Эмилия Поттер и Философский камень

Гарри и Эмилию никогда ещё так не наказывали, как за историю с бразильским удавом. Когда им наконец разрешили выходить из чулана, уже начались летние каникулы, а Дадли уже успел сломать новую видеокамеру, разбил самолёт с дистанционным управлением и, в первый раз сев на новый гоночный велосипед, умудрился врезаться в миссис Фигг, переходившую Тисовую улицу на костылях, и сбить её с ног, так что она потеряла сознание.
Гарри и Эмилия были рады, что занятия в школе закончились, но зато теперь им негде было скрыться от Дадли и его дружков, которые каждый день приходили к ним домой. И Пирс, и Деннис, и Малкольм, и Гордон — все они были здоровыми и безмозглыми, но Дадли был самым здоровым и самым безмозглым, и потому именно он считался их предводителем и решал, что будет делать вся компания. И вся компания соглашалась с тем, что следует заняться любимым спортом Дадли — охотой на Гарри.

По этой причине Гарри и Эмилия проводили как можно больше времени вне дома, шатаясь неподалеку и думая о том, что не так уж много времени осталось до конца каникул, откуда им светил крошечный лучик надежды. В сентябре они должны были пойти в среднюю школу и наконец-то расстаться с Дадли. Дадли перевели в частную школу, где когда-то учился дядя Вернон, — в «Вонингс». Кстати, туда же устроили и Пирса Полкисса. А Поттеров отдали в самую обычную общеобразовательную школу, в «Хай Камеронс». Дадли это показалось невероятно смешным.
Дадли: В этой школе старшекурсники в первый же день засовывают новичков головой в унитаз, — сразу же начал издеваться Дадли. — Хочешь подняться наверх и попробовать?
Гарри: Нет, спасибо, — ответил Гарри. — В многострадальный унитаз никогда не засовывали ничего страшнее твоей головы — его, бедняжку, может и стошнить.
Эмилия: Неужели уже сам успел там побывать?!)
Оба убежали раньше, чем Дадли понял смысл сказанного.

Как-то в июле тётя Петунья повезла Дадли в Лондон, чтобы купить ему фирменную форму школы «Вонингс», а Гарри и Эмилию отвела к миссис Фигг. Как ни странно, теперь у миссис Фигг стало куда приятнее, чем раньше. Выяснилось, что она сломала ногу, наступив на одну из своих кошек, и с тех пор уже не пылает к ним такой страстной любовью, как прежде. Так что она не показывала им фотографии кошек, и даже разрешила им посмотреть телевизор, но зато угостила шоколадным кексом, который, судя по вкусу, пролежал у неё в шкафу по крайней мере десяток лет.
В тот вечер Дадли гордо маршировал по гостиной в новой школьной форме. Ученики «Вонингса» носили тёмно-бордовые фраки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы, которые называются канотье. Ещё они носили узловатые палки, которыми колотили друг друга за спинами учителей. Считалось, что это хорошая подготовка к той взрослой жизни, которая начнётся после школы. Глядя на Дадли, гордо вышагивающего в своей новой форме, дядя Вернон ужасно растрогался и ворчливым голосом — ворчал он притворно, пряча свои эмоции, — заметил, что это самый прекрасный момент в его жизни. Что же касается тёти Петуньи, то она не стала скрывать своих чувств и разрыдалась, а потом воскликнула, что никак не может поверить в то, что этот взрослый красавец — её крошка сыночек, её миленькая лапочка. А Гарри и Эмилия даже боялись открыть рот. Они изо всех сил сдерживали смех, но тот так распирал их, что мальчику и девочке казалось, что у них вот-вот треснут рёбра и хохот вырвется наружу.

