Жажда

шесть лет спустя
наши дни

Рассказывая о дальнейших событиях хочется заверить, что жизнь разделилась на «до» и «после».

Мы невольно вступили в борьбу за собственную жизнь поначалу даже не задумываясь о предрешенных заранее днях, когда все сулило одной лишь погибелью для всех. Тот месяц, что мы провели в больнице, сейчас казался донельзя спокойным и счастливым и мне приятно о нем вспоминать, пускай он немного все же омрачался тем, что проходил в больничных стенах.

Прежде чем я расскажу, что произошло с октября месяца до марта следующего года стоит упомянуть о нескольких значительных и хорошо запомнившихся вещах. Приятно о них думать, но в то же время горестно, ведь столько всего исчезло с лица земли, оставив после себя одни лишь воспоминания. Некоторые их них способны хранится в нашей голове долгие годы, а иногда исчезают за долю секунду, словно ничего и не было.

Не все так хорошо, как может показаться на первый взгляд. Я никогда ранее не видела столько жесткости и насилия. Так или иначе мы живем на благодатной земле и редко встречаем на пути всякого рода вышеперечисленные чувства. Настраиваемся на хороший лад, общаемся с добрыми, отзывчивыми, воспитанными людьми и подчиняемся здравому рассудку. Словом, живем в свое удовольствие, а остальное тянется следом, дополняет нашу жизнь. И никогда не задумываемся о плохом, порой старательно его избегая.

Мы познаем много удивительных вещей и лучше делать это аккуратными и медленными шагами. Внимать в себя все, что дает тебе судьба и быть благодарным за все творения. Как плохие, так и хорошие. Шесть лет назад я совершенно не была похожа на нынешнюю Еву, но поскольку жизнь преподнесла тяжелые испытания, мне пришлось измениться. Ради себя, своей семьи и человека, принесшегося радость и вместе с тем бесконечное горе.

Андрей очнулся через неделю. Состояние у него было удовлетворительное и как только нам снова разрешили к нему заходить, я начала проводить рядом с ним долгие часы. Сначала мы вовсе не говорили, Андрей предпочитал молчать и изредка спрашивал о моем здоровье и здоровье Дениса. Продолжалось подобное не долго, и я отчетливо заметила изменения в его поведении очередным пасмурным утром, заглянув позавтракать вместе с ним. Стоило мне присесть возле его кровати, как он тотчас обрушил на меня свои мрачные мысли. Я слушала его ругань, понурив голову, но не изменила своего мнения.

— Ни черта ты правильно не сделала! Маргарин у тебя вместо мозгов, Ева! — кричал он на меня. Ему довелось возиться со мной с тарелкой в руках, так что еда у него всегда оказывалась за пределами его рта.

— Прекрати уже, сколько можно? — сердилась я, хотя и было желание, как следует ему ответить. С чего бы ему позволительно меня ругать, а я сижу, как мышка и слова сказать не могу. — Я была на взводе, да и ты весь такой загадочный и говорил тоже загадочно. Не знала уже что думать, Андрей. Прекрати, слышишь? Прошлого не воротишь. Я бы сделала это еще раз.

Он смотрел на меня презрительно. Он был обижен и взвинчен. Он хотел защитить меня, но вышло все наоборот.

Первые дни у Андрея не было никаких сил и с кровати он не вставал. Однако такой расклад врачам не нравился, и они заставляли его подниматься на ноги хотя бы с поддержкой. Я вызвалась на помощь, а позже к нам присоединился Денис. Мы начинали прогуливаться по коридорам больницы, после чего немного окрепнув, стали выходить на улицу, где наматывали круги под легкую морось дождя вдоль небольшой аллеи. Временами сильные препараты давали о себе знать повышением температуры, тошнотой и рвотой, а иногда я даже теряла сознание. Нам всем приходилось тяжко с таблетками, и мы поскорее хотели покончить с больницей, умоляя врачей выписать нас как можно раньше.

Время, проведенное в палате за долгими разговорами, сблизили нас. Приходилось скорее больше узнавать друг о друге, чем спорить, и я была приятно удивлена, что Андрей вызывал во мне чувство родственной души, а Денис — море нежности и любви. Я прониклась любовью к каждому парню. Каждый из них отчего-то стремился защитить меня даже когда этого не требовалось. Иногда мы подшучивали над Андреем, ведь теперь он выступал в роли обычного человека, которому постоянно приставляли охрану. Ему казалось это нелепым.

