Глава 28
Тристан
Ноа высаживает меня у склада. Я уже знаю, что здесь мне ничего не угрожает, но сам факт, что он готов оставить меня тут одного, только подтверждает это. Ноа однозначно тот, кто сдерживает и контролирует хаос в этой… странной семье.
У меня никогда не было настоящей семьи, поэтому у меня смутное представление о том, что это вообще значит, но связь между ним, Данте и Рафаэлем… думаю, вполне подходит под это определение.
«Мазерати» Рафаэля припаркован на погрузочной площадке рядом с «Ягуаром» Данте. В таком районе эти тачки давно бы разобрали на запчасти, если бы не камеры видеонаблюдения и тот факт, что двое опасных и вооруженных мужиков могут в любой момент вылететь наружу и разобраться с любыми ворами и вандалами.
Я дергаю дверь - открыто. Делаю глубокий вдох и вхожу внутрь. Стальная дверь внизу лестницы тоже не заперта. Еще один глубокий вдох.
Когда я вхожу в подвал, Данте уже стоит у стола и смотрит на входную дверь. Конечно, он уже знает, что я спускаюсь. Мы встречаемся взглядами. Его лицо почти всегда выглядит напряженным, но обычно это агрессивная напряженность. Сейчас же я чувствую что-то другое. Осторожность. Беспокойство. Как будто ему было так же тяжело ждать моего прихода, как и мне было тяжело решиться прийти.
Я всё равно им любуюсь, какой же он охуенный. Черные джинсы облегают его мощные бедра, черная футболка плотно обтягивает грудь, пресс и бицепсы. Лицо - мужественное и безупречно красивое. Но самое главное – его глаза. В них плещется целый мир, тысяча оттенков, тысяча слоёв. Я ещё не понимаю их всех, но вижу и знаю, как их много. Большинство из них - темные.
Я чувствовал его тьму и раньше, но теперь я просто уверен в ней. И это место — часть той тьмы, неотъемлемая часть его.
Он не говорит: «Я не ожидал тебя увидеть». Это ни к чему; я вижу по его лицу. Он не спрашивает: «Как ты?». Он знает, что я не готов ответить.
Вместо этого он говорит грубым, будто сорванным голосом:
- Привет.
- Привет, — отвечаю я.
Молчим. Потом он говорит:
- Прости.
Я сбит с толку.
- За что? — спрашиваю я в замешательстве.
Вчера он спас мне жизнь.
Он вздыхает и немного раздраженно фыркает. Жестом обводит помещение.
- С чего начать?
В горле какой-то комок, я тяжело сглатываю.
- Ты имеешь в виду… за то, кто ты такой?
- Да. И за то, что я сделал. За то, что напугал тебя. Той ночью. После моего… сна, - он замолкает, будто подбирает слова. - Я не помню, что сказал или сделал, но уверен, что это было ужасно. Уверен, что ты был прав, когда ушел.
- Ты сам сказал мне уйти.
Он вздрагивает, будто от удара.
- Мне жаль.
- Ты даже не позвонил.
Его дыхание становится шумным.
- Я знаю. Но я.… – он запинается. - Неважно. Это не имеет значения. Мне жаль.
- Нет, имеет. Что – ты?
Может, это жестоко с моей стороны - заставлять его объясняться, когда я и так уже всё понял. Он боролся. Его крутило в штопоре эмоций еще до того кошмара. Может быть, именно поэтому кошмар и пришел. И что хуже всего - теперь я понимаю, что у него есть куча причин для кошмаров.
Но мне все равно нужно, чтобы он сказал это вслух.
- Я … боялся, — признается он.
Это совсем не то, что я ожидал услышать.
- Чего?
Он замирает на мгновение, и отвечает:
- Тебя.
Меня??!
- Того, чего я хотел от тебя.
У меня перехватывает дыхание.
- И чего ты хочешь?
Выдерживаю его пристальный взгляд.
- Всего.
Я закрываю глаза, впитываю это слово. Оно наполняет грудь и сладко растекается внутри. Но я не отвечаю. Я не уверен почему, скорее всего просто не готов. Но я, наконец, делаю шаг из дверного проема и захожу внутрь. Оглядываюсь.
- Это место…для…, — начинаю я и не могу продолжить.
Я не знаю, что хочу сказать. Я не знаю, что хочу спросить. Я не знаю, что чувствую по этому поводу.
