Часть 23
Буквально на следующую ночь Северусу приснился кошмар. Я никогда не слышал, чтобы ребенок так кричал. Крик разбудил меня посреди ночи. Это был жалобный, абсолютно безумный звук, от которого у меня мурашки пошли по коже. Мерлин знает, я не из пугливых, но если бы василиск издавал подобные звуки, я бы никогда не спустился в тайную комнату.
Северус скорчился в своей постели. Стоило мне приблизиться к нему, как он шарахнулся прочь.
– Эй, все в порядке! – прошептал я в темноте. – Это всего лишь я, Северус...
Он сжался, закрывая голову руками и загнанно дыша. Стоило коснуться его плеча, как он дернулся всем телом, будто от удара.
– Северус, это просто сон. Слышишь? Открой глаза. Все хорошо. Я здесь, – я бормотал и успокаивал, притягивал его к себе, пока он не сдался. Он привалился ко мне, тяжело дыша и вздрагивая, как от рыданий, хотя не издавал больше ни звука. Я укачивал его какое-то время, держа в объятьях. Наконец, он заговорил:
– Я сделал что-то плохое, – сказал он мне шепотом.
– Что ты сделал, Северус?
– Я... я... – он едва мог вымолвить слово, так стучали его зубы. Я припомнил, нет ли у меня успокоительного зелья в аптечке... в любом случае, оно давно просрочено. Обычно я просто заливал горести алкоголем.
– Тише. Ну-ка, глубокий вдох, – велел я, покачивая Северуса. Он забрался ко мне на колени, прижался всем телом, дрожащий и мокрый от пота. – Ты в безопасности здесь. Тебе приснился дурной сон, вот и все.
– Я убил ее, – пробормотал Северус. – Я видел маму, и я... я не нарочно!..
– Это все сон, – повторил я снова. – Ты никого не убивал, балбес. Я бы заметил.
Он затих, переваривая мои слова.
– Но все было таким настоящим, – сказал он наконец, отстранившись и пытливо заглядывая мне в глаза. – Я убил ее палочкой. Волшебством. Я был взрослый и я... – он замолк, потерев неосознанно руку. Ту руку, на которой у него однажды появится метка. Мне стало действительно жутко от мысли, что Северус мог видеть во сне обрывки своих будущих воспоминаний. Могло ли такое случиться? Могло ли это быть на самом деле? Я ничего не знал о его матери, кроме тех обрывков, что видел в Мыслесливе.
Я ничего не знал о нем самом, кроме того, что он сам решил мне показать.
– Ты никого не убивал, – повторил я твердо. Он все сверлил меня взглядом, вцепившись в мою пижаму. – Клянусь тебе, – это заставило его поверить. Дыхание Северуса успокоилось, замедлилось, хватка ослабла.
– Это потому, что я ее бросил, – прошептал вдруг Северус в темноте. – Бросил ее там одну.
– Ты не виноват, – начал я было, но Северус резко прервал меня:
– Нет, неправда. Я хотел исчезнуть. Я всегда хотел...
Какое-то время мы сидели молча, а потом он стал засыпать, прижавшись ко мне. Я решил дождаться, пока он крепко уснет, но стоило мне аккуратно сгрузить его на кровать, как Северус распахнул глаза.
– Не уходи! – крикнул он отчаянно. – Пожалуйста!
– Я буду здесь.
И я был там. До самого утра.
***
Вплоть до самого Рождества Северус оставался ребенком. Время в школе идет так быстро... дни похожи один на другой, и только по параграфам учебника можно отслеживать пролетающие недели. Я был жутко удивлен, когда увидел, как Хагрид волочит огромную елку к замку.
– Тебе помочь? – я применил заклятие левитации, чтобы облегчить ему ношу. Хагрид с кряхтением и пыхтением снял перчатки. В его бороде застряла целая куча еловых иголок.
– Спасибо, Гарри! Было бы славно, – он похлопал меня по плечу так, что я на полметра ушел в сугроб. – Эта красотка больно тяжелая оказалась. – Он любовно уставился на елку. – Зато как хорошо смотреться будет!
– Поверить не могу, что уже Рождество, – сказал я, направляя громадину к замку. Мы шагали по сугробам, болтая о том, о сем.
– Мальчонка твой пусть тоже поможет наряжать, – сказал вдруг Хагрид, когда нас обступили первокурсники. С радостными воплями эти малыши принялись дергать ель за ветки. – Кажись, ему развеяться не помешает.
Хагрид, похоже, так до конца не смог уложить в голове, что мальчонка – Северус Снейп, угрюмый профессор собственной персоной. Он то и дело забывал об этом. Я не мог его винить: у каждого свой способ отрешиться от абсурдной реальности.
Северус заявил, что он не ребенок, и наряжать ничего не собирается.
