Айс Латте с карамелью

Кафе постепенно наполнялось людьми, и привычный ритм работы заглушил странный инцидент с Магнусом. Возвращалась утренняя суета: звон чашек, приглушенные разговоры, аромат свежесмолотого кофе и сладкой выпечки. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь большие окна, играли на полированных столах, а за стойкой царила привычная гармония движений.

Я медленно проводила мягкой тряпкой по блестящей поверхности кофемашины, следя, чтобы ни единого пятнышка не осталось на хромированном корпусе. Рядом Крис, сосредоточенно наклонившись над питчером, взбивал молоко — его движения были точными, почти медитативными. Сначала тихое шипение пара, затем плавные круговые движения, и вот уже густая, бархатистая пена поднимается, превращаясь в идеальное сердечко на поверхности капучино. Он ловким движением поставил чашку на поднос, улыбнувшись довольному клиенту, и в этот момент казалось, что ничего не может нарушить этот уютный, слаженный ритм.

Но где-то на задворках сознания все еще шевелилась тревога — как легкий холодок, как тень, мелькнувшая за спиной. Однако утро брало свое: новые заказы, улыбки гостей, звонок двери — реальность настойчиво возвращала меня в привычные рамки. Да и думать о нем мне не хочется.

— Эмануэль опять не пришла, — проворчал он, передавая чашку клиенту. — Третий раз на этой неделе. Она уверена, что у неё «экстренные обстоятельства», — он сделал воздушные кавычки, — то есть очередной парень, ради которого она готова слинять с работы.

— Может, она влюбилась? — я усмехнулась, расставляя свежие круассаны в витрине.

— Влюбилась в свою способность всех бесить, — Крис закатил глаза. — И мне жаль в таком случае того бедолагу, потому что у него есть все шансы пойти на жертвоприношение, если он ее разозлит.

— Ты что, ревнуешь? — я игриво подняла бровь, аккуратно выкладывая последний круассан. — Вдруг этот «очередной парень» на самом деле серьёзный, а тебе просто обидно?

Крис резко развернулся ко мне, глаза сузились.

— Ты совсем спятила? — он фыркнул, с силой хлопнув питчером по стойке. — Да я скорее в ту кофемашину влюблюсь, чем в эту фанатку готов!

— О-о-о, — я протянула с ухмылкой, — какая бурная реакция. Прямо как у человека, которому совершенно всё равно.

— Лин, — он пригрозил мне пальцем, — клянусь, если ты не закроешь эту тему прямо сейчас, я налью тебе латте без сиропа. И да, я знаю, что для тебя это пытка.

— Боюсь, боюсь, — засмеялась я, поднимая руки в знак капитуляции. — Но если вдруг завтра ты придёшь с тату «Эмануэль» на груди, я первая скажу: «А я же говорила!».

— В твоих фантазиях, — буркнул он, раздражённо взбивая молоко так, что пена взлетела чуть ли не до потолка. — И да, посмотрим, кто из нас двоих будет смеяться первым. Это не за мной два парня увязались, а бывший убегает как ошпаренный.

— Хочешь, подарю всех троих? Мне же жить спокойней будет. Как твой проект по истории искусств? — спросила я, зная, что Крис ночами корпел над эссе. Заодно переведу тему.

Он вздохнул, вытирая руки о полотенце.

— Если я ещё раз увижу эту картину Мунка, то, пожалуй, сойду с ума. Я уже во сне кричу: «Что ты хотел сказать этим криком, Эдвард?!» Вообще не понимаю, зачем студенту юрфака история искусства.

Смеюсь, но почти тут же перестаю увидев на себе испепеляющий взгляд Криса. Парень демонстративно фыркнул, наливая очередной кофе.

Друг вдруг посмотрел на меня, прищурившись.

— Кстати, о криках, ты всё-таки расскажешь, почему сегодня выглядишь так, будто пережила апокалипсис, а потом нарядилась и прибежала на работу?

