мне без нее никак||турбо

Холодная вода из крана била тонкой струей. Анфиса стояла, опершись руками о раковину, глядя в треснувшее зеркало. Отражение смотрело на нее белым, изможденным лицом, с глазами, в которых бушевал ад. Ни слезинки. Только сухая, жгучая ярость, замешанная на ледяном презрении. Слово «вафлерша» резало изнутри, как осколок стекла. Слова Вовы о Лиле - еще один нож. Предательство. Двойное. Тройное. Весь мир обернулся гнилой изнанкой.

Она сжала кулаки так, что ногти впились в зажившие царапины на ладонях. Боль была слабой, далекой. Гораздо острее горела рана в груди. Давид мертв. За нее. А тот, кого она считала своей скалой, своей второй половиной в этой войне... поверил грязи. Назвал ее шлюхой. И ушел.Ушел!

За дверью ванной стояла гробовая тишина. Потом - шарканье ног, приглушенные голоса. Шепот Вовы: «...пошли, че залипли?». Шипение Зимы: «Анфиса...». Резкий, сдавленный окрик Грача: «Идем, сказал!». Стук захлопнувшейся входной двери. Они ушли. Все. Оставили ее одну в этой проклятой квартире, пропитанной запахом смерти и лжи.

Тишина обрушилась с новой силой. Давящая, звенящая. Только капала вода из крана.Как земля на гроб. Как последние секунды перед выстрелом.

Анфиса резко выпрямилась. Отражение в зеркале ответило ей взглядом, полным ледяной решимости. Не плакать. Не сломаться.Выжить.Любой ценой. Она резко повернула кран, засунула лицо под ледяную струю. Холод обжег кожу, проник в кости. Хорошо. Так и надо. Заморозить эту боль. Превратить в топливо.

Она вытерла лицо грубым полотенцем, оставив кожу красной, но глаза - сухими и острыми. Вышла из ванной. Прихожая была пуста. Запах табака Грача еще висел в воздухе. Она прошла в комнату. Туда, где он стоял у окна. Где произнес это слово. Она подошла к столу. Среди книг, тетрадей, забытых ручек... Ее пальцы нащупали холодный металл. Не гильзу. Гильза - плата врагам. Это было другое. Старый складной нож. Подарок отца, когда она была маленькой и мир казался проще. Она щелкнула - лезвие блеснуло тускло в сером свете. Острое. Надежное.

Она сжала рукоять. Холод металла успокаивал. Давал точку опоры в этом рушащемся мире.Они все предали. Или струсили. Или сломались.Валера... Он поверил. Поверил, что она могла... с Давидом. Перед самой его гибелью.

Она подошла к окну. Серый свет лился на пустынную улицу. Где-то там он был. Валера. Турбо. Один. С его мертвыми глазами и разбитым сердцем, поверившим в ложь.

Анфиса положила нож на стол, рядом с заиндевевшим стеклом. Не спрятала. Пусть лежит. Напоминание. Оружие. Запасной выход. Она села на кровать. Спина прямая. Взгляд - в стену, но не видящий ее. Видящий пепел в урнах. Землю на гробу Давида. И лицо Валеры в момент, когда он назвал ее шлюхой.

Улица. Поздний вечер.

Турбо шел. Без цели. Без мысли. Ноги несли его сквозь знакомые, но чужие дворы. Холодный ветер с кладбища, казалось, преследовал его, забираясь под кожанку, пробирая до костей. В ушах звенело. Слово «вафлерша» смешалось с голосом Зимы, рисующем грязную картинку. Анфиса... и Давид. Перед самым... Нет. Не могла.Не могла!Но почему тогда эта картина встает перед глазами с такой ясностью? Почему боль от этой лжи - если это ложь! - такая настоящая, рвущая душу на части?

Он остановился у старой трансформаторной будки, привычно нащупал в кармане сигареты. Пачка была мятая, последняя. Он закурил, затягиваясь так, что легкие горели. Дым смешивался с паром от дыхания.Она верит, что я с Лилей... Вова сказал. Анфиса поверила Вове. Поверила, что он способен на это. Смеяться с Лилей, пока... пока все это.

Ярость, бессильная и слепая, подкатила к горлу. Он хотел заорать. Разбить что-нибудь. Но тело не слушалось. Только тряска от холода и внутреннего напряжения. Он верил Анфисе. Больше всех на свете. А она... поверила в его измену. Легко поверила. Значит, в глубине души всегда допускала такую возможность? Думала, он такой же мразь, как его отец?

Он швырнул недокуренную сигарету, раздавил ботинком.Предали.Все. Весь мир. Отец предал, спившись. Друзья предали, неся эту грязь. Она предала, поверив в нее. Остался только пепел. Как в тех урнах. И холод. Вселенский холод одиночества.

