|
Мантия промокла насквозь в считаные минуты. Три заклинания Импервиус, бесчисленные высушивающие заклятья, наколдованный зонт – ничего не помогало. Даже штаны напитались водой и липли к ногам.
Драко натянул капюшон так низко, как только мог, чтобы скрыть лицо от безжалостного дождя. Он почти ждал, что туча спустится вниз, заползёт под ворот и начнёт весело швырять ледяные капли ему в глаза. Сейчас он бы этому ничуть не удивился – когда по пути в Больничное крыло Драко наколдовал зонт, облако окружило его голову, наполняя ноздри промозглым, как прикосновение призрака, туманом. Он так испугался, что заставил зонт исчезнуть одной лишь мыслью.
– По крайней мере, молнии нет, – ободряюще произнёс Гойл, взгромоздившись на койку, которая стояла на почтительном расстоянии от Драко и его грозовой тучи.
Драко застонал. Уж лучше бы Гойл молчал – его слова звучали, скорее, как пророчество, а не попытка поддержать. Облако, казалось, было наделено разумом – Драко готов был поклясться, что оно подозрительно оживилось при слове «молния». Меньше всего ему хотелось получить разряд в голову.
– Батюшки мои! – всплеснула руками мадам Помфри, влетая в Больничное крыло. – Бедняжка. Вам понадобятся литры Бодроперцового, попомните моё слово, – она подскочила к юноше с палочкой наготове. – Вы всегда были немного нежным.
– Нежным? – выплюнул тот, вспыхивая гневом.
– Метео Реканто! – воскликнула Помфри. Когда ничего не произошло, она прочистила горло и попробовала ещё раз. – Метео Реканто!
Драко встревоженно втянул воздух.
– Профессор Флитвик уже использовал это заклинание, – рявкнул он. – У вас бы должны найтись идеи получше.
Пальцы целительницы сжались вокруг палочки, и слизеринец быстро прибавил:
– Мадам.
Следующие три заклинания были невербальными, но он узнал Фините Инкантатем, Эванеско и – к своему вящему ужасу – Импервиус, которое говорило о том, что старая дама бросила попытки снять заклинание и теперь старалась хоть как-то смягчить побочные эффекты. Когда она приманила Бодроперцовое Зелье, Драко не выдержал – он вскочил с койки и заметался по палате, поливая всё вокруг потоками дождя. Помфри быстро отступила на несколько шагов.
– Я не простужен, мне не нужно Бодроперцовое Зелье! У меня над головой гигантское облако, и я был бы вам очень признателен, если бы вы убрали его.
В ответ туча угрожающе зарокотала. Краем глаза Драко заметил быструю яркую вспышку в грозовой синеве, но не осмелился поднять взгляд.
Женщина невозмутимо кивнула.
– Да, как я и думала, – проговорила она и приманила ещё и Успокоительную Микстуру. – Ложку Бодроперцового каждое утро и ложку Микстуры раз в шесть часов.
Драко с трудом поборол желание топнуть.
– Это просто запоротое заклинание! – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Не состояние здоровья!
– Это ваше профессиональное мнение, мистер Малфой?
– Это мой чёртов здравый смысл! – выкрикнул юноша.
На этот раз молнию ни с чем нельзя было перепутать. Волосы на затылке встали дыбом, а сквозь тело с шипением пронесся разряд электричества. Хотя это мог быть и приступ паники.
Мадам Помфри так высоко вскинула брови, что те почти спрятались в её волосах.
– Советую вам использовать очень большую ложку, – хмыкнула она и вручила Драко зелья. У него почти не оставалось выбора, ведь то были единственные доступные лекарства. – На сегодня вы освобождены от занятий, – добавила целительница. Гойл со счастливым возгласом соскочил с койки, и она, обернувшись к нему, громко сказала: – А что касается вас, мистер Гойл, вы выполнили свой долг и теперь можете возвращаться в класс.
Лицо Гойла приняло такое унылое выражение, что Драко стало его жаль.
– Моя нежная натура требует моральной поддержки, – провозгласил он.
Женщина, судя по всему, только силой воли сдержала желание закатить глаза.
– Хорошо, – вздохнула она. – А теперь оба марш отсюда.
