гарри Поттер был так знаменит в магическим мире, стоило догадаться, что волшебники писали ему десятками, если не сотнями, и уже завалили бы его письмами, если бы кое-кто ушлый во время все не перехватывал. И уже неважно, кто за этим стоял, Министерство магии или еще кто. Нет, вопрос был в том, где они теперь, все эти письма? Раз уж он сбежал от Дурслей, ничто не мешало выследить его по почте, только если...
Только если слияние их душ с Риддлом не изменило что-то в процессе.
— Значит, не знаешь, — оторвал Гарри от раздумий вкрадчивый голос зельевара. Он вздохнул, сунул руку в карман, вынул что-то и бросил ему. Гарри на лету поймал увесистый конверт и не без удивления вчитался в оборотную сторону.
«Мистеру Г. Поттеру.»
Больше на конверте ничего не было — ни адреса, ни подписи, ни почтового индекса. Мальчик перевернул конверт и увидел сургучную печать с гербом, на котором было изображен лев, орел, барсук и змея, а в середине — большая буква «Х». Взгляд Гарри сделался напряженным. Это было письмо из Хогвартса. Получается, его обнаружили?
— Вы ведь сами только что сказали, что ни одна сова или артефакт... — начал было Гарри, но зельевар перебил его.
— Магия крови — самая сильная на свете, — сказал он и замолчал. Его задумчивый взгляд был направлен куда-то в пространство.
— Магия крови? — переспросил Гарри.
Мистер Шайверетч кивнул.
— Ты, наверное, слышал, что дети волшебников с рождения записаны в Хогвартс?
Гарри положительно качнул головой. Он, конечно, об этом никогда не слышал, но вот Риддл — да, ему об этом было хорошо известно. Он сам когда-то был заинтересован в тайне, скрывавшейся за Пером приема⁴ и Книгой доступа⁵, где были перечислены все имена волшебников, когда-либо обучавшихся в Хогвартсе.
— Где-то в замке находится древняя книга, к которой не прикасалась рука человека с тех пор, как четыре основателя поместили её покоиться в Хогвартсе. Так называемое Волшебное перо, регистрирующее рождение магов и записывающее их имена в Книгу доступа, хоть и было изобретено основателями школы, ее сила считается более снисходительной, чем сила Книги, чей создатель так и остался неизвестным.
Гарри попытался представить, насколько силен должен был быть тот маг, чтобы быть способным создать артефакт, намного могущественнее того, что был создан усилиями всех четырех основателей Хогвартса, и не смог.
— Так вот, некоторые волшебники после того, как имена их детей проявлялись на страницах Книги доступа, добровольно жертвовали кровью своих наследников, чтобы напитать ею Книгу. Ты и сам понимаешь, насколько ценна кровь мага, и все же многие чистокровные проводят этот ритуал вплоть до сегодняшнего дня. Даже Министерство, объявившее кровные ритуалы пережитком прошлого и отнесшие их к Темным искусствам, закрывает на это глаза. Как думаешь, почему?
Такие вопросы никогда не требовали ответов, поэтому Гарри и промолчал, ожидая продолжения.
— Как я уже говорил, Книга доступа не так проста, как кажется на первый взгляд. После этого небольшого ритуала она давала не только возможность отследить юного мага, чья кровь вместе с именем была впитана в пожелтевшие страницы Книги, но и узнать, если с ним что-то произошло. Если ребенок тяжело ранен, то имя, вписанное в Книгу доступа, поблекнет, ну, а если мертв — начисто исчезнет со страниц.
— Получается, мои родители... — пробормотал Гарри, на что Шайверетч только пожал плечами.
— Я не уверен, но это единственная известная мне возможность пробить защиту лавки.
Гарри глубоко задумался. Раз уж Министерство разыскивало его, вряд ли авроры упустили бы такой шанс отследить его местоположение. Тем не менее, судя по лицу зельевара, они этого не сделали. Почему? Об этом он и спросил мистера Шайверетча.
— Хотя в Книге несомненно заключена могущественная магия, блокирующая защита моей лавки, что уже говорить о долине, тоже не так проста. Полагаю, несчастная птица долгое время бесцельно кружила в воздухе, прежде чем, наконец, оказаться напротив моей лавки. Ну, а порядком утомленные и истасканные по поисковым рейдам авроры плюнули на глупую птицу и вернулись в Министерство с неутешительными новостями. В противном случае, к нам в дверь уже стучался бы министр или его «вышибалы», — мрачно усмехнулся зельевар.
