Эпилог
31 декабря 1997.Москва
— Сережа! Подойди сюда — крикнула брюнетка с кухни
Теплый, щедрый на запахи воздух кухни гудел от смеха и звона бокалов. На столе, ломящемся от салатов, оливье и мандаринов, уже красовался запотевший штоф водки, а заварной чайник настаивал крепкий черный чай. В гостиной, у сверкающей гирляндами елки, двое малышей — пятилетняя Соня и четырехлетний Егорка — с восторгом пытались поймать убегающую по полу заводную юлу.
— Сережа, помоги, пожалуйста, штопором, я никак, — мягким, ровным голосом попросила Анфиса, протягивая мужу бутылку каберне.
Сергей с готовностью оторвался от телевизора, улыбнулся и взялся за дело. Он был удобным мужем. Спокойным, предсказуемым, с хорошей работой. Они встретились три года назад на улице, и он был очарован ее тихой, немного отстраненной утонченностью. Он знал, что у нее было «сложное прошлое», частичная амнезия после несчастного случая, и относился к этому с трогательной, почти отеческой заботой, не лез с расспросами, считая, что настоящее важнее. Он построил для нее тихую, безопасную гавань, и она была ему благодарна. Иногда ей даже казалось, что это и есть счастье. Почти.
Дверь в кухню распахнулась, и на пороге появилась Аиша, вся в зимней, искрящейся мишуре, с подносом, полным тарталеток с красной икрой.
— Несите-несите сюда, главное сокровище! — скомандовала она своим зычным, веселым голосом, от которого Соня радостно всплеснула руками: «Тетя Анфиса!»
За ней, улыбаясь, следовал Вахит, ее муж, неся огромное блюдо с запеченным гусем. Они были неразлучны, как и семь лет назад. Их семья стала для Анфисы единственным мостом в то прошлое, о котором она ничего не помнила, но которое, казалось, всегда витало где-то рядом, за плотной завесой тумана. С Аишей они виделись раз в неделю, обязательно. Ходили в кино, по магазинам, пили кофе.Вахит был своим человеком в их доме, надежным и молчаливым, как скала. Они были частью ее жизни, ее опорой. И иногда, глядя на них,Анфиса ловила себя на мысли, что кроме них, у нее никого и нет. Ни старых подруг, ни воспоминаний о детстве, ни школьных альбомов. Только они. И смутное, необъяснимое чувство, что когда-то ее мир был гораздо шире, громче и... больнее.
— Фиска, ты чего приуныла? — Аиша поставила тарталетки на стол и обняла ее за плечи. Ее прикосновение всегда было чуть плотнее, крепче, чем требовалось, словно она боялась, что подруга растворится или сломается. — Все хорошо?
— Да прекрасно все, — брюнетка заставила себя улыбнуться, отгоняя непрошеную меланхолию. — Просто предновогодняя суета. Помогай накрывать.
Праздник пошел своим чередом. Стол ломился, бокалы звенели, телевизор бубнил традиционными поздравлениями. Сергей и Вахит мирно беседовали о футболе и новых автомобилях. Дети, наевшись сладостей, наконец уснули в соседней комнате, и взрослые перебрались в гостиную, к елке.
— Ну что, дорогие мои, — подняла бокал с шампанским Аиша. Ее глаза блестели, но в их глубине Анфиса, как всегда, уловила тень чего-то тяжелого, неизбывного. — За нас! За то, чтобы мы всегда были вместе. Чтобы дети росли здоровыми. И чтобы... чтобы никакие бури нас не разлучили.
Они чокнулись.Анфиса сделала маленький глоток. Игристое вино обожгло горло. «Бури». Странное слово для тоста. Она посмотрела на своего мужа. Он смотрел в бокал, его обычно спокойное лицо было серьезным.
— За новую жизнь, — тихо, но четко сказал Сергей и обнял девушку за талию. Он всегда так говорил. «Новая жизнь». Как будто старая была какой-то ошибкой.
— А давайте вспомним самое лучшее за этот год! — предложила Анфиса, чтобы разрядить непонятно откуда взявшуюся напряженность.
