Ловец снов

Глава 7
Струны каягыма


Сан набрала код своей квартиры и вбежала внутрь.
Скинула туфли и, не раздеваясь, кинулась к ноутбуку. Ей нужно было срочно найти информацию о Ли Хяне. Свое расследование про Мина она оставила, закружившись в круговороте насущных дел, но, узнав новое имя из своего прошлого, твердо решила в этот раз докопаться до истины.
Пока загружался ноутбук, сняла платье и выпила воды с лимоном из холодильника. Любимый напиток освежил уставшее тело и прояснил спутанные мысли, выгоняя из головы остатки алкоголя. Глядя на оживающий экран, Сан подумала о том, как хорошо, что она выяснила все с Джисоном и не поддалась инстинктам. Сейчас ей было не до него. Все, что ее волновало – это первое воспоминание из человеческой жизни, которое пришло к ней в ее собственном сне. А в том, что это была не фантазия, она не сомневалась. Этот сон был таким же четким и ярким, как и сны Доёна. Только непонятно, почему правда о прошлом стала открываться ей именно теперь? С чем это связано? С тем, что она увидела его в реальной жизни? Возможно, катализатором событий, о котором говорил Джумок, является их встреча?
Опять вопросы, одни вопросы и ни одного ответа. Если кто-то хочет, чтобы она узнала о себе то, что три столетия блокировало сознание, почему тогда просто не показать все и сразу? Зачем мучить ее загадками? Сан раздраженно хлопнула ладонью по кровати и, наконец, открыла все свои источники в поисках теперь уже другого имени.
Ли Хян, сын министра Ли… Во сне Сан было не больше четырнадцати, значит, эти события происходили лет на восемь раньше того момента, когда она стала бессмертной. До рассвета она не могла остановиться, перелопачивая сотни биографий и пытаясь выхватить из многообразия имен единственное, которое ее интересовало.
Это было время активного противостояния двух политических партий: норон и сорон. Сан хорошо помнила их представителей, которым не единожды прислуживала, будучи кисен. И каждый раз они плели друг против друга интриги, в которых принимала участие и хозяйка гёбана, слышавшая слишком много разговоров, не предназначенных для ее ушей.
Глаза слипались, Сан пила уже третью чашку крепкого кофе, но так ничего и не выяснила. Она поставила себе цель узнать, кто такой Ли Хян, или умереть от передоза кофеина. С учетом ее бессмертия это звучало забавно. Она не обращала внимания на время и совсем забыла, что сегодня у нее первая лекция факультатива по японской оккупации. Все мысли занимало лишь прошлое, которое она жаждала узнать, как одержимая.
Наконец, спустя несколько часов поисков, когда ее уже тошнило от Кимов, Ёнов, Паков и прочих чиновничьих фамилий, всего три буквы вдруг врезались в глаза. Сан едва не пролила кофе, впившись взглядом в экран. «Сын министра Ли Дождона, Ли Хян, погиб при загадочных обстоятельствах, и наследником рода стал его младший брат, Ли Гым». Вот оно! Сердце захлебнулось от внезапной находки. Сан ощутила всеми своими шестью чувствами, что это именно то, что она искала. Она жадно просматривала всю доступную информацию, сверяла источники, но больше нигде не встретила ничего, касающегося сына одного из норонов, министра Ли. Мальчик, с которым она была обручена, не оставил следа в истории и упоминался просто как член семьи известного чиновника. Три строчки. Всего три строчки посвятили человеку, встреча с которым когда-то выбивала у нее почву из-под ног.
Сан рухнула на спину, глядя в потолок. Закрыла глаза, выстраивая цепочку событий из всего, что ей стало известно.
Значит, когда-то в юности она была обручена с Ли Хяном и, судя по всему, они испытывали друг к другу нежные чувства. Потом с ее семьей приключилась какая-то беда, и она оказалась в гёбане. Вспомнила, как отчаянно просила Доёна устроить встречу с неким господином Ли и поняла, что та, прежняя Сан, говорила именно о Ли Хяне. В следующем воспоминании, где Доён искал благосклонности юной кисен, он говорил, что господин Ли бросил ее, струсил и поступил как слабак. Что это значило, если он погиб? О каком предательстве говорил Мин?
Похоже, его отец, министр Ли, имел отношение к тому, что случилось с Сан. Она вскинулась и вновь полезла в документы, уже ища информацию об отце Хяна. Если все именно так, как она сейчас представила, то здесь должно быть что-то сказано и о ее семье.
Очень скоро выяснилось, что ее несостоявшийся свекор был тем еще засранцем. Судя по всему, он был одержим карьерой и шел по головам, не считаясь ни с родственными, ни с дружескими связями. Сан устала считать, скольких людей он предал, пока не достиг своей цели – стал правым советников короля. Историки даже дали ему прозвище Кибальхан – «изворотливый».
Скорее всего, среди людей, которых он предал, был и отец Сан, поэтому всю семью понизили в ранге, а дочь отправили в дом кисен как государственную рабыню. Вот уж спасибо… «Теперь понятно, кого надо благодарить за все – папашу моего несостоявшегося женишка, – думала Сан, в сотый раз перечитывая информацию, которую удалось найти. – Хотя, может, оно и к лучшему? Прожила бы я триста лет, если бы не он? Наверняка меня бы не ждало ничего хорошего, только куча детей, унылый быт и бесславная смерть где-то лет в тридцать пять. Вообще не весело».
Остался подвисшим один вопрос. История ее семьи. Что стало с отцом, матерью, были ли у нее братья и сестры, и если да, то какова их участь? Но что-то останавливало Сан от поиска ответов. Она понимала, что ничего хорошего не найдет. Несмотря на отсутствие воспоминаний, в груди что-то болезненно дергалось, когда она представляла, как где-то в этих документах найдет три таких же сухих строчки о смерти родных.
Сан понимала, что рано или поздно придется набраться храбрости и все выяснить, но не сейчас. На сегодня и так слишком много потрясений. Она взглянула на время, только сейчас осознав, что не спала всю ночь и даже не подготовилась к лекции. Поморщившись, Сан немного помедлила, решая, стоит ли тратить время на презентацию или все-таки немного поспать. Затем решительно захлопнула крышку ноута, поставила будильник и рухнула на кровать. За окном уже светлело, лекция начиналась в два, и у нее оставалось максимум четыре часа на сон.
По дороге в университет Сан лихорадочно составляла план лекции на заднем сиденье такси. Совесть немного подкусывала, напоминая о том, что этот факультатив достался ей не совсем честно, а она так безответственно к нему отнеслась. Вместо того, чтобы как следует подготовиться, она ударилась в изучение своего прошлого, которое даже после найденной информации все равно скрывалось за завесой тайн и представлялось весьма туманным.
Сан решила начать с обзора деятельности Японской империи на территории Корейского полуострова, а затем разбить тему на блоки, каждый из которых отдельно освещать на занятиях.
Когда приехала в университет, первым делом зашла на кафедру в надежде увидеть Квон Доёна, но обнаружила там только пустой стол, опять заваленный кипой бумаг. Недовольно цокнув языком, она небрежно сдвинула его вещи в сторону и разложила свои распечатки. До начала пары оставалось двадцать минут, и Сан в спешке пробежала глазами только что составленный наспех конспект. Ей не хотелось разочаровать студентов, которым нравились ее лекции, пока она замещала профессора Квона, и еще больше не хотелось упасть в глазах господина Пака, у которого она с таким трудом выбила право вести этот курс.
На пробковой доске рядом с монитором висело расписание Доёна, и Сан увидела, что сейчас он вел занятие у третьекурсников, поэтому и стол был свободен. Но дожидаться его она не стала и отправилась на четвертый этаж в четыреста двадцатый лекторий, чтобы спокойно, ни на что не отвлекаясь, настроиться на лекцию.
