Глава 7
Ночь в подвале была похожа на все предыдущие, только тише. Слишком тихо. Даже самые отчаянные перестали шептаться, придавленные гнетущей тишиной, что звенела в ушах громче любого взрыва. Казалось, сама война затаила дыхание, выжидая.
Минхо дремал, прислонившись лбом к холодной бетонной стене. Рана на ладони тупо ныла, пульсируя в такт усталому сердцу. Каждый вздох отдавался эхом в пустой голове. Есть не хотелось, хотелось только, чтобы это закончилось. Любой ценой.
Джисон не спал. Он сидел, уставившись в темноту расширенными зрачками, и ловил каждый шорох снаружи. Пальцы судорожно сжимали и разжимали полупустой рюкзак, где лежали их крошечные запасы — подарок от того самого офицера. Каждая крошка казалась им сокровищем, продлевающим жизнь на ещё один час.
Вдруг снаружи послышалась резкая автоматная очередь, потом ещё одна. Крики. Грохот. Неподалёку рухнула стена, и пол под ногами содрогнулся. Пыль посыпалась с потолка, заставляя всех зажмуриться и закашляться.
— Что происходит? — панически прошептал кто-то в темноте.
Никто не ответил. Все замерли, вжавшись в стены.
Дверь в подвал с силой распахнулась. На пороге, окутанный дымом и предрассветной мглой, стоял тот самый офицер. Фонарь в его руке выхватывал из мрака испуганные, бледные лица.
— Всем быстро ко мне! Сейчас! — его голос был хриплым, но повелительным. В нём не было злобы, только холодная, отточенная **срочность**. — Наш блокпост прорвали. Здесь будет жарко.
Люди, ошеломлённые, начали неуверенно подниматься, толкаясь и спотыкаясь в темноте. Офицер грубо подхватил за локоть старушку, которая не могла идти, и почти потащил её к выходу.
— Куда мы? — спросил Минхо, его голос прозвучал сипло и непривычно громко.
— Подальше отсюда. Бегите на восток, к разрушенной мельнице. Там свои, — солдат не смотрел на него, его глаза метались, оценивая обстановку на улице. — Держитесь подальше от главных дорог.
Он вытолкал их во двор, в хаос ночного боя. Воздух свистел от пролетающих пуль, где-то горела техника, освещая всё вокруг зловещим оранжевым заревом.
— Беги! — крикнул Минхо, с силой сжимая здоровой рукой пальцы Джисона.
И они побежали. Не оглядываясь, не думая, пригнув головы. Ноги подкашивались от слабости, лёгкие горели, но адреналин гнал их вперёд. Мимо руин, мимо теней, мелькавших в дыму, мимо всего этого кошмара.
Они бежали, держась за руки так крепко, что кости ныли. Казалось, это единственное, что ещё связывало их с реальностью, якорь, не дающий свалиться в безумие.
Выбежали за ограждение. Пробежали ещё квартал. Ещё. Ноги подкашивались. Спина мокрая от холодного пота.
— Стой... Стой, Минхо, я не могу... — задыхаясь, выдохнул Джисон, едва не падая.
Ли резко остановился, втягивая воздух ртом, и огляделся. Они были на окраине, среди частных домов, больше половины из которых лежали в руинах. Бой остался позади, слышен лишь приглушённый грохот.
Он втянул Джисона в полуразрушенный сарай, заваленный старыми досками и хламом. **Внутри** пахло пылью, землёй и спокойствием. Относительным спокойствием.
Они рухнули на пол, прислонившись спинами к стене, и несколько минут просто молча дышали, пытаясь прийти в себя. Сердцебиение постепенно утихало, сменяясь дрожью в коленях.
— Всё... Всё кончилось? — тихо спросил Хан, всё ещё не веря.
— Не знаю, — так же тихо ответил Минхо. — Кажется, мы выбрались.
Он повернулся к Джисону, и в тусклом свете, пробивавшемся сквозь щели в стене, увидел, что тот плачет. Бесшумно, по щекам катятся слёзы, смывая грязь и копоть.
— Ханни... — Ли притянул его к себе, и Джисон уткнулся лицом в его шею, беззвучно сотрясаясь от рыданий. Всё, что копилось неделями — страх, боль, ужас, — вырывалось наружу.
Минхо не говорил ни слова. Он просто держал его, гладил по грязным, спутанным волосам и позволял плакать. Его собственные глаза были сухими и пустыми. Слёз не осталось. Осталась только всепоглощающая усталость и одна мысль.
Они живы. Они вместе.
Когда рыдания Джисона поутихли, сменившись прерывистыми всхлипами, Минхо отодвинулся и заглянул ему в лицо.
— Всё, хватит. Всё, солнце, — он протёр ему щёки большими пальцами. — Всё позади.
— Ты же сам сказал, что не знаешь, — с детским упрямством пробормотал Джи, всхлипывая.
— А теперь знаю. Потому что мы вдвоём. Пока мы вместе, всё позади, — в голосе Ли впервые за долгое время прозвучала не железная **решимость**, а тихая, непоколебимая уверенность. Вера.
Он порылся в кармане и вытащил последнюю, смятую, запылённую конфету. Тот самый леденец. Развернул и поднёс к губам Джисона.
— Ешь.
— Вместе, — настоял Хан.
Минхо кивнул. Они разломили конфету пополам. Кисло-сладкий вкус разлился по рту, странный и невероятно яркий после дней пресного хлеба и воды.
Они сидели в разрушенном сарае, прижавшись друг к другу, слушая, как за стенами просыпается утро. Птицы. Всегда птицы. Как будто ничего и не происходит.
— Что будем делать? — спросил Джисон, доедая свою половину леденца.
— Жить, — просто ответил Минхо. — Идти на восток. Искать людей. Выживать. Жить.
Он посмотрел на Джисона, и в его чёрных, усталых глазах наконец-то появился какой-то огонёк. Не от отчаяния, а от чего-то другого.
— А потом? — прошептал Хан.
— А потом, — Минхо наклонился и очень бережно, как что-то хрупкое и бесконечно дорогое, прикоснулся к его губам. — А потом будем просто жить. Вдвоём.
Снаружи светало. В разбитое окно сарая пробился первый луч солнца, осветив их лица, усталые, измождённые, но живые. Совсем живые.
Они были всего лишь двумя мальчишками на разодранной войной земле. Но у них было будущее. Оно начиналось прямо сейчас, в этом тихом утре, с поцелуя, пропахшего пылью и надеждой.