Гойл по-прежнему выглядел несчастным, и Драко, оставляя за собой лужи, подошёл ближе. В его ботинках хлюпало. Слизеринец уже жалел, что не простоял всё время, пока был в Больничном крыле – тогда, по крайней мере, в его обувь бы не натекло столько воды.
– Это значит, что ты тоже свободен. Ты – моя моральная поддержка, – нетерпеливо объяснил он. Затем он ещё раз прокрутил в голове собственные слова, и их правдивость словно ударила его наотмашь. Гойл был его моральной поддержкой. Он был его единственным другом в этом проклятом замке. Мысль до крайности печальная.
Гойл был слишком озадачен, чтобы вернуться к жизнерадостному настроению.
– А что делают моральные поддержки? – спросил он. Тяжёлые надбровные дуги прорезала морщинка.
Драко задумался. Гойл всегда спрашивал совершенно неожиданные вещи.
– Едят шоколад и неспешно беседуют, – наконец нашёлся с ответом он.
Гойл широко заулыбался, словно с его души свалился камень.
– Это я могу.
– Пойдём, – поторопил его юноша, бросив последний раздражённый взгляд в сторону мадам Помфри.
И выражение глаз целительницы, и доброта, сквозившая в её следующих словах, страшно нервировали.
– Приходи завтра с утра, дорогой. Посмотрим, может быть, чары немного ослабнут.
Хмурясь, Драко кивнул, гадая: может быть, она прочитала его мысли, и потому теперь сочувствует? У меня много друзей и вне школы – богатых и влиятельных, подумал он на тот случай, если мадам Помфри действительно тайный легилимент, а потом отгородил свой разум Окклюменцией.
Они вышли в коридор. За стенами замка бушевала гроза. Настырный ветер швырял потоки воды в высокие стрельчатые окна, но те были накрепко заговорены и не пропускали ни капли. Драко пожалел, что тот, кто сотворил это волшебство, сейчас не рядом с ним и не может помочь. Скорее всего, это был Дамблдор.
– То, что я – моральная поддержка, значит, что я тоже должен промокнуть? – тяжело дыша, спросил Гойл, когда они завернули за угол.
Драко быстро отпустил руку приятеля. Он так торопился поскорее уйти из Больничного крыла, что всё это время, не замечая, тащил за собой несчастного Гойла со скоростью, которая давалась тому с большим трудом. Всё было даже хуже – похоже, если он дотрагивался до кого-то, туча с радостью окутывала ливнем и этого человека.
– Прости, – произнёс юноша, холодными мокрыми пальцами достал палочку и метнул в Гойла высушивающее заклятье, прежде чем тот догадался сделать это сам. Впрочем, вероятнее всего, он бы только поджёг свою мантию. Образ друга, объятого огнём, вдруг встал перед внутренним взором, и Драко опустил голову и подрагивающей рукой спрятал палочку в складках одежды.
– Вот. Теперь всё сухо, – сказал он после затянувшегося молчания, поднимая глаза.
– Спасибо.
Гойл гладил ткань, изумляясь её сухости, будто в жизни не видел ничего подобного. Драко невольно улыбнулся – удивить этого остолопа было проще простого.
– Идём. Мне нужно в душ. В тёплый душ, – проговорил он и, развернувшись на каблуках, зашагал в сторону гостиной, не сомневаясь, что Гойл последует за ним.
Гостиная располагалась в самой высокой из восточных башен замка, которая, к сожалению, также была одной из самых узких. Простором могла похвастаться лишь гостиная. Спальни же были маленькими и тесными – с тремя кроватями и небольшим платяным шкафом. Комната Драко казалась даже меньше, чем была на самом деле – благодаря соседству с Гойлом и Эрни Макмилланом, которые, кстати, ещё и громоподобно храпели. Учитывая габариты Гойла и размах эго Эрни, казалось чудом, что они там вообще умещались.
Если мы не утонем этой ночью, это тоже будет чудо, подумал Драко. Эрни будет в ужасе, когда узнает, что Помфри потерпела поражение и туча по-прежнему следует по пятам за своим создателем. Мягко говоря, Эрни в принципе не испытывал восторга по поводу того, что делит спальню со слизеринцами. Каждый вечер перед сном он накладывал огромное количество разнообразных защитных чар на свою часть комнаты, по-видимому, убеждённый, что те попытаются убить его во сне. Драко поклялся, что ничего подобного не произойдёт.
