Снарри

Автор: Плюсквамперфектум

Описание:
У Долорес Амбридж случайно обнаружена небольшая слабость: она всегда мечтала иметь друга-гея и ужасно любит романтические истории. Плохим слизеринцем был бы Северус Снейп, если бы не сумел этим воспользоваться!

Профессору Снейпу было абсолютно не в чем себя упрекнуть. Он не давал ни малейшего повода и никак не мог повлиять на то, что случилось. Он вообще был слишком занят, пристально наблюдая за очередной попыткой Лонгботтома подорвать себя и остальных балбесов. А потому, когда стервоза Амбридж, закончив своё докучное интервью, именуемое «инспекцией», вдруг притиснулась поближе, обдав жаром откормленного тела, и шепнула: «Разговор ещё не закончен», он просто сделал вид, что не расслышал.

Кто же знал, что для «продолжения разговора» бесстыжая бабёнка заявится в его личные комнаты, со значением колыхая обтянутым по такому случаю в рюшечки и кружева перезрелым бюстом.

— Профессор Снейп, — мерзкий голосочек министерской лазутчицы растекался патокой и карамелью, — профессор Снейп, я заметила, что вы самый здравомыслящий мужчина в этой школе.

— Польщён, — с непроницаемым лицом отвечал Снейп, догадываясь, что беседа предстоит не из приятных.

— Таким образом, вы не могли не понять, что я здесь всерьёз и надолго, не правда ли? —Амбридж изобразила победную улыбку. — И должность, которую я занимаю — лишь первая ступенька моей, так сказать, карьеры. Место же преподавателя Защиты для меня мелковато, и я готова уступить его заинтересованному человеку с правильными взглядами.

Снейп почёл за лучшее промолчать, не двигаясь с места, чтобы предоставить визитёрше выболтать всё, что она захочет. Потерявшая терпение госпожа инспектор качнула жирными бёдрами, шагнула поближе и перешла на интимный шёпот:

— Я гораздо сговорчивее, нежели Дамблдор, особенно если мне идут навстречу. Особенно если мне идут навстречу такие интересные мужчины…

Пухленькая ручонка инспекторши потянулась, чтобы лечь собеседнику на плечо.

Снейп, в силу особенностей профессии зельевара, не отличался брезгливостью, но с трудом подавил приступ тошноты, лихорадочно соображая, как отцепить от себя жирную министерскую пиявку, не утратив, по возможности, её расположения. Не то чтобы у него был такой уж обширный опыт в смысле отшивания дамочек не первой свежести…

— Профессор Снейп, — проворковала Амбридж, захватывая и второе плечо тоже, — или, может, нам пора перейти к обращению по имени? Возможно, моё предложение несколько внезапно, но наши профессиональные обязанности оставляют так мало времени, следовательно, тратить его впустую ни к чему! Не так ли, Северус?

Снейп собрался с силами и заглянул в наглые водянистые глазёнки, одновременно отодвигаясь:

— Вы правы, Долорес. Тратить время не имеет смысла. Ваше предложение лестно, но оно не для меня. Мои дни заняты служением делу, я равнодушен к женщинам и не собираюсь давать вам ложные надежды…

Амбридж в удивлённом жесте сложила пухлые ладошки на груди, не прерывая контакта взглядов. Снейп ждал, что жабьи глазки напротив отразят разочарование и досаду, и приготовился подслащивать пилюлю галантной болтовнёй, но вместо того увидел всё сильнее разгорающийся в них огонёк интереса.

— Равнодушны к женщинам, значит.

Тщательно подведённые губки разошлись в лакомой улыбке, а в голосе послышались нотки восторга.

— Какое смелое признание! Северус, вы… гей?

Министерская подколодная змея таращилась на отвергнувшего её мужчину с восхищением, словно пятилетний ребёнок на наряженную к Рождеству елку.

— Я должна была догадаться раньше! — мечтательно проговорила она. — Не беспокойтесь, Северус, эта маленькая тайна останется между нами! У меня никогда ещё не было друга-гея!

Несколько обескураженный полётом фантазии своей незваной гостьи, профессор Снейп отвёл взгляд и тихо произнёс:

— Благодарю вас, Долорес.

Тогда ему казалось, что он довольно изящно выпутался.

***

Гром среди ясного неба разразился две недели спустя.