«Дела, » — подумал Гарри, чувствуя, как голова пухнет от этой шокирующей информации, а скоро полезет из ушей.
— Собирайся, мы уходим, — сказал Шайверетч.
— Что значит «мы уходим»? — встрепенулся Гарри. Он не хотел покидать долину, и в нем проснулось чувство протеста.
— Это значит — немедленно, — отрезал зельевар, ничего не поясняя. Гарри быстро обулся и поспешил за ним. К его удивлению, они направились не к проходу, ведущему на поверхность, но к границе долины. Дойдя до леса, они углубились еще на пару метров, а потом остановились. Мистер Шайверетч сунул пальцы в рот и свистнул. Ничего не произошло. Пробурчав себе под нос что-то неразборчиво-матерное, зельевар вытащил откуда-то из-за пазухи увесистый кусок мяса, оставшийся после вчерашнего празднования, и еще раз свистнул. В лесу затрещало, и из зарослей, высоко подняв голову, вышагал самый настоящий гиппогриф, в осанке которого чувствовалась горделивость самого благородного оленя⁶. Шерсть зверя была густая и длинная, светло-серого оттенка, а его лапы, хвост, грива имели почти черный цвет. По телу были разбросаны большие черные пятна, которые почти сливались у основания ног и разнились, словно ветви деревьев, выше к гриве. А глаза зверя сияли голубизной дневного неба. И хотя гиппогриф явно был не из молодцов, он все еще был довольно силён, да и гибкости было не занимать, вон как двигается.
Гарри восхищенно выдохнул. Красавец!
— Как его зовут? — спросил он у зельевара.
Тот, бросив гиппогрифу мясца, хмыкнул:
— Катастрофа. Ты сам в этом очень скоро убедишься, — и, уже обращаясь к животному, — ну что, старина, наведаемся к Абракоше?
Гарри поперхнулся воздухом и круглыми глазами вытаращился на зельевара. Абракоша? Он это сейчас серьезно? Не дай Мерлин об этом услышит сам Малфой-старший, зная вспыльчивость его внука, убьет — не поморщится. Впрочем, думал он сейчас не об этом, а о том, зачем им вообще понадобился Абраксас Малфой. Уж не в Малфой-мэнор они собрались лететь верхом на гиппогрифе?
Видимо, он сказал это вслух, потому что мистер Шайверетч и, как ему показалось, гиппогриф, почти одновременно фыркнули.
— Лететь? Дружок, ты что, ослеп? Катастрофе за семьдесят⁷, какие к черту полеты в его-то пенсионном возрасте? — брякнул зельевар, за что получил от гиппогрифа болезненный клевок. — Ты еще клюешься? — искренне возмутился мужчина, потирая ушибленный затылок. — Да от того, что я перестану называть тебя старым, моложе ты не станешь, уж поверь мне на слово!
Катастрофа фыркнул и гордо повернулся к ним задом. Зельевар закатил глаза и, подхватив вскрикнувшего от неожиданности Гарри подмышки, усадил его на спину гиппогрифа, а следом залез и сам.
— Если мы не собираемся лететь, то как мы будем добираться до Малфой-мэнора? И вообще, что мы там забыли? — пробормотал Гарри, а про себя думал, стоит ли ему обхватывать торс зельевара или нет. С одной стороны, летать они не собираются, с другой — не просто же так гиппогрифа назвали Катастрофой.
— По ходу разберемся, — легкомысленно ответил зельевар и, похлопав гиппогрифа по шее, продолжил: — Ну что, Катастрофа, тряхнем стариной?
Гиппогриф согласно фыркнул. Что-то подозрительное послышалось Гарри в этом фырканье, и он, не задумываясь, сжал мощные на удивление бока мужчины, когда вдруг животное под ними встало на дыбы и бросилось вперед в самую глубь леса. Они скакали так быстро, что стволы деревьев расплывались длинными пятнами. Мальчик только диву давался, как они еще ни во что не врезались и не опрокинулись с Катастрофы.
Постепенно страх отступал. Эти чувства со временем занял такой детский восторг. Ему нравилось чувствовать, как упругий ветер бьет в лицо, как уши буквально закладывают, а сердце бешено стучит и захватывает дыхание. Почти то же самое он чувствовал, будучи Риддлом, гоняя на метле просто на бешеной скорости.
А потом, в один момент, все кончилось.
