Не марионетка. (18+) [ЗАВЕРШЁН]

Однако мать Джона с радостью согласилась присмотреть за малышом. Это охладило пыл Лины, хотя ей очень понравилась идея прийти в ультрасовременный офис Джона и оставить сына на руках ошеломленного отца.

Успокойся, сказала она себе, сидя в такси по дороге в Лондон. Одно дело воображать, что можешь действовать подобным образом, и совсем другое – поступать так. Лина испытывала внутреннюю борьбу: желание продемонстрировать свою независимость наталкивалось на робость застенчивой девочки, которая была бы счастлива остаться такой, как есть.

И что в этом плохого – полностью забыть о личных амбициях ради желания быть хорошей женой и матерью? – сердито спросила она себя. Ей нравилось быть рядом с детьми. Она всегда находила время выслушивать их, поиграть с ними.

И Джон тоже. Целый день он мог рыскать, как лев, в беспощадных джунглях большого бизнеса, но Авелина знала, что его напряжение исчезало, когда он возвращался домой к своей семье, к обыденным семейным делам.

Переступив порог дома мрачным и далеким, с лицом безжалостного охотника, уже через полчаса, растянувшись на полу рядом с близнецами, он мог увлеченно играть в какую-нибудь замысловатую игру или, усевшись по-турецки вместе с детьми перед телевизором, с неподдельным интересом наблюдать за похождениями героев мультфильмов. Казалось, ему доставляло удовольствие спускаться до их уровня – никаких следов мрачности или напряжения, только мальчишеская улыбка, как у Кита. Каждый вечер он оставлял за порогом дома тот мир, в котором вращался днем, и с облегчением погружался в заботы и радости семьи.

Но теперь Лина мучил вопрос, не протекал ли этот процесс и в обратном направлении? До сих пор она не задумывалась над тем, что происходило с Джоном, когда он выходил по утрам из дома. Быть может, он так же легко сбрасывал с себя обязанности мужа и отца? И не было ли для него таким же облегчением возвращаться в ту, другую, более насыщенную событиями жизнь? Что представлял из себя этот мужчина, который имел власть над столькими людьми? И не превращалась ли маленькая женщина с тремя детьми в тусклое воспоминание, когда он входил в тот элитарный мир людей с утонченным интеллектом, носивших изысканную одежду и разговаривавших с ним на его уровне?

«Элитарность, утонченность, изысканность», – повторяла Лина в сотый раз. Эти слова как нельзя лучше характеризовали Джона. Да, за эти годы он превратился в зрелого, искушенного в делах мужчину, тогда как она осталась прежней девочкой. Лина ненавидела себя за это. И ненавидела Джона за то, что он вынудил ее осознать свои промахи. А значит, она должна разделить с ним вину за то, что произошло.

Подъехав к дому на такси около шести часов вечера, Авелина с подсознательным облегчением отметила, что черного «БМВ» Джона еще не было. Она прошла по дорожке к дому, настолько нагруженная сумками и пакетами, что ей пришлось нажать кнопку дверного звонка локтем.

– Боже мой! – воскликнула Дженифер, открыв дверь. – Боже мой! – воскликнула она снова, подняв глаза от груды пакетов, которые Лина бросила на пол у своих ног, и ошеломленно уставилась на невестку.

– Ну и как? – Лина в волнении ожидала мнения своей свекрови.

Она была сейчас совсем не та, которая уехала утром из дома, всего лишь на час позже своего мужа. Исчезла масса длинных светлых волос. Они были безжалостно острижены. Изящная новая прическа заканчивалась шелковистым завитком на уровне подбородка. Искусно выполненный макияж подчеркивал те привлекательные черты ее лица, о которых Лина и не подозревала. Все выглядело настолько естественно, что было почти невозможно сказать, что же изменилось в разрезе глаз и в очертаниях ее губ, – просто они вдруг стали ярче и выразительней.

Но это было еще не все. Исчезли светло-голубая спортивная курточка и полинялые джинсы. Вместо них на Лине было элегантное пальто из чисто шерстяной ткани нежно-бежевого цвета, подчеркивавшее ее стройную фигуру. Пальто было застегнуто двумя рядами крупных коричневых пуговиц, еще по три пуговицы располагались на манжетах рукавов. Ее новые замшевые ботинки на трехдюймовых каблуках и сумочка были подобраны в цвет пуговиц.