— Северус, я не люблю, когда мне пудрят мозги!

Вызвавшая его в свой кабинет госпожа инспектор пребывала в тихой ярости.

— Кто же посмел, Долорес? — с невиннейшим видом отозвался Снейп.

— Да вы же! Вы соврали мне, что вы гей…

— Я не врал, — запротестовал Снейп. Он и в самом деле не врал, предоставив Амбридж самой высказать предположения и поверить в них. Но разгневанной инспекторше было не до тонкостей.

— Да конечно! Полагаете, я ничего не понимаю? У вас было целых четыре выходных! Вы никуда не отлучались из замка! И к вам не приходили никакие посетители, я это точно знаю! Не смейте отрицать!

— Всё верно. Почему я должен отрицать?

— Вот вы и попались! Если вы гей, разве не должны вы были встретиться с кем-то? Сходить в клуб? Какой-нибудь тайный дом свиданий, бордель, в конце концов, куда вы там ходите!

— Но это вовсе не обязательно… Геи не страдают поголовно от сексуальной аддикции, и в двух неделях воздержания нет ничего особенного. — На самом деле Северус не был вполне уверен в своих словах, кто их, геев, знает, но почёл за лучшее предположить, что они ничем особенно не отличаются от прочих.

— О, неужели? — ядовито улыбнулась Амбридж. — Я бы поверила вам, но мистер Филч любезно поделился со мной наблюдением, что вы с начала учебного года никуда не отлучались. Два месяца — это тоже норма? Может, и два года? Не делайте из меня дуру!

Снейп отвернулся, сожалея, что не соврал Амбридж, что он просто импотент. Хотя, конечно, для зельевара его уровня это не оправдание. Впрочем, долго сожалеть было некогда — требовалось срочно придумать новую ложь, которая придётся чёртовой министерской жабе так же по вкусу, как и первая.

Справедливо рассудив, что жаба где-то в глубине души немного всё-таки женщина, а значит, неравнодушна к романтической чепухе, Снейп осторожно намекнул мечтательным голосом:

— Мне и не нужно было никуда ходить…

Глаза Амбридж мгновенно вспыхнули азартным огнём.

— Хотите сказать, вы встречаетесь с кем-то в пределах школы? Да кто бы это мог быть? Неужели вас кто-то привлёк из педсостава? Тут же смотреть не на что! Или… Вы же не совращаете студентов?

— Разумеется, нет! — рявкнул Северус, но тут же поспешил вернуться к романтическому тону:

— У меня есть любимый человек, просто мы не можем сейчас быть вместе. Тем не менее, я не намерен размениваться на случайные связи. Это было бы оскорблением для любви. Вы понимаете меня, Долорес?

Договорив это, Северус на всякий случай страстно сверкнул глазами.

Долорес была очарована.

***

Ложь имеет свойство разрастаться, словно Дьявольские силки, и надо быть очень искусным специалистом во лжи — или в травологии — чтобы не оказаться опутанным с ног до головы.

Душа профессора Амбридж страстно требовала подробностей романа своего приятеля-гея. Кто он? Как вы познакомились? Почему вы не вместе? Как вы общаетесь? Почему он даже не напишет вам? Пришлось врать дальше, что любимый и во сне не догадывается о чувствах Северуса, любовь безответна, а признания невозможны, потому что…

— Он ваш студент, так? Я угадала? Поэтому вы молчите?

— Долорес, вы инспектор министерства. Чего вы хотите — чтобы я добровольно рассказал вам, будто питаю непозволительные чувства к собственному ученику?

— Северус, вы что, считаете, что я способна использовать вашу откровенность против вас? Да если бы я хотела навредить вам, я бы уже давно это сделала! Думаете, Министерство потерпит в Хогвартсе профессора-гея? Но я храню вашу тайну, как и обещала. А взамен мне хотелось бы больше доверия!

И хотя Северус старался отделываться многозначительным молчанием и печальными мечтательными вздохами, Амбридж сумела на основании этих скудных сведений увериться, что речь идёт именно о студенте, чья юность и зависимое положение не оставляют возможности для признаний.

— Вы очень страдаете, мой друг? — сочувственно мурлыкала она, целомудренно приобнимая своего недавно обретённого личного гея за плечи.