Через несколько минут прозвучала мелодия об окончании предыдущей пары, и студенты потихоньку стали стекаться на факультатив. Сан считала приходящих, волнуясь, что желающих будет немного, однако ее опасения оказались напрасными, и к концу перерыва в аудитории набралось тридцать пять человек. Неплохо! Последними зашли Джисон и Ынсу. Он подмигнул Сан и украдкой улыбнулся, а она не смогла скрыть усмешку, вспомнив, как вчера торговалась с ним, чтобы раскрыть его личность.
– Ты же не собирался приходить, – услышала она сквозь легкий гомон вопрос Ынсу, которая вместе с Джисоном села на первый ряд. – Говорил, что этот период истории тебе не интересен.
– Не знаю, внезапно заинтересовался, – не переставая улыбаться, ответил он.
– Передумал сразу, как только препод поменялся, – подозрительно покосилась на него девушка.
Джисон ничего не ответил и только ухмыльнулся, глядя на Сан влюбленными глазами. Она покачала головой: похоже, парень даже не пытался скрывать свою симпатию.
Студенты нестройно шумели, переговаривались между собой, обмениваясь шутками. Сан решила, что из-за своей неподготовленности лучше начать с диалога. Узнать, что им известно о японской колонизации, ведь в школе эта тема тоже затрагивалась, хоть и не очень подробно. Да и кто из ныне живущих корейцев не знает об этом черном периоде в истории собственной страны? Поэтому после звонка она вышла из-за кафедры и поздоровалась:
– Добрый день! Меня зовут Ким Сан, многие из вас уже знакомы со мной. Я буду вести факультатив по периоду японской колонизации на Корейском полуострове. И первое, что хочу спросить: что вам уже известно об этих печальных страницах нашей истории?
Ынсу тут же подняла руку, и Сан кивнула, обозначая, что та может говорить.
– Колониальный период продлился тридцать пять лет – с тысяча девятьсот десятого по тысяча девятьсот сорок пятый год. В это время японские захватчики уничтожали корейскую культуру, строили свои храмы, заставляли корейцев менять имена на японские.
– Верно, но это далеко не все, – Сан заложила руки за спину и медленно подошла к окну. – По моему мнению, это был самый унизительный, самый тяжелый момент в нашей истории, который…
Раздался вежливый стук в дверь, и в проеме появилась голова Квон Доёна. Сердце дернулось в грудной клетке. Сан не ожидала его увидеть здесь, на своих занятиях. А он, ничуть не смущаясь, зашел в аудиторию и, холодно улыбаясь, спросил:
– Могу я поприсутствовать, госпожа Ким?
На них смотрели тридцать пять пар глаз, вынуждая Сан медленно кивнуть. Не скажет же она при всех, чтобы он убирался куда подальше. Профессор ухмыльнулся и сел на последний ряд, приготовившись слушать с вежливым вниманием. Сан внутренне сжалась, она чувствовала, будто он ее проверяет, и точно не ждала ничего хорошего от человека, у которого украла преподавательские часы.
Сбившись с мысли, она вернулась к своим распечаткам, пытаясь вспомнить, что там дальше по плану. Но под пристальным вниманием Доёна терялась, чувствуя себя, словно на экзамене. Зачем он вообще пришел? Неужели, чтобы испортить ее первое занятие? Ну уж нет, она не доставит ему такого удовольствия.
Сан тряхнула головой и решила постараться не обращать на него внимания. В любом случае материал она знала лучше, чем все сидящие в этой аудитории, поэтому в своих силах была уверена. Главное не поддаться эмоциям, и для этого она решила почаще смотреть на Джисона, присутствие которого, как ни странно, подбадривало и придавало сил. Она поймала его настороженный взгляд. Сдвинутые брови, складка между бровей – его как будто что-то беспокоило. Он обернулся на профессора Квона и вновь посмотрел на Сан.
– Все, что сказала Ынсу, абсолютно верно, но в течение этих тридцати пяти лет происходило многое из того, что не вошло в современные учебники. Прошло почти восемьдесят лет, но память о прошлых унижениях еще свежа.
– Госпожа Ким, – вдруг подал голос профессор Квон, и студенты дружно обернулись назад. – Хотел спросить, вы считаете, что японская оккупация принесла только зло и разрушение?
Сан внутренне собралась, приготовившись к спору, на который ее явно провоцировал Доён.
– Да, я так считаю. Вы со мной не согласны?
– А как же технологический прорыв? Строительство дорог, больниц, заводов? – он расслабленно откинулся на спинку стула и с преувеличенным вниманием разглядывал свои руки. – К концу сороковых на территории Кореи насчитывалось более семи тысяч предприятий.
«Вот гад! – вскипела Сан. – Чего он добивается?» Кровь бросилась ей в лицо, но она сжала зубы, стараясь, чтобы ее ярость никак не выражалась внешне.
– Профессор Квон, вы хотите превратить мою лекцию в дискуссию? – ровно спросила она, но одному богу известно, чего ей стоило это показное спокойствие.
– Мне кажется, студентам было бы полезно узнать разные точки зрения, не находите? – не меняя позы, сказал он и поднял на Сан колючий взгляд. – Все же мне хотелось бы услышать ответ на свой вопрос.
– Я отвечу вопросом: разве корейцы просили об этом? – угрожающе тихо сказала она, вцепившись пальцами в деревянный край кафедры. Руки дрожали от негодования, и она не хотела, чтобы студенты видели, как ее выводит из себя этот нахальный профессор. – Хотели, чтобы чужаки пришли на их родину, разрушили дворцы, уничтожили историческую память, вытравили родной язык, заставили молиться чужим богам, насиловали женщин, убивали мирных жителей под видом благих намерений? Не слишком ли велика цена за технологический прогресс, о котором никто не просил?
В аудитории повисла напряженная тишина. Кровь стучала в висках, Сан испепеляла Доёна ненавидящим взглядом, желая размазать его по стенке. Воспоминания об этих событиях до сих пор болезненной пульсацией отдавались в сердце, которое даже спустя столько лет не забыло, что пришлось вынести ее стране и ей самой.
Сан тогда пережила самые черные времена за все свои триста лет. Многих женщин, которых насильно уводили в дома для утешений японских солдат, она знала лично. Это были ее подруги, знакомые, соседи. Служанка, пятнадцатилетняя девочка, которая работала вместе с ней на постоялом дворе, так и не вернулась оттуда. И один бог знает, какой мучительной смертью она умерла. Немногие женщины, которым удалось выбраться, были изувечены физически, но что еще важнее – морально. Одной из них была Ким Сугён, у которой Сан снимала комнату. Ее муж не принял «поруганную» жену, и в тот же день она повесилась на столетней вишне во дворе собственного дома. Никому не нужная, использованная, словно вещь, которая сослужила свою службу и теперь оказалась бесполезной. Но все эти несчастные женщины были людьми! Никто не вернет их жизни. О каком прогрессе может идти речь?!
Перед глазами стоял огромный котлован на месте разрушенного Кёнбоккуна, где потом оккупанты установили свои постройки. Память одно за другим подбрасывала страшные воспоминания об убитых людях, которые не смирились с оккупацией и боролись за свободу. Сердце клокотало от негодования и гнева.
– Ваш вопрос – оскорбление памяти всех пострадавших от японского правительства, – Сан слышала, как дрожит ее голос, и понимала, что должна сдержаться, но это было выше ее сил. Выше ее понимания справедливости и человечности. – Не для того гибли тысячи людей, чтобы жалкие потомки цинично рассуждали о технологическом прогрессе в обмен на их жизни!
Повисла пауза, студенты затихли, и в наступившей тишине Сан слышала только бешеный пульс своего сердца.
– Все это так, но… вы ведь окончили Сеульский университет, госпожа Ким? – Доён остался равнодушен к ее эмоциональной речи. Он переплел пальцы и подался вперед, холодно глядя на Сан. – И вы наверняка знаете, что построили его японцы, правда, тогда он назывался Кейдзё. Нельзя отрицать тот факт, что без влияния Японии Корея не стала бы такой развитой страной, какой мы знаем ее сейчас.
Сан уже взяла дыхание, чтобы разразиться очередной тирадой, но неожиданно в их диалог вмешался Джисон.
