20 Глава
kiss me hard before you go
– Да к чёрту это! – воскликнул я в момент, когда концентрация гнева на себя и этого нарочито спокойного азиата рядом достигла предела.
Мэдоки коротко взглянул на меня и продолжил медитировать. В голове не укладывалось, каким образом мне может помочь просиживание в одном положении несколько часов. Они все твердят, что это поможет упорядочить мысли, привести их в порядок, освободить сознание. Битые два часа я пытаюсь подражать моему наставнику, но из раза в раз вскакиваю, как ошпаренный, и брожу по деревянным мосткам, проклиная ещё и ни в чём неповинных уток у пруда.
– Вернись, – холодно проговорил Мэдоки, поднимаясь следом за мной.
– Это бесполезное занятие! – рявкнул я, разворачиваясь и натыкаясь на тёмные расчётливые глаза и умиротворённое лицо напарника.
Он был тихим озером, чью гладь не нарушает даже ветер. Я же походил на разъярённое, бушующее море, готовое потопить любой лайнер, что войдёт в мои просторы.
– Оно будет бесполезным, если ты продолжишь так думать, – Мэдоки не менял тона, говорил тихо и размеренно, не стараясь перекричать меня, и это выводило из себя вдвойне. – Вернись и попробуй ещё раз.
В двух широких шагах я оказался напротив и схватил некудышного учителя за глотку, глаза застилала пелена гнева и раздражения. Мэдоки снова не подал виду, даже не напрягся. А мне нужно было обратное. Нужно было вывести его из себя и убрать тот чёртов комок злости, чтобы свободно выдохнуть. Наши взгляды столкнулись на долгие минуты, что я сжимал его горло. Всё его лицо было непроницаемым, острые скулы не дёрнулись ни на миллиметр, а губы не собирались сжиматься от нарастающей неприязни. Он был профессионалом, и он сохранял свой разум в тисках спокойствия.
Выругавшись, я отпустил Мэдоки и извинился, хотя бушующие внутри вихри разрушительных чувств не отступали.
– Я понимаю, что выпускать пар необходимо, – вновь послышался тихий голос напарника, когда мы уселись на подстилки. – Но иногда голову нужно держать холодной, ничто не должно затуманивать разум. Сконцентрируйся. Заставь этого внутреннего монстра подчиняться тебе, потому что сейчас ты подчиняешься ему.
Я пытался следовать указаниям. И пока я не смог просидеть с пустой головой хотя бы полчаса, прошла не одна неделя.
Кассандра
Оказавшись в логове врага и пробираясь к барной стойке, я задумалась, почему большинство из тех, кто владеет бизнесом, чаще всего сидит в клубах. Почему нельзя сидеть в каком-нибудь зашоренном офисе и поддерживать репутацию бизнесмена, а не утверждать этот кинематографичный миф, где глава мафии обитает в ночном заведении, охраняемом людьми в чёрном? Будь у меня нелегальный бизнес, я бы делала всё, чтобы картинка показалась всем настолько впечатляющей, что и помыслить было бы нельзя о чём-то тёмном. Алая Звезда, по всей видимости, придерживалась того самого мифа.
Как ни странно, волнение не ощущалось. Оно пропало, стоило мне пересечь порог клуба и услышать болтовню компании девушек неподалёку от него. Пришла полная уверенность в своих действиях. Я просто обязана безупречно выполнить свою часть плана, чтобы остальные пошли так, как нужно.
Кивнула самой себе, поправила упрямо лезущие в лицо блондинистые пряди парика и вплотную подошла к бару. Девушка бармен с забитыми руками, многочисленным пирсингом на лице и яркими синими короткими волосами обслуживала гостей, умело перекручивая рюмки, стаканы и бутылки и улыбаясь всем очаровательной улыбкой.
– Приятного вечера, – глаза бармена заблестели, когда она отдала последний заказ и повернулась ко мне. – Что мне предложить такой очаровательной девушке?
– Ты вместо Рейчел? – внезапный возглас слева перебил глушащую музыку, бармена и не дал мне вставить слово.
Высокая девушка с островатыми чертами лица оглядывала меня с ног до головы, насмешливо косясь на бармена. Я оглядела её внешний вид в ответ и заприметила интересный крючок для ключей, прикреплённый к поясу её формы.
