Джулия
— Присоединись к нам, иначе мы убьём твою дочь, — мужчина в чёрном плаще до земли держал в руках вырывающуюся девочку лет десяти. Рядом с ним стояли парень и женщина, одетые также не по погоде. Жаркое южное солнце нещадно палило, и марево поднималось над землёй.
— Я простой человек, я вам не нужен, отпустите мою дочь, — его голос дрожал, лицо перекосила гримаса ужаса.
— О, Джон, ты не простой человек, и мы прекрасно это знаем, — женщина в чёрных обтягивающих кожаных брюках и бархатном жакете, с каркасом кринолина поверх одежды, подошла ближе к одиноко стоящему мужчине. — Я видела слишком много чудес, чтобы считать тебя простым человеком, — она приблизилась к нему совсем близко и обхватила тонкими пальцами, — Джон, ты был нашим богом, я молилась тебе, а ты бросил нас совсем одних на растерзание всем этим правильным, ухоженным мальчикам и девочкам, которые не посрут без приказа.
— Поменьше пафоса, дорогуша, — парень, скрестив руки, стоял в некогда ярком, но уже потрёпанном чапане, и смотрел на женщину исподлобья.
— Заткнись, Алеф, — она прикрикнула парню и вернулась к прежнем разговору. — Джон, посмотри вокруг — это грёбаная срань. Глушь, из которой ты мечтал выбраться. Клетчатая рубашка и скучные джинсы, загар и огрубевшие от работы руки, совсем тебя не красят. Тихая жизнь фермера не для тебя, Джон.
— Магдалена, — на лице не осталось ничего от первоначальных эмоций, — моя дорогая Магдалена, — крупные руки обхватили тонкие запястья женщины и задели мягкие и пышные кружева бежевой блузки, — мне очень нравится моя тихая жизнь фермера. Мне нравится тяжёлый труд, от которого грубеют руки. Мне нравится палящее солнце, от которого моя бледная кожа становиться загорелой. Мне нравится эта клетчатая рубашка и скучные джинсы. И, Магдалена, ты можешь не верить, но мне чертовски нравится эта грёбаная срань.
— Джон, мир за пределами твоего захолустья разрушается, остаться в стороне не получиться, — Магдалена тёмными глазами следила за мужчиной.
— Свой выбор я уже сделал, ни в какие войны и противостояния я не вступаю. Оставьте меня и мою семью в покое, — он говорил тихо, но твёрдо. Джон отодвинул от лица руки женщины и отошёл на несколько шагов, — отпустите мою дочь и уходите.
— Джон, — обратился мужчина, державший девочку, — разве ты не понимаешь, ты не можешь прятаться вечно. Тебя найдут! И заставят выполнять приказы. Прислуживать жалким чиновникам или мелким культам — разве ты этого хочешь, Джон?
— Ты не застал меня в группе и совсем не знаком со мной, иначе бы знал — я никому не подчиняюсь. Никому не служу. И этот мир был бы давно у моих ног, если бы я захотел. Но мне это не нужно, мне нравится моя тихая жизнь фермера. Не вовлекайте меня в борьбу, которая мне чужда.
— Ты ведь понимаешь, что покоя больше не будет. У тебя больше нет выбора.
— Я с вами никуда не пойду. И тебе, Магда, известно это лучше других. А теперь отпустите мою дочь и уходите.
— Послушай, Джон, я не знаю, почему ты не хочешь идти с нами, но разве жизнь твоей дочери не стоит всех этих принципов? — мужчина крепче сжимал девочку. Она пыталась вырваться, но ничего не выходило.
— У меня есть жена и дочь только потому, что я следовал своим принципам. Если я их нарушу, то потеряю их.
— Пора заканчивать с этим, Георгий, — Магдалена подходит к мужчине. Она берёт девочку за плечо, Георгий отпускает её, и истошный крик заполняет пустынную улицу. — Милая моя, твоему отцу важнее принципы, чем ты. С этим наверняка тяжело умирать.
— Ты не сделаешь этого!