– Они хотели с корнем вырвать наш народ с исконно корейской земли, – глухо сказал он, уставившись на деревянный стол перед собой. – Я не знаю, какой была бы Корея без вмешательства Японии, зато она бы точно сохранила тысячи жизней невинных людей. Железные дороги, университеты и больницы не вернут бесчисленное множество уничтоженных семей. Как по мне, важнее этого ничего не может быть.
Он поднял на Сан тяжелый взгляд, в котором она увидела ту же боль, которая сейчас бушевала в ее собственном сердце, разбуженная этими страшными воспоминаниями. Она грустно улыбнулась ему, от всей души благодарная за то, что он встал на ее сторону.
– Да, с этим сложно поспорить, – Доён примирительно поднял руки, будто бы признавая поражение, и ухмыльнулся.
– Историки могут оценивать это как угодно, – решила поставить точку в этом разговоре Сан. Она немного успокоилась и взяла себя в руки. – Однако самым важным является то, как сами корейцы воспринимают тот период истории. Судя по опросу «Кореан Таймс», восемьдесят процентов населения негативно относится к японской оккупации. Национальная память очень долгая и крайне болезненная, и похоже, что для наших с вами соотечественников это до сих пор незаживающая рана.
После занятия Сан в холодной ярости вбивала каблуки в ламинат, направляясь на кафедру. Какие бы чувства она ни испытывала к Квон Доёну, но сейчас хотела растерзать его на куски. Этот человек не только испортил ее лекцию, но и оказался абсолютно бездушным и хладнокровным придурком!
Распахнув дверь кабинета, она прошагала к их общему столу и бухнула на него распечатанные материалы так, что одна из коллег испуганно подскочила на стуле.
– Простите, – неохотно кивнула ей Сан и плюхнулась на кресло подлеца Доёна, испепеляя взглядом дверь. Если он сейчас здесь появится, она за себя не отвечает!
Долго ждать не пришлось, и вскоре Квон возник на пороге с абсолютно безмятежным видом. Он подошел к Сан, взирая на нее сверху вниз, и невинно поднял брови.
– И что это было? – выдавила она, скрестив руки на груди и даже не думая уступать ему его собственное место. – Решил отомстить за то, что профессор Пак отдал этот факультатив мне?
– Отдал? – рассмеялся Доён, и Сан невольно отметила, какой приятный у него смех – низкий, грудной. – По-моему, ты вынудила его это сделать! Уж каким способом, я не знаю, но наверняка не просто похлопав ресничками.
– Извините, коллеги, не могли бы вы говорить тише, я готовлюсь к занятию, – недовольно одернула их сидящая рядом преподавательница, имени которой Сан не запомнила.
– Простите, госпожа Пак, – слегка поклонился Доён и пригласил сердитую Сан выйти из кабинета.
Они поднялись по лестнице на крышу и вышли на жгучее солнце. Наверху был разбит небольшой сад с уютными лавочками, одну из которых занял Доён, похлопав по сидению рядом с собой.
– Спасибо, я постою, – процедила Сан. «Ничтожество!» – бушевала она, злясь на себя за то, что все равно каждый раз попадала под его обаяние. Даже сейчас, после того, что он устроил, она не могла подавить в себе желание ему понравиться.
– Ненавидишь меня? – невозмутимо спросил Квон. Он прищурил от солнца правый глаз и смотрел на нее с ехидной усмешкой.
– Я понимаю, что ты зол на меня. Я отняла у тебя факультатив. Но в своей мести ты зашел слишком далеко. Есть вещи, которые трогать нельзя! Это низко, мерзко и… – она подбирала слова, чтобы описать его поступок.
– И аморально, – подсказал ей Доён, усмехнувшись. – Все это верно, однако… – он поднялся со скамьи и встал напротив Сан, засунув руки в карманы, – это слишком однобокая трактовка исторических фактов, перемешанная с личными чувствами. Сразу видно, что у тебя нулевой опыт преподавания. Ты же историк и должна быть объективной. Тем более тебя слушает молодое поколение. Представь, какое отношение к современной Японии и японцам ты у них формируешь! Хочешь взрастить в них ненависть?
– Да! – выпалила Сан и тут же осеклась, понимая, что выглядит, как подросток с юношеским максимализмом.
Доён уничижительно хмыкнул, как бы говоря, что нисколько не сомневался в ее умственных способностях.
– Если бы ты меня не провоцировал, я бы себя так не вела, – уже более спокойно сказала она, против воли рассматривая тонкий нос с горбинкой и четко очерченные губы.
– Можешь не верить, но я не провоцировал, а пытался натолкнуть тебя на правильный вектор движения. Как только ты произнесла первую фразу, я сразу понял, куда ты клонишь, и не хотел, чтобы студенты слушали лишь патриотические лозунги. Они должны знать факты и уметь их правильно оценивать. Понимаю, – он повысил голос, предвосхищая очередное возмущение Сан, – эмоции, харизма, немного актерства в преподавании нисколько не помешают. Но все должно быть в меру, без перегибов.
– Ты сейчас мне даешь советы как сонбэ? – Сан усмехнулась, с удивлением понимая, что больше не злится.
– Можно и так сказать, – слегка улыбнулся Доён, и впервые с момента их знакомства она почувствовала, что лед между ними стал медленно таять. Пытаясь поддержать едва наметившееся потепление, Сан ухватилась за возможность продолжить разговор.
– Мне сложно освещать эту тему, ведь все эти ужасные события я пережила сама. Своими глазами видела, что они творили в нашей стране…
Доён вытаращил глаза и наклонился к ней.
– Значит, все-таки ты не человек.
– Почему это? – возмутилась Сан. – Человек, просто живу долго и проникаю в людские кошмары.
Доён фыркнул.
– Когда я впервые увидел тебя в своем сне, подумал, что ты либо призрак, либо реинкарнация Ким Сан. Но быстро понял, что это не так.
– Как ты это понял? – Сан села на скамью в надежде, что он займет место рядом, и они продолжат разговор. Впервые за все время их странного знакомства они говорили нормально, без попыток оскорбить друг друга. Ей столько всего хотелось у него спросить, что нужно было поддерживать адекватную беседу.
– Не могу объяснить. – Доён замялся и сел на край скамьи, будто не решался сократить расстояние. Или не хотел. – Откуда-то я знал, что ты умерла триста лет назад, во время тех событий. Но почему-то чувствовал, что передо мной именно ты прежняя, не новое воплощение старой души. Поэтому и назвал тебя мертвецом, когда ты попала на мою свадьбу.
– Я ничего не помню до того момента, как стала ловцом снов. Это правда, я не лгу и не пытаюсь скрыть свои преступления. Кто-то стер мне память, наградил бессмертием и способностью проникать в чужие сны, – сказала Сан, глядя на задумчивый профиль мужчины. – Моя подруга ведьма сказала, что я застряла на перекрестке двух миров. Но кто это со мной сделал и для чего, не представляю. По ее версии, некто скрывает меня от высших сил, но так это или нет, я не знаю. Ничего не знаю и ни в чем не уверена…
– Как и я, – он невесело усмехнулся и посмотрел на нее. – Почему я стал видеть свое прошлое? Да еще и с риском для жизни.
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Сан.
– После того, как мы с тобой впервые встретились, я заболел и не смог выйти на работу. Именно поэтому профессор Пак попросил тебя замещать меня на лекциях. Мне было так плохо, я думал, что умру. Едва сумел доползти до телефона и вызвать парамедиков. Но врачи не смогли найти причину внезапной болезни, наверное, потому что она носит магический характер.
– У меня было то же самое, мне даже приходится носить с собой талисман с заклинанием, который сделал шаман, – Сан впилась глазами в его лицо, чувствуя, что они наткнулись на очень важную ветвь расследования. – Он предположил, что на тебе эти видения тоже отражаются.
– Интересно… – протянул Доён, задумчиво глядя на ампельную петунию, спускавшуюся из большого каменного кашпо напротив.