Когда на следующее утро Гарри зашёл на кухню позавтракать, там стоял ужасный запах. Как оказалось, он исходил из огромного металлического бака, стоявшего в мойке. Гарри подошёл поближе. Бак был наполнен серой водой, в которой плавало нечто похожее на грязные тряпки.
Гарри: Что это? — спросил он тётю Петунью. 
Тётя поджала губы — она всегда так делала, когда Гарри осмеливался задать ей вопрос. 
Петунья: Ваша с Эмилией новая школьная форма.  
Гарри снова заглянул в бак. 
Гарри: Ну да, конечно, — произнёс он. — Я просто не догадался, что её обязательно нужно намочить. 
Петунья: Не строй из себя дурака, — отрезала тётя Петунья. — Я специально крашу старую форму Дадли в серый цвет. Когда я закончу, она будет выглядеть как новенькая. 
Гарри никак не мог в это поверить, но решил, что лучше не спорить. Он сел за стол, стараясь не думать о том, как будет выглядеть в свой первый день в «Хай Камеронсе» — наверное, так, словно вырядился в обрывки полусгнившей шкуры мамонта. Вдруг на кухню зашла Эмилия, потирая глаза.
Эмилия: Чем тут пахнет?..  
Гарри: Нашей школьной формой... 
Девочка подошла к Гарри и села на стул рядом с ним. В этот момент в кухню вошли Дадли и дядя Вернон, и оба сразу сморщили носы — запах новой школьной формы двойняшек им явно не понравился. Дядя Вернон, как обычно, погрузился в чтение газеты, а Дадли принялся стучать по столу форменной узловатой палкой, которую он теперь повсюду таскал с собой.  

Из коридора донеслись знакомые звуки — почтальон просунул почту в специально сделанную в двери щель, и она упала на лежавший в коридоре коврик.
Вернон: Принеси почту, Дадли, — буркнул дядя Вернон из-за газеты.
Дадли: Пошли за ней Гарри. 
Вернон: Гарри, принеси почту.
Гарри: Пошлите за ней Дадли, — ответил Гарри. 
Эмилия: Отправьте за ней своего сына. 
Вернон: Ткни их своей палкой, Дадли, — посоветовал дядя Вернон. 
Гарри, что и Эмилия увернулись от палки и пошли в коридор вместе. На коврике лежала открытка от сестры дяди Вернона по имени Мардж, отдыхавшей на острове Уайт, коричневый конверт, в котором, судя по всему, лежал счёт, и письмо для Гарри и Эмилии. Гарри поднял его и начал внимательно рассматривать, чувствуя, как у него внутри всё напряглось и задрожало, как натянутая тетива лука. Эмилия придвинулась ближе к брату и тоже уставилась в письмо. Никто ни разу никогда в жизни не писал им писем. Да и кто мог им написать? У них не было друзей, у них не было других родственников, Эмилия и Гарри даже не были записаны в библиотеку, из которой им могло бы прийти по почте грубое послание с требованием немедленно вернуть книги. Однако сейчас Гарри держал в руках письмо, и на нём стояло не только их имена, но и адрес. Так что сомнений, что письмо адресовано именно им, не было.

«Мистеру Г. Поттеру, и мисс Э. Поттер, графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, чулан под лестницей»  — вот что было написано на конверте.