— Сделаю, Джон, сделаю. Однажды ты сказал мне, что течение жизни сильнее нас, что оно сильнее наших желаний и устремлений. Я ненавидела тебя за те слова, считала их слабостью. А теперь, я стою перед тобой и всё поняла, — свободную руку окутало тёмно-синее свечение, и вместо пальцев стали появляться большие желтоватые когти. Магдалена крепко прижала к себе девочку, распорола живот и, засунув вовнутрь руку, через несколько секунд достала сердце.
Пока из упавшего на землю тела девочки хлестала кровь, трое странно одетых людей повалились на землю. Поднялись клубы пыли. Джон подбежал к дочери, но было уже поздно. Малышка была мертва.
***
Когда Джон зашёл вместе с женой в дом, стояла пронзительная тишина. Они были одеты в чёрное, будто из одного магазина: рубашка и брюки. Только чёрные ботинки были разные: у жены — броги, а у мужа — дерби. Лицо женщины было опухшим от слёз и с пустым взглядом. Пахло лилиями, которыми украсили комнату с гробом девочки. Горячим, душным воздухом было тяжело дышать. Женщина опустилась на цветастый диван с деревянным каркасом и нагнулась вниз, закрывая лицо руками, мужчина включил кондиционер и сел рядом, опустив руку на покрытую хлопком спину.
— Не трогай меня, Джон, — она повернула лицо на мужа, в серых глазах застыли слёзы, — я не хочу тебя видеть.
— Джули...
— Джон, нашей дочери было десять, и ты мог её спасти. Ты мог спасти нашу девочку, но ждал, пока они убьют её. Если бы я в тот день не уехала, если бы осталась, если бы я увидела их из дома, я бы могла застрелить их.
— Джули, в этом нет твоей вины, ты была хорошей матерью. — Женщина заходилась в рыданиях, мужчина попытался обнять её, но она вырвалась, вскочила и начала быстро ходить по комнате.
— Я одного не понимаю, — она встала посреди комнаты. На её рыжие волосы падал солнечный свет из окна позади, и они ярко сияли. — Ты ведь их убил. Потому что это единственная причина, по которой я не выгнала тебя из своего дома.
— Да, они мертвы. Дух внутри меня действует безотказно.
— Так какого хуя ты не сделал этого до убийства дочки?!
— Потому что это был не я. Это дух внутри меня, и он отреагировал на мою боль от осознания смерти нашей дочери.
— И что же ты не вызвал его раньше? Сам. Или жизнь дочери недостаточный повод, чтобы нарушить своё же придуманное правило.
— Только благодаря этому правилу у нас... была дочь. Джули, мы жили вместе двенадцать лет, потому что я не пользовался своей силой. Этот рай, что у нас был — он был только потому, что я отказался использовать свою силу.
— Если ты знал, что дочь убьют, если ты знал, что дух внутри тебя всё равно проявится и убьёт всех их, то зачем ждал, — она смотрела прямо на мужа, пальцы правой руки царапали кожу на костяшках левой.
— Я не знал, что они убьют дочь. Я не предсказываю будущее.
— Какая жалость. Но они уже появлялись здесь, Фрэнк рассказывал, как ты общался с этой женщиной.
— Она просила меня вернуться, но я оба раза отказал. Магдалена была хорошим человеком, многих людей спасла от гибели и нищеты... Даже меня простила. Я сам себя не смог простить, а она смогла. Не верю, что Магда это сделала, — Джон смотрит на жену в свете вечернего солнца.
Он оглянул комнату: каминную полку с фотографиями семьи, рисунки дочери на стенах, бежевые обои в тонкую полоску, окно, из которого видно аккуратный жёлто-зелёный газон, старый деревянный паркет, который сам перепокрывал лаком.
— Так, может, она тебя и не простила?
— Нет, если бы дело было в мести, она бы не стала устраивать это представление. И убила бы она не дочь, а меня. Око за око, как говорится.
— И всё же, кого ты убил?
— Мужа Магдалены. Это долгая история. И я не думаю, что тебе хочется её слушать.
— О, дорогой Джон, я как-нибудь сама решу, что хочу слушать, а что нет. — Она села на кресло, закинув ногу на ногу, исподлобья посмотрела на мужа. — Я хочу знать, какую херню ты натворил. Что она так аукнулась.