Я бросила в него бумажную салфетку.

— Может, когда-нибудь.

— То есть никогда, — вздохнул он. — Ладно, тогда давай работать, Золушка. У тебя заказ на столик пять — латте и чизкейк.

Я кивнула, беря поднос. Кафе жило своей жизнью — где-то звенела ложка, где-то смеялись, а за окном Осло медленно просыпался, окутанный осенним туманом. И это было достаточно хорошо. По крайней мере, сейчас.

***

Смена закончилась так же незаметно, как и началась. Я сняла фартук, повесила его на крючок в подсобке и попрощалась с Крисом, который уже вовсю инструктировал новых стажеров — двух взволнованных девушек с широко раскрытыми глазами. Непонятно, что их волнует больше: первый рабочий день или парень перед их глазами.

— Не пугай их слишком сильно, — шепнула я ему на ухо, проходя мимо. — И не соблазняй бедолаг, у тебя и так пол-университета в кармане.

— Никаких обещаний по поводу страха, но новые хвосты мне явно не нужны, — он ухмыльнулся, но в глазах читалась усталость.

Я вышла на улицу в тот час, когда солнце, уставшее от дневного зенита, начинало клониться к горизонту, окрашивая все вокруг в теплые янтарные тона. Осенний воздух, резкий и влажный, обжигал щеки, словно невидимые ледяные пальцы. Он был насыщен терпким ароматом опавшей листвы — смесью горькой дубовой коры, сладковатых кленовых ладоней и едва уловимой кислинкой осины. Где-то в этой сложной парфюмерии угадывался и далекий, но упрямый запах моря — солоноватый, с нотками бесконечности, будто сама осень вздохнула мне в лицо.

Я потянула за молнию олимпийки и застегнула ее до самого верха, под самый подбородок. Холодный металл застежки на мгновение прилип к пальцам, напомнив, что зима уже стучится в двери. Руки сами собой нырнули в глубокие карманы, где среди мятых бумажек и забытых леденцов отыскали спасительное тепло.

Шаги по знакомой дороге домой мерно отстукивали ритм: шорох листьев, перекатывающихся по асфальту, редкие голоса прохожих, растворяющиеся в вечернем воздухе. Каждый поворот, каждый приметный дом — вот треснувшее окно в угловом здании, вот покосившийся забор, за которым всегда лает цепной пес — складывались в привычный, почти родной маршрут. 

Мысли крутились вокруг одного: в каком состоянии я застану свою квартиру?

Осталась ли там Софи, злая и не раскаивающаяся? Или она наконец ушла, оставив после себя только следы пошатнувшейся дружбы? А Эва? Она вообще еще там или сбежала, как только я ушла? Я замедлила шаг, внезапно осознав, что не готова столкнуться ни с одним из этих вариантов. Может, Калима все еще там?

Я потянулась к телефону, но так и не достала его. Нет. Лучше не знать. Лучше просто прийти и увидеть все своими глазами.

***

Я замерла у подъезда, подняв голову к золотистым бликам на стеклах. Где-то там, за одним из этих окон, была моя квартира. Какая она сейчас? Тихая, темная или не совсем пустая?

Солнце играло в оконных отражениях, слепя глаза, словно скрывая ответ. Я сделала глубокий вдох, пальцы сжали холодную ручку двери. Захожу в подъезд и поднимаюсь на свой этаж. Найдя в сумке ключи, подхожу к двери и понимаю, что не могу открыть ее ключами, она и без того открыта. Опускаю ручку и делаю первые шаги в свою квартиру.

Ошарашенная передвигаюсь дальше по коридору. Моя квартира в идеальном порядке.

Ни пылинки, ни соринки. Воздух был напоен свежестью — горьковатый лимон смешивался с теплым ароматом чего-то домашнего, может быть, ванили или печеных яблок. Я медленно прошла дальше, касаясь пальцами стола — обычно заваленного бумагами и чашками. Теперь его поверхность была чистой и гладкой, будто полированное озеро в безветренный день. Даже подушки на диване, вчера еще валявшиеся в живописном хаосе, теперь лежали аккуратно, будто их расставили по линейке.