Конверт, тяжёлый и толстый, был сделан из желтоватого пергамента, а адрес был написан изумрудно-зелёными чернилами. Марка на конверте отсутствовала.
Дрожащей рукой Гарри перевернул конверт, и оба увидели, что он запечатан пурпурной восковой печатью, украшенной гербом, на гербе были изображены лев, орёл, барсук и змея, а в середине — большая буква «X». 
Вернон: Давай поживее, мальчишка! — крикнул из кухни дядя Вернон. — Что ты там копаешься? Проверяешь, нет ли в письмах взрывчатки? 
Дядя Вернон расхохотался от собственной шутке. Двойняшки вернулись в кухню, всё ещё разглядывая письмо. Гарри протянул дяде Вернону счёт и открытку, сел на своё место и начал медленно вскрывать жёлтый конверт. Дядя Вернон одним движением разорвал свой конверт, вытащил из него счёт, недовольно засопел и начал изучать открытку.
Вернон: Мардж заболела, — проинформировал он тётю Петунью. — Съела какое-то экзотическое местное блюдо и… 
Дадли: Пап! — внезапно крикнул Дадли. — Пап, Гарри и Эмилия тоже что-то получили!  
Гарри уже собирался развернуть письмо, написанное на том же пергаменте, из которого был сделан конверт, когда дядя Вернон вырвал бумагу из его рук. Эмилия даже не успела среагировать и выхватить его, как она обычно делала с книгами.
Гарри: Это моё! — возмутился Гарри, пытаясь завладеть бумагой.
Эмилия: Отдайте! Это наше! Там наши имена!  
Вернон: И кто, интересно, будет вам писать? — презрительно фыркнул дядя Вернон, разворачивая письмо и бросая на него взгляд. Его красное лицо вдруг стало зелёным, причём быстрее, чем меняются цвета на светофоре. Но на этом дело не кончилось. Через несколько секунд лицо его стало серовато-белым, как  засохшая овсяная каша. 
Вернон: П-П-Петунья! — заикаясь, выдохнул он.
Дадли попытался вырвать у него письмо, но дядя Вернон поднял его над собой, чтобы Дадли не смог дотянуться. Подошедшая Петунья, большая любительница сплетен и слухов, взяла у мужа письмо и прочла первую строчку. На мгновение всем показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Тётя схватилась за горло и втянула воздух с таким звуком, словно задыхалась.
Петунья: Вернон! О боже, Вернон! 
Тётя и дядя смотрели друг на друга, кажется, позабыв о том, что на кухне сидят Гарри, Эмилия и Дадли. Правда, абстрагироваться надолго им не удалось, потому что Дадли не выносил, когда на него не обращали внимания. Он сильно стукнул отца по голове своей узловатой палкой. 
Дадли: Я хочу прочитать письмо! — громко заявил Дадли.
Гарри: Это я хочу прочитать письмо, — возмущенно возразил  Гарри. — Это наше с Эмилией письмо.  
Эмилия: ВЫ ЧЁ ГЛУХИЕ?! 
Вернон: Пошли прочь, вы трое, — прокаркал дядя Вернон, запихивая письмо обратно в конверт. 
Гарри и Эмилия не двинулись с места. 
Эмилия/Гарри: ОТДАЙТЕ НАМ НАШЕ ПИСЬМО! — прокричали они. 
Дадли: Дайте мне его посмотреть! — заорал Дадли. 
Вернон: ВОН! — взревел дядя Вернон, схватив за шиворот сначала Дадли, а потом Гарри с Эмилией, выволок их в коридор и захлопнул за ними дверь кухни.  

Эмилия, Гарри и Дадли тут же устроили яростную, но молчаливую драку за место у замочной скважины — выиграл Дадли, и Гарри, не замечая, что очки повисли на одной дужке, улёгся на пол, прикладывая ухо к узенькой полоске свободного пространства между полом и дверью. А Эмилия ухом прислонилась к двери, чтобы слышать разговор. 