– Если я решу убить тебя, Эрни, – однажды вечером сказал он, – будь уверен, я сделаю это в таком месте, чтобы меня и не подумали связать с произошедшим.
С тех пор пуффендуец никуда не ходил в одиночестве.
Драко по-прежнему сомневался, стоило ли ему возвращаться в Хогвартс, пусть выбор был и невелик. Хогвартс открыл двери для всех учеников, проваливших или пропустивших Ж.А.Б.А. Юноша думал, что справится, но экзаменаторы были единодушны и неумолимы. Особенно болезненным было воспоминание о разочаровании профессора Тофти, который, качая головой на безуспешные попытки Драко вызвать телесного Патронуса, сказал: «Я помню, как вы сдавали С.О.В., мистер Малфой. Вы можете лучше» – и накарябал на жёлтом пергаменте отметку «слабо».
После этого у Драко было три пути – ехать в Дурмстранг, учиться дома или вернуться в Хогвартс. Дурмстранг казался холодным и неприветливым, домашнее обучение – скучным, а Хогвартс – чистой пыткой. И при этом самым лучшим его шансом. Он бы был дураком, если бы не воспользовался им.
Драко резко остановился, когда угрюмый каменный кентавр выставил перед ним руку и проскрипел:
– Стоять!
– Слишком любишь командовать для клячи, – проворчал Драко.
Кентавр не удостоил его и взглядом, и потребовал:
– Полный список домашнего задания на завтра, или вам не пройти.
Гойл оскорбился:
– Но завтра суббота!
– Тогда на понедельник, – упорствовал страж.
– Эссе о Заварке Забвения доктора Заббви и об исключениях Закона об Элементарной Трансфигурации Гампа, – перечислил Драко.
Кентавр не двигался и смотрел выжидающе.
Юноша сжал зубы и прорычал:
– Оставлю на потом – останусь дураком.
Что-то ослепительно сверкнуло, и кентавр освободил путь.
– Вы можете пройти!
Драко протопал в пустую гостиную.
– Ненавижу Грейнджер. Кому принадлежит эта светлая идея – чтобы она придумывала пароли?
– Макгонагалл, – немедленно откликнулся Гойл, гордый, что знает ответ, но тут же заподозрил неладное. – Это был один из тех риторических вопросов, да?
– Очень проницательное умозаключение, – пробормотал Драко, мрачно разглядывая глубокую лужу, которая собралась у его ног. Слизеринец вздрогнул и тут же вспомнил, что собирался принять душ. Не то чтобы ему требовалась вода – он просто не мог придумать другого способа согреться.
Полчаса спустя юноша чувствовал себя уже гораздо лучше. Он перестал дрожать от холода, переобулся и закутался в самую тёплую мантию из всех, что хранились в его сундуке. Кроме того, Драко выпил Бодроперцового Зелья, которое подействовало немедленно, и сделал внушительный глоток Успокоительной Микстуры, от которой только потянуло в сон. Едва он приободрился, как туча съёжилась, превратилась в сероватое облачко, плавающее высоко над головой, а жестокий ливень сменила ленивая морось – мягкая и тёплая.
Драко устроился в гостиной в одном из глубоких коричневых кресел у камина и следующие два часа на пару с Гойлом методично уничтожал свой тайный запас конфет. Потом он уже в который раз попытался научить друга играть в шахматы – и обнаружил, что тот опять забыл все правила до единого.
К моменту возвращения однокурсников мантия начала протекать, а туча увеличилась и упорно поливала и Драко, и его кресло потоками воды.
– Да чтоб мне провалиться! – воскликнул Эрни, входя в зал. Остальные толпились вокруг и глазели на весьма впечатляющий ливень, грозивший затопить весь пол. – Помфри ничем не помогла?
– Она дала Бодроперцового Зелья и Успокаивающую Микстуру, – отрапортовал Гойл.