— Я не променяю своих страданий на всё счастье мира, — пылко отвечал Северус, больше не опасаясь, что слова его звучат слишком мелодраматично.

Для любительницы котят и розовых мантий доза мелодрамы пришлась в самый раз.

***

— Ради Мерлина, Северус, что у вас за ужасный вкус!

Долорес напоказ хмурилась, но знакомый блеск возбуждения в её глазах подсказывал, о чём пойдёт речь.

— В чём я опять провинился? — притворно смиренным тоном проговорил Снейп. Быть другом-геем инспектора Амбридж оказалось довольно выгодно: кроме его вымышленных амурных дел министерскую шпионку не интересовало о нём больше ничего, а сама она, расслабившись, порой болтала лишнего.

— Знаете, если бы вы выбрали своим возлюбленным кого-то другого… Вот, скажем, Драко Малфой — и красавчик, и умница! Или его друг Винсент, такой милый пухляшечка. Но купиться на дешёвую известность и эпатаж… Северус! Что вы нашли в этом нелепом Гарри Поттере? Неблагодарный, недисциплинированный мальчишка!

— Совершенно с вами согласен, Долорес. Мальчишка дрянь. Терпеть его не могу, — невозмутимым тоном прервал излияния своей «подруги» профессор.

Долорес на секунду застыла с открытым ртом, не договорив до конца своих упрёков в дурновкусии и опрометчивости выбора. Затем её физиономия отобразила выражение вкрадчивое и едкое:

— Конечно, терпеть не можете. Именно поэтому не сводите с него взгляда. И что бы он ни натворил, на месте происшествия вы оказываетесь одним из первых. А каждый его урок зельеварения заканчивается отработкой в вашем кабинете.

— Так уж и каждый… — пробормотал Снейп, припоминая.

— Учёт всех наказаний у меня ведётся автоматически! Но вы не тревожьтесь, — поспешила успокоить она «друга», — нужно быть очень проницательным, чтобы за вашей пристрастностью к мистеру Поттеру заподозрить нечто большее. Профаны считают вас непримиримыми врагами. Но я-то знаю…

Глаза Амбридж подёрнулись мечтательной дымкой, а на щеках сквозь пудру пробился румянец.

— Прошу вас, Долорес, не делайте поспешных выводов. Мистер Поттер — всего лишь невыносимый мальчишка, который постоянно вляпывается в неприятности, разгребать которые приходится в том числе и мне. Естественно, я стараюсь следить за ним и быть как можно строже.

Амбридж разочарованно вздохнула и обиженно отвернулась, сложив руки на груди.

— Я надеялась, что стою вашего доверия, Северус. Можете продолжать упорствовать, конечно… Но если бы вы были со мной откровеннее, я могла бы кое-что рассказать вам. Кое-что, чего не замечаете вы.

— Чего же я, по вашему мнению, не замечаю? — равнодушным тоном поинтересовался Северус.

Госпожа инспектор развернулась, на лице её сияла торжествующая улыбка.

— Мальчишка Поттер догадывается о ваших чувствах! И, чтобы вы знали, он нисколько не жалеет вас!

— Откуда вам это известно?

То, что Поттер не просто догадывается, а совершенно точно знает всё о чувствах к нему, у Северуса Снейпа сомнений не вызывало. Его раздражала самоуверенность Поттера, бесила его манера привлекать к себе всеобщее внимание, злила небрежность на уроках и приводила в бешенство беспримерная наглость. Всё это он не раз демонстрировал Поттеру с абсолютной ясностью, даже полный тупица мог бы догадаться.

И уж конечно, надо обладать поистине неумеренной фантазией, чтобы заподозрить, что Поттер якобы подозревает во всём этом скрытые нежные чувства.

— Я не страдаю отсутствием наблюдательности! — с гордостью констатировала Амбридж. — Мальчишка намеренно лезет вам на глаза, красуется перед вами, напоказ кокетничает с девицами, стараясь возбудить ревность. А это его пренебрежение школьной формой? Вспомните, сколько раз вы видели его без мантии, в этих магловских обтягивающих ноги штанишках. Думаете, он это случайно?

Довольная своей проницательностью, Амбридж поправила причёску и проникновенно произнесла:

— Бедное ваше сердечко, мой друг! Попомните моё слово, этот мальчишка не знает жалости! Он окончательно вскружит вам голову и посмеётся над вами.