– А раньше ты тоже чувствовал себя плохо после того, как во снах приходили воспоминания о прошлой жизни? Или это случилось именно после встречи со мной?
– Раньше тоже было недомогание, но когда увидел тебя, думал, что мне пришел конец. Похоже, ты не успокоишься, пока меня не угробишь, – иронично хмыкнул он, намекая на проклятия, которые Сан-кисен посылала в адрес неверного Мина.
– Ты это заслужил, – буркнула бессмертная, холодно вздернув брови.
– Тут не поспоришь, – Доён развел руками и вновь поднялся, положив руки на пояс.
– С чего такая перемена настроения? Не ты ли еще недавно обвинял меня во всех смертных грехах?
– Только в одном, – грустно улыбнулся Квон. – На самом деле, я много думал о том, что тогда случилось… И знаешь, не могу не признать, что вел себя, как скотина. Если абстрагироваться от моей неприязни к тебе, то в общем-то в смерти моей Дахи больше всех был виноват я. Зря я пытался добиться от тебя взаимности. Лучше бы мы остались просто друзьями.
– Да уж, секс всегда все портит, – хмыкнула Сан и решила расспросить все до конца, раз уж у них так неожиданно началась пора откровений. – В своих снах ты не видел человека по имени Ли Хян?
– Ли Хян?.. – задумался Доён и нахмурил брови. – Не припомню. А кто он?
– Похоже, это мой бывший будущий муж.
С некоторых пор отношения с Доёном стали не то чтобы теплее, но хотя бы менее враждебными. К удивлению Сан, студентам понравился их диалог на первом занятии, и они выразили желание, чтобы лекции и дальше проходили в том же формате. Это не могло не радовать, потому что давало хорошую возможность сблизиться с мужчиной, который ей нравился.
Теперь они много времени проводили вместе после занятий, обсуждая следующую тему, споря и обмениваясь мнениями. Доён оказался действительно хорошим преподавателем, и Сан с удовольствием училась у него выстраивать пары таким образом, чтобы вовлекать в диалог студентов, заинтересовывать, но при этом придерживаться своей линии, которая должна была привести их к нужным преподавателю выводам.
Сан делилась личным опытом, который был бесценен для преподнесения материала, а Квон обрабатывал его таким образом, чтобы отщелкнуть все личное и оставить только интересные факты, которых не найти в учебниках и монографиях.
Время, которое Сан проводила за этой работой, стало одним из самых интересных моментов в ее жизни. Она по-настоящему увлеклась новой деятельностью, с головой погружаясь в работу. И, рассказывая о прошлом, чувствовала, как постепенно отпускает боль, которая жила в ней долгие годы после страшных лет, наполненных страданиями и унижениями.
– …и после этого Наён уехала в Токио, – рассказывала Сан внимательно слушавшему ее Доёну о хозяйке постоялого двора, где она одно время работала. – Там она вышла замуж за корейца, который работал на текстильной фабрике, и поселилась в корейском квартале. Однажды я навещала ее, хотела узнать, как она. Все-таки мы многое вместе пережили.
– И что? – поторопил ее Доён, который, кажется, нашел в Сан огромный источник информации, которая его как историка очень интересовала.
– Ничего хорошего, – мрачно ответила она. – Нищета и мрак. Наён продавала на рынке кимчи, пытаясь хоть как-то помочь мужу. Корейским иммигрантам платили гроши, поэтому он зарабатывал немного. Двое детей, ужасная комната на залитой нечистотами улице… Постоянные унижения от японцев, которые, даже после того как чуть не разрушили нашу страну, называли нас грязными свиньями, от которых воняет чесноком.
Она поморщилась и посмотрела на часы. Было начало десятого, они засиделись на кафедре, совсем забыв о времени. За окном уже стемнело, и университет опустел.
– Как же тебе удалось тогда выжить? Ты… красива, – будто бы неохотно признал Доён. – Мне кажется, тебя первую должны были забрать в дома для утешения.
– Сама не знаю, – покачала головой Сан. – Я боялась этого до дрожи. Каждый раз, когда в нашем дворе появлялись солдаты, сердце уходило в пятки. Но, как ни странно, они даже не смотрели на меня. Словно высшие силы оберегали меня. А может, японцы просто не считали меня привлекательной.
– Красота не может остаться незамеченной, – возразил он, и Сан замерла, глядя в его глаза. Что-то в них изменилось и сейчас затаилось на дне черных зрачков, готовое вот-вот выскочить наружу. – Возможно, и правда тебя защищает кто-то могущественный, и он не хотел, чтобы ты оказалась в беде.
Он опустил голову и немного помолчал.
– Больше ты ничего не слышала о Наён? – после паузы он вернулся к теме лекции.
– Нет. Я уехала в Сеул, а через некоторое время, не успели мы опомниться, началась корейская война, которая принесла не меньше боли и горя. Страну разорвали надвое, и сердца людей тоже. Не было ни одного человека, которого бы она не затронула.
Теперь замолчала Сан, вспоминая трагические события, после которых ее народ разделился и стал жить в разных мирах.
– Тебя в том числе? – этот беспардонный вопрос покоробил Сан. В голосе Доёна не было сочувствия, а лишь исследовательский интерес.
– И меня.
Она молчала, слова не шли. До сих пор было невыносимо вспоминать, как она потеряла человека, которого любила всей душой.
– Расскажешь? – попросил Доён.
– Нет, – отрезала она. – Да и к теме лекций это не относится.
– Хорошо, – согласился Доён. – Тогда используем историю Наён, чтобы показать возможности, которые давала Япония в плане трудоустройства и все-таки определенного уровня жизни – об этом буду говорить я, а с другой – презрение, которое они испытывали к корейцам даже после всего, что сделали. Пойдет, как считаешь?
– Вполне, – согласилась Сан.
Ей очень понравился формат занятий, где она могла дать волю эмоциям, в то время как рациональный Квон Доён уравновешивал ее сухими фактами и противоположной точкой зрения. Студенты были в восторге от их дуэта и очень эмоционально реагировали на диалог двух преподавателей. Активно включались в обсуждения и вскоре тоже разделились на две негласные группировки, каждая из которых поддерживала «своего» учителя.
Сан была рада, что Джисон оказался в ее команде, и часто они вместе с жаром доказывали холодному и невозмутимому Доёну свою правоту. После того свидания на реке Хан парень не заговаривал о своих чувствах, как и обещал. Он больше не пытался с ней сблизиться, словно и правда решил отступить. Только время от времени бросал странные взгляды на нее и профессора Квона, будто что-то подозревая. Сан пыталась держать лицо, но сомневалась, что ей это хорошо удается. Возможно, Джисон догадывался о том, какие чувства пробудились в ней рядом с этим мужчиной.
Сан чувствовала необыкновенный прилив сил из-за нового дела, которое объединило ее с любимым человеком. В том, что действительно любит Доёна, она призналась себе несколько дней назад, когда в очередной раз любовалась его хищным профилем. Он быстро набрасывал темы для очередного занятия, а она улыбалась, глядя на небрежно упавшие на лоб пряди, сосредоточенное лицо и быстро порхающую над бумагой руку. Страшно хотелось запустить пальцы в его густые волосы и заставить посмотреть на себя. Увы, пока она могла об этом только мечтать. Несмотря на то, что из их общения практически исчезло напряжение и неприязнь, время от времени Сан все же чувствовала, что ему не совсем комфортно рядом с ней. И форсировать события не хотела. Пусть все идет своим чередом. Хорошо, что они вместе стали вести лекции, ведь так у нее появилась возможность рассказать о себе, выразить свои чувства, а у Доёна – лучше ее узнать.
– Вы еще здесь! – появившийся в кабинете профессор Пак отвлек ее от созерцания предмета вожделения. – Кто бы мог подумать, что вы так хорошо сработаетесь. Студенты в восторге от вашего тандема!
– Это вы так оправдываетесь за то, что чуть не отняли у меня часы? – не поднимая головы, спросил Доён.