Однажды я нашла книгу в холе нашего отделения и обрадовавшись своей находке поспешила к Андрею. Я надеялась почитать ему вслух, чтобы немного развеять пустые дни, но войдя в палату и увидев его расположение духа внутри что-то оборвалось.

— Что случилось? — сходу спросила я, присаживаясь рядом с ним. Он смотрел на меня как-то отстраненно, казалось, был слишком далеко от реальности. Я забеспокоилась, хотела позвать медсестру, но не успела мысль свою осознать, как вдруг Андрей схватил меня за руку и притянул к себе. Я припала к его груди, ощутив сильное сердцебиение, да и кожа вся была покрыта потом, словно что-то мучительно терзало парня.

— Поверишь или нет, но ты вывела меня из комы. Я видел тебя в своих снах, если можно это так назвать, — сказал он, все еще крепко удерживая меня на себе. Мне ничего не оставалось, как обнять его следом. — Помню: бежишь по полю с подсолнухами, а низ белого платья развевается на ветру вместе с длинными волосами. Ты много смеялась, звала меня к себе. В какой-то момент, протянув ко мне руку, ты сказала: «Пойдем со мной. Я покажу тебе кое-что очень важное», и я пошел, чувствуя твою бархатную кожу на своей. Яркий свет слепил глаза — приходилось сильно жмуриться —  сам я только и слышал, что женский смех рядом. Затем в один миг стало очень больно, будто меня сжали в тисках. Я закричал до боли в горле и вдруг открыл глаза. Через несколько дней я понял, что значили твои слова, Ева. Ты хотела показать мне жизнь, которую ни в коем случае нельзя было покидать. «Кое-что очень важное» — это и есть жизнь. Со всеми ее трудностями.

Затем Андрей заплакал. В первые минуты мне казалось, что на его вой сбегутся все, кто работал в больнице. Я пыталась утешить его и гладила по волосам и лицу, смахивая мокрые дорожки. Тяжело было наблюдать за его глубоким и пронзительным плачем, но я смотрела, и сердце у меня разрывалось на части. Я не сдержала своих слез перед таким состоянием парня. Мы лежали в обнимку некоторое время, пока не успокоились. Ощущая внутри дыру, я поднялась с его груди и сказала:

— Главное, что ты выбрался. Я не хочу, чтобы подобное повторилось с нами. Ты слишком дорог мне.

Он кивнул и отвернулся от меня.

— Ты всегда значила слишком много, Ева. Тебя во мне было слишком много! Я не думал, что такая маленькая девочка поселится в моем сердце. И сколько бы раз оно не разбивалось ты его снова и снова исцеляла.

Я не знала, как реагировать на бурный поток выплескивающихся эмоций. Возникало чувство, что это первый и последний раз, когда Андрей показывает себя открытого, без тени всякой скрытности, коей он обладал в другие времена. И я лишь слушала, чтобы как можно больше узнать о его внутреннем мире.

— Безумие. Никогда еще не было так сложно жить. Даже после смерти родителей я мало-мальски пришел в норму, а тут такое ощущение, что я не вернусь ни к чему.

Андрей впервые упомянул о покойных родителях.

Все же через несколько дней я обнаружила в его палате своего психотерапевта. Мы не обсуждали с ним покой Андрея, но я твердо была убеждена, что внутри парня бушует ураган и только специалист может его усмирить. А так как Андрей был морально сильным он приходил в норму быстрее, чем ожидалось. И вскоре, я наконец прочла найденную книгу вслух, и он одновременно восторгался и называл ее «дьявольской». Тогда я и поняла, что Андрей снова со мной.

На этом моменте я уверенно заявлю, что сблизилась с Андреем больше, чем с кем бы то ни было. Даже папа не мог сравниться с той связью, которую мы с парнем создали. И вот здесь я остановлю свой рассказ про него, потому что далее в моих словах он будет мелькать довольно часто.

Странно другое — больница смогла выстроить наши с Денисом отношения. Он стал наведываться в мою палату чаще, а неделю спустя и вовсе оставался на ночь. Медсестра на посту зорко следила за своими пациентами и заглядывала в наши «хоромы», чтобы ненароком не обнаружить скручивающегося от боли человека. Поэтому Денис приходил ко мне за полчаса до отбоя и, если никто не заходил и не проверял, он больше от меня не уходил.