Он посмотрел в сторону качалки. Тусклый свет горел в подвальном окошке. Они там. Вова. Зима. Грач. Марат. Те, кто остался. Те, кто посеял эту ложь или промолчал. Идти туда? Зачем? Чтобы увидеть их виноватые лица? Чтобы снова услышать оправдания? Чтобы взорваться и добить то, что еще держится? Или... чтобы найти хоть какое-то подобие тепла?

Ноги сами понесли его прочь. Не к качалке. Не домой,дома не было давно. В темноту. В холод. Туда, где можно было просто быть. Или не быть. Он засунул руки в карманы, вжал голову в плечи и пошел против ветра. Один. Воин без армии. Без знамени. Без веры.

Качалка «Универсам»

Запах пота, металла и дешевого табака казался сегодня особенно удушливым. Вова перебирал блины на штанге, но не качался. Его лицо было серым, глаза бегали, не находя точки опоры. Зима нервно раскачивался на единственном стуле, грызя ногти. Грач курил у вентиляционной решетки, его взгляд был остекленевшим, устремленным в одну точку на грязном полу. Марат сидел в углу, обхватив голову здоровой рукой, его перебинтованная рука лежала на колене как чужой предмет.

- Ну и нахуя? - Голос Грача прозвучал неожиданно громко, перекрывая музыку. Он не смотрел ни на кого, говорил в пол. - Нахуя вы пиздели? А? Чего добились?

Вова вздрогнул, бросил блины. Звук металла был резким.
- Я же сказал! Чтобы остудить! Чтобы не рвануло! Турбо бы нас всех...

- Остудили? - Зима резко повернулся к нему. Его глаза, обычно расчетливые, горели холодным презрением. - Глянь на результат, долбоеб! Он ушел! Она одна! И между ними теперь - дерьмо по самое не балуйся! Какая «тишина»? Какой «покой»? Вы всю хрупкую хуйню, что еще держалась, добили!

- Он бы поверил в любую хуйню про нее! - встрял Марат, вскочив. Его голос дрожал от страха и оправдания. - Он же готов был! Весь мир - дерьмо! Мы просто... дали повод оттолкнуть ее! Чтобы не тащил ее в свой ад!

- Повод? - Грач засмеялся коротко и зло. - Вы дали ему нож в руку и ткнули в самое больное место! И в нее тоже! Вы думаете, она ему простит это «вафлерша»? Да он ей теперь хуже Ночя и Клыка!Вы блять!братья хуевы.

Лиса подняла голову. Ее глаза были запавшими, полными усталости до тошноты.

- Заткнитесь... - прохрипела она - Все. Просто... заткнитесь. Уже поздно. Все сломалось.Мы просто... доживаем.

Тишина снова нависла, тяжелее прежней. Вова подошел к столу, налил в граненый стакан дешевой водки из-под стола. Дрожащей рукой. Выпил залпом. Закашлялся. Зима потянулся за бутылкой. Грач отвернулся, плюнул в угол.

Квартира Анфисы. Ночь.

Анфиса не легла. Она сидела на краю кровати, в темноте. Нож лежал рядом на тумбочке. В окно лился тусклый свет уличного фонаря. Она смотрела на этот свет. Не видела его. Видела лицо Давида в последний миг. Видела мертвые глаза Валеры. Слышала слово.

Потом ее рука потянулась не к ножу. К нижней полке тумбочки. Она открыла ее. Среди старых тетрадей, коробочек с пуговицами... Она нащупала маленький, твердый предмет. Вытащила.

Гильза. Не та. Та осталась на кладбище, между урн врагов. Это была другая. Та самая, что он когда-то подарил ей в шутку, после стрельбы по банкам у реки,ровно 8 лет назад.»На счастье, снайперша» - сказал он тогда, улыбаясь своим редким, настоящим смехом.

Она сжала холодный металл в кулаке. Не плакала. Глаза горели сухим огнем в темноте. Она сжала гильзу так, что края впились в ладонь. Боль была острой. Реальной. В отличие от всей остальной боли.

Надо жить дальше.

Стук в дверь.

- Кто? - прохрипела брюнетка

- Лиса!Открывай давай! - раздался голос из за двери и брюнетка медленно поплелась открывать ее.

Анфиса медленно открыла дверь. Лиса стояла на пороге, лицо заплаканное, но с какой-то странной решимостью. За ней маячила тень Алисы, выглядевшей виноватой и испуганной.

- Анфис... - начала Лиса, голос дрожал. - Ты не должна быть одна. Так нельзя. Пойдем в качалку.