***

Мальчишка Поттер, тем временем, о чувствах профессора Снейпа не то чтобы не догадывался, ему просто было на них плевать. Честное слово, забот и без того хватало: сегодня ему предстояла отработка у Амбридж, и он пытался отвлечься от тяжёлых мыслей, углубившись в выполнение уроков, которых задавали просто прорву. Шепотки девочек в гостиной не могли отвлечь его от учебника по чарам, пока не превратились в довольно громкую дискуссию.

— Да она же старая и мерзкая! Даже Снейп до такого не опустился бы! — вскрикнула Джинни, уверенно рубанув рукой воздух.

— Снейп сам старый и мерзкий, так что какая ему разница! — тоже повысив голос, возразила Лаванда. — Кто на него ещё посмотрит-то?

— Они всё время перешёптываются! — поддержала Лаванду Ромильда. — А как она ему улыбается, да ещё под руку хватает!

— Явно же что-то у них есть! — продолжила Браун.

— Фу, какая гадость, — засмеялся сидящий неподалёку Дин, подняв голову от пергамента.

— Можно сплетничать потише? — подала голос Гермиона, не отрываясь от чтения. — Некоторые пытаются заниматься.

— Зубрилка! — еле слышно проворчала Ромильда, а более смелая Лаванда заметила в пространство:

— Не всех интересуют только книжки, некоторые ещё и по сторонам смотрят!

Гермиона перевернула страницу и тем же размеренным тоном произнесла:

— У Амбридж и профессора Снейпа нет романа. Он поддерживает с ней приятельские отношения, потому что она инспектор, а он не хочет ссориться с начальством. Что касается самой Амбридж, похоже, что ей нравится чувствовать себя покровительницей по отношению к Снейпу. Чем-то он её заинтересовал.

— А по вечерам они вместе чай пьют! — фыркнула Лаванда, полная чувства превосходства над туповатой однокурсницей, ничего не понимающей в отношениях.

Гарри со злостью захлопнул книгу и поднялся на ноги. Время отработки неумолимо приближалось, и идти в кабинет мерзкой жабы, невольно размышляя о её возможном романе с также довольно мерзким Снейпом, было противно. Но думать о чём-то другом не получалось.

При виде напудренной рожи инспекторши, сочащейся самодовольством, он невольно задался вопросом: «И что, Снейп может вот это вот — поцеловать?»

На секунду ему даже стало жалко Снейпа.

— А вот и вы, мистер Поттер! — пропела жаба, расплываясь в улыбке. — Займите своё место. Ваше наказание сегодня слегка изменится. Нет-нет, перо-то вы берите и начинайте писать. Пишите: «Я не должен соблазнять профессора Снейпа».

Гарри едва не поперхнулся воздухом.

— Я не должен что?..

— Вы плохо слышите? — Амбридж подошла вплотную, нависнув над учеником. — Повторяю: «Я не должен соблазнять профессора Снейпа».

— Да не буду я такое писать! — Гарри отшвырнул перо и поднялся, сжимая кулаки.

Амбридж усмехнулась.

— Верно ли я поняла, что вы намерены продолжать это делать?

— Делать — что? — вытаращился Поттер.

— Соблазнять профессора. Пользоваться своей молодостью и привлекательностью для того, чтобы разбить сердце прекрасного человека, которому вы, дрянной мальчишка, и шнурки завязывать недостойны.

— Какое сердце? Какие шнурки? — растерянно пробормотал Гарри, отодвигаясь от наступающей на него в праведном гневе инспекторши.

— Сядьте и пишите! — взвизгнула Амбридж. — И я прослежу, чтобы вы усвоили урок!

Увы, госпожа инспектор не знала, задавая писать своей кровью строчки «Я не должен соблазнять профессора Снейпа», что мозг не воспринимает отрицательную частицу «не». Уж во всяком случае, мозг Гарри Поттера — точно. А потому с отработки Гарри вышел полностью убеждённый в том, что соблазнить профессора Снейпа является его прямой обязанностью, лишь бы жабе было хуже.

И конечно, ему мог очень пригодиться совет друга.

— Гермиона, как ты думаешь? Снейп и Амбридж — такие уж друзья? Мог он ей рассказать, ну, какой-нибудь свой секрет?