Он встал, направился к камину, провёл рукой по полке с фотографиями, подошёл к окну и поправил тюль, и встал рядом с вазой с лилиями.
— Мы были командой молодых мечтателей, которые...
— Хотели изменить мир. Ты мне это рассказывал и не раз. Расскажи ту часть, которую не знаю. Я хочу знать, за что тебе мстили. Я хочу знать, за что убили нашу дочку.
— Джулия, дело не в мести. Совсем не в ней. — Джон мял в пальцах листок лилии, — произошёл инцидент, и я с Магдаленой и Павлом считали, что был предатель. Нам казалось, что это был муж Магдалены — мой старый друг. Я думал, что раз она так считает, мы не могли все ошибиться. Но... это была фатальная ошибка. Я не убивал его, Джулия, не хотел убивать ни секунды. Но как оказалось, духом я управлял не полностью. Это произошло против моей воли. Видимо, дух внутри меня посчитал, что он опасен, что хочет меня убить... Я не знаю, что тогда произошло. Но это было что-то вне моей воли.
— После этого ты их бросил?
— Нет. Ушёл, когда понял, что мой друг не был предателем. Он ужасно боялся того, что мы ввязывались в борьбу с властями, это безумно пугало его. Но предавать он не хотел.
— Я бы не простила такое, Джон. Я бы на её месте убила бы тебя.
— Меня нельзя убить. Никак. Не забывай, Джулия.
— Очень жаль, Джон, очень жаль. Никогда не думала, что буду думать это всерьёз.
— Тогда я понял, — он сломал стебель лилии, медленно крутя его в руке, повернулся к Джулии и приблизился к ней на несколько шагов, — что обладаю силой, которую не могу контролировать, что мои знания ограничены, и я могу совершить фатальную ошибку. Ведь тогда, когда мы пришли говорить с мужем Магдалены, я был уверен, что он предал нас, и даже на секунду подумал, что убить его — лучшее решение. — Джон медленно обрывал листки. — Я до сих пор думаю, а что если бы не эта секундная мысль? Может быть друг был бы жив? Может быть у меня была бы другая жизнь?
Джон сел на диван рядом с Джулией, в руках он всё ещё держал одинокую лилию на опустевшем стебле. В коридоре раздался бой часов, а из приоткрытых окон доносился шум машин и гомон голосов. Они сидели близко, но не прикасались, не смотрели друг на друга.
— Мне не кажется это оправдываем того, что ты никак не препятствовал убийству нашей девочки.
— Я знаю. Не думаю, что для тебя бы нашлась достойная причина, оправдывающая моё бездействие.
— Если бы... — она замолкла, и они взглянули друг на друга, но через секунду отвели взгляды в стороны.
— Был человеком. Таким же как жители этого городка, как твои знакомые и друзья. Если бы внутри меня не было потустороннего духа и связи с тем миром. Если бы я был нормальным. Ты это хотела сказать?
— Не совсем это и вряд ли так, но теперь уже не важно.
Она встала с кресла и спешно ушла из комнаты. Доносился звон посуды и плеск жидкости. Когда Джулия вернулась в комнату, то в одной руке держала стакан с виски, а в другой — большую полупустую бутылку. Выпив виски и скривившись, села на кресло вдали от мужа.
— Как ты будешь без меня? Тебе нужна поддержка.
— Может быть и нужна. Не знаю. Но тебя я видеть больше не хочу. И не могу, — она положила на низкий деревянный столик бутылку и продолжила неотрывно смотреть на неё.
— Это всё же не хорошо, если ты останешься одна в этом доме, где всё будет напоминать о ней.
— Да, в этом ничего хорошего. Но я найду, как справиться. И теперь это не твоя забота, — она пристально смотрела на мужа, и когда он поднял голову, и их взгляды встретились, они продолжили смотреть друг на друга. Джон вертел в руках ободранную лилию, а Джулия пустой бокал. Так они просидели в тишине несколько минут.