– Сан, надеюсь, тебе удастся смягчить его ершистый характер, – посмеиваясь, ответил Пак Ёндже.
– Я работаю над этим, – она подмигнула ему и тут же сделала непроницаемое лицо, когда Доён сердито посмотрел на нее.
– Вы хотели что-то сказать? – обратился он к профессору Паку, который все еще стоял напротив них и не спешил уходить.
– Вообще да. В этом году мы празднуем семьдесят пятую годовщину кафедры истории Кореи, и у нас запланировано несколько мероприятий по этому поводу.
Сан и Доён молчали, ожидая продолжения.
– Я хотел попросить вас поучаствовать в некоторых из них, – Пак Ёндже протянул им два рекламных проспекта с анонсом мероприятий и списком участников.
– В каких именно? – настороженно спросил Доён, просматривая брошюру.
– Фотосессия в исторических костюмах для университетского журнала и благотворительный аукцион в поддержку детского дома в Намьянджу, – с готовностью ответил профессор.
– Почему именно мы? – удивилась Сан, с интересом разглядывая материалы. Судя по всему, планировалось масштабное празднование с научными конференциями, концертами национальной музыки, благотворительными акциями и многим другим. Фестиваль истории Кореи должен был продлиться два месяца и закончиться на Хэллоуин.
– Вас выбрали студенты, я тут ни при чем, – невинно развел руками профессор.
– Как выбрали? Почему я об этом ничего не знаю? – Доён хмурился, видимо, не горя желанием участвовать во всем этом.
– Надо бы почаще заглядывать на наш сайт! Там проходило голосование за лучших представителей преподавательского корпуса. И вы набрали наибольшее количество голосов. Все честно, это выбор ваших студентов, – Пак Ёндже хитро ухмыльнулся, совершенно не реагируя на недовольное лицо Квона. – А лучших студентов выбрало руководство.
Сан тут же открыла список и пробежала его глазами, почти уверенная в том, что увидит там имя Джисона. Кому как не ему представлять свой факультет? Красивый, талантливый, спортивный и один из самых лучших по успеваемости. Ах да, и еще прекрасно разбирающийся в поэзии Чосона, которую цитирует по ночам в хост-баре…
«Ли Джисон» стояло на первом месте в списке. Кто бы сомневался.
– Как это все не вовремя… – проворчал Доён, отложив брошюру. – Отказаться, как я понимаю, нельзя?
– Вы расстроите своих студентов, – пожал плечами профессор Пак. – Что ж, завтра сообщу вам подробности, а сейчас…
– Подождите, – остановила его Сан, обнаружив в самом конце имя, от которого кровь прилила к лицу.
Буфера?! – Почему Со Юнсо здесь? Насколько я знаю, она с искусствоведения. И где Ким Ынсу?
– Ах, это… – собиравшийся было уйти Пак Ёндже остановился и неловко почесал затылок. – Дело в том, что… не очень красиво получилось, но большинство преподавателей решило, что Ынсу выглядит не очень презентабельно. А съемки все-таки для журнала, нам нужны миловидные лица.
У Сан от злости перед глазами заплясали черные точки.
– Не очень презентабельно? Ынсу лучшая на потоке, и вы считаете, она не достойна быть на страницах журнала? А вместо нее там будет красоваться какая-то… хм… девица с другого факультета только потому, что… – «У нее большие буфера!» – чуть не вырвалось у Сан, но она сдержалась и вместо этого сказала, – потому что у нее смазливое личико?
Боковым зрением она видела, что Доён внимательно за ней наблюдает. Профессор Пак нервно поправил рубашку, явно не ожидая услышать такую обличительную отповедь.
– Все верно, однако мы не можем не учитывать тот факт, что модели для съемок должны быть красивыми. Жаль, что так получилось, но…
– Это что, конкурс красоты, что ли? – Сан просто взбесилась. – Мы хотим показать студентов, которыми действительно гордимся, или продемонстрировать чудеса корейской пластической хирургии?
– Да что с тобой? С чего ты так завелась? – профессор Пак опешил, глядя на разъяренную Сан чуть ли не с испугом.
– Я согласен. Со Юнсо не имеет никакого отношения к празднику нашего факультета, и включать ее вместо лучшей студентки только из-за внешности по меньшей мере низко. К тому же Ынсу будет очень обидно, – неожиданно поддержал ее Доён, но Сан даже не взглянула на него, настолько была зла и выбита из колеи.
«До каких пор эта мерзавка будет маячить у меня перед глазами? – внутри все бурлило от ярости. – Мало ей было охмурить моего Джисона, так она теперь и к нашему факультету решила примазаться!»
– В общем так, – Сан оперлась ладонями на стол и угрожающе медленно поднялась. – Я не буду участвовать в фотосессии, пока вы не сделаете все по справедливости. Можете сняться с профессором Квоном вместо меня.
С этими словами она гордо вскинула голову и стремительно вышла из кабинета с одним желанием: оттаскать мерзкие Буфера за волосы.
Через несколько дней профессор Пак сообщил о том, что ему удалось уговорить преподавателей изменить свое решение и внести Ынсу в список студентов на фотосессию. Выглядел он не совсем довольным, видимо, ему пришлось пустить в ход все свои дипломатические таланты, чтобы сделать так, как требовала Сан.
– Вы поступили правильно, профессор, не переживайте слишком сильно, – сказала она и тепло улыбнулась хмурому мужчине.
– Не думал я, что ты такая шантажистка, – обиженно поджал губы Пак Ёндже. – Знаешь, каких трудов мне стоило отстоять право Ынсу участвовать в этом мероприятии? Оказывает, Со Юнсо – дочь декана факультета математики!
Сан фыркнула. Она и не сомневалась, что эта выскочка ничего из себя не представляет и добивается всего через связи. Но вслух сказала:
– Видите, как замечательно вы сыграли свою роль в борьбе с коррупцией.
Профессор бросил на нее недовольный взгляд, но, увидев, что она улыбается, нехотя улыбнулся в ответ.
Съемки назначили на утро, и проходить они должны были в саду Хувон на территории дворца Чхандоккун. Сан не знала, какую роль для нее приготовили стилисты, и с нетерпением ждала субботы. Вообще с момента, как стала работать в университете, она с удивлением обнаружила, что ей стало нравиться находиться среди людей и принимать активное участие в общественной жизни вместе с ними. Она так долго вела отшельнический образ жизни, что совсем забыла, как весело готовиться к чему-то, чувствуя себя частью команды. К тому же это была отличная возможность быть рядом с Доёном, а также издалека понаблюдать за Джисоном, который волновал ее, даже несмотря на очевидные чувства к профессору Квону. Странное это ощущение. Они оба ей нравились, но к каждому из них она испытывала разные эмоции.
Доён был запретной любовью – манящий, недоступный и временами раздражающий, что еще больше подогревало интерес. Джисон же – свой парень, заботливый, внимательный, влюбленный. Казалось, он всегда на стороне Сан, на него можно положиться. И в целом, к нему вполне можно было бы относиться как к другу. Однако к этому вроде простому образу примешивалось столько перца, неожиданных открытий и страстей, что Сан никак не могла перестать думать о нем как об очень привлекательном мужчине, который волновал инстинкты, в то же время вызывая симпатию и уважение из-за своей неординарной и многогранной личности.
О Доёне из двадцать первого века она не знала почти ничего. Чем он живет, что любит есть, где предпочитает отдыхать. Он был тайной за семью печатями, и впускать Сан в свою жизнь в ближайшее время не собирался. Словно психологический триллер, его нужно было разгадывать и пытаться найти верную нить расследования. Джисон же был как приятная романтическая комедия, которая вдруг в самый неожиданный момент делала такой сюжетный поворот, что становилось непонятно, в каком жанре вообще писалась книга.