— Какой, например? Вряд ли Амбридж поделилась с тобой этим секретом на отработке, — прищурилась Гермиона.

— Это как сказать… В общем, Амбридж думает, что Снейп влюблён… ну, кое в кого.

— С чего ты взял?

Гарри вздохнул. Пришлось раскрыть подруге всю неприятную правду до конца.

— Она сама так сказала. Она думает, что это я. Что он в меня… а, забудь, всё это чушь собачья! — Гарри махнул пораненной рукой. Сквозь ткань рукава выступили пятна крови.

— Погоди-ка! Бадьян!

Не успел Гарри отказаться, как Гермиона достала флакон с настойкой и задрала рукав, чтобы увидеть новую редакцию кровавой надписи…

— Эта старая жаба совсем чокнулась, — прошипела она и промокнула кровь тампоном, смоченным в зелье.

— Ну, так что ты думаешь? — шёпотом спросил Гарри. — Она может быть права? С одной стороны, Снейп ведёт себя совсем не как влюблённый. А с другой стороны — это же Снейп. Может, он думает, что так и надо ухаживать: орать и докапываться. Он придирается ко мне в десять раз больше, чем к остальным. Даже на Невилла меньше орёт, а ведь Невилл совсем ни в зуб ногой.

— Вряд ли, — проговорила Гермиона, подумав. — Ты же его с самого первого дня бесишь. Он что, с одиннадцати лет в тебя влюблён?

Гарри приумолк. С одиннадцати лет — это, конечно, перебор. А с другой стороны…

— А кто его, Снейпа, знает… — скорчил Гарри гримасу и довольно легкомысленно хихикнул. Отчего-то влюблённый в одиннадцатилетнего Снейп не казался ему омерзительным, возможно, потому что этим одиннадцатилетним был когда-то он сам.

***

— Ты утоляешь мой голодный взор,
Как землю освежительная влага.
С тобой веду я бесконечный спор,
Как со своей сокровищницей скряга.

То счастлив он, то мечется во сне,
Боясь шагов, звучащих за стеною,
То хочет быть с ларцом наедине,
То рад сверкнуть сверкающей казною.

— Долорес, вам правда это интересно? — прервал чтение профессор Снейп.

— О… — встрепенулась замечтавшаяся госпожа инспектор. — Очень милые стихи, как, говорите, зовут этого магла?

— Уильям Шекспир. Сонеты Шекспира — последнее утешение безнадёжно влюблённых, — улыбнулся Снейп, словно посмеиваясь над своей сентиментальностью.

— Вы позволите? — Амбридж протянула руку, чтобы взять томик, обтянутый чёрной кожей. Раскрыв книгу посередине, она принялась перелистывать страницы.

— Вы только послушайте, Северус:

Любовь - слепец, что натворила ты?
Глаза хоть смотрят, но не различают,
Хоть видят, но не видят красоты,
И худшее за лучшее считают.

Не ваш ли это случай? Не отворачивайтесь, Северус, я не устану повторять, что мистер Поттер недостоин ваших чувств.

— Долорес, я знаю, вы говорите это из самых лучших побуждений. Но это бесполезно, поверьте. Мой случай скорее иной.

Снейп прикрыл глаза и продекламировал на память:

— Мои глаза в тебя не влюблены,
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.

Я всё понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Сердцу не прикажешь.

Амбридж сочувственно покачала головой, а Северус произнёс мягким завораживающим тоном:

— Довольно говорить обо мне, вы видите, я неизлечим. Давайте поговорим о вас. Как прошла ваша последняя встреча с министром?..

***

Гарри Поттеру было легко пообещать себе, что уж теперь-то он точно начнёт соблазнять профессора Снейпа, чтобы насолить министерской жабе. Беда была в том, что сам процесс соблазнения он представлял себе весьма смутно и, возможно, он даже и отказался бы от этой затеи, если бы сама судьба не шла ему навстречу, в виде непрошенных уроков окклюменции. Сперва он возмутился этой новой заботой на свою и без того замороченную голову, но через несколько дней, хорошо всё обдумав и представив, какие выгоды он может получить от занятий, Гарри решил, что окклюменция для него сейчас — то, что надо. В голове его созрел подробный план. Профессор Снейп был обречён.