Они стали рассказывать. Сергей — о повышении, Аиша — о том, как Соня впервые пошла в детский сад и устроила там истерику из-за того, что не дали покрасить стену гуашью.Вахит хмыкнул, вспомнив, как они с Аишей поехали на юг и их чуть не снесло в море на надувном матрасе. Все смеялись.
Брюнетка слушала и улыбалась. И вдруг поймала себя на том, что ее собственные воспоминания за последние семь лет — ровные, гладкие, как отполированный камень. Никаких крайностей. Ни безудержного, дикого счастья, ни черной, всепоглощающей тоски. Так, ровный свет. И почему-то в этот момент ей до боли захотелось чего-то иного. Какого-то надрыва, безумия, крика. Она резко встряхнула головой. «Что со мной? Это же идеальная жизнь. О такой мечтают».
— А у тебя что,Анфис? — спросил Сергей. — Твое лучшее воспоминание?
Она замялась.
— Ну... наша поездка в Петербург. Белые ночи. И... и как мы с Аишей в прошлом месяце выбирали это платье, — она указала на свой наряд, чувствуя нелепость ответа.
Аиша посмотрела на нее с такой странной, горькой нежностью, что у Насти екнуло сердце.
— Да, платье — огонь, — бодро сказала Аиша, отводя взгляд. — Вахит, включи-ка караоке, душа требует!
Они пели старые песни под трещащий динамик дешевой караоке-машины.Девушка смеялась, пыталась подпевать, но внутри все сжималось от непонятной тоски. Взгляд ее снова и снова возвращался к окну, за которым кружила колючая московская метель. Ей вдруг показалось, что там, в темноте, за снежной пеленой, кто-то есть. Кто-то ждет. Она отогнала эту мысль, как абсурдную.
В пятом часу утра, измученные и довольные, они начали расходиться. Детей, сонных и теплых, укутали в одеяла и понесли в лифт. Аиша, уже одетая, на прощание крепко-крепко обняла подругу, задержав объятия на несколько секунд дольше обычного.
— Все хорошо, зайка? — снова спросила она шепотом, так, чтобы не слышал Сергей.
— Конечно, — прошептала в ответ брюнетка. — Спасибо, что пришли.
— Мы всегда рядом, помни это, — Аиша посмотрела ей прямо в глаза, и в ее взгляде была целая вселенная какого-то общего, непонятного кареглазой горя. — Просто всегда помни.
Дверь закрылась. В квартире воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием догорающих в гирляндах лампочек и мерным дыханием Сергея, который уже накрывал одеялом спавшего на диване Егорку.
Анфиса стояла посреди гостиной, среди следов праздника — смятых салфеток, пустых бокалов, конфетных фантиков. И снова накатило это чувство — острое, режущее ощущение чужеродности. Будто это не ее жизнь, не ее дом, не ее праздник. Будто она смотрит фильм с собой в главной роли, но не может запомнить сюжет.
Она медленно пошла в спальню, разделась, легла рядом с мужем. Он обнял ее во сне, притянул к себе. Его дыхание было ровным и спокойным. Она закрыла глаза, пытаясь уснуть, но в ушах стоял шум — не городской, а какой-то другой. Шум ветра. Или maybe шум крови. Она не могла понять.
И тогда пришел сон. Не постепенно, а обрушился, как лавина.
Она бежит. Не по мягкому снегу, а по бетону, холодному и шершавому. В легких горит, сердце колотится, вырываясь из груди. Она оборачивается — за ней гонятся. Непонятные тени, их лица размыты, но от них исходит животный, первобытный ужас. Она спотыкается, падает, и снова бежит, чувствуя во рту вкус крови и страха.
И вдруг — тупик. Высокая серая стена, вся в граффити. Отступать некуда. Тени приближаются. Она прижимается спиной к холодному бетону, готовая к смерти.
И тут сбоку, из темноты, выходит он.
Кудрявый. Высокий, плечистый, в темной куртке, наброшенной на футболку. Его лицо скрыто в тени, но она видит сильные руки, сжатые в кулаки, и чувствует исходящую от него такую мощную, дикую энергию ярости и защиты, что страх мгновенно отступает.
— Не бойся, Киса, — говорит он, и его голос низкий, хриплый, проникающий прямо в кости. — Я тут. Держись за мной.