Тогда я увидела ее. Эва свернулась калачиком среди этих идеальных линий подушек. Ее волосы растрепались по подушке, а ресницы дрожали во сне. Рядом на столике стояла чашка — в ней еще оставался недопиты чай.

Я осторожно прикрыла дверь, стараясь не скрипнуть, и подошла ближе. Она лежала в том же платье, что и вчера, но теперь её чёрные волосы были собраны в небрежный хвост, а на лбу остался след от чего-то липкого — вероятно, от этикетки чистящего средства. В руке она всё ещё сжимала тряпку, как будто заснула прямо во время уборки.

Мое сердце сжалось.

Эва. Та самая Эва, которая обычно оставляла после себя хаос из одежды, косметики и пустых банок из-под газировки. Та самая, которая могла неделями не замечать пыль на своих полках.

Она пришла ко мне вчера за поддержкой, а в итоге... Я прикусила губу, чувствуя, как по щекам катятся предательские слёзы. Чувствую себя ужасной подругой. Тихо прохожу на кухню, на столе лежит записка, придавленная кружкой:

«Лин, я знаю, ты злишься. Но мы не могли оставить тут такой бардак. Эва увела Софи, я помогла ей всё убрать.»

Я провела пальцами по неровным буквам — Калима всегда писала как курица лапой.

Из зала донесся шорох.

— Лин? — хриплый от сна голос. Я быстро вытерла глаза и вышла к ней. Хватит быть тряпкой. — Где ты пропадала?! Я сто раз звонила!

— Я была у мамы.

— У мамы, — она повторила, как будто проверяя правдивость этих слов. Потом провела рукой по лицу, смахивая остатки сна. — Черт, я думала... неважно.

— Почему ты все еще здесь? — спросила я мягче. — Почему не у себя дома?

Эва наконец подняла на меня глаза, и в них читалась целая буря эмоций.

— После того, как ты ушла, я разозлилась. Очень. — она резко встала и начала расхаживать по комнате, жестикулируя руками, — Софи сидела тут, как будто ничего не произошло! Как будто не оскорбила тебя, не разругала нас всех! А потом она сказала... — Эва замерла, ее голос дрогнул. — Она сказала, что ты сама виновата, что всегда все драматизируешь.

Я почувствовала, как сжимаются кулаки.

— И что ты сделала?

— Что сделала? — Эва повернулась ко мне, и в ее глазах горел огонь. — Я выгнала ее, вот что! Кричала, что если она не исчезнет в течение пяти секунд, то я сама выкину ее вещи с балкона. Сама себя еле узнавала.

Я представила эту сцену — яростная Эва, гонящая Софи из квартиры и не смогла сдержать улыбку. Подруга заступилась за меня.

— Калима ушла утром, — тихо и уже более спокойно добавила она. — Ей нужно было к родителям.

Эва села на край дивана, все еще сонно моргая. Она потянулась, зевнула и тут же скривилась:

— Чёрт, у меня всё болит. Ты даже не представляешь, сколько грязи было под твоим диваном!

Я не выдержала и рассмеялась оглядывая все вокруг еще раз.

— Ты убралась? Зачем?

— Ну да, — она пожала плечами, но в её глазах читалось беспокойство. — Я же не могла оставить тебя одну с этим... — не даю ей договорить, подхожу и обнимаю так крепко, как только могу.

— Спасибо, — прошептала я ей в плечо. — Прости меня, Эва. Это мне нужно было тебя поддерживать, а в итоге убежала как последняя трусиха, — Эва на мгновение замерла, а затем обняла в ответ, похлопывая меня по спине. Она не просто убралась. Она осталась. Осталась, чтобы я не вернулась в пустоту. Также как и Калима.