- Это… да, — отвечает он.
Он тоже не знает, что сказать. Это место, где он пытает и убивает людей. И это происходит прямо сейчас, просто в камере не он. Там внутри Рафаэль, с новой жертвой, а звуконепроницаемая дверь избавляет нас с Данте от криков.
А жертва – тот, кто много лет насиловал моего брата. Ломал его, делал рабом. Превратил в послушного киллера для мафии. Забрал у меня Эвана.
И я должен его пожалеть?
Я должен сказать Данте, что всё это неправильно?
Я не нахожу в себе этих слов.
Я не нахожу в себе этих чувств.
Вместо этого я спрашиваю:
- Что ты хочешь из него вытянуть?
Данте колеблется. Я вижу его насквозь. Он не уверен, стоит ли говорить со мной об этом. Но всё же говорит:
- Мы выбиваем информацию о человеке, известном как Коллекционер. Это он купил Эвана для Общества. Он купил много мальчиков.
Купил. Я чувствую, как кровь стынет в жилах.
- Купил его? У кого? Не было никого, кто мог бы... - я замолкаю, потому что правда, очевидная, ужасная - бьет меня в грудь. Я знаю ответ.
- Что? Тристан, что?
Ярость взрывается во мне так сильно и быстро, что я кричу:
- Эта гнида! Этот кусок дерьма!
Внезапно Данте оказывается прямо передо мной. Красная пелена злости стоит перед глазами, мне хочется что-то или кого-то ударить. Чувствую, как Данте весь напрягается, будто готов принять удар, но я не хочу бить его. Он понимает это и в тот же миг хватает меня. Я обхватываю его руками, впиваюсь пальцами ему в спину. Данте прижимается щекой к моей голове, и еще крепче притягивает меня к себе. Я зарываюсь лицом в его шею и позволяю волнам ярости накрывать меня, пока шторм эмоций, наконец, не утихает.
- Кто? — спрашивает Данте, когда худшее уже позади.
- Наш приемный отец. Он сказал мне, что Эван сбежал, что он бросил меня, потому что ему было плевать. Но он его продал. Вот почему у него вдруг появились деньги, вот почему он начал покупать дорогие вещи и выпивку, пока, наконец, от нее же и сдох. Сам себя похоронил в этом бабле.
- Значит, он уже мертв, — говорит Данте разочарованно, и тут я понимаю, что если бы эта тварь еще была жива, Данте бы его убил. И я бы этого хотел.
Я хочу, чтобы он убил и этого, другого ублюдка. Того, кто насиловал Эвана, кто помешал Ноа спасти его и вернуть домой. Эвану бы пришлось бороться. Он никогда бы не стал нормальным. Так же, как никогда уже не будет нормальным Данте.
Но я все равно любил бы его. Моего брата.
Как я люблю Данте. Я уже уверен в этом. Именно поэтому я здесь. Но в тот момент, когда он схватил меня в свои объятия, удержал – я убедился в этом еще один раз. Я, блядь, люблю этого психованного мудака.
Когда я отстраняюсь от него, он отпускает меня, но остается рядом, пока я иду к столу. К папкам.
Я знаю, какая мне нужна. Та, где фотографии мальчиков. Самая толстая.
Данте издает сдавленный, болезненный стон, когда я открываю папку, но он не останавливает меня. Я смотрю на каждого мальчика. Не могу поверить, что хоть на секунду думал, что это были его жертвы. А это - чужие жертвы. Жертвы многих. Вот что означают списки на снимках — имена. Где-то указаны фамилии, где-то есть только описание. Всё написано рукой Данте. Эти описания - из его собственных воспоминаний.
«Вонял одеколоном».
«Любил использовать слово «сладенький».
Я чувствую, как меня выворачивает. Фотографии Эвана нет, потому что это те мальчики, которых спас Ноа. Это снимки, которые он сделал после того, как вытащил их оттуда.
Я добираюсь до снимков тех двух мальчиков без имен, но это не потому, что они неизвестны. Первый - без имени, но с длинным списком. Красивый, изящный с утонченными чертами лица и серо-стальными глазами. Рафаэль.
Второй – с темными глазами и красивыми, мужественными чертами. Списка нет, потому что он не нужен. Потому что Данте никогда не забудет этот список. Потому что этот мальчик — он сам.