Чтение мыслей, значит. Очень интересно! Что если, заглянув в голову своего студента, профессор Снейп наткнётся на мысли о нём самом? Разумеется, правильные, заранее подготовленные мысли!

На ближайшем уроке зельеварения коварный гриффиндорец исподтишка, но очень старательно рассматривал будущую жертву своего коварства, пытаясь разглядеть в ней хоть что-нибудь привлекательное. Получасовое наблюдение привело его к выводу, что Снейп, пожалуй, довольно высокого роста. Девчонки, как известно, любят рослых парней, стало быть, в этом долговязом что-то есть. Может, с такими удобно обниматься? А целоваться? Целоваться вряд ли, ведь тогда придётся вставать на цыпочки. Может, в том и прикол?

Гарри представил самого себя, приподнимающегося на цыпочки перед Снейпом. Снейп в нарисованной воображением картине корчил злобную рожу и снимал двадцать баллов с Гриффиндора. Это было обидно, но Гарри Поттер не из тех, кто сдаётся при первых же трудностях.

Он продолжил наблюдение и заметил, что у профессора довольно изящная фигура. Проще говоря, Снейп швабра, каких мало. Ничего против худобы, даже такой явной, Гарри не имел: скорее его бы мог оттолкнуть жиробасина, напоминающий дядю Вернона и кузена Дадли.

«По крайней мере, Снейп не жирный, — утешил себя Гарри, — и высокий. И волосы у него… есть».

В самом деле. Всё могло быть и хуже. Снейп мог быть лысым или плешивым. Или обладателем золотых кудряшек, как у Локхарта. Так что имеющаяся сейчас на голове Снейпа шевелюра была не так уж и плоха: густая, без признаков седины, мужественного чёрного цвета. Всего-то и надо, что мыть её почаще. А если не заморачиваться гигиеной (Гарри и сам не особо заморачивался), то эти чёрные сосульки, пожалуй, смотрелись даже эффектно, оттеняя бледную кожу щёк.

Кстати о щеках: бороды у Снейпа тоже не было. Гарри ничего не имел против бород, например, Дамблдора или Хагрида, но на человеке, которого он хотел бы рассматривать как нечто привлекательное, бороды расти не должно ни под каким видом! В этом вопросе Гарри был бескомпромиссен и непреклонен!

Наблюдения не прошли даром: зелье вышло неудачным, можно сказать, совсем не вышло, и Снейп отчитал его, но Гарри, помня о деле, не стал пререкаться или сердито сверкать на профессора глазами, а только печально вздохнул, пообещав себе в следующий раз быть внимательнее.

В следующий раз от внимания Гарри не укрылось ещё много чего. Например, он заметил, что у Снейпа очень красивая форма кистей, когда профессор, взбешённый работой Невилла, отобрал у недотёпы нож и показал, как следует нарезать лирный корень. Работа, над которой пыхтели ученики, вцепляясь в ножи и компоненты, у опытного зельевара получалась легко, играючи: тонкие ловкие пальцы так и порхали над столом.

«Надо же, красивые руки достались такому уродцу!» — подумал Гарри и тут же одёрнул себя. Думать о Снейпе как об уродце не годилось. Следовало с упорством маньяка-кладоискателя пытаться обнаружить в нём скрытую красоту.

На пятнадцатой минуте поисков Гарри уже спрашивал себя, почему, собственно, Снейпу вообще присудили звание урода.

Разумеется, писаным красавцем его не назовёшь, но и ничего особенно уродливого в его лице не находилось. Крупный нос, на клюв орлиный похож, ну и что? Нос же, а не хобот. У некоторых и вовсе носа нет. А глаза, пожалуй, даже и красивые. Когда не пялятся так, как будто Снейп тебя придушить хочет.

И вообще, если подумать, Снейпу сильно вредит злобное выражение на морде. Улыбался бы – сразу стал бы намного симпатичнее. Жаль, что для того, чтобы заслужить улыбку Снейпа, надо начисто продуть Слизерину в квиддич. Пожалуй, на такие жертвы ради профессорской улыбки Гарри был пока не готов. Да и никогда не готов.

— На моих уроках я бы советовал вам смотреть в собственный котёл, — прошипел Снейп, проходя мимо.

