1 ГЛАВА. Ледовое побоище
Казань. 20 декабря 1989 года.
Девять утра. Группировка Универсам застыла в звенящей тишине на хоккейной коробке. Проблески солнца прятались за уходящим, ночным небом. Свет уличных фонарей и первые лучи зимнего солнца серебрило головы собравшихся. Тяжёлое молчание, лишь изредка нарушалось глотком воздуха, отголосками чужих голосов и роем собственных, неотвязных мыслей.
Каждый из парней был погружён в свой личный омут раздумий, в водоворот сокровенных чувств.
Зима, затягиваясь очередной сигаретой, ощущал внутреннюю уверенность. Сегодняшнее событие должно пройти идеально. Сейчас он относился к этому не как к войне, а как к простой стычке двух группировок. Это было не в первой для них, просто в данный момент все хотят верить во что-то более значащее, а не отнестись к этому по-простому.
И он был готов к стычке, ведь на кону стояло нечто большее, чем просто уличная власть. Он поклялся себе, что выстоит и не отправится на тот свет любыми способами, и выкует счастье для светловолосой Михайловой.
Только сейчас он понимал, что по-настоящему влюблён в неё.
Турбо же, изъедаемый муками совести, ненавидел себя. Бессонная ночь прошла в терзаниях из-за предательства по отношению к Шпаловой. Одна половина его души вопила, что он последняя мразь, не сумевшая открыться ей, не подарившая драгоценные мгновения последней близости. Другая же убеждала, что так будет лучше, что в случае трагического исхода она сможет отпустить его без сожалений. Но от этого ненависть к себе лишь разгоралась с новой силой.
— Все в сборе? — прозвучал резкий голос Кащея, подошедшего к строю.
— Все, — отрезал Адидас.
— Слушаем внимательно. Дети до четырнадцати – на выход. Мне тут трупов малолетних ещё не хватало. Будете салон караулить. — пара мальчишек выдохнули с облегчением, избежав суровой участи. — Остальные делимся на группы. В подвале монтажки, на улице кирпичи отколупывайте. Берите всё, что под руку попадется. Добирайтесь, как хотите, но на озере чтоб вовремя все были!
Младшие, понурившись, разошлись, а три-четыре десятка взрослых разбились на отряды. Ворвавшись в подвал, они нахватали железные прутья, металлические шарики от подшипников и несколько самодельных "бомбочек". И вскоре разбежались в разные стороны, направляясь к озеру. Кто пешком, кто на автобусе. А кто-то, как Кащей, на собственном автомобиле.
— Ну что, готовы умирать сегодня? — с усмешкой проговаривает Шпалов, идя рядом со старшими и друзьями.
— Никто сегодня не умрёт, — отвечает Зима, смотря вдаль. — Это обычная стрелка, ничего особенного.
— Почему тогда Кащей про войну говорил? — интересуется Андрей, подходя ближе к Вахиту.
— Приукрасил, — говорит старший, пытаясь развеять их ожидания. — Надо же как-то вас к дисциплине приучать и готовить ко взрослым делам.
— А я бы не был уверен, что это просто стрелка... — встревает в разговор Валера, ровняясь с парнями.
— Не нагнетай, — отрезает его слова Зима.
Туркин шикает, не продолжая дальнейший разговор. Сам понимал, что сейчас и так тошно, не представляя исхода события. Парень замедляет свой шаг, хватая под руку Никиту, пытаясь узнать вчерашнюю сцену:
— Чё это ты вчера Вике всё рассказал?
Никита тяжело вздыхает, понимая, что должен рассказать правду:
— Я не мог не рассказать...
— Я же вчера тебе русским языком сказал, что не надо этого делать.
— Сказал, но я слово пацана не давал.
"Логично" — думает парень про себя. Валера хотел бы придраться, но только понимал, что не к чему.
— А номер телефона зачем ей дал?
— Она попросила, — сознаётся Шпалов, пряча замёрзшие руки в карманы куртки. — А ты даже не ответил. Она ведь переживает, плакала вчера из-за этого.
Эти слова добивают Туркина, отчего на душе становится ещё паршивее. Опуская взгляд под ноги, он думает о том, что одна часть его души выигрывала в этом честном споре. "Я и вправду последняя мразь...".