Сделав однозначный выбор в пользу недоступного Доёна, Сан все равно тянуло к Джисону. Она злилась, когда видела его в коридоре университета вместе с Буферами, думала о нем, когда из окна своей квартиры любовалась рекой Хан, вспоминала, когда смотрела очередной теннисный матч. И, конечно, не могла забыть их единственную, но такую запоминающуюся ночь. Джисон постоянно незримо присутствовал в ее жизни, напоминая о себе мелочами. И, что греха таить, настояла на участии Ынсу она не только из обостренного чувства справедливости. Просто, когда представила Буфера и Джисона в костюмах эпохи Чосон, счастливо улыбающихся на камеру, испугалась, что может ненароком утопить девчонку в одном из многочисленных прудов Хувона.
Помимо Сан, Доёна и Джисона в съемках принимало участие еще девять студентов. Они гурьбой зашли в магазин совсем недалеко от дворца, где можно было взять напрокат ханбоки. Стилисты со съемочной группой уже ждали их там, и молодая ухоженная девушка весело приветствовала вошедших. Придирчиво осматривая каждого, она слегка щурила глаза и кивала самой себе, наверняка рисуя в голове образы, которые больше всего подойдут тому или иному участнику фотосессии.
Сан было очень любопытно, какую роль для нее придумал специалист. Увидит ли в ней кисен? Но, вопреки ее ожиданиям, стилист направила ее к вешалке с ханбоками для аристократов. Ей заплели косу, повязали на конце алую ленту, закололи выбивающиеся пряди заколкой, и вскоре Сан с волнением рассматривала свое отражение, которое теперь так напоминало ту девочку, которая ждала появления своего жениха триста лет назад.
– Тебе очень идет, – услышала она за спиной тихий голос и только сейчас заметила стоящего за спиной Джисона, одетого в форму королевского инспектора.
Они смотрели друг на друга через зеркало, и в его глазах Сан вдруг увидела какую-то беспричинную печаль, от которой стало не по себе. Холод скользнул в сердце, и она едва подавила желание схватиться за грудь от внезапной тоски и горечи.
– Тебе тоже, – выдавила она, опуская голову. Хотелось уйти, скрыться от его пронизывающего взгляда, который будил в душе странные, пугающие эмоции.
– Вы готовы? Нас уже ждут, – раздался голос Квон Доёна, который подозрительно смотрел на Сан и Джисона.
Она обернулась и едва не вскрикнула: его сделали точной копией господина Мина, и, если бы не стоявший рядом Джисон, Сан бы подумала, что опять провалилась в сон. Шляпа из конского волоса, завязанная лентами под подбородком, светло-голубой ханбок, бородка и усы, приделанные стилистами, были чуть гуще, чем у реального господина Мина из Чосона, однако сходство поражало. Сердце будто сорвалось с цепи, помчалось галопом, и Сан едва сдержалась, чтобы не броситься к нему в объятия. Будто все утраченные воспоминания вмиг вернулись, будто и не миновало три столетия, и она снова принимает в своей комнате человека, которого так любила.
– Госпожа Ким? – Джисон слегка тронул ее за плечо, возвращая из недр внутреннего мира. – Нам пора.
Под предводительством стилистов и фотографов они отправились к главным воротам дворцового комплекса Чхандоккун. Пройдя немного по территории дворца, они завернули направо и остановились перед вертушкой, где обычно собирались экскурсии в тайный сад Хувон. Договорившись с работниками, организаторы махнули рукой «моделям» и зашли внутрь прохладного, тенистого сада.
Сан замыкала процессию и улыбалась сама себе, так красиво и тихо было вокруг. Словно из современного Сеула она переместилась обратно в Чосон. И только указатели на развилках возвращали ее в двадцать первый век. Сан любовалась зеленым куполом деревьев над головой, прекрасными, тихими прудами с изящными беседками, которые настолько гармонично вписывались в пейзаж, что, казалось, они выросли здесь вместе с деревьями.
Съемочная группа останавливалась возле особенно колоритных деревьев, которые, судя по толщине ствола, были практически ровесниками Сан. Помощники расставляли реквизит в беседках, создавая ощущение полного погружения в прошлое. Еще до того, как отправиться во дворец, фотограф, госпожа Со, строго предупредила, что реквизит не бутафорский и взят в аренду у Сеульского культурного центра. Поэтому несколько раз обратила внимание моделей, в частности весело гомонивших студентов, чтобы они обращались с ним крайне осторожно. Особенно с фарфоровыми сервизами.
Сан поставили в пару с Доёном и усадили за низенький стол, импровизируя чаепитие влюбленной дворянской пары. Сан делала вид, что наливает душистый напиток своему суженому, а Квон умело изображал счастливого жениха, поднося к губам фарфоровую пиалу.
Сан совершенно выпала из реальности, с тоской думая о том, что все это могло быть правдой. Три столетия назад она имела шанс остаться рядом с любимым мужчиной, а вместо этого стала ловцом снов, пропуская через себя людскую боль и страдания. Сидя рядом с Доёном в искусственных декорациях, какая-то частичка ее сердца жалела, что не прожила обычную человеческую жизнь, не состарилась вместе с человеком, которого любила, и не ушла в мир иной со спокойной душой.
Из Ынсу, которую Сан привела сюда чуть ли не с боем, стилист сделал прехорошенькую игривую кисен, которая здорово вжилась в роль и теперь вовсю кокетничала и флиртовала с Джисоном, изображавшим строгого инспектора. В одной из беседок на берегу самого большого пруда, затянутого распустившимися лилиями, ей устроили потрясающую фотосессию вместе с настоящим каягымом[22] времен прошлого столетия. Сан встала на цыпочки, издалека рассматривая инструмент, на котором играла много лет, и вдруг ощутила легкое покалывание в пальцах. Глядя на то, как руки Ынсу ложатся на струны, Сан до боли захотелось вновь прикоснуться к ним. Окунуться в далекое прошлое, вспомнить былые времена, беседы с учеными мужами, восхищенные взгляды которых скользили по ее фигуре, когда она танцевала перед ними на приемах. Это было нелегкое время, и жилось Сан непросто, но тогда ее жизнь была полна искусства, музыки, поэзии, самовыражения, в котором она находила утешение и смысл существования.
Потом в пару к Ынсу подсадили Джисона, который отлично справился с ролью влюбленного в прелестную куртизанку инспектора. Устремленный на девушку взгляд был полон восхищения и любви и, если бы Сан не знала, что это всего лишь игра, то безоговорочно поверила бы в его искренность. Если бы на месте Ынсу были Буфера, она пришибла бы ее каягымом.
– Интересный парень, – вдруг услышала она рядом негромкий голос и обернулась.
Доён стоял рядом и внимательно наблюдал за съемками.
Сан не знала, как прокомментировать его слова, и просто кивнула.
– Он тебе нравится? – От неожиданного вопроса она едва не подавилась воздухом и уставилась на Доёна, по-прежнему изучавшего Джисона в беседке.
– С чего ты взял? – только и смогла выдавить она.
– Не знаю… Твой взгляд меняется, когда ты на него смотришь. Я заметил это еще на занятиях, – Доён посмотрел на нее, и ей показалось, что ему не нравятся собственные выводы. Значит ли это, что он ревнует?
– Он красивый и умный, – она решила не переубеждать его, а наоборот подчеркнуть возможность для себя увлечения другим мужчиной. Пусть не думает, что на нем свет клином сошелся. – Половина университета от него без ума.
– Будь осторожнее. Если это заметил я, то и другие тоже. Университету не нужны скандалы, – усмехнулся Доён и вновь перевел взгляд на закончившую сниматься парочку.
Сан скрежетнула зубами от досады и едва не топнула ногой. Значит, это была не ревность, а забота о репутации университета! Ну что за невыносимый мужик! Почему бы ему просто не полюбить ее, как она того хочет? Это что, так сложно?
Остальные участники съемки пошли дальше по дороге, а Сан осталась стоять у пруда, пытаясь подавить негодование. Неужели так трудно увидеть в ней женщину? Она красивая, умная и интересная. И на какое-то мгновение ей показалось, что отношение Доёна к ней изменилось, но, видимо, она просто хотела выдать желаемое за действительное. Похоже, она интересовала его только как объект изучения с исторической точки зрения, не более того.
