Глава 7
"там, где плакать было нельзя"
У нас в доме всегда было тихо.
Не потому что там было спокойно — наоборот.
Тишина жила как броня. Правило было простое: если не шуметь может быть, всё пройдёт.
Если не плакать может быть, не станет хуже.
Если молчать может быть, выживем.
Мне было трудно понять это в детстве, но я рано научилась читать напряжение по шагам в коридоре, по глухому тону голоса за стенкой, по тому, как долго мама смотрела в одну точку на кухне.
Слёзы не были способом выразить чувства, они были угрозой. Плач был табу.
Плакать — значило сорваться. Нарушить хрупкий баланс.
А если сорвёшься ты, посиплется всё.
Отец был для меня загадкой и одновременно стеной.
Он был закрытым, строгим и холодным; отцовской любви той что согревает, я почти не знала.
Его чувства редко находили выход, а мои эмоции наоборот, казались ему непонятными и неудобными.
Когда я пыталась искать в нём поддержку или понимание, мама часто вставала на его защиту, повторяя:
"Это же отец, он вас любит по-своему, просто так выражает", но для меня эти слова звучали пусто.
Любовь которою я жаждала, оставалась где-то за стеной непроницаемости.
Я была слишком чувствительной, слишком открытой, слишком непонятной — и это делало меня чужой в собственном доме.
Мама… она была словно тень на фоне отца — усталая, замкнутая, с глазами, в которых давно потух свет.
Она сама была ребёнком, которому не разрешили быть слабой. Поэтому у неё не было слов для поддержки только долг и требования.
"Помоги брату. Не мешай. Не говори глупостей. Все устали". Ее любовь была строгой и бескомпромиссной, как приказ, а не как объятие.
С братом мы жили в параллельных мирах. Он был занят своими собственными битвами с родителями, с жизнью, с собой. Я не винила его за холод он просто не научился теплу.
Сестра была ближе по крови, но не по душе. Между нами была зависть, сравнения, борьба за одобрение.
И ни у кого из нас не было разрешения быть уязвимым.
Потому что слабость означала — провал, потерю контроля, разрушение семьи.
Этот дом не поддерживал. Он требовал.
Требовал хороших оценок, требовал молчания,
требовал "не стыдить семью".
В глубине души я мечтала чтобы кто-то обнял меня просто так.
Не за что-то, не за успехи, не за правильное поведени а просто потому, что я устала. Потому что мне страшно.
Потому что я не знала, как жить с ощущением,
что мои чувства это мешающие обстоятельства.
Я помню день, когда стало особенно плохо. Мне казалось, что я больше не выдержу, всё разрывалось изнутри.
Я шла по коридору, касалась стены рукой и в тот миг вдруг поняла: если я сейчас заплачу, она рухнет.
И не только стена.
Вся семья.
Мама, папа, брат, сестра.
Они не выдержат моих слёз.
У них нет ресурса.
Им нужен кто-то, кто будет держать.
А держать должна была я. Всегда я.
С тех пор я научилась плакать тихо в подушку, в туалете, в душе, на чужих улицах, где никто не увидит.
А чаще не плакать вовсе.
Эмоции закрылись внутри, запертые в вежливости,
чтобы не мешать, не раздражать, не тревожить.
Я стала удобной. Тихой. Чуткой. Но не собой.
Я выросла в доме, где плакать было опасно.
И теперь мне трудно разрешить себе чувствовать,
даже когда никто не запрещает, даже когда можно,
даже когда я одна.
Иногда мне кажется, что внутри у меня кладбище несказанных слов,
несбывшихся надежд, незапрошенных объятий,
и плачущая девочка, которая всё ещё ждёт,
что кто-то скажет ей:
"Можешь. Плачь. Я рядом. Мир не рухнет".
Иногда я думаю неужели так сложно было понять?
Просто обнять. Просто сказать "Я здесь".
Не требовать слов, не ждать объяснений.
Просто быть рядом, чтобы я могла не бояться быть собой.
Почему любовь иногда такая тихая и холодная, что греет лишь пустоту?
Почему так трудно позволить себе быть уязвимой и получить в ответ не осуждение, а тепло?
Я всё ещё учусь верить, что меня можно держать,
не ломать, не отпускать, а просто обнимать, когда мне страшно.