– Да. Я Сандра, – Милли, как гласил бейдж, кивнула и показала головой следовать за ней.
Мы прошли в коморку, где переодевался персонал. Милли бесстыже наблюдала за мной, пока я натягивала тугую юбку и фартук. Сделав некоторые выводы ещё у барной стойки и основываясь на рассказах Рейчел, я не сделала никакой попытки ограничить её подглядывания – надеюсь, это сыграет мне на руку. Иначе я выставляю себя полной дурой, чего не могу терпеть. Когда я справилась с неудобной одеждой, Милли принялась разъяснять мои обязанности, которые были мне и так знакомы, поэтому в голове я крутила свои дальнейшие действия.
В своей нетусклой жизни мне приходилось работать официантом, поэтому сыграть роль некой Рейчел, что продала своего Курта, не составит труда. Самое противное в этом деле – терпеть назойливые и похотливые взгляды полупьяных мужиков, которые чаще всего не контролируют не только языки, но и руки.
– Ты прекрасно пахнешь, – фраза вылетела из моего рта практически невесомо, как и должна была, без запинки, несмотря на до тошноты душащие сладкие духи Милли с противным привкусом жвачки.
Девушка похлопала глазами и смущённо улыбнулась, оставляя отточенный до мастерства наставнический тон.
– Ты тоже, – чуть тише ответила та, но я уже поспешила скрыться в гуще незнакомых тел, проигнорировав нелепую реплику.
Планировка клуба Кёртиса расходилась с клубом «Reck», она была проще и незамысловата. Никаких потайных комнат, все необходимые персоналу помещения находились в одном крыле, рядом с директорским кабинетом. Танцплощадка, освещаемая бликами диско-шара и светомузыкой, занимала большую часть клуба, по кругу её огибали квадратные столики и диваны – для более обеспеченных. Вечер проходил размеренно. Выполняя свои обязанности, я лавировала между столиками, доставляя самые разнообразные напитки и закуски. Главное – не подать виду и не привлечь к себе лишнего внимания со стороны постоянного персонала.
Половина гостей были той консистенции, при которой окружающий мир кажется добрым и отзывчивым, а физиономии встречающихся людей практически не запоминаются, становясь похожими на замыленные пятна непонятного цвета, когда Милли сверкнула красными волосами возле барной стойки, я приступила к кульминации вечера. Протиснувшись между жарко танцующей парочкой и несколькими парнями, бросила взгляд на бармена, давая понять, что выйду на перекур, и поспешила на улицу, крепче зажимая в ладони небольшой брелок с летучей мышью. Как и ожидалось, Милли стояла и прикуривала сигарету.
Тёплый ветер хлынул в лицо, освежая и голову, и кожу. Нельзя оплошать, нельзя спугнуть.
И какой же всё-таки Себастьян хитрый, раз решил, что только я смогу сделать это. Его ум ужасает и завораживает одновременно.
– Не найдётся для меня одной? – Милли повернулась и, не скрывая улыбки, кивнула, протягивая сигарету.
Та отдавала чем-то сладким. Слишком предсказуемо.
Знакомое чувство, ощущение чужого и неосязаемого в лёгких охватило всё нутро. Рёбра будто стянули толстой цепью, что дарит мрачное облегчение. Однажды я зареклась не брать сигареты в руки, только в критических ситуациях, где без них не обойтись. И строго придерживалась этого принципа, до сегодняшнего, исключительного момента. Наверное, поэтому та пустая пачка в руках Себастьяна была мною смята, а мысли переступить черту – пресечены. Тяжело поступаться со своими устоями. Не просто тяжело, это даже несколько больно. Он не должен был отдаваться отчаянию и позволять прошлым привычкам входить в его жизнь, раз его клятва этого не предусматривала. Моя же – была изворотливой, как та, что её дала.
– Давно ты здесь работаешь, Милли?
– Почти три года, – мы произнесли это одновременно, только мой ответ девушка так и не услышала. – Директор принял меня, когда я была практически на дне, и первое время специально платил мне больше положенного.
– Это... благородный поступок, – «благородно» и «Кёртис Курт» для меня никогда не будут стоять на одной ступени, отчего голос звучал слегка натянуто, но Милли, похоже, этого не заметила. Она кивнула.