Доён и студенты уже скрылись за поворотом, а она все стояла, глядя на безмятежную гладь пруда и оставленный в беседке каягым. Наверное, из-за того, что он тяжелый, его пока решили оставить здесь, а потом вернуться за ним на обратном пути. Поддавшись внезапному порыву, она спустилась в беседку и, скрестив ноги, села на пол. Он был отполирован и чуть наклонен в сторону воды, отчего Сан в шелковом ханбоке неловко скользнула ближе к краю. Чуть помедлила и, приподняв музыкальный инструмент, положила один его конец к себе на колени, а другой уперла в пол. Давно забытые ощущения заполнили сердце восторгом и ностальгической грустью, когда пальцы коснулись струн. Как давно она не играла?.. Несколько десятков лет, но руки помнили все, и среди тишины прекрасного сада раздались звуки «Песни ветра». Легкие и в то же время тягучие, густые, они лились из-под пальцев сами собой, а в сердце Сан вспыхивали и тут же гасли искры прошлых воспоминаний.
Сколько всего она видела в своей жизни… Сколько всего перенесла… Одна эпоха сменялась другой, короли всходили на трон и умирали. Но эта музыка осталась с ней на века. Нетронутая, неизменная и чистая как сама природа.
Когда затих последний звук, она вдруг услышала тяжелый вздох, который в наступившей тишине заставил ее вздрогнуть. Сан неловко дернулась и с ужасом увидела, как тяжелый инструмент заскользил по гладкой ткани платья. Вскрикнув, она попыталась задержать его, но он, как назло, выскользнул из руки и с громким плеском упал в воду. Сан в ужасе прижала ладони к щекам, глядя, как по поверхности расходятся большие круги.
– Ащ-щ! – раздалось с берега, и она увидела, как Джисон бросился в воду.
– Ты куда! Стой! Туда нельзя! – крикнула она, вскочив на ноги. Недолго думая, выбежала из беседки и кинулась к воде. Джисон уже зашел по грудь, держа навесу бутафорский меч в ножнах. – Вылезай немедленно! Это же всемирное наследие ЮНЕСКО! Тебя оштрафуют на хренову тучу денег, если увидят!
– Если ты не будешь вопить об этом на весь сад, то не увидят, – обернулся Джисон и, все так же держа над водой меч, нырнул, пытаясь нашарить на дне утонувший каягым. Сан обернулась, чтобы проверить, заметил ли кто-то их вопиющий поступок. К счастью, никого поблизости не оказалось.
Джисон вынырнул на поверхность, с полей его шляпы ручьями текла вода.
– Черт, так неудобно, надо ее снять. Можешь подержать? – он повернул к берегу, пытаясь на ходу развязать мокрые ленты, которые держали шляпу.
– Бестолочь! Если тебя заметят, это выльется в грандиозный скандал! – шипела Сан, наклоняясь, чтобы принять из рук парня головной убор и меч.
– Из-за кого, по-твоему, я тут оказался? – в тон ей ответил Джисон. – Как вообще можно умудриться уронить в воду такую громадину?
– Платье скользкое, да и отвыкла я… – Сан осеклась и строго продолжила. – Это мое дело, никто тебя не просил лезть за ним.
– Тогда тебе пришлось бы покупать новый каягым, а так, может, отделаешься легким штрафом за реставрацию. Ну чем я не принц? – подвигал он бровями, а Сан только фыркнула.
– Деньги для меня не проблема, а вот твое поведение… Вылезай, я сама со всем разберусь, – она наклонилась вперед и дернула его за руку. Вдруг почувствовав, как туфельки котсин скользят по влажной траве, нелепо взмахнула руками и рухнула прямо на Джисона. Его потрясенно распахнутые глаза были последним, что она увидела, прежде чем плюхнулась вместе с ним в пруд. Мутная вода залилась в рот и нос, и Сан, бешено барахтаясь, рванула голову вверх, чтобы сделать глоток воздуха. Кашляя и отфыркиваясь, она села на дно, пытаясь протереть глаза так, чтобы еще больше не размазать и так уже испорченный макияж.
– Каягыма показалось мало, решила и нас утопить? – усмехнулся Джисон и вдруг расхохотался, глядя на ее лицо.
– Тише! Хватит ржать! – сердито шикнула на него Сан. – Как мне теперь появиться перед всеми в таком виде?!
Джисон согнулся от смеха, стуча ладонью по воде.
– Со мной такого еще не случалось, – едва переводя дух, сказал он. – Ким Сан… ты…
– Ну хватит, ты себя-то видел? Королевский инспектор, – сердито буркнула она, отряхивая с волос мелкие водоросли. – За костюмы, похоже, тоже придется платить.
– Ладно, нужно хотя бы выйти на берег, а в твоем платье это будет нелегко, – прыснув, сказал он и взял Сан за запястье, чтобы помочь ей подняться.
– Это все ты виноват.
– Ну просто сцена из второсортного сагыка! – раздался над их головами насмешливый голос, и молодые люди испуганно замерли, пойманные на месте преступления.
На берегу, в паре шагов от них, стоял Квон Доён и взирал на них со смесью презрения и злости.
– Это была случайность! – попыталась оправдаться Сан, но Джисон перебил ее.
– Можете принести вещи госпожи Ким? Ей будет неудобно идти через весь парк в мокром платье.
То, как мрачно он смотрел на Доёна, не оставляло сомнений, что парень не испытывает к нему ни малейшей симпатии.
– Конечно, но сначала нашей госпоже нужно выбраться из пруда, – Квон протянул руку, чтобы помочь Сан подняться, и она почувствовала, как сжалась на ее запястье ладонь Джисона. Ей на секунду показалось, что она оказалась вершиной любовного треугольника и сейчас выбирает, с кем уйти. Ну правда, как в дорамах. Если не возьмет предложенную руку, то, возможно, Доён расценит это как выбор не в его пользу. Смешно, ей-богу… Однако символично. Поэтому Сан без колебаний вложила пальцы в ладонь Квон Доёна.
Как только она коснулась его, в груди будто что-то взорвалось, забилось, вырываясь наружу. Зелень деревьев, солнечный свет и запахи тайного сада померкли, и Сан оказалась в плохо освещенной комнате. Только тревожный свет луны, сочившийся из распахнутого окна, разгонял темноту. Она опустила взгляд на свои руки. Они мелко дрожали, лежа на деревянной столешнице, и девушка сцепила пальцы. Тревога, страх и тяжелое предчувствие беды сдавливало грудь, мешало дышать.
Сан прислушивалась к звукам из коридора и вздрагивала каждый раз, когда слышала чьи-то шаги. Она кого-то ждала, плавясь в беспокойстве и неизвестности.
Наконец, дверь отворилась, и на пороге появился господин Мин. Замер на доли секунды, глядя на сидящую перед ним девушку. Зашел в комнату и аккуратно закрыл за собой дверь. Сел перед ней, не глядя в глаза. Он молчал, медлил, словно пытался отсрочить ужасную весть, которую принес его приход.
– Это правда? Девушки в гёбане болтают всякое, но я не верю! Доён, не молчи же, скажи скорее! – срывающимся голосом потребовала Сан.
– Правда.
Страшное слово упало на сердце. Раздавило, раскрошило, смяло. Сан судорожно выдохнула, комната поплыла перед глазами, но упасть ей не дали руки друга. Он прижал ее к себе, испуганно гладил по волосам, повторяя:
– Все хорошо, Сан, все будет хорошо…
Она вдруг почувствовала страшный гнев и оттолкнула его от себя.
– Хорошо?! Для кого хорошо? Для тебя? Теперь ты надеешься, что я буду с тобой, раз соперника больше нет?
Даже в неверном свете луны было видно, какая мука исказила лицо Мин Доёна.
– Значит, вот как ты обо мне думаешь? – процедил он, отодвигаясь. – Он был мне другом, и мне тоже больно из-за его поступка!
