Глава 3
Две недели я провалялся в больнице с тошнотой и головными болями. Вкусную и неполезную еду мне запретили, поэтому мать каждый вечер приносила мне ИХ! Сельдерей, салат (без майонеза), мюсли, диет-шоколадки - ту самую отвратительную продукцию, которую я терпеть не мог. Но есть мне приходилось, потому, как мой больной организм требовал хоть каких-то калорий. А если я не ел - мой желудок посылал меня куда подальше, начиная болеть и издавать невыносимо жалобные звуки. Больничная еда тоже мало отличалась от того, что приносила мне мать. Картошка-пюре, котлеты на пару без соли, фрукты, чай без сахара... Я буквально считал дни до выписки!
— Джонатан, ты похудел! — радостно провозгласила мама, забирая меня из больницы.
Правда? — ехидно спросил ее я, с ужасом вспоминая больничную еду...
Дома я для интереса взвесился на маминых электронных весах. 86 кг. «И где я похудел?» — подумал я, открывая банку с колой и намазывая бутерброд ореховой пастой, — «Мам, можно я в Макдоналдс схожу?»
Как-то в воскресенье к нам на обед пришел Джеффри. Мамин новый бой-френд. «Новый папа», как она его называла. Невысокий блондин с голубыми глазами за стеклами дорогих брендовых очков.
— Вы очень милый... — улыбнулся ему я.
— Ты тоже... — сказал он в ответ. Да мне в принципе было все равно, какой он — «новым папой» для меня ему все равно никогда не стать!
Пока я болел, курс, на котором я учился, расформировали. Моя фамилия попала в список новой группы. Группы номер 13. За месяц, который я пролежал в больнице, в колледже многое изменилось. Помимо расформировки группы, теперь еще все знали о моей драке с Хэттоуэйем. Этот говнюк растрепал всем, «как он хорошо надрал задницу этому толстяку». И теперь в новой группе все то и дело тыкали в меня пальцем (особенно девчонки) и хихикали. Я даже пару раз услышал слово «толстяк»...
— Привет, у тебя занято?
— Да! — слышалось с парт. Даже если человек сидел один, он моментально складывал свои вещи на свободный стул. Вот дерьмо!
— Привет, у тебя занято? — мальчик за последней партой, казалось, абстрагируясь от всего окружающего мира, слушал плеер. Я потряс его за плечо. Его белокурые длинные волосы всколыхнулись. Он мотнул головой, из-под челки показались голубые глаза в очках черной оправы. Он снял один наушник:
— А, нет, конечно! Садись! — он убрал свою сумку со стула, и я сел. Весь класс обернулся на парня, но он уже опять погрузился в свои мысли, продолжая слушать плеер. Пара началась. Философия. Нудно до безумия. Я украдкой рассматривал свой новый класс. Парни были все какие-то странные, зато девчонки очень даже. Особенно одна — белокурая красавица Деми.
— Эй, новенький! — тихо прошептали над моим ухом. Я обернулся на голос - мой сосед по парте.
— Ты б так откровенно не пялился, все-таки Брайна Хэттоуэйа девушка...» — улыбнулся блондин.
— Вот урод... — вырвалось у меня.
— Ага... — кивнул сосед, — Меня кстати, Йон зовут... — он под партой протянул мне руку для рукопожатия.
— А меня Джонни... — ответил я ему тем же. Так я в новом колледже обрел друга...
Сейчас бы Йон Герц — мой 21 летний лучший друг сказал бы: «Новак, ты гонишь! Все было не так!» и, скорее всего, рассказал бы свою историю нашего знакомства. Что-нибудь в стиле: «Как-то прихожу я в бар...(или клуб)». Ну, или: «Сижу, слушаю Секс Пистолз на паре, а тут ко мне подкатывает анорксично-худой мальчик и просит сигаретку...»
Но то, что рассказал вам сейчас я — это САМОЕ НАСТОЯЩЕЕ начало нашего с ним знакомства... Йон Герц был немцем-эмигрантом. Его семья во время войны переехала в Америку, да так и осталась тут жить. Мать его работала в полицейском участке, а отец был частным стоматологом. Парень слушал панк-рок, носил дырявые на коленях джинсы и длинные волосы... Герц был первым человеком, который не осудил меня и не стал надо мной смеяться. Он просто принял меня таким, какой я есть!
— Новак и Герц, если вы сейчас же не замолчите... — прикрикнула на нас учительница философии.
— Пошли отсюда! — Герц схватил меня за руку и потянул из класса. Это был мой первый раз, когда я прогулял урок...