– Можно мне лучше поиграть с гриндилоу?
– Оставь гриндилоу в покое. Ему еще второкурсников пугать, – строго ответил я. С недавних пор Северус выпросил у меня позволение тихонько сидеть на уроках, пока я рассказываю о всяких монстрах и показываю их, когда на картинке, а когда и в клетке. Северус вел себя примерно, не шумел и не требовал внимания, наоборот, умел затаиться так, что я порой забывал его в кабинете и даже один раз по случайности запер внутри, отправившись на срочный пед.совет. Но вообще-то, мне пришло в голову, что вряд ли это так уж хорошо для маленького ребенка – постоянно проводить время с монстрами.
Я надеялся, что он подружится хоть с кем-то из других детей. Но я был его единственным другом. Еще он довольно много времени проводил с Невиллом, а порой Поппи приглядывала за ним, позволяя помогать в лазарете. Еще были эльфы, портреты и призраки, все они приглядывали за Северусом по моей просьбе. Сам замок любил его, а Северус отвечал взаимностью: излазил каждый закоулок, изучил все коридоры и лестницы, бесшумной тенью юркая тут и там, он стал свидетелем многих секретов, о которых всегда помалкивал. Настоящий шпион. И абсолютно без ума от Ховгартса. Я и сам очень любил это место, но для Северуса это было чем-то большим: абсолютное восхищение и преданность. Меня иногда пугало то, как сильно этот ребенок привязывается. Даже Минерва заметила как-то, что Северус полностью зависим от меня, и точно так же он был зависим от замка.
И еще – не смотря на то, что Северус был довольно активным мальчиком – он оставался очень одиноким. Я ни разу не видел, чтобы он играл с кем-то из других детей.
Гриндилоу тоже не горел желанием играть с Северусом.
– Почему бы тебе присоединиться к ним? – спрашивал я у Северуса, если замечал играющих в плюй-камни студентов. – У тебя неплохо получается, попросись к ним в компанию.
– Нет, спасибо, – отвечал Северус, одаряя меня своим фирменным «угомонись-поттер» взглядом.
Это да еще парочка деталей напоминали мне о настоящем профессоре Снейпе, каким я его всегда знал. Настало время, когда я забеспокоился, что он больше не появится. Смешно сказать, но я скучал по нему. Это не значит, что я мечтал избавиться от малыша Северуса, нет, ничего подобного. Я просто думал, что они оба мне жутко нравятся. Мерлин, а ведь когда-то мне и одного Снейпа было слишком много!
Ну, все меняется.
И когда с потолка Большого зала начали падать крохотные снежинки, я заявил:
– Сегодня вечером я буду украшать елку.
– Угум, – ответил Северус, уткнувшись в большой травник с картинками.
– Ту красивую елку в Большом зале.
– Я останусь тут и почитаю.
– Нет уж, – я отобрал у него книгу, заслужив гневный взгляд. Но у каждого родителя наступает момент, когда приходится выкрадывать у ребенка книги и сжигать их на заднем дворе, чтоб не рос шибко умным. – Ты пойдешь со мной и поможешь.
– Не люблю Рождество! – заявил Северус по пути в Большой зал.
– С ума сошел? – я огляделся по сторонам. – Шшшш! Сказал бы еще громче. А если Санта услышит? Или ты хочешь получить полный носок угля?
Северус закатил глаза.
– Ты как дитя малое, – сказал он мне, надувшись.
– Сам такой, – я показал ему язык и заслужил короткую ухмылку.
А угадайте, кто спустя пару часов командовал Хагридом, сидя у него на плечах? Нет, я бы хотел, конечно, но это был Северус. Он украшал верхние ветки, а я левитировал ему золотые звезды и сверкающие снежинки. Ну, не только ему, но и другим малышам, которые помогали нам с украшением. Даже Минерва повесила пару шариков, красно-золотых. Трелони в каждом пузатом шаре видела ужасные происшествия, но после рюмочки ядовито-зеленого хереса смягчилась и сказала, что, быть может, на это Рождество никто не погибнет страшной смертью, а будет просто покалечен. Это нас устроило.
Флитвик репетировал со своим студенческим хором рождественские гимны, Пивз стрелял по всем из хлопушек, Чесли смастерил мне милую открытку, на восемьдесят процентов состоящую из блесток, где желал «мастеру Поттеру сладенького Рождества и бодрых бубенцов», что, понятно, помогло мне с Рождественским настроением.
Сова принесла мне приглашение от Рона. Дружище укорял меня, что я совсем о нем позабыл, и звал на праздники в Нору. «Ты можешь прихватить своего носатого, – писал он. – Мама на него тоже вяжет свитер».
Все это произошло за пару дней до рождественских каникул. А потом я свалился с чудовищной лихорадкой.