И действительно. Что это Гарри прицепился к урокам, когда за Снейпом можно следить и в других местах?

Двухдневная слежка в коридорах и Большом Зале открыла Поттеру, что Снейп за столом больше трещит с соседями, чем ест, потому, видимо, и худой такой; что у него красивая, но слишком быстрая походка, а свои необъятные мантии он носит с редким шиком.

Ещё одной удачной идеей оказалось натравить на Снейпа Колина Криви. Навешав парнишке лапши на уши, что ему необходимы фотографии всех профессоров, Гарри отправил своего восторженного помощника на охоту, и тот через день вернулся с целой пачкой добычи. Фото были очень неплохи, и даже Снейп пару раз получился хорошо. Гарри выбрал ту, где Колин запечатлел школьного зельевара стоящим в профиль с задумчивым видом и полуприкрытыми глазами. Затем Снейп на фото поворачивался анфас и внимательно смотрел прямо на зрителя, приоткрывая губы, чтобы что-то сказать, но, конечно, сказать он ничего не мог — и это скорее радовало. Из-за спокойного выражения лица, или благодаря искусству фотографа, Снейп вышел на снимке почти красивым, и Гарри с удовольствием вклеил колдофото между страниц учебника по зельям. Теперь он всегда мог под видом подготовки уроков разглядывать молчаливого профессора, оборачивающегося к нему, взмахивающего, как оказалось, длинными густыми ресницами и внимательно глядящего на него чёрными как ночь глазами. Что ни говори, очень выгодное воспоминание!

***

— Как проходят ваши дополнительные занятия?

Глазёнки Амбридж, как обычно, горели сластолюбием и азартом.

Профессор Снейп мог бы многое рассказать о том, как проходили его занятия с чёртовым мальчишкой. На первом же из них Поттер после пары сеансов легилименции не устоял на ногах и, жалобно охнув, повалился прямо на своего учителя. Мальчишку пришлось ловить и приводить в чувство. А на втором занятии, основательно выпотрошив память Поттера, он наткнулся среди прочего на собственную физиономию. На колдографии. Между страниц книги. На третьем из памяти Поттера удалось извлечь эпизод, где он обсуждает свои чувства к профессору с Грейнджер. На четвёртом занятии взору легилимента предстал пергамент, исписанный его собственным именем и изрисованный сердечками. После чего Северус не знал, от чего ему сильнее расстраиваться: от того, что Поттер, судя по всему, воспылал к нему необъяснимыми чувствами, или от того, что он такой кромешный идиот?

— Довольно мучительно, Долорес. У Гарри никаких способностей к зельям. А я не хочу, чтобы он провалился на экзаменах.

— И это всё, что вас печалит?

Ненасытная до чужих романов душа инспекторши, как всегда, жаждала подробностей.

— А всё остальное прекрасно. Знаете, когда не позволено большего, учишься радоваться малому.

— Малому, — повторила Амбридж, заворожённо качая головой. — Чему именно малому?

Снейп печально улыбнулся.

— Возможности быть рядом. Видеть. Дышать одним воздухом. Я… я почти счастлив, Долорес…

Госпожа инспектор промокнула увлажнившиеся глаза платочком с вышитым котёнком и с восторгом прошептала:

— Какая любовь! Мерлин, какая любовь!

Снейпу даже на секунду стало жаль, что он всё это выдумал. Да ещё Поттер со своей детской неожиданностью, в смысле, влюблённостью. Так могло бы удачно совпасть…

***

В этот день у Гарри кончилось последнее терпение. Уровень сфальсифицированных воспоминаний о любви, подсунутых Снейпу, перешёл все разумные пределы. У профессора давно уже не должно остаться никаких сомнений в том, что Гарри Поттер пускает по нему розовые слюни. Однако никаких ответных шагов Снейп не предпринимал. Продолжал вторгаться в сознание, бранил за малый прогресс в окклюменции, доводил нотациями и не подавал даже виду, что знает о влюблённости своего студента. При этом Гарри не мог не заметить, как Снейп прячет часть своих мыслей в Думосбор. Может, он там хранит свою влюблённость? Тогда почему её так мало? А может, Амбридж ошиблась и Гарри валяет дурака понапрасну, зря только позорится?

К счастью для Гарри, Драко Малфой единственный раз в жизни сделал что-то хорошее — ворвался во время занятия и увёл Снейпа за собой.