Гиппогриф замедлился и, наконец, остановился, торжественно застыв. Проморгавшись и избавившись от цветных пятен перед глазами, Гарри огляделся. Они были все в том же лесу, но теперь за деревьями виднелся самый настоящий замок. Высокий заостренный наверху забор тянулся в обе стороны от них, прямо посередине были открытые ворота в форме больших букв «М», сквозь которые нависала тень огромного, невероятно огромного замка.
«Это — Малфой-мэнор?» — пораженно подумал Гарри и повторно огляделся. Убедившись, что они в том же лесу, он выжидательно уставился на зельевара. Какого дьявола тут вообще происходит? Каким таким волшебным образом родовое поместье Малфоев оказалось в пространственном кармане мистера Шайверетча?
Поймав на себе его недоуменный взгляд, зельевар прочистил горло и с неохотой ответил:
— Как ты, наверное, уже догадался, в тот день я солгал, утверждая, что это пространственный карман.
— Это я уже понял, — пробормотал Гарри.
— Вот и славно, — проворчал мужчина, зарывшись в волосы огромной пятерней. Он немного помолчал, собираясь с мыслями, и, вздохнув, продолжил. — Как рассказывают предки, очень много лет назад, когда волшебники жили с магглами плечом к плечу, некоторое чистокровные рода решили отделиться от них и стали жить в другом измерении, так называемом подпространстве, созданном совместными усилиями семнадцати могущественных магов. И на это были причины.
«Семнадцать могущественных магов... Следовательно, семнадцать чистокровных родов, » — размышлял Гарри. Очевидно, двумя из этих семнадцати семей были Шайверетчи и Малфои, но что насчет остальных? Он сам знал как минимум десяток чистокровных фамилий, а Риддл и того больше.
— Те времена едва ли можно было назвать мирными. Были бесконечные войны, захваты территорий, покорение магическими народами других зверей и существ. Жертвы, жертвы и снова жертвы, страдания и болезни. Захватчики богатели, жадность их не имела границ. Одни магические расы падали, и в конечном итоге их империи рушились и исчезали из историй цивилизации. Примеров тому множество, но самые известные, наверное, — истории падения Атлантиды и гоблинских войн — необычные, драматичные и кровавые. Агрессивность, жажда власти, богатства и повелевать народами привели к непримиримому межрасовому расколу. Именно тогда кентавриады отделились от всего магического общества, изолировавшись в лесах, а магглы перенаселили мир и объявили волшебство вне закона. Среди чистокровных нашлось не мало не в меру амбициозных личностей, которых категорически не устраивало их нынешнее положение в вертикали власти. Слышал такое высказывание: «Хаос — это лестница?» Не помню, кто это сказал, но так и есть, по большему счету. Тем амбициозным семьям не понравилась идея изоляции в другом измерении, и они предпочли остаться, ухитрившись в том хаосе, что происходил в магическом мире и в окружающей его мгле неизвестности, увидеть ступеньки.
В конце-концов, благодаря заклинаниям, которые ставили все новые и новые волшебники, магическим расам удалось скрыться, и в очень скором времени их существование позабылось магглами, по крайней мере, большей их частью. Церковь хоть и помнит, никогда не вмешивается в дела волшебников и деликатна настолько, что ее впору обвинить в безразличии, но это далеко не так: наоборот, если сильно захотеть, можно узнать много интересного о пропавших без вести магов, так или иначе спровоцировавших Церковь и ее священнослужителей.
Когда буря улеглась, изолированные в подпространстве маги вернулись в магический мир. Правда, — тут зельевар хмыкнул, — предки Малфоев оказались достаточно ушлыми, чтобы продолжать жить в другом измерении и в то же время оставаться на виду всего магического общества, посещая важные мероприятия и время от времени устраивая балы и торжества в своем так называемом «родовом поместье» в Уилтшире, которое на деле есть не более, чем прикрытие. В том замке и родового камня-то нет, чего не скажешь о стоящем перед тобой мэноре.
Гарри задумчиво потер нос. Мистер Шайверетч подчеркнул только Малфоев, получается, другие пятнадцать семей волшебников, исключая самих Шайверетчев, покинули подпространство и так и не вернулись? Впрочем, неважно... пока неважно. И хотя его подмывало забросить зельевара вопросами, Гарри лишь бегло рассортировал информацию в уме и отложил на время. Подумать об услышанном еще успеется.