Драко поморщился, надеясь, что когда-нибудь тот поймёт – не всегда надо отвечать на вопрос, даже если знаешь ответ. Эта новоприобретённая привычка друга целиком лежала на совести Драко. Летом он подтягивал знания Гойла по всем предметам, и одна из тех вещей, что он постоянно твердил, была следующая: «Если ты знаешь ответ, не стесняясь, отвечай». Юноша хотел подбодрить своего ученика и придать ему уверенности, но тот воспринял совет уж слишком буквально, а именно – говорил правду всякий раз, как мог, чего Драко совершенно не имел в виду. Теперь было уже слишком поздно. Гойл ожидал, что им будут довольны, всегда, когда отвечал правильно и быстро. И ещё – когда не бил, не калечил и не проклинал учеников, которым не посчастливилось задеть его плечом в коридоре. Драко сказал ему, что он не должен этого делать ни в коем случае, разве только по его личной просьбе. Гойл покорно исполнял каждое слово, а Драко не хотел терять доверие друга. Что тот будет без него делать?
Юноша улыбнулся Гойлу и кивнул.
– Успокоительная микстура? – хмурясь, переспросила Грейнджер, а потом вынула палочку и принялась испарять воду и сушить ковёр с усердием домовика.
– Сорвался на Помфри, что ли? – Уизли ухмыльнулся и плюхнулся в кресло, стоявшее между креслами двоих слизеринцев. Глубокая лужа на полу его совершенно не волновала.
– Думаю, она дала это зелье, потому что облако темнеет, когда Драко сердится, – с готовностью откликнулся Гойл.
Драко был бы впечатлён, если бы в тот момент не придумывал способ ограничить его неудержимую словоохотливость.
– Интересно, – Грейнджер спрятала палочку и втиснулась в кресло, где уже сидел рыжий. Тот сделал вид, что не хочет её пускать, и они боролись, и пихались, и вертелись, пока Уизли не обнял девушку за плечи и не поцеловал.
Драко отвернулся, вспомнив, почему ученики избегают этих кресел у камина и уступают их Гриффиндорскому Трио. Если наблюдался недостаток кадров и не получалось оккупировать все три, мудрейшим решением было уйти и занять другое место. Иначе приходилось любоваться на Уизли и Грейнджер – смеющихся, пытающихся усесться на одном сидении, препирающихся, целующихся и делающих всё это разом и чрезвычайно громко. Драко, тем не менее, часто шёл на такие жертвы, лишь бы занять любимое кресло Поттера и вынудить его сесть в одно из неудобных у окна. Поттер никогда не жаловался, но Драко веселил его надутый мрачный вид.
– Итак, – Эрни Макмиллан появился за спинами Грейнджер и Уизли и с опаской взглянул на соседа по комнате, – ты собираешься спать здесь?
Он попытался изобразить беспечность, но в словах так и сквозила, выдавая с головой, надежда.
– Ах, Эрни, милый! – Драко вздрогнул от неожиданности, когда раздался мурлычущий голос Милисенты. – Ты можешь спать в моей постели, если боишься утонуть этой ночью.
Эрни встревожился.
– Не обращай на него внимания, Драко, – нежно продолжила девушка. – Во время Чар его дважды ударило молнией. Думаю, у него развилась фобия.
Драко посмотрел на пуффендуйца и заметил чуть косящие друг на друга глаза и взлохмаченные под странными углами волосы. Ему шло. Он был немного похож на Поттера.
– Мои Атмосферные Чары были идеальны, – с достоинством проговорил Эрни. – Я просто немного промазал.
– Оу, – Милли разочарованно вздохнула. – Ты действительно выглядишь похожим на человека, который может промахнуться. Тогда я отменяю своё предложение. Ты какой-то бесполезный. Мне нравятся мальчики, которые безупречно попадают в цель.
Макмиллан покрылся свекольно-красным румянцем и забормотал что-то невразумительное.
Уизли давился беззвучным смехом.
– Ладно тебе, Эрни! Думаешь, вода взберётся на твою постель и утопит тебя?
– Да ты только погляди на эту тучу! – пуффендуец ткнул пальцем вверх. – Она растёт.
– Скоро она покроет весь замок и утопит нас всех, – рассудительно сказала Милли.
Грейнджер фыркнула.
– Это просто дождь. Ты выживешь.
– Решающее слово, – проворчал Эрни, хотя теперь – после того, как Гермиона заверила его, что он не умрёт – парень выглядел чуть более спокойным. Он отошёл подальше, с подозрением глядя то на облако над головой Драко, то на непогоду за окном – словно в отвратительном шторме, разыгравшемся над Хогвартсом, был виноват не кто иной, как злополучный слизеринец.