Я встала чуть ближе к ней, так, что были видны переливы зелёного и карего в её глазах. В этой девушке как будто было что-то близкое ко мне, однако мы оставались по разные стороны дороги. Мне никогда не оказаться на стороне тех, кто вербует беззащитных и слабых детей на свою.
– А ты чем занимаешься? – спросила Милли, не прерывая зрительного контакта.
– Что подвернётся. Меня не берут на постоянную работу, приходится брать подработки, – я тяжело вздохнула и развела руками, как бы показывая свою обречённость.
И предвкушая знакомый азарт. Он снова и снова возвращался ко мне. Как среди драгоценностей в заминированном здании, как в кабинете Курта, когда меня раскрыл Себастьян, как в маленьком магазинчике вместе с Уолтером, как возле двери кухни детского дома, где я вскрывала замок обычной шпилькой с одной целью – добыть побольше еды. Это чувство, когда ты крутишь людьми, как марионетками, готовясь вот-вот попасться. Только в моменты, когда оно вновь накатывает, начинаешь осознавать, насколько пусто было без него внутри. И насколько это дико звучит. Только загвоздка в том, что в Детройте дико всё. Иначе – невозможно. Либо тебя поглотит умирающий город, либо ты ещё успеешь потанцевать на его обугленных костях.
– Это изматывает, понимаешь, – тише прибавила я, и Милли сочувственно погладила моё плечо. – Моя мать сильно болеет, нужны деньги на лекарства, а со школьным образованием, увы, не берут на высокооплачиваемые должности. Мне кажется, мои силы скоро иссякнут, – я всхлипнула, прикрываясь ладонью и отбрасывая осточертевшую сигарету с тошнотворным вкусом.
Когда Милли полезла успокаивать меня объятиями, я благодарила Рейчел за раскрытие болевых точек её начальника и мысленно извинялась перед той, что меня обнимала, ведь я напомнила о том, что та так старалась забыть. Пока девушка нашёптывала мне успокаивающие слова, рука с брелоком ловко подцепила замок крючка для ключей и заменила одно на другое. Действия были практически машинальными – быстрыми, незаметными и тихими. Спасибо годам практики.
Ещё пару минут я строила из себя разбитую жизнью и обстоятельствами бедную овечку, после неловко отстранилась, с усердием вытирая глаза.
– Тебе, наверное, пора возвращаться, – наверное, сам Луис Барт Майер мог бы вручить мне Оскар за жалостливые ноты в голосе.
Милли потопталась на месте.
– Всё наладится, Сандра, – я усердно закивала, чтобы девушка двинулась наконец ко входу и дала мне пару нужных секунд.
Наконец, она развернулась и неспешно поплелась к двери. Я быстро достала заготовленную коробочку и приложила к копирующему материалу ключ с обеих сторон, а после протёрла его о фартук.
– Милли, – успела окликнуть её, когда она почти скрылась в коридоре.
Скрепя сердце и собрав последние силы, я подлетела к ней, чтобы обнять и поменять брелок на ключ.
О последнем Милли, конечно, не догадалась.
Кажется, этот липкий сладкий запах будет преследовать меня ещё несколько дней.
– Спасибо, – прошептала я. – И у тебя всё наладится.
Милли давно ушла, оставив после себя хорошо ощутимый шлейф, пока я выглядывала в майской ночи всё и ничего. Наслаждалась одиночеством в этом закоулке, чистым небом над головой, где мерцали такие свободные и безмятежные звёзды, и манящим лёгким ветром. И маленьким триумфом, за которым должен, обязан последовать большой.
Заказов становилось всё меньше, большую часть времени я проводила неподалёку от барной стойки, безразлично оглядывая танцпол и мечтая оказаться в тёплой кровати, а в идеале – с ниндзя с колючими глазами под боком. Лишь греющий карман первый, и самый главный, шажок заставлял улыбаться в ответ на нелепые гримасы полуживых посетителей.
Два часа промелькнули незаметно.
Выдавая оклад за смену, Милли заговорщическим шёпотом уверяла, что намекнёт Курту принять меня в качестве ещё одной официантки. Я представляла удивлённое лицо Кёрти, если бы он увидел «официантку» с лицом девушки, которая давала отпор его псам, и открыто усмехалась. Пока рыжеватая макушка не показалась мне на глаза и не вызвала сокрушительный гнев в груди.