— Я пришёл в этот город, в этот дом, с одним рюкзаком и со страшной трагедией позади. Уйду я отсюда так же, — он положил на столик лилию и поднялся, — надеюсь ты разрешишь мне что-нибудь забрать на память о дочери. Мне будет достаточно пары её рисунков.
— Если у тебя хватает сил на них смотреть, то можешь брать. Мне больно от всего, что напоминает о дочери. А здесь всё напоминает о ней.
— Что собираешься делать?
— Не знаю. Есть некоторые планы, но тебе о них сообщать не собираюсь.
— Я понял. Просто хочу знать, куда мне идти, чтобы мы случайно не пересеклись. Это будет провалом.
— Да, это было бы ужасно.
— Я хочу направиться в Аляску, к северному побережью Тихого океана.
— Устал от жары?
— Ужасно. До сих пор не понимаю, как меня сюда занесло.
— Я всегда считала это ужасно романтичным, а теперь мне видится это таким... пугающим.
— Потому что я пришёл в место, где не хотел бы оказаться? Или потому, что я оказался в твоей жизни, где меня не должно было быть?
— Не знаю. Наверно вся ситуация в целом. Никогда не задумывалась по-настоящему, что для тебя означало появление здесь, жизнь здесь. Для тебя всё это было добровольной тюрьмой, маленькой формой ада. Думать об этом мне невыносимо.
Джон хотел быстро подойти и обнять Джулию, но это не вышло из-за столика, и она успела вскочить, и отойти назад, к арке, когда он оказался около кресла.
— Не подходи ко мне, Джон. Пожалуйста, не подходи.
— Джули, знай, все эти годы, все эти двенадцать лет, были моим маленьким раем. Я просыпался и не верил, что всё это происходит со мной. Что у меня есть любящая жена, чудесная дочь, уважение горожан. Дом, где не нужен постоянный ремонт и где тебя ждут. Я впервые за долгое время не чувствовал страха по отношению ко мне. А теперь всё пошло прахом.
— И это твоя вина.
— Судьба пришла забрать свои долги.
— Ты не из-за судьбы ничего не сделал, чтобы спасти свою дочь. Это был твой выбор.
— Джули, ты же знаешь, я не люблю спорить. Считай, как хочешь.
Джон стоял, опираясь на мягкое изголовье кресла, а Джулия стояла, опираясь на окантовку арки из тёмного дерева. Сквозь неё виднелся большой деревянный стол и стулья, в тон окантовки арки, полов и вставок на мебели в гостиной. Вдали виднелся белый остров кухни, над ним висели бокалы и лучи света преломлялись в прозрачном стекле. Послышалось торможение автомобиля, из него вышли люди и направились к дому.
— Они к тебе, Джон?
— Да, думаю, что ко мне. Это ненадолго.
— Я пойду наверх, немного полежу, — она отошла в сторону лестницы и вслед бросила короткое, — не хочу их видеть.
— Хорошо, Джули.
Джон слышал, как жена поднималась по лестнице, когда он открыл дверь. Перед ним стояло двое мужчин в белых рубашках, застёгнутых на все пуговицы, и в черных брюках. Отполированные ботинки блестели на солнце. На поясе каждого можно было разглядеть кобуру с пистолетом.
— А я как раз собирался звонить, мистер Питерсон, — сказал мужчина, стоявший ближе всего к двери. — Можно войти?
— Да, конечно, мистер Смит, — Джон ушёл из прохода и закрыл дверь за мужчинами.
— В доме так прохладно, не то, что на улице.
— В это время года здесь жарко все двенадцать лет, что здесь живу. Только и находил здесь спасение.
— Мы соболезнуем вашей утрате, мистер Питерсон, — пока говорил только рыжеволосый, низкий и жилистый мужчина с раскрасневшейся кожей, покрытой мелкими веснушками. — А где миссис...
— Лежит в спальне. У неё был тяжёлый день. — Он подошёл к камину и подозвал мужчин:
— Проходите в гостиную и присаживайтесь.
— Вы же понимаете, каких усилий стоило вытащить вас из тюрьмы, — мистер Смит пристально смотрел на Джона тусклыми серо-голубыми глазами. — Вас бы освободили, в итоге, но на похороны дочери вы бы не успели.