– Мой бедный Драко, – проворковала Милисента, – ты промок до нитки. Хочешь сухую мантию?
Драко не мог понять – она пытается быть милой или издевается? Тон девушки был слишком жеманным и невинным, чтобы быть искренним, в итоге решил он.
– Тебе нужен плащ, – провозгласила Грейнджер. – Уверена, у кого-нибудь есть, – и она завертела головой по сторонам.
– На мне уже плащ, – раздражённо возразил Драко. – Он зачарован так, чтобы отталкивать воду. Это стоило немало дополнительных галеонов. Но это не слишком помогает, как ты сама могла заметить.
– Я имела в виду магловский плащ-дождевик. Ты пытался защитить себя с помощью магии. Ты можешь…
– Нет, не могу! – торопливо встрял юноша. – Не нужны мне глупые магловские плащи.
Он видел маглорождённых студентов в этих неудобных безвкусных тряпках. Вероятно, Грейнджер бы от души повеселилась, если бы он напялил на себя что-то похожее. Были совершенно объективные причины, почему студенты мигом избавлялись от магловских дождевиков, когда понимали, что могут защититься от дождя с помощью волшебства – и гораздо более элегантно. Пусть сейчас Драко и не мог управлять собственной магией, у него не было причин верить, что дождевик ему поможет. Одежда, которую он недавно носил, оказалась испорчена, и никакие Высушивающие Чары не помогали исправить ситуацию. Это был не обыкновенный дождь, а настоящая пытка, неуязвимая для всех видов защиты. Драко был твёрдо уверен – это облако суть воплощённое зло.
– Ладно, – пожала плечами Грейнджер.
Уизли кашлянул и кивнул на шахматную доску.
– Ты проигрываешь, – сообщил он Гойлу.
– Он в курсе! – рявкнул Драко.
Рыжий уставился на него.
– Ты больше не пил ту Успокаивающую Микстуру, которую тебе дала Помфри? Самое время для ещё одной дозы.
Слизеринец потемнел лицом и отвернулся. Десятки оскорблений вертелись на языке, но он сдержался. Какой смысл? Здесь нет никого, с кем можно смеяться над Уизли и Грейнджер или бросать угрожающие взгляды на Поттера – если Поттер удостоит их своим присутствием. Гойл был в этом плане бесполезен, Милли и Нотт никогда не были друзьями Драко. Он даже не знал Дафну – серую мышь себе на уме. А Блейз стал одним из учеников, сумевших сдать Ж.А.Б.А. Пока остальные были заняты страхами за собственную жизнь, он всё лето ночами готовился к экзаменам. Этого парня всегда было сложно вывести из равновесия – даже Кэрроу это оказалось не по зубам.
Пэнси приехала в Хогвартс вместе с Драко, но решила вернуться, узнав, что они будут жить в одной башне со студентами остальных факультетов. Скорее всего, самое большое беспокойство у неё вызывал Поттер. Тот, однако, не сказал девушке ни слова. В отличие от многих других, бросавших на слизеринку ненавидящие взгляды.
– Какое нахальство! Показываться тут, после всего произошедшего… – громко перешёптывался с приятелями Финниган. Драко его прекрасно слышал. Как и Пэнси.
– Мне всё это дерьмо не нужно, – на следующий день сказала она, упаковала чемодан и уехала.
Драко разрывало раздражение и чувство вины. Раздражение, потому что Пэнси сдалась слишком легко. Глупо было ожидать тёплого приёма. Если бы она устояла, сжав зубы и высоко держа голову, то нахальство, в котором её обвиняли гриффиндорцы, помогло бы ей заслужить уважение. По крайней мере в глазах некоторых, если не всех.
И чувство вины, потому что Драко знал её ответ: «Легко тебе говорить». И это была правда, хотя он и не ожидал ничего подобного чуть больше месяца тому назад, когда вновь вошёл в ворота Хогвартса. Все вокруг знали, что в день Битвы в Большом зале Пэнси предложила сдать Поттера Тёмному Лорду, но никто не знал, что Драко напал на их героя в Выручай-комнате. Никто, за исключением самого Поттера, Грейнджер и Уизли, которые по неизвестной причине не стали рассказывать об этом другим.