– Что ты здесь делаешь? – общение с Себастьяном сказывалось и не останавливалось только на заимствовании мимики, иначе я не могла сказать, откуда взялось расчленение предложения на отдельные слова с помощью пауз.
– Кэсси? – Бобби, хмурясь, рассматривал меня, бледнея и будто сжимаясь – от огромных для подростка до совсем маленьких габаритов – на глазах.
Подхватив мальчишку под крепкую руку, чуть ли не по воздуху вытащила его на выход и протащила на скорости ещё пару улиц. Лишь бы подальше от злосчастного клуба. Подальше от Курта.
Так, всё нахлынувшее сочувствие к Милли отступило. Курт не может быть благородным. Он – жалкий и мерзкий паук, вплетающий в свои сети тех, кто слабее, не способных дать отпор, и наслаждается зависимости от паутин, которыми он успел оплести несчастных жертв.
– Объясни, какого хрена ты там делал, Роберт!
Сейчас я начала сомневаться, что Роб и вправду такой рассудительный и смышлёный, каким я его вижу.
– Курт... он...
– Нет! – вскрикнула я, выставляя указательный палец перед его веснушчатым лицом.
Чёртовы волосы парика лезли в глаза, мне захотелось содрать его вместе со своими собственными волосами, но вместо этого, слишком резко откинула мешающиеся пряди.
– Даже не думай!
– Ты ведь даже не знаешь... – попытался возмутиться мальчик.
– Прекрасно знаю! И поэтому – не смей! – тишина затянулась, я пыталась донести до него взглядом весь страх за него, всю заботу и обеспокоенность, что жила во мне с тех пор, как мы встретились. – Он предложил тебе работу, да?
– Сказал, я могу даже стать его правой рукой, если хорошо себя проявлю, – Бобби опустил глаза, но тут же встретил мои с настойчивостью и намёком на вызов. – Я был бы осторожен, Кэсси.
Словно издалека послышался собственный смех, на который оборачивались прохожие, а физиономия Роберта виделась слишком далёкой. Это чувствуют родители, когда их дети делают то, от чего их старались всеми силами отгородить? Животный страх и разрывающую злость на себя, на детей, на всех вокруг?
– Я знаю, кто он, Кэсси. И я был бы осторожен.
– Послушай, – голос сделался намного тише после нескольких глубоких вдохов. – Ты сильный парень, Бобби, но тут ты переоценил свои силы. Ты бы не смог уйти, ни при каких условиях. Тебе бы не позволили, понимаешь? Это билет в один конец, Роберт. В один. Конец.
– Кэсси...
– Нет! Слушай меня. Эти люди, они используют детей, особенно бездомных, как обычный расходный материал. Ты был бы не больше, чем пешкой в их руках, которой бы никто не хватился. Кёртис наигрался бы тобой вдоволь, высосал бы все соки, а потом сделал бы так, чтобы твоё имя навсегда исчезло с лица земли. Ты, Роберт, для него очередная пешка и неприхотливая рабочая сила, у которой не может быть никаких прав. Как только ты проявляешь характер – они избавляются от тебя. Это правда, Роб, страшная, но правда.
– Ты не можешь говорить наверняка, Кэсси, – упрямый тон подростка заставил меня оцепенеть.
– А мне кажется, что может, – послышался за спиной знакомый стальной тон, от которого я вздрогнула, а Роберт ещё больше нахмурился.
– Ты вообще умеешь топать? Или всегда ходишь без единого звука? И как ты меня нашёл? Какой-нибудь жучок или приставил очередного коменданта? – строй вопросов осыпался на Себастьяна, стоявшего в метре от меня, засунув руки в карманы брюк и глядя на происходящее с привычной напускной безразличностью.
– Всё проще, – мужчина приблизился, одной рукой обхватывая мою талию и даря такое нужное сейчас спокойствие. – Я обещал забрать тебя. Вот от этой забегаловки, – я проследила взглядом за его и заметила, что действительно остановилась с Бобби у непримечательного кафе. – Но, судя по тому, что я слышал – ты забыла.