*****
Спустя час группировщики стояли плечом к плечу на прочном льду, ожидая прибытия противника.
Домбытовские не заставили себя долго ждать. Вскоре и они выстроились напротив, ощетинившись злобой. Кащей и Жёлтый, словно два диких зверя, двинулись навстречу друг другу, остановившись посередине ледяной арены.
— Ну что, Жёлтый? Сегодня здесь будет только один победитель!
— Ты не забыл, что поставил на кон? — процедил Желтухин, не скрывая своей ярости.
— Не забыл. И ты помни: сегодня ты отдашь мне свою улицу!
И с этими словами кулак Кащея обрушился на лицо Жёлтого. Этот удар стал сигналом к началу кровавой вакханалии. Бойцы обеих группировок, с дикими криками, ринулись в ожесточённую схватку.
Первыми в бой бросились супера. Зима вновь сцепился с Коликом, заканчивая начатое дело ещё в доме культуры. Турбо принял на себя сразу двоих. Скорлупа не отставала, яростно круша противников и забрасывая их самодельными "бомбочками".
Кащей, стиснутый в мертвой хватке Жёлтого, перебрасывает его, оказываясь сверху. Вбрасывая череду ударов, он поднимается на ноги. Желтухин скулит, отвлекая внимание и прибегает к подлой хитрости, надев кастет и нанеся удар в челюсть.
Кащея повело, координация нарушилась на мгновение.
— Ах ты, сука! — взревел лидер Универсама, возобновляя удары.
Тем временем Вахит избивал домбытовского паренька, пока тот не рухнул на лёд. Дикая улыбка озарилась на его лице, и парень сделал вдох, хватая следующих в свои лапы.
Никита вступил в схватку с парнем лет двадцати. Сначала младший наносил точные удары, как учил Турбо, имея явное превосходство, но внезапная боль в темечко заставляет остановиться.
Парень рухнул на лёд, хватаясь за голову. В глазах темнело, а боль от места удара пульсировала, отдавая в конечности. Воспользовавшись моментом, домбытовские запинывали Шпалова хаотичными движениями.
Отчаянный крик боли разносится по полю боя. Валера реагирует, замечая группу парней вокруг Шпалова. Супер срывается на помощь, подбегая и откидывая их от лежащего тела.
Замахиваясь, попадает в висок одному, отчего противник падает замертво. Секундное замешательство, и кулак домбытовского попадает в грудную клетку. Турбо быстро выдыхает, не обращая внимания на боль. Вновь замахивается и пробивает прутом коленную чашечку. В вакханалии выкриков не слышно, как кость издаёт треск, отчего домбытовская скорлупа взревела от боли.
— Никитка, ты как? — прохрипел Валера, присаживаясь на корточки.
— Голова...
— Потерпи, щас в больничку поедем, — проговорил супер, поднимаясь и вновь бросаясь в бой.
Вахит уже несколько раз валялся на льду. Тело и лицо горели от боли. Он сплёвывал кровь, окрашивая выпавший снег в багровый цвет. Но каждый раз он находил в себе силы подняться и вновь ринуться в схватку. И теперь, надев на руку кастет, он с остервенением набрасывался на новых противников, раскидывая их в разные стороны.
В толпе оставшихся с десяток парней бьющихся Турбо вдруг заметил голову Шкуры. Тут же промелькнула мысль: "Сейчас или никогда". Он подбежал к нему, попадая тупым концом прутья в затылок.
Шкура хватается за голову, а Турбо подлавливает удобный случай, откидывая прут и наседая ударами по противнику. Он бил его с неистовой яростью, вымещая всю свою злость, ведь в прошлые разы этого не выходило. И злости накопилось предостаточно.
Двое группировщиков вцепились друг в друга, не уступая. Универсамовский продолжал наносить удары, пока ему самому не прилетел кусок железа в затылок. Парень схватился за голову, надеясь унять тупую боль. Но боль пришла не одна.
Он почувствовал, как что-то пронзает его плоть в районе бедра. Нож! Он издал дикий вопль, заставив всех на мгновение замереть. Шкура лишь усмехнулся и вонзил сталь ещё глубже.