Сан не слышала, ей было все равно. По сравнению с пронзающей грудь болью обиды Доёна не имели никакого значения. Она только что потеряла все. Последнее, за что держалась в этом мире. Человека, который был ее любовью с самого детства.
– Где он? Я должна пойти к нему, увидеть хотя бы… хотя бы его мертвое тело, – она вскочила на ноги и бросилась к двери.
– Нельзя! Приди в себя! Ты теперь рабыня! Тебе нельзя в дворянский дом! Его отец тебе этого не простит! – Доён схватил ее за плечи и крепко стиснул руками, борясь с ее безумным горем. Она рвалась из рук, рычала и кусалась, но он терпел, зная, что это нужно пережить. Помочь ей справиться с этим и обрести опору, чтобы жить дальше.
Наконец, после нескольких минут отчаянной борьбы, Сан затихла и обмякла в его руках.
– Как это произошло? – безучастно спросила она. Казалось, в этой борьбе она отдала все силы.
– Зачем тебе знать? – голос Доёна был тихим.
– Пожалуйста, скажи! – взмолилась она, поворачиваясь к нему лицом.
– Его нашли на дне ущелья Чанхо. Скорее всего, он сбросился со скалы, – опустил глаза Доён, все еще не выпуская Сан из рук, будто боялся очередного приступа безумия.
Она закрыла глаза и осела на пол.
Пространство подернулось дымкой и дрогнуло, сменяя картинку. Она была все в той же комнате, только теперь ее украшали прекрасные фарфоровые вазы чосонских мастеров, красивое панно на стене и изящные напольные светильники, свет от которых ложился на безмятежное лицо спящего Доёна.
Сан расчесывала растрепанные волосы, глядя на человека, который сделал ее женщиной. Ее первым мужчиной стал не Ли Хян, о котором она грезила с детства. Натянув на голые плечи блузку, она медленно завязывала шелковые ленты на груди, пытаясь понять, что чувствует. Сан знала о любви Доёна давно, но ей это было безразлично. Единственный, кого она хотела видеть рядом, о будущем с которым мечтала, бросил ее. Трусливо сбежал в объятия смерти, оставив ее одну наедине с враждебным миром. Не выдержал чувства вины за то, что отец сделал с его невестой.
Единственный человек, который остался с ней несмотря ни на что, лежал сейчас рядом. Он любил ее, заботился и оберегал. Больше у нее никого не осталось.
А значит, нужно забыть все, что было. Забыть, что совсем недавно она была дворянкой, забыть о несостоявшейся свадьбе, разрушенных мечтах и несбывшихся надеждах. Зачеркнуть прежнюю жизнь и отказаться от всего, что ее связывало с прошлым. Теперь у нее есть только Доён. И она заставит себя полюбить его так, как никого никогда не любила. Вырвет привязанность к Ли Хяну из своего сердца и отдаст его единственному человеку, который этого достоин.
Сан вновь услышала мелодичные трели птиц, легкий шелест крон, ощутила теплое дуновение ветра. Она вернулась в настоящее и посмотрела в глаза Квон Доёну, который все еще держал ее за руку.
– Что с тобой? – озадаченно спросил он, с беспокойством скользя взглядом по ее лицу.
– Ко мне возвращаются воспоминания, – глухо ответила она, только сейчас обнаружив застывшего рядом Джисона, который все еще сжимал ее запястье.

P.S. 7

Съемочная группа ушла далеко вперед, и веселые голоса студентов, освобожденных на сегодня от занятий, раздавались в первозданной тишине парка. Доён обернулся, чтобы предложить Сан вернуться в город, но не обнаружил ее рядом. Это показалось ему странным, потому что она все время находилась неподалеку. К тому же он не помнил, чтобы Джисон отправился дальше вместе с остальными студентами.
Доён нахмурился, чувствуя досаду. Похоже, он оказался прав в своих подозрениях, и между Джисоном и Сан действительно что-то есть. «Надеюсь, у них хватит ума не осквернять сад, внесенный во всемирное наследие ЮНЕСКО», – подумал он и зашагал обратно, невольно ускоряя шаг.
Джисон не понравился ему с того самого момента, как несколько месяцев назад перевелся к ним из Сеульского университета посреди семестра. Он тут же обаял и преподавателей, и студенток, вызвав негодование и зависть мужской части университета. Умный, спокойный, прилежный студент, в Доёне он вызывал странную смесь противоречивых чувств. От противоестественного восхищения до плохо контролируемой неприязни. Да и сам мальчишка, похоже, относился к нему не слишком добродушно. Он вел себя безукоризненно вежливо, однако время от времени Квон ловил на себе его тяжелый и будто бы осуждающий взгляд, от которого появлялось чувство, словно он и впрямь сделал что-то плохое.
Причина, по которой Джисон внезапно перевелся из самого престижного университета страны, осталась тайной для всех, кроме него. Но ректор не смог отказать блестящему студенту, который должен был стать гордостью Хонгика. К тому же это давало ему возможность козырнуть перед другими ректорами на министерских встречах.
Тропинка повернула влево, и Доён остановился, увидев развернувшуюся сцену. Ким Сан сидела в беседке, и ее тонкие пальцы мягко перебирали струны каягыма, а негодник-Джисон смотрел на нее с берега, словно застывшая статуя. Даже со своего места Доён видел, какой любовью и обожанием светились его глаза. Что-то сердито заворочалось в груди Доёна. Ему не нравился этот взгляд, не нравилось, что музыку, которую исполняла Сан, слушал он. «Это же надо! Какая наглость так открыто демонстрировать свои чувства! Ладно он, сопляк еще, но она! Кисен и есть кисен. Старая развратница!» – бушевал Доён и уже собирался было подойти, чтобы прекратить это молчаливое признание, как вдруг музыкальный инструмент каким-то фантастическим образом выскользнул из рук сидевшей на краю беседки Сан и плюхнулся в воду.
Первым порывом Доёна было броситься к воде, но его опередили, и он, спрятавшись за деревом, наблюдал, как Джисон бросился прямиком в воду. Недолго думая, Сан кинулась вслед за ним, что-то крича ему с берега, пока тот пытался нашарить на дне утопленный инструмент. А потом, словно в одной из дурацких комедий, нелепо взмахнув руками, поехала вниз и шлепнулась в пруд прямо на Джисона. Доён наблюдал за тем, как она хохочет, вытирая лицо, со смесью презрения и злости. Как эта женщина, убившая его жену, может смеяться?! Она не имеет права радоваться жизни! Да еще и рядом с другим мужчиной!
Недолго думая, он широким шагом спустился к пруду, взирая на них с плохо скрываемой неприязнью. Эти двое даже не заметили его!
– Ну просто сцена из второсортного сагыка! – он не удержался от язвительного замечания, с удовольствием видя, как меняется лицо Ким Сан. Ее смех мгновенно смолк, а мальчишка вцепился в ее запястье, как клещ.
– Это была случайность! – оправдывалась она, не замечая этого собственнического жеста.
– Можете принести вещи госпожи Ким? Ей будет неудобно идти через весь парк в мокром платье.
Он что, еще и указания раздает?!
– Конечно, но сначала нашей госпоже нужно выбраться из пруда, – съязвил Доён и протянул ей руку, убежденный, что она примет его помощь, а не помощь этого сосунка. Надо показать сопляку, где его место.
Немного поколебавшись, Сан взяла его ладонь и вздрогнула. От ее пальцев по руке побежало тепло, и Доён испуганно посмотрел в широко распахнутые и будто остекленевшие глаза. Что-то произошло, но он не мог понять, что именно. Однако в груди вдруг странно дрогнуло и заныло, как будто открылась застарелая рана.
– Что с тобой? – спросил он и сильнее сжал узкую ладонь.
– Ко мне возвращаются воспоминания.
Воздух сгустился, как плотный дым, голова закружилась, и Доён вновь ощутил признаки, которые всегда сопровождали его видения о прошлом. Сделав несколько судорожных вдохов, он выпустил руку Сан и поспешно отступил назад. Похоже, эта женщина не успокоится, пока не прикончит его.