– Я пойду, – тихо пискнул Бобби, но мы с Себастьяном одновременно выдали суровое: «нет», и мальчишка замер.
– Нам нужно поговорить, Роберт, – Басти пригвоздил парня к асфальту серыми глазами, – а Кэсси подождёт нас в машине. Да?
– Чёрта с два, Себастьян! – тут же вспылила я, освобождаясь от мягкой, но настойчивой руки на талии, сильно влияющей на моё здравомыслие.
– Иди в машину, милая моя лиса. В моих словах не будет ничего нового для тебя, а слышать это повторно – не лучшая затея.
Мне давно стало понятно, что заставлять Себа повторять дважды или хотя бы ослушаться его слов может плохим кончиться. Только меня это не пугало. Мы несколько раз бросали друг другу вызов, сотни раз пытались сжечь друг друга заживо одним взглядом и неизмеримое количество раз его привычные действия давали сбой на мне. Я могла ослушаться, могла заставить повторить пять раз, что только заставит его раздражаться и не более. Мы как грёбаные нейтрализаторы друг для друга – укореняем плохое, и катализаторы – заставляем неизведанное выползать наверх.
Теперь я сидела на пассажирском сидении, лицезрела сначала монолог Себастьяна, при котором Роберт выглядел подавленным, затем спор, где он явно разгорячился, потом – диалог на приглушённых тонах. Моё переживание за подростка вылилось в растёртые подушечки больших пальцев, а догадки о том, что могло случиться, не заметь я его среди других, терзали и выворачивали изнутри. Бобби был обязан закончить школу, был обязан стать лучше, чем я и Уолтер. Он был обязан не пойти той же тропой, по которой ползли мы. Он не должен однажды оказаться на той же остановке, где сидела я в ожидании автобуса, и город не должен подавить его.
– Что ты ему сказал? – я проводила взглядом уезжающее такси и повернулась к заводившему двигатель Себастьяну всем корпусом.
– То, что ты и так знаешь, – непринуждённо ответил ниндзя.
– Оставь эти свои таинственные загадки!
– Считаешь меня таинственным? – он насмешливо приподнял бровь и усмехнулся, не трогаясь с места.
– Себастьян!
– Я рассказал ему об отце Кёртиса и его дяде, что пытались втянуть меня в их ряды. Рассказал о тех, кто не смог удрать от них, как я. И дал ему работу у себя.
– Что?!
– Уточню: мне повторить всё или ты не расслышала какую-то определённую часть? – парень оставался иронично спокойным, когда я каждой клеткой тела ощущала скорый пожар, источником которого была бы сама.
От его леденящего спокойствия хотелось взвыть, схватить широкие плечи в охапку и растормошить Себастьяна. Но он понимал: стоит ему поддаться эмоциям, как я тут же всполохну.
– Ты поменял одну мафию на другую! Он всего лишь подросток, а не киллер! – я вскинула руки и обессиленно упала на спинку кресла.
– Мой клан – не мафия, Кассандра, – уже строго сказал Себ, повернув меня за подбородок обратно к себе. – Мой клан не причинит ему вреда. Тем более, Роберт теперь простой доставщик пиццы. А не киллер.
Мягкие круговые движения по подбородку и теплота серых холодных глаз умиротворяли. Сгусток отвратных чувств рассасывался и предоставлял место уюту и покою. Те два дня, что мне предстояло просидеть без дела, смотря со стороны на действия других, не сулили покоя. Оттого грубые руки казались оплотом наслаждения, оазисом посреди засушенной пустыни и укромным уголочком во время урагана.
Мне оставалось сидеть, сложа руки, глядеть в экран монитора, транслирующий происходящее в кабинете Курта, и слышать металл в голосе ниндзя и шипящую ненависть хозяина.