– Думаю, – наконец выговорила Дженифер, – что надо приготовить выпить чего-нибудь покрепче для моего сына, когда он вернется домой.

Это был именно тот ответ, который хотела услышать Лина. Она все еще не израсходовала тот заряд, который толкал ее на демонстративные поступки.

Двери гостиной распахнулись, и оттуда с воплем восторга выскочил Кит. Авелина на мгновение застыла с идиотской улыбкой на лице. Но если она и беспокоилась немного о том, как отреагируют дети на новый облик их матери, то это беспокойство было совершенно напрасным.

– Что в этих пакетах? – закричал Кит, не обращая никакого внимания на новую Лину, как если бы она выглядела такой, какой он привык ее видеть.

Через десять минут пол гостиной был завален наполовину распакованными пакетами и коробками. Кэсси важно разгуливала вокруг с ниткой красных бус на шее. Лина купила их для нее, поддавшись порыву, вместе с набором строительных кубиков для Джорджа, поглощенного в данный момент разрыванием картонной коробки, в которую они были упакованы, и книжку с картинками для Кита, который уже умчался наверх, чтобы спокойно рассмотреть ее.

В этот момент в гостиную вошел Джон. Он остановился в дверях и молча уставился на них. Все в комнате, казалось, вздрогнули и замерли одновременно. Кэсси уставилась на отца, ожидая его реакции. Дженифер прекратила наводить порядок и осторожно взглянула на сына. Лина, которую приход Джона застал в тот момент, когда она вставала с пола, с усилием заставила себя закончить это движение, почувствовав неожиданную дрожь в коленях, глядя на мужа со смешанным выражением вызова и беспомощности.

Дженифер первая нарушила оцепенение. Поспешив взять на руки Джорджа и схватив за руку Кэсси, она утащила их обоих из комнаты.

«Дети видят и чувствуют гораздо больше, чем предполагают взрослые» – эти слова Дженифер сказала Лине всего лишь несколько дней назад. Всего лишь прозрачный афоризм, но этого было достаточно: Лина поняла намек. Очевидно, дети рассказывали бабушке то, о чем не считали возможным говорить с родителями.

Но сейчас Лина не думала о детях; ее внимание было приковано к Джону, который с совершенно непроницаемым видом смотрел на нее, слегка прищурив глаза.

Наблюдая за ним со все возрастающим волнением, она заметила, как его губы изогнулись в легкой улыбке. Лина вздрогнула, потому что узнала эту улыбку – именно с такой улыбочкой он подошел к ней тогда на дискотеке, много лет назад, когда они встретились в первый раз. Сейчас она показалась ей циничной и снисходительной. Женщина подняла выше подбородок и приняла вызывающий вид.

– Ну-ну, – наконец проговорил он. – Насколько я вижу, началась вторая стадия.

Вторая стадия? Лина нахмурилась. О чем он?

– Куда-нибудь собираешься? – поинтересовался Джон и, не дав ей ответить, продолжил: – Прости, но если ты предупреждала, что планируешь пойти куда-то сегодня вечером, это, должно быть, вылетело у меня из головы.

Лина еще больше нахмурилась. Тон, которым он произнес эти слова, заставил ее внутренне ощетиниться. Джон никогда ни о чем не забывал! Его память была сродни банковскому сейфу: ничто из того, что попадало в нее, не исчезало без его позволения. Он прекрасно знал, что она никуда не собиралась сегодня вечером. Так, что же скрывалось за его таинственными словами о второй стадии и за дурацкой фразой о планах на вечер?

Было очевидно, что он ни единого слова не собирался говорить о том, как она выглядит. Свинья! Может, ему не понравился ее новый облик и он предпочитал тот предыдущий непритязательный вариант жены, которая не доставляла ему никаких хлопот, знала свое место в его хорошо устроенной жизни и никогда не помышляла о том, чтобы сделать шаг за пределы очерченного круга?

А может быть, он уже не был так уверен в этой новой Лине? Эта мысль породила в ней чувство триумфа. Возможно, его вопрос был искренним, и он на самом деле поинтересовался, собирается ли она куда-нибудь.