Петунья: Вернон, — произнесла тётя Петунья дрожащим голосом. — Вернон, посмотри на адрес, как они могли узнать, где они спят? Ты не думаешь, что они следят за домом? 
Вернон: Следят… даже шпионят… а может быть, даже ходят за нами по пятам, — пробормотал дядя Вернон, который, кажется, был на грани помешательства. 
Петунья: Что нам делать, Вернон? Может быть, следует им ответить? Написать, что мы не хотим… 
Гарри видел, как блестящие туфли дяди Вернона ходят по кухне взад и вперёд. 
Вернон: Нет, — наконец ответил дядя Вернон. — Нет, мы просто проигнорируем это письмо. Если они не получат ответ… Да, это лучший выход из положения… Мы просто ничего не будем предпринимать… 
Петунья: Но… 
Вернон: Мне не нужны в доме такие типы, как они, ты поняла, Петунья?! Когда мы взяли их, разве мы не поклялись, что искореним всю эту опасную чепуху?! 
В тот вечер, вернувшись с работы, дядя Вернон совершил нечто такое, чего раньше никогда не делал, — он пришёл к Гарри и Эмилии в чулан.
Гарри: Где наше письмо? — спросил Гарри, как только дядя Вернон протиснулся в дверь. — Кто нам его написал? 
Эмилия: Говори куда дел наше письмо! 
Вернон: Никто. И заткнись, девчонка. Оно было адресовано вам по ошибке, — коротко пояснил дядя Вернон. — Я его сжёг. 
Гарри: Не было никаких ошибок, — горячо возразил Гарри. 
Эмилия: Там даже было написано, что мы живём в чулане. 
Вернон: ТИХО ТЫ! — проревел дядя Вернон, и от его крика с потолка упало несколько пауков. Дядя Вернон сделал несколько глубоких вдохов, а затем попытался улыбнуться, однако это далось ему с трудом, и улыбка получилась достаточно болезненной. — Э-э-э… кстати, Гарри, Эмилия, насчёт этого чулана. Твоя тётя и я тут подумали… Вы слишком выросли, чтобы и дальше жить здесь… Мы подумали, будет лучше, если вы переберётесь во вторую спальню Дадли. Там мы поставим вам вторую кровать...
Гарри: Зачем? — спросил Гарри.
Вернон: Не задавай вопросов! — рявкнул дядя Вернон. — Собирайте своё барахло и тащите его наверх, немедленно! 
В доме Дурслей было четыре спальни — одна для дяди Вернона и тёти Петуньи, одна для гостей (обычно в роли гостьи выступала сестра дяди Вернона Мардж), одна, где спал Дадли, и ещё одна, в которой Дадли хранил те игрушки и вещи, которые не помещались в его первой спальне. Гарри же хватило всего одного похода наверх, чтобы перенести все свои вещи из чулана. А Эмилии три похода туда сюда, чтобы только перенести книги. И теперь они сидели на кровати и осматривались. Спустя несколько минут дядя Вернон притащил откуда-то вторую кровать и поставил её у дверей, напротив другой кровати, а после, молча, вышел.

Почти всё в этой комнате было поломано. Подаренная Дадли всего месяц назад, но уже неработающая видеокамера лежала на маленьком заводном танке, пострадавшем от столкновения с соседской собакой, на которую его направил Дадли. В углу стоял первый телевизор Дадли, который тот разбил ударом ноги, когда отменили показ его любимой передачи. В другом углу стояла огромная клетка, в которой когда-то жил попугай и которого Дадли обменял на духовое ружье — а ружье лежало рядом, и дуло его было безнадежно погнуто, потому что Дадли как-то раз на него сел. Единственное, что в этой комнате выглядело новым, так это стоявшие на полках книги, — создавалось впечатление, что до них никогда не дотрагивались.

Снизу доносились вопли Дадли.
Дадли: Я не хочу, чтобы они там спали!.. Мне нужна эта комната!.. Пусть они убираются оттуда!.. 

Гарри вздохнул и лёг на кровать. Эмилия последовала этому же примеру. Вчера они отдали бы всё на свете за то, чтобы оказаться здесь. Сегодня они предпочли бы оказаться в чулане со своим письмом, чем здесь, но без письма.

На другое утро за завтраком все сидели какие-то очень притихшие. А Дадли вообще пребывал в состоянии шока. Накануне он орал во всё горло, колотил отца новой дубинкой, давился, пинал мать и подкидывал вверх свою черепаху, разбив ею стеклянную крышу оранжереи, но ему так и не вернули его вторую комнату. Что касается Эмилии, то она вспоминала вчерашнее утро и жалела о том, что не распечатала своё письмо, пока была в коридоре с Гарри. Дядя Вернон и тётя Петунья обменивались мрачными взглядами.  

