Джон Смит

Мы с Роном аппарируем в Коукворт и оглядываемся по сторонам. Никого, улицы пусты, только худая облезлая собака хромает на трёх лапах и спешит убраться в кусты, заметив нас. Промозглый туман клубится над грязной речушкой с берегами, похожими на свалку. Из тумана выступает высокая каменная труба – похожа на фабричную, но дым не идёт, и почему-то кажется, что не идёт уже давно. Пахнет гнилью, стоялой водой и грязным бельём. От всего, что я вижу, веет безнадёжностью и глухим отчаянием. Когда мы проходим мимо местного паба с гордым названием «Райское местечко», дверь распахивается, выплеснув наружу пьяные голоса и шум драки, и вновь закрывается, отрезав нас от весело проводящих вечер выходного дня жителей этого захолустья. Дом, который нам нужен, на вид ничем не отличается от соседей: обшарпанные стены, тёмные окна, запертая дверь...

- Знаешь, - почему-то шёпотом говорит Рон, - если Снейп и правда здесь вырос... неудивительно, что он стал таким...

- Сальноволосым ублюдком, - заканчиваю я. Да, в этом городишке, пропахшем плесенью, в этом доме трудно было вырасти счастливым и открытым. И потом, я же видел на уроке окклюменции, как мужчина с искажённым от гнева лицом орёт на сжавшегося в комок мальчика. – Ну, аврор Уизли? Вперёд?

- Подожди, - Рон взмахивает палочкой, негромко проговаривает какое-то незнакомое мне заклятие и старый дом на мгновение окружает мерцающее кольцо. – Тут были защитные чары. Только давно не обновлялись, ослабли совсем. Доставай палочку и пошли.

Старая добрая «алохомора» не подводит, дверь со скрипом открывается. В доме давно никто не живёт, это чувствуется сразу. По запаху, по заброшенности, по толстому слою пыли, который покрывает все поверхности. Мы проходим в гостиную. Стол, кресло, камин, много шкафов – и книги, книги, книги... Хорошо, что мы не взяли Гермиону – отсюда её пришлось бы вытаскивать за уши. Книги по зельеварению, ментальной магии и (ну разумеется!) тёмным искусствам и защите от них мирно соседствуют с маггловскими. Много стихов – Снейп и стихи?! Никогда бы не подумал!

- Часть книг кто-то забрал отсюда, - в моем рыжем друге говорит сейчас аврор Уизли, - видишь, стоят плотно, а кое-где прорехи и пыль накопилась? Значит, забрали давно.

- Давай разделимся, - предлагаю я Рону. Мне хочется побыть в доме одному. – Я наверх, а ты тут всё осмотри.

Рон недовольно хмурится, но кивает, соглашаясь. Я поднимаюсь по скрипучим ступенькам, освещая себе дорогу люмосом. На втором этаже две двери – гостевая спальня и спальня хозяина? Или, скорее, спальня и кабинет, вряд ли в этом доме часто бывали гости. Толкаю дверь и оказываюсь в тёмной пропылённой комнате. Раздвигаю тяжелые портьеры – спальня. Кровать под тёмно-зелёным покрывалом, огарки свечей кругом, маленький круглый столик возле окна. На столике маггловская фотография, всего одна. Высокий мужчина с красивым, но жестким лицом (кажется, про такие лица говорят «порочное»), молодая усталая некрасивая женщина с крючковатым носом – и черноволосый мальчик на руках у матери. Ему года два, смотрит серьёзно, исподлобья. Тонкие губы, бледные щёки, внимательные чёрные глаза... Здравствуйте, профессор Снейп!

Замечаю на полу возле кровати маленький растрепанный томик, наклоняюсь, поднимаю. Стихи. С первой страницы на меня смотрит лохматый молодой парень в тонких очках. Имя Уильям Йейтс ничего мне не говорит, но я прячу книжку в карман куртки: мне интересно, что же читал перед сном человек, который мне снится. Может, я тогда лучше его пойму? Под кроватью в пыли что-то поблёскивает. Пошарив рукой, натыкаюсь на что-то острое и извлекаю сломанную волшебную палочку. Это та самая палочка, которой он на втором курсе отбросил во время дуэли Локхарта и уничтожил змею, та самая, которую он наставил в хижине на Сириуса, а потом – на лже-Муди, с помощью которой копался у меня в мозгах на пятом курсе... которой убил Дамблдора... которой призывал свою лань... У меня в руках – обломки чёрной палочки Северуса Снейпа.