Мистер Шайверетч похлопал гиппогрифа по боку. Катастрофа, поняв его без слов, фыркнула и поскакала вперед на той же бешеной скорости. Когда они пересекали широко распахнутые ворота, Гарри почувствовал себя так, словно находится в густом желе. Двигаться было трудно, да и мысли текли как-то вяло и путано. Защита родового поместья? Наконец, все закончилось, и они оказались в поразительной красоты саду, в котором аккуратно рассыпались серебряные и голубые цветы. Гарри не успел даже толком оглядеть роскошный двор, когда вдруг гиппогриф принялся беспечно прохаживаться по саду, при этом топча все вокруг и бесцеремонно жуя выращенные чьим-то усердием цветы. Когда мальчик возмущенно уставился на зельевара, тот никак не отреагировал, как будто это было в порядке вещей.
Наконец, мистер Шайверетч зычно крикнул:
— Где этот старый ублюдок, Абраксас?
Послышался хлопок, и перед ними, согнувшись и выкручивая уши, застыло странное существо размером с собаку. Признав в нем домового эльфа, Гарри напряженно уставился на зельевара. Ему поначалу казалось, что мистер Шайверетч с Абраксасом Малфоем неплохие друзья, но, глядя на то, как нагло ведет себя на территории Малфоев зельевар, не трудно было догадаться, как на самом деле обстоят дела.
— Мистер Шайверетч, сэр, — пропищал домовой эльф, хотя скорее уж домовушка. По крайней мере, так ему подсказывал недюжинный опыт Риддла. Тот тоже хотел, подобно аристократам, завести собственного домовика и на пятом курсе даже собирался совершить привязку, но получилось у него это в конце-концов или нет, Гарри не знал, будучи ограниченным лишь четырнадцатью годами жизни слизеринца. — Пожилой господин занят... Пожилой господин просит пожаловать к нему в другое время, сэр... Пожилой господин также верит, что Вы компенсируете ущерб, что понес сад, сэр...
Видимо, последние слова эльфийки так возмутили зельевара, что тот, отбросив всякую скромность, хотя, казалось, куда уже дальше, заорал:
— Абраксас! Я пришел за тобой! Поторопись и выходи, старый мерзавец!
Катастрофа, будто проникшись его настроением, стал жевать цветы еще яростнее...
***
В Малфой-мэноре на мгновение воцарился хаос. Люциус Малфой спешил, как если бы за ним гналась свора свирепых, изголодавшихся дементоров. Он расслабленно возлежал бедро к бедру с Нарциссой, когда вдруг услышал этот жуткий рев.
Малфой, очевидно, был напуган этим. Бросившись вниз по лестнице, он распахнул парадные двери и увидел сердито метавшего искры зельевара верхом на гиппогрифе...
Во внутреннем дворе было высажено множество экзотических растений, покупка и выращивание которых по прихоти отца влетело ему в копеечку. Но теперь сад выглядел так, будто саранча налетела и все съела. И над всем этим бедламом, осаживая гиппогрифа, возвышалась фигура зельевара.
У Люциуса задергались губы, когда он увидел эту сцену.
— Мсье... Мсье Шайверетч... Вы должны успокоиться... Вы действительно должны успокоиться... В чем дело?.. — Блондин подбежал к зельевару, правда, ему пришлось тут же отступить назад, так как гиппогриф продолжал метаться из стороны в сторону, угрожающе пофыркивая.
— Отойди от меня, щегол! — рявкнул мистер Шайверетч, чей голос звучал, как удары грома. При виде блондина он почему-то разозлился еще сильнее.
«Что? Щегол?! Я уже не подросток, так почему ты продолжаешь меня оскорблять?!» — Люциус едва не потерял сознание, но в этот момент, к счастью, у парадных дверей замаячила фигура отца.
Но радость быстро сменилась тревогой.
Тот выглядел еще хуже, чем когда Люциус видел его в последний раз. Некогда светлые волосы, словно инеем, были сплошь подернуты сединой, меж бровей залегли морщины и, словно продолжением ресниц, темные тени усталости залегли на сиреневых веках. Все это делало лишенное всякой мягкости лицо изможденным, точно у человека, который давно и тяжело болеет. Вернувшись в мэнор полтора года назад, отец заперся в четырех стенах своих покоев, не покидая их пределов. Люциус тогда предположил, что тот поругался со старым другом, и год назад даже отправил Драко в долину, чтобы выяснить причину их ссоры, но по словам сына этот мерзавец вел себя как ни в чем не бывало, будто между ним и отцом ничего не произошло. Даже личным учеником обзавелся, хотя до этого стольким в этой просьбе отказывал.
Блистательный, хотя какой теперь уже блистательный, Лорд Малфой не успел поразмыслить об этом.