Когда за дверью послышались шаги почтальона, дядя Вернон, всё утро пытавшийся быть очень внимательным и вежливым по отношению к Гарри и Эмилии, потребовал, чтобы за почтой сходил Дадли. Из кухни было слышно, как тот идёт к двери, стуча своей палкой по стенам и вообще по всему, что попадалось ему на пути. А затем донёсся его крик: 
Дадли: Тут ещё одно! «Мистеру Г. Поттеру, и мисс Э. Поттер, дом четыре по улице Тисовая, самая маленькая спальня».
Дядя Вернон со сдавленным криком вскочил и метнулся в коридор. Гарри рванул за ним, а Эмилия за братом. Дяде Вернону пришлось повалить Дадли на землю, чтобы вырвать у него из рук письмо, а это оказалось непросто, потому что Гарри сзади обхватил дядю Вернона за шею, а Эмилия схватила дядю за руку, пытаясь отобрать письмо. После непродолжительной, но жаркой схватки, в которой каждый получил по нескольку ударов узловатой палкой, дядя Вернон распрямился, тяжело дыша, но зато сжимая в руке письмо, адресованное Поттерам. 
Вернон: Идите в свой чулан… я хотел сказать, в свою спальню, — прохрипел он, обращаясь к двойняшкам. — И ты, Дадли… уйди отсюда, просто уйди. 

Гарри долго мерил шагами спальню. Пока Эмилия крутилась на стуле. Кто-то знал, что они переехали сюда из чулана. И ещё этот кто-то знал, что они не получили первое письмо. И всё это означало, что этот кто-то попробует передать им ещё одно письмо. И на этот раз они собирались его получить. Потому что у них родился план. 

* * *

Дышащий на ладан будильник, благодаря Дадли неоднократно побывавший в мастерской, зазвонил ровно в шесть часов. Гарри поспешно выключил его и быстро оделся, стараясь не шуметь, чтобы ни в коем случае не разбудить семейство Дурслей.  Эмилия же перевернулась на другой бок. Спустя пару Гарри наконец удалось разбудить сестру. После они бесшумно вышли из своей комнаты и, крадучись, пошли вниз в полной темноте — включать свет было опасно. План их заключался в том, чтобы выйти из дома, встать на углу Тисовой улицы и дождаться появления почтальона, чтобы первым забрать письма. А сейчас они крались по тёмному коридору, их сердце отчаянно прыгало в груди, и… 
Гарри: А-А-А-А! 
Гарри буквально взлетел в воздух, потому что наступил на что-то большое и мягкое, лежавшее на коврике у входной двери. На что-то… живое! Из-за крика брата Эмилия отскочила назад и  ударилась головой об стену. Наверху зажёгся свет, и Гарри с ужасом увидел, что этим большим и мягким было лицо дяди Вернона. Мистер Дурсль лежал у входной двери в спальном мешке. Не оставалось сомнений, что он сделал так именно для того, чтобы не дать им осуществить задуманное. И, что тоже было несомненно, он вовсе не рассчитывал, что на него наступят.

После получасовых воплей дядя Вернон велел Гарри и Эмилии сделать ему чашку чая. Гарри грустно поплёлся на кухню, а за ним Эмилия. Когда они вернулись с чаем, почту уже принесли, и теперь она лежала за пазухой у дяди Вернона. Оба отчетливо видели три конверта с надписями, сделанными изумрудно-зелёными чернилами. 
Гарри: Я хочу… — начал было он, но дядя Вернон достал письма и разорвал их на мелкие кусочки прямо у них на глазах. 

В тот день дядя Вернон не пошёл на работу. Он остался дома и намертво заколотил щель для писем.
Вернон: Видишь ли, — объяснял он тёте Петунье сквозь зажатые в зубах гвозди, — если они не смогут доставлять свои письма, они просто сдадутся. 
Петунья: Я не уверена, что это поможет, Вернон.  
Вернон: О, у этих людей странная логика, Петунья. Они не такие, как мы с тобой, — ответил дядя Вернон, пытаясь забить гвоздь куском фруктового кекса, только что принесённого ему тётей Петуньей. 