Я думаю о шраме на внутренней стороне его бедра, который тянется до паха. Думаю о его правиле, по которому я не могу трогать его член или задницу руками или ртом. Думаю о каждом, блядь, моменте с ним.
- Блядь.. — бормочу я, когда слезы падают на фото. - Мне жаль. Черт, прости.
Я пытаюсь вытереть слезы футболкой, но снимок уже испорчен. Помечен. Навсегда.
Данте забирает его у меня. На его лице странное выражение. Сложное. Ему некомфортно. Но он не сердится из-за пятен. Наоборот - его губы едва заметно дергаются, будто он пытается улыбнуться.
Но, разумеется, я всё порчу, потому что ляпаю:
- А твои родители…
Его лицо мрачнеет. Он закрывает папку.
- Капелли похитил меня, чтобы отомстить моему отцу. Просто бизнес-разборки.
Там явно длинная история, но не это меня сейчас интересует.
- Но...как они…Когда ты вернулся?
- Я заставил их чувствовать себя неловко, - Данте смотрит на закрытую папку, избегая моего взгляда. - Они хотели, чтобы я притворялся, что ничего не произошло. Они сказали всем, что я учился за границей.
- Блядь, Данте...
Он пожимает плечами, словно это ему не важно. Но я же знаю, что важно. Я видел, как ему было больно рядом с матерью. Я слышал, как его отец орал на него в офисе.
Данте говорит:
- Ноа получил опеку над Рафаэлем, потому что его родители были мертвы, но мои родители имели законные права на меня. Они не позволяли Ноа помочь мне. Но когда мне исполнилось восемнадцать, он вернулся. В тот самый гребаный день. Он спас мне жизнь. Каким бы ебнутым я ни был, но это уже не его вина.
- Ты не ебнутый.
- Да еще какой. Я жестокий. Я собственник. Одержимый испорченный извращенец.
Я смотрю на него, не моргая.
- Ну и хуй с ним. Я люблю тебя таким, какой ты есть. Так что, наверное, я тоже ебнутый.
Данте резко вдыхает. Замирает, будто не уверен, правильно ли он расслышал, будто отчаянно хочет, чтобы это было правдой, но боится поверить. И в этот раз мне гораздо легче сказать ему прямо:
- Я люблю тебя, Данте.
- Тристан, твою ж мать... Но я разобрался… Я.. тоже тебя люблю.
Я как будто получаю удар в грудь этими тяжелыми, решительными словами. Я не осознаю, что зажмурился, пока внезапно не оказываюсь в его руках. Он рывком прижимает меня к себе. Его губы накрывают мои, жестко, жадно. Я плавлюсь от их прикосновений, раскрываюсь, впускаю их, и когда он целует меня так, будто пожирает, когда его тело толкает моё в этот всепоглощающий голод… Я чувствую себя настоящим.
Он мой якорь, моя опора. Мои узы и моя свобода. Всё в одном.
Я теряю себя, лечу к чертовой матери, когда его язык прорывается в мой рот, требовательно, как будто хочет завладеть мной. Но он уже владеет. Я его. Уже давно. А он…действительно мой?
Он подхватывает меня за задницу, приподнимает, и я подпрыгиваю, обвивая его ногами. Он ловит меня так легко, держит так надежно, так крепко, будто я - единственная ценность, которая у него есть. Я выше его в этой позе, и я моментально этим пользуюсь. Зарываюсь пальцами в его волосы, тяну их сильно, как никогда себе не позволял раньше. Я пытаюсь поцеловать его лицо, но он зарывается мне в шею, как будто не может вынести этого. Как будто его накрывает. Он дрожит, изо рта срываются глухие звуки…всхлипы?
Прижимаюсь к нему еще сильнее, трусь об него. Я не могу сдерживаться. Он поджигает меня.
Он куда-то идет, а потом я падаю, мягко, аккуратно – под моей спиной матрас. Данте нависает надо мной, трётся членом о мой через одежду.
- Ты собираешься выебать меня в своем чертовом подвале для убийств?
Он отрывается от вылизывания моей шеи. Широко улыбается.
- Да.
- С Рафаэлем, который пытает кого-то в пятнадцати футах от нас?
Улыбка превращается в ухмылку.
- Да.
- Даже не спросив меня?
Он полностью игнорирует мой вопрос, просто опускается ниже. Расстегивает молнию на моих джинсах и смотрит, как мой член упирается в черные боксеры. Сползает еще ниже и нежно прикусывает его через ткань.