— Сегодня ты перешел все границы, — медленно произнес Абраксас Малфой. Седоватые короткие волосы, тяжелый взгляд, плотно сжатые губы придавали ему еще больше суровости. — Ты пришел ко мне домой и растоптал все цветы. Еще и оскорбляешь моего сына? Я не знал, что у тебя столько полномочий, Шайверетч.
— Оскорбляю твоего сына? Ха-ха, впервые об этом слышу. — Зельевар легко соскочил с гиппогрифа и рассмеялся, будто это не он минуту назад был зол, как непохмелившийся кентавр. Только сейчас Люциус заметил, что, помимо зельевара, тут был еще и мальчишка, темноволосый и худой. Тот сидел, как-то сжавшись на гиппогрифе, с напряжением прислушиваясь к перебранке. — Кажется, ты что-то неправильно расслышал, Абраксас.
С этими словами он посмотрел на Люциуса в поисках подтверждения своих слов.
Люциус заскрипел зубами. Этот ублюдок! От такой несправедливости у него накопилось много вполне праведной злости. Но направлять эту злость на старого монстра было страшновато, поэтому он выдавил из себя подобие приветливой вежливой улыбки, почти неотличимой от искренней:
— Конечно.
— Со взрослостью твоя ложь стала искуснее, — восхищенно прицокнул языком Шайверетч. Он явно собирался что-то добавить, но Абраксас пристукнул тростью и заговорил:
— Прекращай этот цирк, Шайверетч. Ты ведь сказал, что хочешь увидеться со мной. Ну вот я пришел.
— Я и правда пришел поговорить, — усмехнулся зельевар. — Зайдем в дом?
«Послушаешь его, так это он хозяин, а мы гостями будем.» — И Люциус покосился на мужчину с ленцой, а то и с хорошо скрываемой издёвкой. Это, безусловно, не ускользнуло от внимания последнего, но виду тот не подал. Разве что на миг оскалил зубы в ухмылке.
Люциус дернул краешком губ и отвернулся, о чем тут же пожалел. Его раздосадованному взору предстал проклятый гиппогриф, лениво разлегшийся прямо на кенийских розах, не задешево купленных на цветочных аукционах.
Одно Люциус знал точно: на гиппогрифов у него выработалась стойкая аллергия⁹.
***
Оказавшись внутри родового поместья Малфоев, мистер Шайверетч с Абраксасом Малфоем уединились в одной из комнат, а Гарри оставили снаружи за дверью присматривать.
— Дело в мальчишке, я прав? — тут же спросил Абраксас.
Шайверетч едва не застонал, откидывая голову на спинку кресла. Как же он ненавидел эту присущую исключительно старому мерзавцу прямолинейность и жесткость в постановке вопросов.
— Тебе не кажется, что твои мозги от жары тоже расплавились? — сердито пробормотал зельевар. — Почему такой унылый? В какую задницу провалилась твоя слизеринская гордость?!
— И это мне говоришь ты? Изворотливый и черный до мозга костей бастард¹⁰? — хмыкнул Малфой, перекладывая трость с костяным набалдашником в правую руку. Шайверетчу особенно нравилось это его фырканье, говорившее о веселом недоумении. И ведь он всегда был таким хладнокровным, сдержанным — подлинное воплощение самоконтроля, и было приятно осознавать, что ты принадлежишь к числу тех немногих, кто способен его расшевелить, пробиться за тщательно сконструированную броню.
Но, как бы ему этого не хотелось, сейчас было не время для дружественных посиделок. Да и за последние несколько месяцев своего отсутствия Абраксас ясно дал ему понять, что хочет свести их общение к минимуму.
— Мне нужно обсудить с тобой кое-что, — начал Шайверетч издалека и заметил, что блондин нахмурился. Интуиция старого друга и его умение угадывать намерение других всегда вызывали у него зависть. — Ладно, ладно, перейдем к делу, — изменил тактику зельевар. — Как ты и сказал, дело в мальчишке, которого я с собой прихватил. Он мой личный ученик, и я хотел бы, чтобы ты помог устроить его в маггловском мире. Когда он поступит в Хогвартс, ни у кого не должно возникнуть сомнений касательно его осведомленности о магическом мире. Все должны думать, что до получения письма из школы он жил обычной жизнью и даже не подозревал о существовании магии.
— И под этой просьбой, я так полагаю, ты подразумеваешь массовый Обливиэйт среди магглов? — с иронией спросил Абраксас. — Из какой такой дыры этот мальчишка вылез, раз уж заставил тебя так нервничать?