* * *

В пятницу для Поттеров принесли не меньше дюжины писем. Так как они не пролезали в заколоченную щель для писем, их просунули под входную дверь, а несколько штук протолкнули сквозь маленькое окошко в туалете на первом этаже.

Дядя Вернон снова остался дома. Он сжёг все письма, а потом достал молоток и гвозди и заколотил парадную и заднюю двери, чтобы никто не смог выйти из дома. Работая, он что-то напевал себе под нос и испуганно вздрагивал от любых посторонних звуков.

* * *

В субботу ситуация начала выходить из-под контроля. Несмотря на усилия дяди Вернона, в дом попали целых двадцать четыре письма для Поттеров — кто-то свернул их и засунул в две дюжины яиц, которые молочник передал тёте Петунье через окно гостиной. Молочник не подозревал о содержимом яиц, но был крайне удивлён, что в доме заколочены двери. Пока дядя Вернон судорожно звонил на почту и в молочный магазин и искал того, кому можно пожаловаться на случившееся, тётя Петунья засунула письма в кухонный комбайн и перемолола их на мелкие кусочки. 
Дадли: Интересно, кому это так сильно понадобилось пообщаться с вами? — изумлённо спросил Дадли, обращаясь к Гарри и Эмилии.

* * *

В воскресенье утром дядя Вернон выглядел утомлённым и немного больным, но зато счастливым.
Вернон: По воскресеньям — никакой почты, — громко заявил он с довольной улыбкой, намазывая джемом свою газету. — Сегодня — никаких чёртовых писем…
Он не успел договорить, как что-то засвистело в дымоходе и ударило дядю Вернона по затылку. В следующую секунду из камина со скоростью пули вылетели тридцать или даже сорок писем. Дурсли инстинктивно пригнулись, и письма просвистели у них над головами, а Гарри с Эмилией подпрыгнули, пытаясь ухватить хотя бы одно из них.
Вернон: Вон! ВОН! — Дядя Вернон поймал Гарри и Эмилию  в воздухе, потащил к двери и вышвырнул в коридор. Затем из комнаты выбежали тётя Петунья и Дадли, закрывая руками лица, за ними выскочил дядя Вернон, захлопнув за собой дверь. Слышно было, как в комнату продолжают падать письма, они стучали по полу и стенам, отлетая от них рикошетом.
Вернон: Ну всё, — значимо и весомо произнёс дядя Вернон. Он старался говорить спокойно, хотя на самом деле нервно выщипывал из усов целые пучки волос. — Через пять минут я жду вас здесь — готовыми к отъезду. Мы уезжаем, так что быстро соберите необходимые вещи — и никаких возражений! 
Он выглядел таким разъяренным и опасным, особенно после того, как выдрал себе пол-уса, что возражать никто не осмелился. Десять минут спустя дядя Вернон, взломав забитую досками дверь, вывел всех к машине, и автомобиль рванул в сторону скоростного шоссе. На заднем сиденье обиженно сопел Дадли — отец отвесил ему затрещину за то, что он слишком долго возился. А Дадли всего лишь пытался втиснуть в свою спортивную сумку телевизор, видеомагнитофон и компьютер. 

Они ехали. Ехали всё дальше и  дальше. Даже тётя Петунья не решалась спросить, куда они направляются. Несколько раз дядя Вернон делал крутой вираж, и какое-то время машина двигалась в обратном направлении. А потом снова следовал резкий разворот.
Вернон: Сбить их со следа… сбить их со следа, — всякий раз бормотал дядя Вернон. 
Они ехали целый день, не сделав ни единой остановки для того, чтобы хоть что-нибудь перекусить. Когда стемнело, Дадли начал скулить. У него в жизни не было такого плохого дня. Он был голоден, он пропустил пять телевизионных программ, которые собирался посмотреть, и он никогда ещё не делал таких долгих перерывов между компьютерными сражениями с пришельцами и чудовищами. Наконец дядя Вернон притормозил у мрачной гостиницы на окраине большого города. Дадли, Эмилия и Гарри выделили одну комнату на троих — в ней были две двуспальные кровати, застелённые влажными, пахнущими плесенью простынями. Дадли тут же захрапел, а Эмилия легла на кровать, положив руки под голову смотря в потолок. Гарри же сидел на подоконнике, глядя вниз на огни проезжающих мимо машин, думая, гадая, мечтая…  