Зималетдинов, увидев развернувшуюся картину, тут же бросился на помощь. Крича обезумевшим голосом: "Убью!", он схватил Шкуру за грудки. Повалив его на лёд, Зима принялся колотить лицо домбытовского.
Адидас младший, Пальто и ещё несколько ребят попытались оттащить старшего, но тот вцепился в Шкуру, превращая лицо оппонента в кровавое месиво.
— Зима, прекрати! — подбежавший Вова остановил его, оттаскивая.
Домбытовские валялись в снегу. Кто от страха, кто без сознания. А кто и вовсе не подавал признаков жизни.
Кащей, увидев это, остановил своих, крича: "Хватит! Достаточно!". Он присел рядом с избитым Жёлтым и сплюнул кровь ему под лицо.
— Ну чё, Жёлтый? Вот и все. Территория Домбыта теперь наша. Универсамовская. Нет больше вас.
Жёлтый лишь застонал от отчаяния. Лидер-победитель ликовал, поднимаясь на ноги и направляясь к своим.
В это время "выжившие" универсамовские подбежали к Туркину. Тот продолжал истошно кричать от невыносимой боли, пронзавшей бедро и голову. Изувеченный Вахит присел рядом с другом. Сорвав шарф с Марата, он перевязал ногу выше раны, делая из подручных средств жгут, пытаясь остановить кровотечение.
— Хватайте всех и в больничку, — обратился Вова ко всем, помогая Вахиту поднять Валеру.
— У одного Турбо только ножевое? — поинтересовался подошедший лидер.
— Да, — ответил Адидас, поддерживая Турбо под плечо. — Ещё у нескольких копилки пробиты. Кащей, их всех в больничку надо.
— А я чем помогу тебе? — нервно, размахивая руками в стороны, проговорил Кащей.
— Издеваешься? У тебя машина на стоянке стоит.
— Тогда в машину их. — нехотя соглашается лидер, ускоряя свой шаг.
Толпа универсамовских двинулась к стоянке. Старшие усадили Турбо на переднее сиденье. Он застонал, закрыл глаза и начал тяжело дышать.
— Турбо, держись, — Зима похлопал его по плечу. — Не отключайся, понял?
— Пошёл нахер, — прохрипел парень сквозь зубы, снова тяжело дыша.
В машину усадили и Шпалу, и ещё нескольких раненых. Кащей сел за руль.
— Остальных поднимайте и в больницу.
— И как мы их донесём?
Кащей тяжело вздохнул и ударил руками по рулю.
— Щас из больницы карету отправлю, — сказал он, переводя взгляд на ребят. — Скажу, по дороге встретил. И уже сами думайте, чё отвечать.
Универсамовские проводили взглядом уезжающую машину и направились обратно.
Уже подъезжая к больнице, Валера потерял сознание. "Ну твою же ж мать, Турбо, ёбанный в рот!" — Кащей разразился бранью, понимая, что ситуация ухудшалась.
Остановив машину посреди дороги, мужчина выскочил из нее. Он увидел стоявших неподалеку интернов, с интересом наблюдавших за происходящим.
— Чё вылупились? Не видите, что ли, что человеку помощь нужна?! — закричал он. — Быстро блять сюда!
Интерны подбежали к нему и вытащили бесчувственного Турбо. Остальные ребята тоже вышли из машины и направились в больницу.
Интерны, суетясь, уложили тело на каталку и увезли в операционную. Кащей в регистратуре сообщил о раненых на парковке возле озера. По его инициативе были отправлены две скорые помощи.
Подошедшая медсестра недоверчиво оглядела его и молодых парней с пробитыми головами. Да и сам Кащей выглядел не лучше.
— Послушайте, я тренер своей секции бокса. Эти ребята — мои подопечные. Сегодня что-то не заладилось, вот и ходят с небольшими ранами.
— Небольшие раны? У них головы пробиты!
— Да, пробиты. Но это чистая случайность. Давайте закроем этот инцидент. Вы подлатаете их, а с меня — розы и конфеты. Вы вот какие любите?
— Что? Конфеты или розы?
— А всё вместе, — медсестра усмехнулась. — Ну что, договорились?
— Ведите их за мной.