Шайверетч покосился на мага, после чего вздохнул:
— Сначала — клятва. Я должен быть уверен, что ничего из сказанного не покинет стен этого кабинета.
— Вот как? — Малфой изогнул бровь. — Ты мне не доверяешь?
— Я не желаю, чтобы ты метался между обязанностями перед родом и нашей дружбой, — отрезал Шайверетч. — Ты — Малфой, для тебя семья превыше всего.
С минуту оба глядели друг другу в глаза. Наконец, что-то решив для себя, Абраксас поднялся, и маги обменялись клятвами.
— Давай, не тяни коня за хвост, выкладывай, — сказал блондин.
Шайверетч встал, подошел к шкафу, вынул бутылку огневиски, разлил по рюмкам и выложил все как есть.
— В общем, так обстоят дела, — заключил он. — Моим личным учеником оказался тот самый мальчишка, которого в ту злополучную ночь не взяла проклятая Авада. Эх, уж больно нетерпеливый — мне пришлось взять с него клятву в тот же день. Не будь ее, этой клятвы, я бы не раздумывая прошелся по его мозгам и послал на все четыре стороны.
Абраксас ничего не ответил и только смотрел на Шайверетча с фальшивым, хорошо отрепетированным спокойствием.
— Что ты молчишь? — спросил зельевар.
— То, что ты задумал, Шайверетч, очень опасно. Уж тебе ли не знать, какие интриги плетутся вокруг мальчика? Стоит ему переступить порог Хогвартса, все ухнет, как в прорву, в загребущие лапы старого маразматика. Только коготок увязнет, а там всей птичке конец.
Зельквар только молча закатил глаза и растекся в кресле, словно показывая, что намерен пропустить все мимо ушей.
— Я вижу, тебя не переубедить. Пусть так... — Абраксас вздохнул. — Я помогу тебе.
— Только действуй осторожно, — сказал Шайверетч. — Хотя мальчишка говорил складно, в его рассказе было слишком много нестыковок и странностей.
Малфой в ответ махнул рукой, мол, не дурак.
— Ладно, касаемо «опекуна»... — задумчиво протянул он. — Есть у меня одна женщина на примете. Когда я вел дела в маггловском мире, ее не пришлось даже империть; уж больно ответственной и серьезной она была. Если память мне не изменяет, ей недавно должно было стукнуть семьдесят. Как нельзя лучше подходит на роль случайной старушки, решившей приютить маленького оборванца, сбежавшего из дому.
— Отлично, в этом полагаюсь на тебя, — кивнул Шайверетч. — И да, когда будешь перетасовывать ей воспоминания, будь другом, вырви у нее волосок-другой. Для Оборотного нужно будет, когда закупаться к школе будем.
— Надеюсь, закупаться будете не в Косом Переулке; сам понимаешь, там слишком много ушей.
— Что ты предлагаешь?
— Слетите с мальчонкой в Германию. Насколько я знаю, там в аэропорту есть сепаратные пограничники, контролирующие влет волшебников в страну и вылет за ее пределы. Когда они перехватят вас и допросят, сделайте вид, будто не понимаете, что они подразумевают под «незарегистрированными волшебниками». Они наверняка все вам потом разъяснят и даже сопроводят в магический квартал, где вы и приобретете необходимые для школы вещи. Таким образом, старый паук не станет ломать голову, пытаясь понять, кто провел вас в Косой Переулок, если в письме о местонахождении магического квартала не сказано ни слова, и мальчишка просто расскажет старику о вашем опыте в Германии.
— Много же ты знаешь, — хихикнул Шайверетч. — Небось контрабандой промышлял.
Абраксас закатил глаза.
— Тебя послушаешь, так ты сам белый и пушистый.
Зельевар в ответ раскрыл самые, что ни на есть невинные глаза, похлопал ими, но не помогло. Малфой по-прежнему оставался скептичен. Наконец, брюнет тяжко выдохнул и смерил Малфоя уже серьезным взглядом.
— От Люциуса так и веет силой, в то время как магия внутри тебя почти исчерпала себя... — Шайверетч сделал паузу, ожидая ответа, но блондин ничего не сказал. Впрочем, слова были излишни. Зельевар, только завидев Люциуса, уже заранее догадывался о тайной подоплеке. — Твой сын готовится вступить в права наследства и получить титул Лорда. Скажешь, я не прав?
— Я давно не удел, — небрежно покрутил тростью Абраксас. — И да будет тебе известно, мой сын унаследовал лордство десять лет тому назад¹¹.