* * *

На завтрак им подали заплесневелые кукурузные хлопья и кусочки поджаренного хлеба с кислыми консервированными помидорами. Но не успели они съесть этот нехитрый завтрак, как к столу подошла хозяйка гостиницы.
Хозяйка гостиницы: Я извиняюсь, но нет ли среди вас мистера Г. Поттера, и мисс Э. Поттер? Тут для них письма принесли, целую сотню. Они там у меня, у стойки портье. 
Она протянула им конверт, на котором зелёными чернилами было написано: 

«Мистеру Г. Поттеру, и мисс Э. Поттер, город Коукворт, гостиница „У железной дороги“, комната 17»

Гарри и Эмилия попытались схватить письмо, но дядя Вернон ударил их по рукам. Хозяйка гостиницы застыла, ничего не понимая.
Вернон: Я их заберу, — сказал дядя Вернон, быстро вставая из-за стола и удаляясь вслед за хозяйкой. 

* * *

Петунья: Дорогой, не лучше ли нам будет вернуться? — робко поинтересовалась тётя Петунья спустя несколько часов, но дядя Вернон, похоже, её не слышал.
Никто не знал, куда именно они едут. Дядя Вернон завёз их в чащу леса, вылез из машины, огляделся, потряс головой, сел обратно, и они снова двинулись в путь. То же самое случилось посреди распаханного поля, на подвесном мосту и на верхнем этаже многоярусной автомобильной парковки. 
Дадли: Папа сошёл с ума, да, мам? — грустно спросил Дадли после того, как днём дядя Вернон оставил автомобиль на побережье, запер их в машине, а сам куда-то исчез.
Начался дождь. Огромные капли стучали по крыше машины. Дадли шмыгнул носом. 
Дадли: Сегодня понедельник, — запричитал он. — Сегодня вечером показывают шоу великого Умберто. Я хочу, чтобы мы остановились где-нибудь, где есть телевизор. 
Эмилия: 💭Значит, сегодня понедельник💭 — подумала про себя Эмилия, вспоминая кое о чём. Если сегодня был понедельник — а в этом Дадли можно было доверять, он всегда знал, какой сегодня день, благодаря телевизионной программе, — значит, завтра, во вторник, Гарри и Эмилии исполнится одиннадцать лет. Конечно, нельзя сказать, что у них были весёлые дни рождения, — например, в прошлом году Дурсли подарили им вешалку для куртки и пару старых носков дяди Вернона и тёти Петуньи. Так что и в этом году от дня рождения ничего особенного ждать не стоило. Но всё же не каждую неделю тебе исполняется одиннадцать.

Дядя Вернон вернулся к машине, по лицу его блуждала непонятная улыбка. В руках он держал длинный свёрток, и когда тётя Петунья спросила, что это он там купил, он ничего не ответил.
Вернон: Я нашел превосходное место! — объявил дядя Вернон. — Пошли! Все вон из машины!
На улице было очень холодно. Дядя Вернон указал пальцем на огромную скалу посреди моря. На вершине скалы приютилась самая убогая хижина, какую только можно было представить. Понятно, что ни о каком телевизоре не могло быть и речи.
Вернон: Сегодня вечером обещают шторм! — радостно сообщил дядя Вернон, хлопнув в ладоши. — А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам свою лодку. 
Дядя Вернон кивнул на семенящего к ним беззубого старика, который злорадно ухмылялся, показывая на старую лодку, прыгающую на серых, отливающих сталью волнах.
Вернон: Я уже запасся кое-какой провизией, — произнес дядя Вернон. — Так что теперь — все на борт! 
В лодке было ещё холоднее, чем на берегу. Ледяные брызги и капли дождя забирались за шиворот, а арктический ветер хлестал в лицо. Казалось, что прошло несколько часов, прежде чем они доплыли до скалы, а там дядя Вернон, поскальзываясь на камнях и с трудом удерживая равновесие, повёл их к покосившемуся домику.