- Зачем? - голос Анфисы был плоским, без интонаций. - Чтобы видеть их рожи? Чтобы слушать их оправдания? Нет,Лис. Спасибо. Идите.

Она попыталась закрыть дверь, но Лиса уперлась ладонью в косяк.

***

Запах был прежний - пот, металл, пыль, дешевый табак и теперь еще - страх и отчаяние. Тишина была звенящей, гулкой. Вова сидел на скамье для жима, сгорбившись, лицо в руках. Зима шагал взад-вперед по маленькому пространству, как зверь в клетке. Грач стоял у стены, курил, его взгляд был пустым и далеким. Марат сидел на полу в углу, прислонившись головой к холодной бетонной стене, его глаза были закрыты. Лиса и Алиса жались у входа, как только вошли с Анфисой.

Появление Анфисы было как удар током. Все замерли. Зима остановился как вкопанный. Вова медленно поднял голову. В его глазах мелькнула надежда, быстро сменившаяся паникой. Грач бросил на нее быстрый, оценивающий взгляд и снова уставился в стену.

- Анфиса - начал было Вова, вставая. - тебя только и ждали,я думаю ты все поняла и так.

Она не дала ему договорить. Ее взгляд скользнул по ним, холодный, как лед на кладбище.

- Я здесь. Что вы хотели? Полюбоваться на то, что вы натворили? - Ее голос резал тишину. - Наслаждайтесь. Ваш план сработал. Он ушел. Я одна. Все сломалось. Довольны?

- Анфис, не так... - попыталась вставить Лиса, но Анфиса ее не услышала.

- Не так? - Она резко повернулась к Вове. - Как тогда? Ты сказал - охладить. Остудить. Чтобы он не рванул. Ну вот. Он остыл. До абсолютного нуля. И ушел. Ты добился своего, Вова. Поздравляю.

- Анфиса,ты должна подтвердить,что это правда,вы не должны быть вместе! - объяснялся Вова - все умирают когда вы вместе!

- Пошел ты нахер,Вова!Нашелся брат! - выкрикнула девушка и уже рванула ко входу,но его слова остановили ее.

- Если ты этого не сделаешь,я его отошью и сделаю так,что бы вы никогда не виделись.

Что блять?!

Дверь качалки распахнулась.

Валера...но уже не мой.

Он выглядел ужасно. Лицо серое, в глубоких тенях под глазами. Одежда помятая. Он остановился, его взгляд скользнул по замершей сцене: Вова, стоящий перед Анфисой, Зима и Грач, застывшие как статуи, Марат, не открывавший глаз, Лиса и Алиса, прижавшиеся друг к другу. И она. Анфиса. Спина прямая, лицо - маска. И сжатый кулак у бедра.

Тишина стала абсолютной. Даже дыхание замерло. Турбо медленно вошел, шаги тяжелые. Его глаза, тусклые и уставшие, остановились на Вове и Анфисе.

- Что тут происходит? - его голос был хриплым, как после долгого молчания.

Анфиса почувствовала, как гильза в ее руке становится ледяной. Она видела Валеру. Видела пустоту в его глазах, в которую уже начала закрадываться настороженность, подозрение. Видела слезы на глазах Лисы.

Вова просто обезумел,но другого варианта нет.Если я этого не сделаю,он правда его отошьет.

Она сделала шаг вперед. Навстречу Турбо. Ее спина была по-прежнему прямой, но внутри все сжалось в ледяной ком. Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. В те самые глаза,которые когда-то смотрели на нее с любовью и доверием.

- Что происходит? - ее голос звучал удивительно четко, холодно и спокойно.

- Все просто, Валера. Вова просто просил меня подтвердить правду. Ту, что Зима тебе рассказал. И что ты так охотно поверил.

Она видела, как он напрягся. Как в его глазах промелькнула тень той самой ярости и боли, что были в квартире.
- Какую... правду? - он выдавил сквозь зубы.

Анфиса позволила себе маленькую, ледяную улыбку. Улыбку презрения. К нему. К ним. К себе за то, что делает это.

- Правду о том, что я была с Давидом. Перед самым подвалом. Да. Это правда. - Она сказала это четко, глядя ему в глаза, не мигая. - И Вова прав. Я не люблю тебя. Никогда не любила по-настоящему. Ты был... удобен. Как щит. Как оружие. Но не более. Теперь щит сломан. Оружие не нужно. Так что... уходи, Валера...

Осколки лжи вонзились в сердце. Чтобы вытащить один, Анфиса вогнала другой - свой собственный, отточенный ледяной ложью.
______________________________

Так же попрошу подписочку на мой тгк,буду очень благодарна!!!
Там будут выходить эдиты,видео про героей и возможно спойлеры,всех жду!
Ставим звездочки!!
Люблю вас