7. Два хитиновых панциря и сон.
Рыбёшка пришёл в себя ближе к обеду следующего дня, когда Хозяйка Хижины хлопотала около плиты, занимаясь каким-то странным на запах и, он был уверен, на вкус варевом.
Наблюдать за Хозяйкой Хижины было по-мазохистски странно-занимательным развлечением – в такие минуты выглядела эта и без того ненормальная девушка, словно сумасшедшая учëная, от чего делалось одновременно и жутко, и тревожно-интересно. Но сейчас, всё ещё не отойдя ото сна, Рыбëшка медленно закрыл глаза и также медленно, заставляя окружающее пространство выбираться из плена длинных ресниц, постепенно становясь всё чётче и чётче, открыл. Он повторил это несколько раз, пока не надоело, и пока в последний раз не увидел над собой лицо Хозяйки Хижины, от чего мелко вздрогнул, но быстро вернул самообладание. Та заговорщически улыбалась, от чего создалось стойкое впечатление, что если она откроет рот, то непременно либо сообщит о том, что придумала, как варить из лесных грибов наркотики, либо расскажет план по ограблению банка. Собственно, в первое Рыбëшке верилось больше – он всё ещё чуял непередаваемый аромат странного варева и от этого, он даже не побоялся этого слова, зелья, желудок неприятно крутило, хотя, такое могло произойти и от голода...
— Вчера ночью Лес не разорвал тебя на куски. Можешь радоваться. Ты останешься здесь на дольше, чем пару лет.
Рыбëшка мгновенно почувствовал, как все его внутренности точно скрутило в тугой узел и затянуло так, что весь голод сию секунду прошёл. Прочитав по ошарашенному лицу все мысли соседа, Хозяйка Хижины заговорила опять:
— Я уже говорила, ходить в Лесу ночью опасно. Мы должны быть благодарны Лесу. Он позволил мне найти тебя. И не растерзал нас. Но в следующий раз не будь так беспечен. Лес – это тебе не обычные деревья.
— Ты... - Рыбëшка на долю секунды ощутил, что желание откусить себе язык куда сильнее, чем вступать в диалог с Хозяйкой Хижины – она же опять ничего дельного не скажет! Но, внутреннее напоминание о том, кто именно спас его от Леса ночью всё же перевесило. А потом он вспомнил, кто отправил его за травами, и желание лишить языка возникло уже не в отношении себя, а в отношении девушки напротив.
— Ты сама послала меня за той дурацкой травой, о какой беспечности речь?!
Хозяйка Хижины непонимающе вскинула бровь, вспоминая все события прошедшего дня, а как только вспомнила, громко рассмеялась, пропав из поля зрения всё ещё лежащего на кровати Рыбëшки, так что ему пришлось сесть, чтобы увидеть ни капли не раскаивающееся раскрасневшееся от смеха нахальное лицо.
— Я не отправляла именно тебя! Ты даже не уточнил ничего! Просто ушёл?! – отсмеявшись, выдала Хозяйка Хижины, и Рыбëшка ощутил такие слова в некотором роде оскорбительными.
— Я тебя не понимаю! Ты сама никогда не отвечаешь на мои вопросы, как я должен был что-то уточнять? Я живу в Лесу уже вторую неделю, а ответов от тебя добился, как от стола!
Всплеснув руками, Хозяйка Хижины уже открыла рот, чтобы что-то ответить, но не нашла что, от чего всплеснула руками, как крыльями ещё раз и, лишь шумно выдохнув, поспешно ретировалась к бурлящей кастрюле. Рыбëшка, пронаблюдавший немой спектакль, скорчил недовольное лицо и лёг обратно – приключений ему за глаза хватило вчера, так что сегодня он собирался провести остаток дня в кровати, испытывая нежелание вставать даже за едой. К тому же, внутренности всё ещё крутило от новости о том, что Лес мог его просто-напросто четвертовать – это было ещё одним моментом возникшего и внезапно обострившегося желания провести в хижине и предпочтительно в кровати весь день, а может даже два или три... Дома он бы даже представить не смог, что попадёт в такую ситуацию – его район считался одним из самых безопасных. На улицу можно было выйти даже глубокой ночью и не нарваться ни на одну неприятность. Но даже это не заставило его ощутить желание вернуться домой: если вернётся, новой ссоры с родственниками не избежать – они заплатили за четыре года обучения столько денег, что у него не получилось бы с ними расплатиться даже в том случае, продай он все свои органы. А этой самой ругани Рыбёшке ой как не хотелось. Так что его единственным желанием действительно было спрятаться от всего под одеялом.
Но кому интересны его планы?!
— Поднимайся, пойдёшь со мной на поиски вещичек.
Рыбёшка даже пальцем не пошевелил – слушать ту, которая только что насмехалась над ним, не особо хотелось, к тому же в голову лезли дурацкие мысли: он смутно припоминал какой-то странный сегодняшний сон, но никак не мог его вспомнить, единственное, что оседало воспоминанием на кончике сознания – необъяснимые горячие ощущения на лице. Не ядовитый плющ, случаем? Рыбёшка осторожно потрогал лицо, проверяя, не валялся ли он вчера действительно в ядовитом плюще, но на ощупь всё было в порядке, только...
— Где мои очки?
— А? – Хозяйка Хижины отмахнулась от чего-то, чего Рыбёшка не видел и, кинув сомневающийся взгляд в кастрюлю, повернулась к кровати. – Лес забрал. Но не волнуйся, ты их больше не найдёшь. Лес не любит такие штучки.