*****
Вечер опускался на улицы Казани. Две подруги сидели на кухне в квартире Шпаловых и пили уже пятую чашку ромашкового чая. Сегодня они обе не пошли в школу, ссылаясь на плохое самочувствие. Но это не было ложью. Всю ночь девочки провели в слезах. Каждая из них переживала сегодняшний день по-своему.
Михайлова молилась за здоровье Зималетдинова. Вика молилась вдвойне: за брата и Валерия Туркина, чья кровь текла в её жилах.
Гробовую тишину прервал телефонный звонок. Они переглянулись и бросились в коридор. Вика сняла трубку.
— Алло. Кто?
— Это я, — выдохнула Шпалова, узнавая хриплый голос брата.
Мгновенно глаза наполнились слезами, но это были слёзы счастья, таким облегчением отозвался в душе родной голос. Даша, чутко прислушиваясь к обрывкам разговора, молча обняла подругу за плечи.
— Ты как? Как остальные?
— Я в порядке. И остальные тоже.
— Серьёзные ранения есть? — спросила Вика, рукавом кофты стирая предательские слёзы.
— У меня нет. У Вахита тоже.
— А Валера?
— Жив. Прооперировали, всё нормально.
— Как прооперировали? Что случилось? — новые слёзы навернулись на глаза.
— Ногу зацепило. Но сейчас всё в порядке, не переживай. Сидите дома, скоро с Вахитом будем.
Никита отключился. Шпалова закрыла глаза, позволяя слезам скатиться по щекам. Подруга, видя её состояние, крепко обняла.
— Операция, понимаешь? Это же серьёзно. Это же не шутки, Даш...
— Успокойся, Никита ведь сказал, что всё хорошо, — Михайлова прижала её к себе, целуя в лоб.
— Я хочу к нему, — прошептала девушка, утыкаясь в плечо подруги, — мне нужно его увидеть.
— Никита же сказал, сидеть дома. Завтра обязательно навестим Валеру.
— Я не хочу завтра. Мне нужен он сейчас, — Вика вырвалась из объятий, голос сорвался на крик, — Валера был со мной, и я буду с ним.
Даша тяжело вздохнула, закрыв глаза. Спорить было бесполезно.
— Пошли, — бросила она, натягивая пальто и обувь.
Всю дорогу девушки молчали, лишь хруст снега под ногами нарушал тишину холодной и одинокой улицы. Холодно и одиноко было сейчас и в душе Вики. Неизвестность терзала сердце, рождая тревожные мысли.
Войдя в здание, они двинулись по коридору. Перед ними предстала картина: множество парней, с перевязанными руками, ногами, головами, сидели вдоль стен. Медсёстры и врачи сновали туда-сюда, то забегая в кабинеты, то вызывая пациентов. "Всё как во сне..." – промелькнуло в её голове.
В толпе Михайлова заметила двоих знакомых возле регистратуры. Что-то пробормотав себе под нос, она схватила Шпалову за руку и потянула за собой.
Даша подбежала к Вахиту со спины, обхватывая его торс своими хрупкими руками. Не ожидавший такого приёма, он замер на секунду, но тут же развернулся, заключая её в крепкие объятия.
— Вахит, — прошептала она, — ты не представляешь, как я рада, что ты в порядке.
— Это твоя вера спасла меня, — прошептал он в ответ, — солнышко моё... — Даша вопросительно посмотрела на него, а он продолжил, — теперь ты моя. Никуда от меня не денешься.
Парень улыбнулся, отчего на разбитой губе выступила кровь. Даша заметила отсутствие переднего зуба.
— Где зуб? — спросила она, поворачивая его голову в своих руках.
Вахит усмехнулся:
— Потерял. Новый вставлю. Золотой!
Вика же в это время бросилась в объятия брата. Никита ворчал, что она ослушалась его и не осталась дома, но всё же был рад видеть сестру.
— Что с головой? Ты же говорил, что в порядке, — спросила она, увидев забинтованную голову.
— Это фигня. Всё хорошо, — ответил он, выскользнув из объятий. Почему-то было некомфортно от прикосновений сестры.
— Никит, мне нужно к Валере, — сказала он, расстёгивая пуговицы и снимая пальто.