Себастьян
Кеноту пару часов как поставил камеру в кабинете Курта, ключ от которого добыла Кэсси. Вся коморка крысёныша была у нас на ладони. Разговоры о поставках, малейшие передвижения и отличная видимость – всё обеспечивало успех, ничто не должно дать осечку. В кадре появилась специально подготовленная нами девушка. Брюнетка грациозно присела на стул для посетителей так, чтобы её собственные действия не показались камере, а Курту были видны все её достоинства. Слишком недалёкий для своего дела, поддающийся эмоциям и желаниям, которыми посреди разворачивающейся бойни двух врагов можно было пренебречь, он сидел, разинув рот и гадко ухмыляясь. Девушка сработала на ура: наша команда, как наблюдатели, не видели её заигрываний и не расслышали приглушённый соблазнительный шёпот, зато резкие хватки Курта и нецензурные слова в адрес беззащитной – так думал Кёртис – сыграли на руку и могли походить на попытку изнасилования. «Жертва» еле вырвалась из его лап и поспешила ретироваться из кабинета, продемонстрировав маленькой чёрной точке в углу заплаканное лицо и пару царапин на коже.
Теперь пришла моя пора действовать.
Я кивнул Ароки и Изао. Первый выглядел нервозно оттого, что я иду в одиночку, некому будет подставить плечо для опоры, а Изао – как всегда спокоен, только в небесных глазах читалось напряжение. Кэсси сидела вдали от всех, на кресле, притянув колени к груди, и покусывала губы. С самого утра она пыталась занять себя делом, но то и дело вещи выпадали из рук, отчего хрупкое тело вздрагивало и тряслось хуже парящего над ущельем древесного листочка.
– Всё будет хорошо, – я попытался вложить в голос всё своё имеющееся тепло по отношению к хитрой, но такой чувствительной лисе. Эта фраза – «всё будет хорошо» – всегда казалась мне чуть заезженной, однако сейчас она была более чем уместна, необходимой для её спокойствия.
На поле битвы она излучала собой смелость и сосредоточенность, не показывала явного опасения за жизнь близких и собственную. Но сейчас, сидя передо мной как затравленный ребёнок из детского дома, тревога заполонила всё пространство вокруг неё. Её коленка была ледяной или моя рука горячей до невозможности. Не знаю.
С поразительной скоростью я осознал, испугавшись своего же ума, что готов отказаться идти куда-либо, если она попросит. В душе, которая, кажется, умирала на протяжении многих лет, росла полная готовность оберегать её спокойствие, её хрупкое тело и пылкий характер. Мне вдруг чётко стало ясно, что я не хочу допускать больше тех приступов необъяснимой паники, когда Кэсси кажется, что перед ней стоит тиран-воспитатель. Вся моя сущность принадлежит ей, с самого момента, когда янтарные, жёлтые глаза покосились на меня с победным задором.
Девушка без слов встала и провела меня к прихожей. Мы стояли в тишине друг против друга какое-то время. Кэсси рассматривала воротник моей рубашки с предельной тщательностью, отчего в голове вспыхнул образ мамы, расправляющей мой потёртый парадный костюм перед походом в школу.
– Я скоро вернусь, – наконец сказал я.
– У тебя нет выбора, – Кэсси ухмыльнулась, мы встретились взглядами. В ней опять была уверенность и лёгкая усмешка, только неповторимые два янтарика были слегка встревоженными. – Тем более, что Курт может против тебя?
– Вот именно.
Мне не хотелось разрывать поцелуй, на время которого мы были единым целым и вокруг ничего не существовало, всё стало неважным. Но пришлось.
Вскоре я уже стоял перед дверью кабинета Кёртиса, сдерживая порывы размозжить его череп не сколько за личные перепалки, сколько за тех, кто не смог сбежать от него, когда стоило. За тех, чью жизнь он окропил литрами крови и тяжелой вуалью криминала. За все жизни, оставленные навсегда в окраинных бетонных пустых домах, за подобным Роберту, кто соглашается на его фантастические речи и безоговорочно верующих ему, пока придворные псы уже медленно заносят кинжал под лопатку. Я бы сделал это без промедления, только чем я буду лучше в таком случае?
Кёртис Курт восседает на кресле словно воображает себя монархом, крутит в руке ручку, представляя вместо неё позолоченный посох. Он напустил на себя уверенность, но всё выдаёт её мнимость – слишком сильно сжатый кулак, грубая ухмылка из тонко сжатых губ и нервно подрагивающая нога.
– Ты перепутал моё заведение с детским домом, сиротка? – Курт смеётся с собственной шутки, бросает ручку на стол и скрещивает пальцы перед лицом.
– Ты как никогда остроумен, Курт, – безразлично бросаю я и становлюсь перед столом, глядя на него сверху и показывая установленной камере только спину. – Я пришёл поговорить о мире.