— Но я же не вижу!.. – воскликнул Рыбёшка, а потом, будто настоящая рыба, в одно движение перевернулся на живот и удивлённо уставился в насмешливое лицо Хозяйки Хижины. Картинка была чёткой. Кажется, при большом желании он мог бы разглядеть каждый волосок на голове соседки: такой чёткости он не помнил давно – даже очки не позволяли видеть мир так!
Хозяйка Хижины продолжала насмешливо улыбаться, и Рыбёшка отчётливо видел в её глазах озорные огоньки, которые, наверное, никогда не увидел бы через очки. Тёмно-зелёные глаза переливались, как хитиновые панцири двух задорных жуков, которые решили порезвиться на солнце, не заботясь о том, чтобы быть пойманными. Рыбёшка отдалённо почувствовал, что это он оказался пойман.
Запутавшись в одеяле, он свалился с кровати, но быстро встал и, не отрывая взгляда от глаз Хозяйки Хижины, на негнущихся ногах подошёл к ней.
Хозяйка Хижины не отводила взгляд, абсолютно не чувствуя неловкости или опасности – Рыбёшка не внушал какого-то из этих чувств, наоборот, чем ближе он подходил, тем сильнее внутри Хозяйки Хижины разгорался интерес: что он собирается делать?
Рыбёшка остановился в нескольких сантиметрах от неё, всё ещё не отводя взгляда от глаз напротив. Переливающиеся хитиновые панцири в глазах блеснули, чем вызвали странный ураган в животе, как будто на мгновение стали раскалённым объектом, стремительно поднявшимся из недр земли над поверхностью. Рыбёшка неосознанно, больше из интереса, чем специально, медленно, как в замедленной съёмке, поднял руку и уже почти дотронулся кончиками пальцев до щеки Хозяйки Хижины, как в следующую секунду за окном что-то оглушающе ярко бабахнуло и ослепительно громко сверкнуло, взбудоражило ветер, от чего этот незатейливый непостоянный приятель громко завыл, испугавшись, и заметался среди деревьев, ища приют. В своих поисках он громко хлопнул открытыми ставнями, протяжно заныл, проскулил что-то непонятное и вылетел из хижины, словно испугавшись Хозяйки Хижины и её теней. Во всей этой суматохе Рыбёшка, зажмурившийся от неожиданности, ощутил странные нежные прикосновения к щекам, а потом, как что-то мимолётно-тёплое и мягкое мазнуло его по губам. Как во сне! Он тут же распахнул глаза, но никого не увидел перед собой: Хозяйка Хижины уже металась от одного окна к другому, пытаясь закрепить крючок на ставнях, попутно от кого-то отмахиваясь и бубня что-то непонятное, а больше в доме никого не было. Странное наваждение осело в душе пеплом от сгоревшего феникса знакомого, но непонятного ощущения.
— Что ж, - Хозяйка Хижины, разобравшись со ставнями, повернулась к Рыбёшке, – За вещичками мы сегодня не идём. Лес опять начал.
Только в этот момент Рыбёшка понял, насколько бесцеремонен был – наверняка, Лес разозлился на то, что он осмелился так дерзко действовать в отношении его любимицы (у Леса вообще есть любимчики?). Щёки запылали, как при лихорадке, заставляя опустить голову и упереться взглядом в пол, в щелях которого всё ещё виделось копошение, но уже не вызывало такой тревоги, как первые дни, а сердце гулко забилось в глотке. Со стороны Хозяйки Хижины послышался смешок, но Рыбёшка не решился поднять взгляд, вместо этого он поспешно вернулся к кровати, поднял упавшее одеяло, постелил его поверх простыни и подушек и завалился сверху как ни в чём не бывало, будто бы это не он только что пытался... пытался сделать что? А чёрт его знает!
Смущение перемешалось со злостью то ли на себя за форменное безрассудство, то ли на Хозяйку Хижины за её смешки и ухмылки, то ли на Лес за его истерики, то ли на всё это вместе, но как бы то ни было – ураган чувств мешался в груди, как в стакане, бултыхаясь у края и почти выливаясь на стол. Жёсткая кровать еле ощутимо прогнулась под весом второго человека, завалившегося рядом.
— Лес будет вопить до утра. Я так думаю...
Рыбёшка ощутил, как слова Хозяйки Хижины осели у него на шее горячим обручем, почти удушив, внезапно отобрав способность дышать: почему она так близко?! Рыбёшка не осмелился повернуться. Всё также лёжа спиной к Хозяйке, он что-то бессмысленно угукнул и вперился нечитаемым взглядом в стену, совсем не ожидая, что Хозяйка Хижины, словно бык на корриде, боднёт его лбом прямо между лопаток, заставив выгнуться дугой и воскликнуть нечто нечленораздельное.
— Ты что?! – Рыбёшка, вынужденный повернуться, непонимающе уставился на сумасшедшую соседку (может, у неё действительно шизофрения?) и попытался найти в этих блестящих дурацких глазах хоть какой-то ответ.
— Это не из-за тебя. Лес просто иногда любит буянить. Как ребёнок. Отнесись к нему с пониманием.
А потом, не дожидаясь ответа, кувыркнулась в сторону и, уже через секунду оказавшись на ногах, подлетела к кастрюле, сняла её с огня, поставила на стол и, о чём-то на мгновение поразмыслив, кинула в воздух нечто вроде «Без тебя знаю про остудить!», махнула рукой и громко бахнула крышку на кастрюлю.
Рыбёшка не стал спрашивать, с кем она разговаривает – всё равно не ответит, да и говорить просто-напросто не хотелось: на языке крутилось ощущение, будто все слова разом вылетели изо рта в тот момент, когда он воскликнул из-за толчка между лопаток, а те два слова стали последними, что он был готов сказать в своей жизни.