Внутри был настоящий кошмар — сильно пахло морскими водорослями, сквозь дыры в деревянных стенах внутрь с воем врывался ветер, а камин был отсыревшим и пустым. Вдобавок ко всему в домике было лишь две комнаты.
Приобретенная дядей Верноном провизия поразила всех — пять пакетиков чипсов и пять бананов. После еды — если это можно было назвать едой — дядя Вернон попытался разжечь огонь с помощью пакетиков из-под чипсов, но те не желали загораться и просто съёжились, заполнив комнату едким дымом.
Вернон: Надо было забрать из гостиницы все эти письма — вот бы они сейчас пригодились, — весело заметил дядя Вернон.
Дядя пребывал в очень хорошем  настроении. Очевидно, он решил, что из-за шторма до них никто не доберётся, так что писем больше не будет. Гарри и Эмилия в глубине души были с ним согласны, хотя их эта мысль совершенно не радовала. Как только стемнело, начался обещанный шторм. Брызги высоких волн стучали в стены домика, а усиливающийся ветер неистово ломился в грязные окна. Тётя Петунья нашла в углу одной из комнат покрытые плесенью одеяла и устроила Дадли постель на изъеденной молью софе. Они с дядей Верноном ушли во вторую комнату, где стояла огромная продавленная кровать, а Гарри и Эмилии пришлось улечься на пол, накрывшись самым тонким и самым рваным одеялом на двоих. Ураган крепчал и становился всё яростнее, а Гарри не мог заснуть, пока под его боком сопела сестра, свернувшись калачиком. Он поёживался от холода и переворачивался с боку на бок, стараясь устроиться поудобнее, а в животе у него урчало от голода. Дадли захрапел, но его храп заглушали низкие раскаты грома: началась гроза. У Дадли были часы со светящимся циферблатом, и когда его жирная рука выскользнула из-под одеяла и повисла над полом, Гарри увидел, что через десять минут ему и сестре исполнится одиннадцать лет. Он лежал и смотрел, как бегает по кругу секундная стрелка, приближая его день рождение, и спрашивал себя, вспомнят ли Дурсли об этой дате. Но ещё больше его интересовало, где сейчас был тот, кто посылал ему письма. До начала следующего дня оставалось пять минут. Гарри отчетливо услышал, как снаружи что-то заскрипело. Ему хотелось верить, что крыша домика выдержит атаку дождя и ветра и не провалится внутрь, хотя, возможно, так стало бы теплее — все равно хуже, чем сейчас, быть уже не могло.
Часы Дадли показывали без четырех двенадцать. Гарри подумал, что, когда они вернутся на Тисовую улицу, вполне возможно, в доме будет столько писем, что ему удастся стащить хотя бы одно.
Без трёх двенадцать. Снаружи раздался непонятный звук, словно море громко хлестнуло по скале. А ещё через минуту до Гарри донёсся громкий треск — наверное, это упал в море большой камень.
Ещё одна минута, и наступит день их с сестрой рождения. Тридцать секунд… двадцать… десять… девять… Может, имеет смысл разбудить Дадли, просто для того чтобы его позлить? Три секунды… две… одна…

БУМ!

Хижина задрожала, Гарри резко сел на пол, глядя на дверь. Из-за этих действий Эмилия почему-то проснулась и посмотрела на брата, но дальше её внимание направилось на дверь. За ней кто-то стоял и громко стучал, требуя, чтобы его впустили. Но кто?

__________________________________

4392 слов.