— Не переоценивайте свой вклад в моё освобождение. Думаю, проявление моих сил на участке произвело гораздо больший эффект, чем ваши бумажки. У нас не получится договориться. Я вам нужен с силой, а силу я применять больше не намерен. Осознанно. Тринадцать лет не применяю.
— И вот итог.
— Это часть моего пути. И пока я не нашёл той причины, по которой изменил бы своё решение.
— Даже дочь того не стоила?
— Годом раньше, годом позже. Я сожалею, что не спрятался лучше. Что поддался на уговоры жены, и мы не уехали куда-нибудь за границу. В конце концов, после того, как меня обнаружили, смерть кого-нибудь из близких мне людей была вопросом времени. Это могла бы быть Джули, и мне было бы совсем не легче.
— Мы посадим вас в тюрьму.
— Не посадите, я успешно прошёл тест на отсутствие потусторонних сущностей. А те трое умерли от остановки сердца — естественная смерть. Я ничего не делал, меня не за что сажать. Если же вы решите действовать через мою жену, то учтите, в момент, когда я сочту вас угрозой, вы закончите как та троица. Я дух не контролирую, но его повадки знаю.
— Вы смотрите на нас самодовольно, но вы не всегда неуязвимы.
— Нет, всегда. Мой отчим умер от сердечного приступа, когда решил придушить меня ночью. Мама после этого меня безумно боялась, а я не понимал почему, ведь я ничего не сделал — я же просто спал. Только перед отъездом в колледж мама рассказала, что в моей комнате она нашла не только мёртвого отчима, но и его подушку поверх моей головы. И ещё спустя годы я понял, что тогда произошло. Так что, мистер Смит и мистер Уайт, передайте своему начальству, что сотрудничать я не намерен. Но и на противоборствующую сторону не перейду. Мой нейтралитет более чем осознанный и неизменный.
— Но жену защищать всегда не сможете.
— А я сама за себя могу постоять, — она стояла на лестнице, прицелившись из винтовки, — встали и пошли нахуй отсюда.
Они обернулись, и мужчина, сидевший ближе всего к арке, встал, потянувшись к пистолету.
— Этого делать не советую. В конце концов, дух я не контролирую, — Джон смотрел на широкоплечего мужчину, его коротко постриженный затылок. Тот поднял руки, оставляя их на виду.
— Какого хера, Фреди, опусти руки, они не посмеют ничего нам сделать.
— Я прострелю ваши головы, если вы не провалите из моего дома, — она крепко держала в руках винтовку и целилась в мужчин. Костяшки пальцев покраснели от царапин.
— Если вы убьёте нас, то вас посадят. Вряд ли вы хотите провести в тюрьме остаток своей жизни.
— Я только что похоронила дочь, ты даже не представляешь насколько мне на это насрать. Ты, блядь, не имеешь и малейшего понятия, насколько мне сейчас похуй на своё будущее.
— И всё же будет лучше, если вы опустите оружие, и мы спокойно всё обсудим, — мистер Смит встал с дивана и подошёл к своему напарнику.
— Здесь нечего обсуждать. Он не хочет сотрудничать с вами, а я хочу, чтобы вы все съебались из моего дома и жизни. Не хочу иметь ничего общего со всеми вами, — от дыхания медленно поднималась и опускалась грудная клетка, она немного поправила винтовку.
— Мистер Смит, я думаю, лучше всего будет сейчас уйти. Риски того не стоят, — Фред опустил руки и так же стоял между столиком и диваном.
— Передайте своему начальству, что я больше не имею никакого отношения к Джону Питерсону. И он ко мне.
— Думаю, вы всё ещё много значите для мистера Питерсона. Как и он для вас. Но оставим это. Пойдём, Фреди, сегодня мы ничего путного здесь не добьёмся.
Мистер Смит пошёл к двери, за ним последовал мистер Уайт и Джон. Открыв дверь, двое мужчин вышли из дома и напоследок мистер Смит сказал:
— Не надейтесь на покой, мистер Питерсон, — он развернулся и пошёл в сторону огромного чёрного джипа.