Он заливается противным хохотом, который обычно накладывают в ситкомах. Он мне явно не верит, но плевать. Главная задача – оставаться спокойным, не сказать лишнего и вывести его из себя.
– О каком мире идёт речь, дорогой Себастьян? – Курт поднялся с кресла, теперь мы почти на равных, если бы ему не мешали его вечно бушующие эмоции, которые точно не могут дружить с малоразвитым интеллектом.
– О том, где мы сосуществуем без вражды, – мне самому смешно от произносимых слов, однако я не подаю вида и держусь ровно.
Он снова засмеялся, правда уже легче прежнего.
– Ты приходишь неизвестно откуда и отбираешь мой бизнес, а потом требуешь мира?! Себастьян, скажи мне, ты в себе? Или в том вонючем переулке пуля попала не только в твою мамашу, но и тебе в мозг?
– Вы с Эдрианом сами передали мне бизнес, подписав бумаги, ты же помнишь, – мой тон остаётся безразличным, и Курта это не устраивает, судя по красным пятнам на шее и звериному оскалу.
– Не морочь мне голову! – гаркнул Кёртис на весь кабинет.
Я откинул полы пиджака, поставив руки на пояс. Взгляд Курта метнулся к торчащему из-за пояса браунингу и с поразительной для Кёртиса скоростью мне в грудь нацелился его пистолет. Значит, задача выполнена.
– Без фокусов! – глухо протянул мнимый монарх, рассвирепевший до красноты по всему лицу.
– Я похож на фокусника?
– Ты знаешь, о чём я! Ты забрал у меня почти всё, половину баров и акции предприятий, половину сотрудников, убил моего друга и приходишь сюда клянчить какое-то вшивое перемирие?!
При упоминании Миллера я невольно ухмыльнулся, что ещё больше раззадорило Курта.
– Это я дал наводку Антонио о твоём появлении, чтобы он прикончил тебя.
– Тут даже тупой догадается, что это был ты, Кёрти. Много извилин не потребуется.
– Но он не смог, – продолжал Курт, почти тыча мне дулом чуть выше сердца. – Сиротка Себастьян оказался более увёртливым, чем мы предполагали.
Я хмыкнул. Этот остолоп даже вообразить не сможет, сколько раз я был на волосок от смерти, что она вечно следовала за мной по пятам, напоминая о своём существовании, пока он строил из себя короля города.
– Так почему бы мне не закончить начатое, а, Себастьян? Спуск – и дело с концом.
– Как видишь, я не сопротивляюсь, – я скучающе оглядел кабинет, который выглядел так же шаблонно, как и его владелец, напыщенно и чересчур торжественно.
– Это было бы слишком просто для такого слизняка, как ты! Я приду позже, не сомневайся. Прикончу тебя и твою подружку, – Курт ухмыльнулся. При упоминании Кэсси из его подлых гланд внутри всё перевернулось, и я в тысячный раз поблагодарил Мэдоки за бесчисленные часы медитаций и натренированное терпение.
– Смотри не заиграйся в эти игры, Кёрти. В очередной раз.
– Ты всегда был жалок, Себастьян. Даже сейчас, говоря об этом перемирии. Но, знаешь, мы даже похожи. Я – это ты, а ты – это я... С тем лишь условием, что в конечном итоге это я буду вытряхивать из тебя всю мелочь на обеды, которую еле наскребли твои предки.
Я тяжело вздохнул, проявляя всю скуку, нахлынувшую от происходящего и позабыв об упирающем в грудь металле. Курт старается бить по больному – семье – думая, что его слабости сыграют и на мне, я выйду из себя, а у него будет повод спустить курок. Прошло достаточно времени, чтобы эта тема перестала бить фонтаном боли при одном затрагивании, я ужился с моим прошлым. И моё самообладание сейчас намного важнее, чем помои, льющиеся от Курта.
– Мы уже не в школе, Кёрти. Но теперь моя очередь опрокидывать на тебя обед с подносом с реальностью.
Я беспрепятственно дошёл до входной двери, желая покинуть кишащий змеями клуб, и замер, услышав звук предохранителя. Осмелится ли? Ничего не происходит. Курт опускает руку.
Последний ход сделан.
Успешно.