— Ладно, ладно, не раскисай. Это всё равно было не ради тебя — я просто ненавижу бардак. Просто в следующий раз предупреждай, куда пропадаешь, а?

Но мы обе знали, что это неправда.

Я отстранилась, вытирая щёки.

— Обещаю.

Мы просидели вместе еще около часа. Я снова и снова извинялась перед подругой, но Эва говорила, что ничего страшного, что она как раз забыла того самого Эйрика. Просто не вспоминала о нем на фоне всего этого.

После того как Эва ушла к себе домой, прибираю оставшиеся вещи по местам. Этот день можно смело записывать в список наисложнейших, как и ночь тоже. Переодеваюсь в новую пижаму, которую купила еще месяца три назад, но так ни разу и не носила. Молочная ткань мягко переливалась под домашним освещением, создавая ощущение, что держу в руках шелк, хоть это было не так. После того как длинные штаны и рубашка оказались на мне, завязываю быстро на голове нечто на подобии пучка. Так как я особо не старалась, пару прядей все равно выпали буквально через пару минут.

Кроме как посидеть спокойно посмотреть фильм или сериал, мне больше ничего не хотелось. Чтобы не помереть с голоду, заказываю пиццу и кимбап из нового ресторана, который мне так все нахваливали. Никогда не была фанаткой такой еды, как суши и тому подобное, но сегодня можно дать шанс новому блюду, хотя надежд у меня особых к нему нет.

Через полчаса я уже открывала дверь курьеру и забирала свой заказ. Развалившись на кровати, достаю ноутбук и ставлю рядом пакет с едой. Останавливаю свой выбор на сериале про девушку, что переехала в другую страну, достаю тот самый кимбап, заодно обнаружив, что вместо одного случайно заказала два. Оно и к лучшему, потому что друзья были правы, это правда вкусно.

Этот вечер хоть и простой, но настолько замечательный, что впервые за долгое время чувствую себя максимально легкой и расслабленной. Воздух будто пропитан спокойствием, и даже привычные звуки за окном — шелест листьев, отдаленный гул города — кажутся частью какой-то нежной мелодии, созданной специально для этого момента. Экран мерцает, погружая меня в другую реальность, где чужие истории на время становятся моими, но при этом не требуют ничего взамен. Мысли, обычно беспокойные и торопливые, теперь текут плавно, как река в лунном свете, и ничто не нарушает их течение. Все мое внимание сосредоточено на сериале, меня не волнуют никакие посторонние проблемы. Здесь только я и никого больше. Мне хорошо одной.

В этом уголке тишины, я наконец-то чувствую себя по-настоящему свободной. Нет необходимости говорить, улыбаться, соответствовать — только я, мои эмоции и безграничное ощущение гармонии. Впервые за долгое время дыхание стало глубже, а плечи — легче, словно с них сняли невидимый груз.

Вечер начался так идеально, что казалось — ничто не сможет его испортить. Устраиваюсь в мягком гнезде из подушек, ноутбук удобно расположился на коленях, а аромат только что распакованной пиццы смешивался с легким запахом соевого соуса из отложенного про запас второго кимбапа. На экране — вторая серия, та самая, где напряжение нарастает с каждой секундой. Я вжалась в подушки, забыв даже моргнуть, пальцы непроизвольно сжали край пледа.

Кадр за кадром, музыка нагнетает, герои замерли в решающий момент — еще мгновение, и вот-вот случится то, ради чего я и залипла в экран.

Резкий, наглый стук в дверь врезается в тишину, словно нож в натянутую плёнку. Сердце дёрнулось от неожиданности, а в голове пронеслось: «Не сейчас... Ну пожалуйста, не сейчас!»

— Чёрт подери! — вырывается у меня сквозь зубы. Нехотя отрываюсь от экрана, поставив на паузу, и встаю с кровати, направившись к двери.

Кого принесло в такой час и кто этот бессмертный, что вырвал меня из моего идеального вечера?