— Не надо, — поморщился зельевар, переведя взгляд на жидкость, плескавшуюся в стакане. — Мы оба знаем, что это была лишь формальность. Чтобы по-настоящему вступить в права, действующий Лорд должен снять с себя все полномочия и провести ритуал над родовым камнем, чтобы последний, высушив мага досуха, усилил наследника и помог ему вступить в права. Глядя на тебя, могу сказать одно: жить тебе осталось от силы пять лет.
— Так много?
— Много?! — Шайверетч выпил и ударил стаканом по столу. — Да твоему сопляку еще даже не перевалило за сорок¹², но он и за эту свою недолгую жизнь умудрился так налажать, что я диву даюсь, как он еще не подох! И я сомневаюсь, что за эти короткие пять лет ты сможешь научить его уму-разуму, — он сплюнул. — А ведь это я еще не упомянул старых фриков из других чистокровных семей... Хотя эти полудохлые старикашки ушли в уединение и давно как не высовываются, стоит им просечь о твоей слабости, Малфоев тут же сотрут в порошок. Даже если вам удастся затаится в подпространстве, побочная ветвь Малфоев во Франции уж точно встретит свой конец.
Абраксас промолчал, и в это мгновение зельевар впервые осознал, насколько же он стар... Стар не только внешне, но и изнутри. И хотя шестьдесят лет было совсем небольшим сроком для волшебника, молодое сердце Малфоя-старшего умерло.
Его было уже не спасти.
***
С тех пор как они покинули Малфой-мэнор, мистер Шайверетч был молчалив и задумчив, и Гарри не пытался разговорить его. Мозг мальчика и сам пытался переварить поступившую в него информацию, но явно не справлялся с задачей.
Радовало одно: судя по некоторым обмолвкам зельевара, проблема с поступлением в Хогвартс была решена. Через день-другой они отправятся в волшебный квартал и накупят там вещей в школу. Раздумывая обо всем этом, Гарри упустил тот момент, когда они оказались в долине.
— Отдохни сегодня, — промолвил зельевар, прежде чем скрыться в одной из теплиц.
Пожав плечами, мальчик ушел в свою комнату. Уже там он нашел конверт из Хогвартса и, вскрыв его, тщательно изучил содержимое.
ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА
«ХОГВАРТС»
Директор: Альбус Дамблдор
(Кавалер ордена Мерлна I степени,
Великий волш., Верх. чародей, Президент
Международной конфед. магов)
Дорогой мистер Поттер!
Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в школе чародейства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.
Занятия начинаются первого сентября. Ждем Вашу сову не позднее тридцать первого июля.
Искренне Ваша,
Минерва МакГонагалл,
заместитель директора
«Ждем Ваше сову не позднее тридцать первого июля? А ничего, что некоторые волшебники родились в августе? — подумал Гарри. — И откуда у магглорожденных вообще взяться сове? Нет, птицу конечно, можно поймать в лесу, но для доставки писем нужна именно волшебная сова, а не дикая.»
Он снова перечитал письмо и, задержавшись взглядом на строчках с титулами новоявленного директора, почувствовал легкую ностальгию. Еще свежа была память о профессоре Диппете, доброжелательно дававшем Риддлу советы и относившемся к нему как к сыну¹⁴, и ведь самое ужасное, что Том пользовался этим в своих интересах. Ко всему прочему, в отличие от того же Дамблдора, Армандо Диппет не числился ни в каких других должностях, помимо директорства. Беззаветно преданный Хогвартсу, он вызывал большое уважение как среди преподавателей, так и студентов.
Гарри вздохнул, отгоняя от себя невесёлые мысли.
Ну, и что тут дальше написано у нас? Минерва МакГонагалл... Гарри покопался в памяти, но никакой чистокровной семьи с таким именем вспомнить не смог. Получается, нынешним заместителем директора была или полукровная, или магглорожденная волшебница. Гарри задумчиво почесал нос. Ему казалось неправильным то, что в дирекции школы ни директор, ни его зам не были из чистокровных. В конце-концов, существовало множества нюансов касательно магических семей, и если окажется, что управление школы незнакомо с их традициями и особенностями... В общем, это было неправильно. Оставалось надеяться, что Совет попечителей не расформировался. В противном случае, Хогвартс можно будет смело заклеймить школой для магглорожденных¹³.
Отложив письмо в сторону, Гарри вынул из конверта билет¹⁵ на Хогвартс-эскпресс. Поезд отходил в одиннадцать часов утра от платформы девять и три четверти. Мальчик хмыкнул. И опять же, о том, как попасть на эту самую платформу, не было и слова.