Такой шанс упускать было нельзя.

Воспоминания Снейпа были действительно интересными — и довольно печальными, ведь Гарри привык думать о своих родителях лучше, чем увидел в Думосборе. Но он смотрел и смотрел, надеясь, что так похожий на него Джеймс всё же опомнится и остановится, или хотя бы Лили вернётся и прекратит это безобразие… Но дождался лишь того, что Снейп вернулся и вытащил его из воспоминаний за шкирку.

Оскорблённый Снейп был страшен. Он орал как резаный, угрожал, приказывал молчать об увиденном, велел убираться с глаз навсегда и больше не возвращаться, а видя, что Гарри замешкался, схватил со стола первое, что подвернулось под руку, чтобы швырнуть обидчику в голову. Спасибо тренировкам по квиддичу — от банки с сушёными тараканами удалось увернуться, и в тот же миг Гарри вылетел за дверь и даже пробежал полкоридора, прежде чем к нему вернулась способность соображать.

Он остановился и прислонился к стене, выравнивая дыхание. Отдышавшись, Гарри медленно, тихими шажками пошёл обратно.

Хуже уже всё равно не станет, а отношения со Снейпом следует выяснить раз и навсегда.

Помедлив у двери секунд пять, он решительно распахнул её и застыл на пороге. Снейп обернулся к нему.

— Я разве не сказал тебе убираться? — рыкнул он.

Язык от волнения прилипал к нёбу. Гарри на негнущихся ногах сделал два шага вперёд и вдруг прыгнул на Снейпа, словно отчаянный леопард — и просто сшиб его с ног, приземляясь сверху. Руками он обхватил запястья профессора, чтобы тот не смог ударить, а рот в таких условиях заткнуть можно было только поцелуем. Вот ноги Снейпа нейтрализовать было нечем, и Гарри рисковал получить пинка по самому дорогому.

Но так и не получил.

Даже прекраснейший в мире поцелуй не может продолжаться вечно, а уж такой неумелый, нелепый и слюнявый — тем более. И как ни страшно было его прерывать, Гарри всё же отпустил терзаемые губы.

— Какой же ты придурок, Поттер, — на удивление беззлобно проговорил профессор. — Даже дверь не закрыл.

***

Урок шёл своим чередом. Булькали котлы, нарезались и растирались ингредиенты, перешёптывались, думая, что их не слышно, ученики. Профессор Снейп сидел за своим столом, бросая редкие короткие взгляды на разлохмаченную склонившуюся над варевом макушку и улыбался, как Джоконда в музее — чуть-чуть, уголками рта. Его рука под мантией поглаживала знакомую выпуклость.

Поттер. Кто бы мог подумать. Поттер. Гарри.

Его Гарри сосредоточенно хмурился, аккуратно помешивая зелье по часовой стрелке.

Рука профессора сжала гладкую выпуклость. Он ещё раз улыбнулся собственной несдержанности. Впрочем, все заняты зельем, никто и не заметит.

Он запустил руку поглубже, крепко обхватил корешок и вытащил наружу под столом. Раскрыл томик стихов, с которым не расставался теперь, и прочёл любимое:

Признаюсь я, что двое мы с тобой,
Хотя в любви мы существо одно.
Я не хочу, чтоб мой порок любой
На честь твою ложился как пятно.

Пусть нас в любви одна связует нить,
Но в жизни горечь разная у нас.
Она любовь не может изменить,
Но у любви крадет за часом час.

Как осужденный, права я лишен
Тебя при всех открыто узнавать,
И ты принять не можешь мой поклон,
Чтоб не легла на честь твою печать.

Ну что ж, пускай!.. Я так тебя люблю,
Что весь я твой и честь твою делю!

Гарри заканчивал работу над зельем и, судя по поднимающемуся над котлом пару, зелье вышло недурным. Он оторвался от работы и бросил быстрый взгляд на профессора. Их глаза на миг встретились, и они оба не смогли удержаться от счастливой улыбки.

Гарри не знал, как и почему с ним случилось то, что случилось. Он знал только, что теперь у него есть Северус, и он никогда его не оставит.

Северусу впервые за долгие годы было ради чего жить. И вопреки логике и судьбе отчаянно верилось, что всё будет хорошо.