Ну что ж. Он сам признал, что он испорченный извращенец. Как будто я и так этого не знал. Как будто мне это не нравится. Думаю, я тоже немного извращенец.
Я сажусь, рывком сдираю с себя футболку, тяну за его - он позволяет мне снять ее, но на этом его терпение заканчивается. В следующий миг он переворачивает меня на живот, коленом упирается в мою спину, удерживая на месте, пока одной рукой роется где-то рядом с импровизированной кроватью.
Я фыркаю, усмехаясь:
- Я никуда не уйду.
- Уж будь уверен – не уйдешь, — мрачно говорит он.
Я вздрагиваю от этого обещания. Или угрозы.
- Никогда, — добавляет он, будто я не понял его слов. Но я понял. О, черт возьми, я всё понял...
Я издаю довольное мурчание, лежа под его коленом, плотно придавленный к кровати. А Данте заменяет колено рукой, будто ему жизненно необходимо удерживать меня, даже несмотря на мою очевидную покорность. Другой рукой он сдергивает мои джинсы и белье. Я приподнимаю бедра, позволяя ему стащить их вниз до колен, чтобы оголить мою задницу.
Ему приходится отпустить меня, чтобы спуститься вниз по моему телу. Я не знаю, чего ожидать, но точно не того, что он грубо раздвинет мои половинки, обнажит мою дырку, и низко зарычит:
- Это моё.
А затем его язык обрушивается на меня.
Я вскрикиваю, ошеломленный, расплавленный этим удовольствием. Язык скользит по тугому кольцу мышц, он облизывает вход, чередуя нежные прикосновения с резкими, обжигающими укусами ягодиц. Его руки блуждают по моему телу, сжимают мои бедра, а затем пробираются между ног, хватая мои яйца с такой собственнической жадностью, что у меня перехватывает дыхание. А потом его язык проталкивается глубже. Я зарываюсь лицом в матрас и стону, пока Данте полностью забирает контроль над моим телом.
Моя голова повернута ко входу в камеру допросов, и поэтому я вижу, как открывается дверь, и оттуда выходит Рафаэль. Он даже не пытается скрыть свою эрекцию и пылающий взгляд, устремленный на нас.
Я не знаю, замечает ли его Данте, потому что он занят вылизыванием расселины между моих ягодиц. Но вот он отстраняется, я слышу звук расстегиваемой молнии и шорох ткани, а потом слышу бесстыдный, похабный хлюпающий звук, с которым смазка размазывается по его члену.
Рафаэль смотрит, не отрывая глаз. Его губы чуть приоткрываются, во мне вспыхивает ревность, но в следующий миг головка члена Данте упирается в мою дырку, и вокруг меня исчезает всё. Остается только раскаленное, идеальное жжение от его широкого кончика, растягивающего меня, заставляя впустить его.
Я тугой, и это больно без подготовки, но Данте безжалостен и неумолим. Он входит медленно, но он такой, блядь, огромный. Я задыхаюсь, стону, срываюсь на всхлипы. Инстинктивно мое тело пытается вырваться, отстраниться, но Данте держит меня за бедра с такой силой, что наверняка оставит синяки. И мне ничего не остается, кроме как принять его.
Когда он входит полностью, он замирает и даёт мне привыкнуть. Рафаэль стоит на том же самом месте, и смотрит, как Данте начинает двигаться: отстраняется назад, затем снова вонзается в меня. Я стону, и вдруг понимаю, что ловлю кайф от присутствия зрителя. От того, что он свидетель, как Данте берет меня. Как делает меня своим.
Но внезапно он разворачивается и уходит, возвращается в камеру, как будто не может больше выносить зрелище. А Данте вновь полностью выходит и вбивается в меня в полную силу. Я полностью расслабляюсь, поддаюсь, позволяя ему делать со мной всё, что он хочет. Он нависает надо мной, придавливает меня всем своим весом к матрасу, и смыкает зубы на моей шее ниже затылка. Его рука ныряет под меня, обхватывает мой член теплой, жесткой ладонью. И трахает меня так сильно, что матрас скользит вместе с нами, так жестко, что я стону, ору, срываюсь в нечленораздельные рыдания, потому что это слишком. Слишком идеально и совершенно. Его бедра и яйца бьются о мою задницу при каждом толчке, член пронзает насквозь с каждым движением. Я не хочу, чтобы это заканчивалось, но мое тело уже не принадлежит мне.