Трудности возникали только со сном. Мешался корсет на шее и его загипсованные конечности, которые занимали много места. Нам удалось приспособиться к этому только через несколько ночей, когда мы нашли удобное положение, укладывая его ногу на стул. Но кости так и не срослись ровно, и поначалу Денис может и огорчился этому заявлению, однако виду не подал.

С ним мне нравилось говорить о хороших временах. Я рассказывала ему старые истории из детства, в которых часто мелькала бабушка и описывала невероятные красоты своей деревни. Упоминала о липе, что находилась за огородом и о летних лесах, пахнущих свежестью. Как-то раз я стала тараторить о семейном выезде на природу, где меня безжалостно покусали осы, когда я случайно сунула руку в их улей. В общем, мелочи эти, лившиеся из моих уст, отчаянно казались мне самым простым способом настраивать разум на позитивный лад. Оно у меня получалось, а вот у Дениса в голове то и дело возникало что-то совершенно другое.

Например, он заводил разговор о брате и сестре, и через минуту глаза у него потухали, ведь они были ему не родными, пускай и связано с ними было очень много приятных моментов. Или начинал размышлять вслух о родителях, но и тут замолкал, поскольку в этом тоже не было правды. Родителями они ему не являлись и вот однажды он неожиданно сказал мне, что хочет попробовать поискать биологических маму и папу. Я поддержала его, и мы решили, что после выписки обязательно возьмемся за дело.

За несколько дней до выписки у нас образовалась милая беседа. Гипс у Дениса сняли, и мы так крепко обнимались, что я готова была разрыдаться на месте от переполнявшей меня любви. Я слушала его прекрасный голос, наслаждалась его мягкими прикосновениями к своим волосам и думала только о том, как здорово будут развиваться наши отношения за пределами больницы. И вот я лежу в кольце его рук, прижатая к твердой груди, а он говорит:

— Давай возьмем палатки, много еды и поедем в горы на парочку дней. Будем только ты и я. А проблемы и прочие недосказанности пусть подождут. Я хочу быть с тобой.

Я улыбнулась, представив себе эту картинку. Убедив себя, что это наилучшее решение и что нам необходимо уединение, чтобы понять самих себя и друг друга, я ответила:

— А давай поедем! Ты прав, пусть хоть весь мир подождет. Я тоже хочу быть с тобой.

Я помню тот поцелуй отчетливо. Нежный, отчаянный, полный безграничной любви, которая таилась во всем его существе. Я действительно ощущала всем своим телом и душой то, что он ко мне чувствовал. Мне не верилось! Разве может сердце быть так наполнено искренностью и любовью? Разве может внутри храниться какое-то немыслимое чувство, способное вознести человека до небес? Я позволила себе проникнуться его любовью, позволила себе снова довериться молодому человеку и в этот раз ошибок не было.

— Ты знаешь, Ева, — сказал он, проведя пальцами по моей щеке, — я всегда буду любить тебя. Я не могу утверждать, что буду идеальным парнем и не вытворю какую-нибудь несусветную глупость. Не стану говорить, что мы не расстанемся, если что-то пойдет не так. Но пока у меня есть возможность показать тебе свою любовь, я сделаю все, чтобы ты это поняла и почувствовала. Понимаешь?

— Понимаю! — воскликнула я. — Точно понимаю.

Больше я ничего не сказала. У нас оставалось три дня свободы. Медсестры бросили затею разлучить нас, никто к нам не заглядывал. Раньше мне казалось, что, чтобы довериться человеку, нужны долгие месяцы, а то и годы, но рядом с Денисом я чувствовала необъяснимые вещи. Они не кружили мне голову, мой разум был в светлой ясности. Никакая это не влюбленность — самая настоящая любовь. Откуда она взялась — я не понимала, однако в тот вечер я отдала ему всю себя.

Когда ты любишь кого-то, а этот кто-то любит тебя, ты ощущаешь это в полной мере. Ты преподносишь ему в руки свою жизнь, а он ее принимает, даруя взамен много больше. То, что ты никогда уже не сможешь разлюбить и забыть.

И он подарил мне это.