— Не нужно, — он натянул пальто обратно.
— Почему? С ним всё так плохо? — в её глазах снова заблестели слёзы.
— Нет. Просто время посещений закончилось. Завтра сходишь.
— Но мне нужно к нему...
Вика смотрела на брата, а он пытался усмирить её одним взглядом.
— Шпала, пусти её, пусть зайдёт на пару минут. — вмешался Вахит. — Можно её к Туркину? — обратился он к женщине в регистратуре.
— Только ненадолго, — ответила та.
Никита тяжело вздохнул и назвал номер палаты. Вика сорвалась с места, и побежала на второй этаж. Нашла нужную дверь почти сразу.
Она схватилась за ручку и осторожно открыла дверь. В палате было темно, лишь лунный свет проникал сквозь окно. На койке лежал человек. Валера.
Положив пальто и шарф на свободный стул, она тихо подошла к кровати. Парень лежал с закрытыми глазами, лишь изредка грудь поднималась и опускалась в такт дыханию. Она подошла ближе и увидела бинт на голове, пропитанный кровью.
Лицо его было в ссадинах и кровоподтёках: рассечённая бровь, гематома на щеке, разбитые губы.
Девушка прикрыла рот рукой, сглатывая ком в горле. Она взяла стул и поставила рядом с кроватью, присаживаясь. Положила свою ладонь на его руку, поглаживая тыльную сторону.
— Как же тебе досталось, Валерочка... Я так переживала...
— Всё хорошо... — прозвучал хриплый голос. Вика посмотрела на него, видя, как он попытался улыбнуться.
Девушка тут же оставляет нежный поцелуй на его щеке, но парню недостаточно этого, поэтому хватает её за подбородок и целует в губы. Она кладёт свою голову на его грудь, смотря в глаза, пока он зарылся пальцами в её волосы.
— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила она, всхлипывая и касаясь его щеки.
— Голова раскалывается. Нога ноет, — прошептал он.
— За что с тобой так... — слёзы заблестели в её глазах.
Валера аккуратно стирает дорожки прозрачной жидкости большим пальцем. Он впервые видел её в таком состоянии, отчего сердце больно сжималось. И впервые чувствовал искренние переживания за него. Никогда он не чувствовал такого, снова всё в новинку.
— Так должно было быть. Не плачь. Её уже зашили, — успокаивал он. — Ещё у меня в палате гномы были, представляешь? — девушка усмехается на эти слова, и уголки губ Туркина ползут вверх. — Они прыгали с места на место. Наркоз, видимо, хорошо подействовал.
Вика засмеялась, а Валера прикрыл глаза. Сейчас ему было хорошо. Он на мгновение забыл о боли и проблемах, наслаждаясь её присутствием.
— Что с тобой было вчера? Почему ты ничего не рассказал? — спросила она, пытаясь узнать правду.
— Так нужно было. Не забивай этим голову, — с лица Туркина спадает улыбка, сменяя её на суровый взгляд, на что девушка лишь тяжело вздыхает.
— Знаешь, мои сны сбываются.
— Сны?
— Да, помнишь сон про тебя и больницу? — парень вспоминает сон и кивает. — Так вот, всё сбылось. Там весь первый этаж в суматохе. И ты тут с травмой.
— До свадьбы заживёт, — сказал он, накрывая её руку своей. — Маленькая моя, теперь всё будет по-другому.
Вика подняла голову, удивлённо глядя на него.
— У тебя ещё наркоз не прошёл?
— Почему? — серьёзно спросил он.
— "Маленькая моя". Ты раньше так не говорил.
— Тебе не нравится?
— Нравится, просто... мы же не в отношениях, а такие слова говорят только тогда, когда люди любят друг друга... разве нет?
— Ты права, — он снова улыбнулся и произнёс заветные слова, — когда люди любят друг друга, тогда и говорят эти слова. Будешь моей девушкой?
Вика вспыхнула, словно спичка, и широко улыбнулась.
— Да! — выдохнула она и снова положила голову ему на грудь.
Туркин улыбается своей широкой и фирменной улыбкой во тьме. Он не обращал внимания на боль, находясь в покое, думая лишь о том, что его жизнь складывается как нельзя лучше...