Когда Джон закрыл дверь и обернулся, то Джулия продолжала целиться из винтовки. Теперь в уже закрытую дверь. Прозвучал шум мотора и послышалось, как машина отъехала, после чего женщина опустила оружие.
— Ненавижу, когда приходят в мой дом и угрожают.
— Они бы тебе ничего не сделали, — Джон тихо закрыл дверь.
— Учитывая произошедшее с нашей дочерью, не хотела проверять.
— Теперь у тебя будут неприятности, — он указал на винтовку, — это была плохая идея.
— Ну и пусть. Пусть знают, что я не из робкого десятка и могу за себя постоять.
— Джули, это очень и очень опасно. Они способны на ужасные вещи.
— Я уже говорила — теперь это не твоя забота.
— Может быть, я тебе действительно совсем не важен, но ты важна для меня. Не хочу бросать тебя сейчас. Так. В таком состоянии.
— Они ещё придут за тобой. И если увидят, что мы вместе, то могут посчитать, что ударить по тебе через меня — хорошая идея. — Она опёрлась на деревянные перила. — У них не будет повода трогать меня, когда мы разойдёмся. Если моя судьба тебя беспокоит.
— Да, Джули, да, — он делает пару шагов вперёд, а она поднялась по нескольким ступенькам, — я хочу, чтобы ты была в безопасности. Счастлива.
— Вряд ли это будет скоро возможно. Если будет.
— Но теперь это не моя забота.
— Да, Джон, не твоя. — Они замолчали, громко тикали часы и на улице играли дети. — Я думаю, что лучше будет уйти ночью, они наверняка где-нибудь спрятались и ждут тебя. Может и не только те двое.
— Если ты позволишь, я бы ушёл часа в четыре утра, тогда сон особенно крепок. Ещё мне будет удобнее уехать на транспорте. И я бы хотел провести здесь последнюю ночь.
— Хорошо, пусть будет так. Можешь брать, что тебе нужно. И рисунки дочери, если так хочешь.<tab>— Это было бы здорово. Я очень тебе признателен.
Она развернулась и уже почти поднялась по лестнице, когда Джон вдруг сказал:
— Джули, помнишь день, когда ты впервые пригласила меня в этот дом.
— Да, помню, — сказала Джули, не обернувшись.
— Первое, что я сказал: «Какой большой шкаф с книгами! Потрясающе иметь такую домашнюю библиотеку. Надеюсь, когда-нибудь мне удастся прочитать здесь все книги». Знаешь что, Джули? В день смерти дочери я дочитал «Сто лет одиночества». Это была последняя книга в этом шкафу.
На глазах Джулии появились слёзы, и она дрожащим голосом ответила:
— Но тебе не прочитать всех книг в библиотеке за гостиной.
— Да, не прочитать. И до старости здесь не дожить. Мне очень жаль, Джули.
— Мне тоже очень жаль, Джон.
Оставшееся время они практически не пересекались. Джулия лежала в спальне, Джон бродил по дому, рассматривал рисунки дочери и отобрал несколько из них. Приготовил еды, потом собрал рюкзак и долго сидел в библиотеке на старом кожаном кресле, рассматривая корешки книг. Когда за окном стемнело, он перешёл в гостиную, лёг спать на диван, подогнув ноги и расположив на полу у головы рюкзак. Прозвенел будильник, Джон встал и, приняв душ и позавтракав, поднялся на второй этаж. Он постучал в спальню и открыл дверь. Джулия спала под толстым одеялом. Мужчина постоял несколько минут, но она так и не проснулась. Джон так и не зашёл в комнату, только практически неслышимое «Прости и прощай» было произнесено в тишине. Он медленно и аккуратно закрыл дверь. Спустился вниз по лестнице к выходу, за дверью было прохладно и высоко в тёмном небе сверкали звёзды. Положив ключ под большой глиняный горшок с розами рядом с крыльцом, Джон направился по дороге направо.
Сквозь ночную тьму проглядывает тонкое свечение на востоке.
P. S. Выражаю благодарности бете CroireZandars с Фикбука.