Как-то раз Ханна Аббот подошла к Драко, погладила его руку и сказала: «Я слышала, что ты не выдал Гарри, когда Сивый притащил его в Малфой-мэнор». Дин Томас хотел знать – правда ли, что Нарцисса соврала Волдеморту и тем самым спасла Поттеру жизнь? Похоже, то было единственное, чем Гриффиндорское Трио поделилось с остальным миром. Правда была куда непригляднее.
Одноклассники по-прежнему недолюбливали Драко – вполне взаимно, – но он никогда не ощущал направленной на него враждебности, как Пэнси.
Слизеринец покосился на целующуюся парочку. Они могли превратить его жизнь в ад всего лишь несколькими словами, но не сделали этого. Они считали его уже достаточно несчастным? Пытались набить себе цену? Планировали шантаж? Или, может быть, хотели уничтожить врага тогда, когда он меньше всего этого ожидает? Всё устроила Грейнджер – жалея его, как раньше – домовиков? Или это Поттер, желавший показать, какой обладает властью над Драко? «Ты обязан мне всем», – казалось, именно это говорили глаза гриффиндорца, когда Драко осмеливался встретиться с ним взглядом.
– Малфой, я серьёзно.
Юноша мигнул.
На него ошарашенно глядел Уизли.
– Тебе нужна Успокаивающая Микстура. Немедленно.
Только сейчас Драко заметил глухой шум и тяжёлые крупные дождевые капли, сыплющиеся вниз целыми потоками. Он вскинул глаза – туча увеличилась вдвое и потемнела почти до черноты. В глубине время от времени ослепительно сверкало.
Рубашка на спине начала прилипать к коже. Мантию пора было менять. Впрочем, на Успокаивающую Микстуру было мало надежды.
Тут дверь с грохотом отворилась, и в гостиную ввалились двое в мантиях и надвинутых капюшонах, левитируя перед собой четыре больших ящика. Приветственные возгласы полностью заглушили шум дождя.
Грейнджер вскочила и подозрительно оглядела весёлые лица вокруг.
– Что именно в этих ящиках, Гарри?
Драко вытянул шею и увидел, как ухмыляющиеся Поттер и Лонгботтом сдёргивают капюшоны. Глаза Поттера нашли слизеринца, и улыбка мгновенно угасла. Он моргнул, открыл рот, но тут же вернул своё внимание Грейнджер.
– Еда, напитки и… реквизит. Для завтрашней вечеринки, – прозвучал ответ.
Чувство долга девушки не было удовлетворено.
– Какие напитки?
Поттер опустил ящики на пол и взмахом палочки открыл самый большой. Драко не видел, что внутри, но гриффиндорец его просветил:
– Сливочное пиво, – сказал он и добавил так, словно предположения, что там может быть нечто другое, оскорбляли его до глубины души: – Конечно же.
– Да ты, должно быть, шутишь! – Милли подбежала, заглянула в сундук и, подняв голову, вперила в Поттера ненавидящий взгляд.
– Он абсолютно серьёзен, – проговорил Лонгботтом и подмигнул Грейнджер.
– Да бога ради! – та скрестила руки на груди. – Как будто я не смогу узнать, что там внутри.
– Только если бутылки не заговорены так, чтобы их содержимое обращалось в сливочное пиво от твоего прикосновения, – ответил Поттер.
– Правда? – девушка была впечатлена.
– Нет. Я не смог понять, как это делается. Но я очень старался и в процессе прочёл огромную книгу.
Драко не видел лица Грейнджер, но подозревал, что та улыбается.
– Гарри, – её голос растерял половину гневных ноток, – я еле-еле уговорила Макгонагалл позволить нам провести эту вечеринку. Мы не можем напиться. Она будет ужасно разочарована и никогда нам больше не поверит.
– Гермиона, – Поттер передразнил тон подруги, – мы на пути к межфакультетскому единству, – и ткнул пальцем в ящик. – Не разрушай его.
Вокруг раздался смех, и Драко отвернулся, перестав слушать.
Грядущая вечеринка была идеей Поттера. Они с Грейнджер добились разрешения на неё, утверждая, что это поможет всем чувствовать себя членами одного факультета, а не четырёх – волею обстоятельств загнанных под одну крышу. Проблема состояла в том, что второе было правдой, а первое – нет. Они принадлежали разным факультетам, и алкоголь – сколько бы его ни было – не мог убедить их в обратном. Единственное, что их объединяло – недоверие и раздражённость. Все друзья уже были выбраны, союзы – сформированы, враги – проверены семью годами учёбы, и ничто не в силах изменить сложившийся порядок.