Оргазм накрывает меня так внезапно и сильно, что я кричу, мой голос заполняет всю комнату. Я дергаюсь, выгибаюсь, бьюсь под Данте, пока член выплескивается в его ладонь горячими струями. Я сжимаюсь вокруг него так сильно, что он сам вскрикивает, и вдавливает меня в матрас, загоняя себя еще глубже, и кончает внутри. Его член содрогается, пульсирует и пинается о мою простату, выдаивая меня до последней капли. Он стонет, захлебываясь последними импульсами своего оргазма, а потом расслабляется и падает на меня, тяжелый и обмякший.
Мы лежим так долго. Вздрагиваем от послеоргазменной неги. А наши тела остаются соединенными.
- Я хочу жить внутри тебя, — шепчет он мне в шею. - Это единственное место, где я хочу быть.
Он не ждет ответа, а у меня его нет. Я слишком жадный. Я просто хочу впитать эти слова. Запомнить их кожей.
В конце концов, он выходит. Я стону от пустоты внутри и от того, как горячая сперма медленно стекает по моим бедрам.
- Жаль, что у меня здесь нет пробки, чтобы запереть мою сперму внутри тебя…
Данте отходит, возвращается с тканью, подставляет ее под мои ягодицы.
- Ну же, давай, — шепчет он и гладит меня по голове.
Я расслабляюсь, позволяю себе раскрыться. Часть его спермы всё равно остается внутри, и я хочу, чтобы так и было, но Данте тщательно вытирает меня, убирая все следы липкой влажности.
Мы поднимаемся с матраса. Он быстро натягивает свои штаны, а затем помогает мне. Я опираюсь на него, пока он бережно надевает на меня джинсы. Довольно мурлычу, когда он застегивает мне ширинку. А он улыбается, целует меня в висок, а затем наклоняется, поднимает мою футболку и протягивает мне. И пока я ее натягиваю, он заканчивает приводить себя в порядок.
- Я хочу посмотреть, — говорю я.
Данте замирает.
- Ты уверен?
- Сколько лет было моему брату, когда этот ублюдок забрал его с Острова с собой?
- Наверное… шестнадцать.
- И этот… ебаный извращенец держал его при себе все эти годы?
- Да.
- Тогда мне надо смотреть.
Данте задумчиво смотрит на меня несколько секунд и говорит:
- Фиеро знает о Коллекционере больше, чем хочет сказать. Рафаэлю нужна эта информация.
- Тогда давай поможем ему её получить.
Улыбка Данте охуительна. Он резко притягивает меня и снова целует. Ему становится гораздо проще это делать, и мне это так нравится.
Затем он берет меня за руку и ведет к стальной двери. Распахивает ее. В нос ударяет запах крови и мочи, в барабанные перепонки бьются всхлипы. А перед глазами - Рафаэль, без рубашки, залитый кровью, с ножом в руке.
И он, сука, великолепен. Его тело идеально, как у Данте, но вместо шрамов его кожа покрыта татуировками. Одна из них находится в самом низу живота, выглядывает из-под низкого пояса брюк. Его член все еще стоит. А глаза выглядят затуманенными от адреналинового кайфа.
Мой босс – полный психопат. Он смотрит прямо на меня и улыбается.
- Не переживай, котенок, — он медленно растягивает слова. — Я знаю, что он твой.
Вот тогда я понимаю, что мой рот кривится от звериного оскала. Данте сжимает мою руку, затем отпускает и направляется к стойке с инструментами. Пока он выбирает, я смотрю на голого мужчину со свисающей головой, хрипящего, истекающего кровью и трясущегося в кресле.
Этот человек насиловал моего брата. Он удерживал его далеко от меня. Отнял его у меня.
Эта камера была создана для таких, как он. Буквально. Вот зачем Данте это делает. Вот зачем это делает Рафаэль. Странно, как совсем недавно это казалось мне неправильным. Как ужасало меня.
Данте говорит мне от стойки:
- Ты можешь уйти в любой момент.
- Я не уйду, — говорю я ему.
И чтобы он правильно меня понял, добавляю:
- Никогда.
Он улыбается своей офигенно красивой, опасной улыбкой и выбирает молоток.