Очевидно, на вокзале «Кинг Кросс» его будут подстерегать если не люди Дамблдора, так сотрудники из Министерства магии уж точно.
***
¹ — Лукотрусы — странные создания, передвигающиеся на на трёх маленьких ножках и имеющие огромные пальцы на руках. На крохотной голове с маленькими чёрными глазками красуется образование, напоминающее два листочка. Лукотрусы безобидны сами по себе, но если кто-то причиняет вред их дереву, они прыгают на обидчика и кусают его.
² — В большинстве случаев здоровое спокойное животное в расслабленном состоянии не будет поджимать хвост. Такая поза является не естественной и сигнализирует о психологическом напряжении, стрессе или физических проблем со здоровьем.
³ — «Ты действительно Гарри Поттер? — Взгляд девочки стал очень внимательным. — Можешь не сомневаться, я все о тебе знаю. Я купила несколько книг, которых не было в списке, просто для дополнительного чтения, и твое имя упоминается в «Современной истории магии», и в «Развитии и упадке Темных искусств», и в «Величайших событиях волшебного мира в двадцатом веке».»
⁴ — Перо приёма (англ. Quill of Acceptance) — это волшебное перо, служащее для записи всех новорожденных волшебников Соединённого Королевства и Ирландии (так все они автоматически зачислялись в школу Хогвартс). Перо было изобретено основателями волшебной школы.
⁵ — Книга доступа (англ. Book of Admittance) — это волшебная книга, содержащая список всех новорожденных волшебников Соединенного Королевства (так все они автоматически зачисляются в школу Хогвартс). Книга была изобретена основателями волшебной школы.
В определенный момент, когда ребёнок начинает проявлять признаки магии, Перо, по легенде взятое у авгурея, выплывает из чернильницы и пытается вписать имя этого ребёнка на страницы Книги. Те немногие, которые наблюдали процесс (некоторые директора и директрисы, любившие проводить свободные часы в Башне Книги и Пера, согласятся, что сила Пера считается более снисходительной, чем сила Книги. Простое дуновение магии способно удовлетворить Перо. Однако, Книга часто захлопывалась, отказываясь записывать имя ребёнка, пока не получены достаточно впечатляющие доказательства магических способностей.
⁶ — Олень самое благородное из лесных животных.
⁷ — Рыща в интернете, мне не удалось узнать о продолжительности жизни и взрослении гиппогрифов. Все, что удалось узнать, так это то, что живут они ДОЛГО. Хм, довольно-таки размытая информация, возможно, кто из читателей знает что-то достоверное на этот счет? В любом случае, в моем фанфике начиная с семидесяти гиппогриф будет считать пожилым.
⁹ — Что же, теперь вы знаете, кому Клювокрыл обязан необъяснимой неприязнью по отношению к себе Люциусом Малфоем...
¹⁰ — В обыденной речи в англоязычных странах используется как ругательство (соответствует русским словам «ублюдок», «выродок»).
¹¹ — Не позже 1979 года Люциус женился на Нарциссе Блэк, а в 1980 году у них родился сын Драко. После падения Волан-де-Морта в 1981 году Малфой сделал всё возможное, чтобы обелить себя, из чего следует, что уже тогда Абраксас Малфой был не у дел. В противном случае, род оправдывал бы Абраксас, а не его отпрыск.
¹² — Маги живут примерно раза в два или три дольше простых смертных. Армандо Диппет, к примеру, отошел в мир иной в возрасте 355 лет.
¹³ — Ну, посудите сами. Если директором лицея станет учитель математики, то кафедра физики и математики соответственно будет получать неплохое финансирование, да и уклон будет в большей степени соответствовать этим предметом. В Хогвартсе по той же логике. Допустим, что с приходом Дамблдора упразднили какие-то доп. курсы, предназначенные только для чистокровных, да и другие общие дисциплины, с трудом дававшиеся магглорожденным, могли убрать из программы.
¹⁴ — Диппет очень любил Тома Риддла. Их отношения были настолько крепки, преодолев черту обычных взаимоотношений директора со студентом, что Дамблдор не решался рассказать Диппету всю правду о Риддле. Взято из вики.
¹⁵ — Билет на Хогвартс-экспресс был вложен в конверт со списком необходимых вещей и вручен Тому Реддлу профессором Дамблдором, во время посещения им Приюта Вула. Неизвестно, зачем Хагрид вынул билет из конверта с письмом из Хогвартса, которое было у Гарри, вместе со списком необходимых вещей, и там он билета не находил. Взято из вики.