Скорее всего, беспокойство Грейнджер было оправдано – трезвые люди могут контролировать свои поступки, алкоголь же вскроет старую вражду, и вечеринка закончится дракой и слезами. С другой стороны, если это случится, весь гнев Макгонагалл окажется направлен на Поттера и Грейнджер. Уж это Драко мог предвкушать.
– Милое облако.
Драко замер. Прямо перед ним стоял Поттер.
Слизеринец поднял на него глаза и усмехнулся.
– Нравится? Тогда вот тебе немного.
Его рука метнулась вверх и ухватилась за предплечье гриффиндорца. Туча отреагировала мгновенно – она увеличилась и обрушила на свою новую жертву целую лавину воды.
Поттер вскрикнул, но потом, к разочарованию Драко, захохотал.
– Да ты хуже бури снаружи, – выдал Поттер, высвобождая руку и отступая в сторону. Он слизнул капли дождя с губ, и улыбка медленно сползла с его лица.
Драко сразу понял свою ошибку. Нельзя было позволять Поттеру пробовать дождь на вкус. Теперь он знал, что тот был солёный. Совсем непохожий на дождевую воду – скорее, на слёзы. Юноша не знал, что это значит, но не хотел выглядеть жалко перед этим гриффиндорцем. Зелёные глаза наполнились состраданием.
Это не слёзы, хотелось сказать Драко, это просто облако. Но облако было его, а, значит, и слёзы тоже. Пусть оно появилось над головой вопреки воле, создателем был именно он.
Поттер снял мантию, быстро наложил на неё несколько заклинаний и протянул её жестом, который бы мог принадлежать слуге, стоящему перед господином. Он выжидающе смотрел на слизеринца.
– Тебе нужна сухая одежда.
Нет, не нужна. И у меня есть своя в спальне, думал Драко, поднимаясь на ноги и стаскивая пропитанную влагой ткань. Он позволил Поттеру накинуть на свои плечи толстую тёплую мантию, ощущая отвращение к собственному слабоволию. Нужно было хотя бы притвориться недовольным и не сдаваться так сразу. Однако было что-то захватывающее в том, чтобы разрешить Поттеру закутать себя – на краткое мгновение это стало похоже на объятия. Драко погрузился в мысли и пропустил момент, когда гриффиндорец, прикоснувшись к его горлу, застегнул мантию.
Дождь падал на тёмные волосы, ударял по рукам и лицу. Драко отвернулся, чувствуя себя неуютно – он был словно обнажён, выставлен напоказ. Как будто плакал, покрывал давнего недруга капельками слёз.
– На здоровье, – сказал Поттер, хотя Драко так и не поблагодарил его.
– Скажите мне кто-нибудь, ну зачем нам Навозные Бомбы? – стенала Грейнджер в противоположной части гостиной. Слизеринец повернулся и увидел, что она, как и остальные ученики, исследует содержимое ящиков. Никто не обращал внимания на происходящее у камина.
Поттер торопливо зашагал к девушке. Драко захотелось метнуть в него высушивающее заклинание, которое тот позабыл использовать.
– Иди сядь сюда, – проговорил Гойл, и юноша с благодарностью занял его кресло. То кресло, на котором он сидел раньше, теперь напоминало неглубокое озерцо. Драко равнодушно попытался исправить положение, но вода упорно сопротивлялась каждому заклинанию и отказывалась исчезать.
Он натянул капюшон пониже и закутался плотнее. Мантия пахла осенью, травой и яблоками, и Драко с удовольствием вдыхал эти ароматы.
– Сейчас уже почти нет дождя, – заметил Гойл, устраиваясь в кресле, где недавно сидели Грейнджер и Уизли.
Действительно. Туча вновь сжалась и посветлела.
– А ещё, – здоровяк широко улыбнулся и указал на шахматную доску. Соперники поменялись местами, – ты проигрываешь.
Драко фыркнул и поймал взгляд Поттера, который глядел на него через всю гостиную.
– Ненадолго, – сказал юноша и приказал дрожащему коню принести себя в жертву ради победы.