Он не смотрит на нее, он смотрит на тени, и вся его поза — вызов, готовность к бою. Он — буря. Он — та самая крайность, тот самый надрыв, которого ей так не хватало.
— Кто ты? — шепчет она.
Он оборачивается. И она наконец видит его лицо. Молодое,отчаянное, с умными, пронзительными,зелеными глазами, полными такой боли и такой нежности одновременно, что у нее перехватывает дыхание. Он смотрит на нее так, будто видит самое ценное, что есть в его жизни. Так, как на нее не смотрел никто и никогда.
— Я свой, — говорит он, и его губы трогает горькая улыбка. — Твой.
Тени набрасываются. Он отшвыривает первого ударом, резким и точным. Мир превращается в кашу из движений, криков и вспышек боли. Он дерется как зверь, прикрывая ее собой. Она видит, как по его лицу течет кровь из рассеченной брови, но он не останавливается.
Вдруг одна из теней достает что-то длинное и блестящее. Нож. Ледышка страха пронзает ее.
— Валера, осторожно! — кричит она, и сама не понимает, откуда знает это имя.
Он успевает уклониться, клинок скользит по его руке, оставляя темную полосу на коже. Он с яростью бросается на нападавшего, и в его глазах вспыхивает нечто первобытное, смертоносное.
— Беги! — рычит он ей, заслоняя собой. — Беги, я найду тебя! Всегда найду!
Его голос... Он звучит как клятва. Как заклинание.
Она оборачивается, чтобы бежать, но не может оторвать от него взгляд. И видит, как его фигура начинает таять, растворяться в темноте, как и все вокруг. Стена, тени, нож — все расплывается, превращается в туман.
— Нет! — кричит она, простирая к нему руки. — Не уходи! Кто ты?!
Он смотрит на нее, и его глаза полны такой неизбывной тоски, что ей хочется плакать.
— Ты забыла, — тихо говорит он. И растворяется окончательно.
Девушка проснулась от собственного крика, зажатого в горле. Сердце бешено колотилось, по лицу текли слезы. Она сидела на кровати, дрожа всем телом, вцепившись пальцами в одеяло.
Рядом повернулся сонный Сергей.
— Что такое, дорогая? Опять кошмар?
— Да... — она сглотнула ком в горле. — Просто... глупости.
— Ну, спокойной ночи, — он пробормотал и почти сразу уснул.
Она осталась сидеть в темноте, прислушиваясь к стуку своего сердца. Во рту был вкус крови — она прикусила губу. И пепел. Словно она и вправду вдыхала дым от чего-то сгоревшего.
«Валера»
Имя отозвалось в ней глухой, ноющей болью, как в давно зажившей ране. Она не знала этого человека. Не помнила его. Но ее тело — ее дрожащие руки, ее колотящееся сердце, ее глаза, полные слез, — помнило. Помнило его отчаянный взгляд, его хриплый голос, его ярость, его боль.
Она подошла к окну. Ночь была беззвездной, снежной. Где-то там, в этом спящем городе, жил ли он? Дышал ли этим же воздухом? Вспоминал ли он ее? Или он, как и она, стерся из ее памяти, стал лишь призраком, приходящим в кошмарах?
Она положила ладонь на холодное стекло. За ним была ее жизнь — тихая, безопасная, предсказуемая. С любящим мужем, спящим ребенком в соседней комнате, верными друзьями.
Но за стеклом, в отражении, она видела другое — призрак кудрявого парня с окровавленным лицом, который смотрел на нее с немым укором и обещанием, которое она не могла вспомнить.
«Ты забыла»
Она закрыла глаза. Да. Она забыла. И этот сон был самой жестокой ценой за свое спокойствие. Потому что теперь она поняла — ее новая, идеальная жизнь была построена на руинах. И под толстым слоем благополучия и амнезии все еще тлели угли того пожара, что когда-то бушевал в ее душе. И его имя было Валера.
Продолжение следует...
______________________________
Прошу подписку на тгк!!!
Фиска пишет🐈⬛(https://t.me/esexxs1)
буду очень благодарна!!!
Там будут выходить эдиты,видео про героев и возможно спойлеры,всех жду!
Ставим звездочки!!
Я вас люблю! 🫶