- Я не понимаю, - говорю я вслух, глядя на куски чёрного дерева в моих руках. – Почему? Почему, Снейп?

Я кладу бывшую палочку в карман, подумав, присоединяю к ней фотографию. Во второй комнате, которая оказывается кабинетом (угадал!), не обнаруживается ничего интересного. Никаких бумаг – только пыль и остатки пепла в камине. У Рона, обыскавшего за это время гостиную, кухню и даже заглянувшего в подвал, где когда-то, видимо, была лаборатория, тоже пусто.

- Возвращаемся, Рон, - говорю я. Я больше не могу находиться в этом доме, стены давят на меня, мне не хватает воздуха. И мы возвращаемся на Гримо.

Мы вытаскиваем Гермиону из библиотеки под недовольное ворчание Кричера: он больше не называет её грязнокровкой, но магглорожденная в святая святых старинного дома Блэков... Герми нежно прижимает к груди толстый том в чёрном переплёте с золотыми буквами, которые я не могу разобрать.

- Ой, Гарри, можно я это возьму? Я нашла кое-то, что может нам помочь, хочу дома разобраться. Я осторожно, честное гриффиндорское!

- Да читай на здоровье! – говорю я, не обращая внимания на страдальческие гримасы Кричера и Рона, и тащу друзей в гостиную. – Кричер, кофе и сладкое... и нам с Роном чего-нибудь выпить. Мне так точно необходимо.

Мы рассказываем Гермионе про посещение заброшенного дома в Паучьем тупике, и я выкладываю свои находки на стол – фотографию и обломки палочки. Герми долго рассматривает снимок, в её глазах, кажется, стоят слёзы. А Рон вертит в руках обломки палочки.

- Не понимаю, - говорю я, как тогда, в спальне Снейпа. – Палочка... кто сломал его палочку? На него напали?

- Вряд ли. Следов сражения не было, и защитный контур был цел. Знаешь, дружище... тебе это, наверное, не понравится, но, по-моему, Снейп сломал палочку сам. Помнишь, что сказала Трелони? Не в нашем мире. Я думаю... я думаю, достал его наш магический мир. Он ушёл к магглам. И если так – хрен мы его найдём... прости, Герми.

Во мне что-то обрывается. Ушёл к магглам? Сломал палочку? Почему? Мог ли Снейп так возненавидеть наш магический мир и своё место в нём? Мог. Он, как и я, полукровка, мир магглов ему знаком. Но отказаться от магии... от силы, от огня, струящегося в твоих жилах, от ощущения власти над материей, от волшебства, которое мы творим походя, подчас даже не замечая того? Отказаться от магии – как отрезать себе руку или ногу. Говорят, лиса, попавшая в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы освободиться. Он тоже был в капкане? И отказался от части себя – ради чего? И почему сначала просидел два года в своей норе? Я представляю себе одинокого мрачного мужчину в пустом тёмном доме – вот он сидит в гостиной и смотрит в огонь, вот читает своего Йейтса, что-то пишет в кабинете, сжигает бумаги в камине... А потом ломает палочку и исчезает. Чёрт, что бы там Рон не говорил – я всё равно найду его... потому что теперь у меня к бывшему профессору на один вопрос больше.

Когда друзья наконец уходят, я провожу остаток вечера и часть ночи в компании Уильяма Йейтса. Я не люблю и не понимаю стихов, никогда не любил, но я читаю горькие строки, и мне кажется, что я немного приближаюсь к тому, кто мне снится. Он снится мне и этой ночью, и я опять просыпаюсь в холодном поту. Мне снится, что он зовет меня, я слышу его голос и даже вижу вдали чёрную фигуру в развевающейся мантии, но никак не могу добежать до него.