25
Хэлли
Дома реальность наступает быстро.
Я просыпаюсь от криков. Совсем не так, как в фильмах ужасов, когда за женщиной гонятся, а она в истерике воет во все горло. Ничего столь очевидного или драматичного. Этот звук более болезненный, приглушенный, как будто он не хочет вырваться наружу, но все-таки вырывается из стиснутых зубов.
Вертясь в постели, я обнаруживаю, что Том вспотел и, вцепившись в подушку, стонет, как будто его молча пытают. Даже когда я включаю свет, заливая комнату слабым светом, он не просыпается. Его глаза двигаются под закрытыми веками, как будто видят что-то невидимое для меня.
— Просыпайся, Том . Просыпайся.
Я несколько раз встряхиваю его, освобождая из ужасающих объятий кошмара. Это стало нашей рутиной с тех пор, как мы вернулись из Парижа на прошлой неделе. Каждую ночь, когда я приходила провести с ним время и оставалась, все заканчивалось вот так. Нас обоих будили ночные кошмары, которые преследовали его каждую минуту отдыха. Мне невыносимо думать о том, как он, когда меня здесь нет.
— Все в порядке, давай, — уговариваю я, баюкая его, как ребенка.
Лунный свет танцует на потолке, пока он постепенно приходит в себя, мертвая хватка на подушке ослабевает. Его дыхание выравнивается, и он прижимается ко мне так чертовски крепко, как будто боится, что я исчезну.
— Что это было на этот раз?
— Мы упали в воду, — бормочет он, дрожа всем телом. — Но это ты плыла ко дну и тонула, а не Билл. Я так старался удержать, но ты ускользнула из моих рук.
Я глажу его по влажным волосам, предлагая все возможное утешение.
— У тебя сегодня назначена встреча с психологом-реабилитологом, верно? Ты должен рассказать ему об этом.
— Это ни к чему хорошему не приведет, — ворчит Том , направляясь в ванную.
От щелчка замка у меня сводит зубы. Невозможно не быть подозрительной, я все еще работаю над тем, чтобы снова ему доверять. Наша короткая поездка в Париж была периодом медового месяца, а по возвращении мы вернулись к суровой реальности избавления от зависимости.
Откидываясь на темные простыни Том а, я напрягаю слух в поисках любых звуков. За последние дни я провела так много исследований, пытаясь получить решение, как помочь ему в этой ситуации. Я пыталась поговорить с ним, но он просто замолкает. Даже когда я пытаюсь быть рядом с ним, он все еще скрывает это от меня. Я не могу начать понимать ежедневную борьбу и искушения, потому что он, черт возьми, не хочет мне говорить.
Вернувшись в постель немного позже, Том стягивает с себя пропитанную потом рубашку и сворачивается калачиком рядом со мной, его обнаженная грудь прижимается к моей спине. Его руки обвиваются вокруг моего тела, и он зарывается носом в мои волосы, глубоко вдыхая.
— Поговори со мной, — шепчу я в темноту.
Он не отвечает.
— Позволь мне помочь тебе.
Раздается резкий выдох.
— Ты не можешь мне помочь, Хэлли.
— Ты не даешь возможности мне попробовать. — Я поворачиваюсь к нему лицом, нежно поглаживая его измученное лицо. — Все, чего я хочу, это облегчить это бремя. Я знаю, что официальное исключение из университета было тяжелым для тебя.
Он закрывает глаза, пытаясь спрятаться от меня. Вместо этого я целую его, обвивая руками его шею и закидывая ногу на ногу, чтобы сблизить нас.
— Тебе нечего стыдиться.
Том прерывисто дышит.
— Мне есть за что стыдиться.
Я целую его закрытые веки, затем нос, челюсть и щеки. Однако я могу выразить сильную эмоцию, душащую меня, эту неистовую потребность заставить его увидеть, что я делаю. Свет, который исходит изнутри него, каким бы приглушенным и слабым он временами ни казался.
— Я отказался от своего образования и друзей, — с горечью продолжает он. — Никто не возьмет на работу бывшего наркомана с судимостью за нападение, я задолжал за аренду и не могу позволить себе жить здесь. Мои родители отреклись от меня, и я не могу прожить и гребаного дня, не думая о наркотиках.
Тишина повисает между нами после его вспышки честности, его глаза сверлят мои, ожидая осуждения. Я с трудом подбираю слова, он никогда раньше не говорил так откровенно. С тех пор как он вернулся из реабилитации, молчал всегда об этом, обо всем, что произошло за последние несколько месяцев.
— Ты больше, чем совокупность твоих ошибок, — говорю я ему.
— Что, если мои ошибки перевесят все хорошее?
Я ложусь на спину и кладу его голову себе на грудь, поглаживая его волосы цвета воронова крыла.
— Том Каулитц, я утверждаю, что ты хороший человек. Никаких вопросов по этому поводу. Ты просто немного сбился с пути.
Том кладет руку мне на сердце, нежно целуя ключицу.
— Хорошо, что у меня есть Полярная Звезда, которая укажет мне дорогу назад, а?
В конце концов он снова засыпает, отказываясь отпускать меня. Тем временем я часами лежу без сна, просто наблюдая, как поднимается и опускается его грудь. Как мне исправить то, чего нельзя уничтожить? Ничто не вернет его брата и не загладит боль прошедшего года. Он один должен победить своих демонов. Все, что я могу сделать, это любить его в его темноте, какую бы форму она ни принимала.
Наступает утро, и мне нужно вставать, оставляя Том а поспать еще немного. Сегодня четверг, и у меня занятия. Новый семестр начался всего несколько дней назад. Мы вернулись из Франции как раз вовремя, чтобы я успела захватить свои книги и принадлежности для второго курса художественной школы. Трудно поверить, что уже сентябрь, лето пролетело как в тумане.
Я прихожу в студию с небольшим опозданием, волосы растрепаны, одежда помята. К счастью, Робин уже устроилась за мольбертом и ждет меня с огромной чашкой кофе в руке.
— Ты лучшая, — почти кричу я.
— Подумала, что тебе это понадобится. — Она пожимает плечами, размахивая кисточкой. — Как он?
— Также. Еще одна тяжелая ночь.
Взяв исходный материал, я раскладываю свои карандаши для рисования и масляные краски, поправляя уже приготовленный для меня холст. Лектор хмурится, но в остальном ничего не говорит, за что я благодарна. На этой неделе я опаздывала каждый день после того, как большую часть ночи не спала с орущим Томом.
— Когда-нибудь ему придется взять себя в руки, Хэл.
— Я знаю, — устало бормочу я. — И он узнает. Просто нужно время.
Через час после начала занятия я делаю перерыв, чтобы зайти в торговый автомат за водой и закусками. Ожидая в очереди голодных студентов, ищущих чего-нибудь на скорую руку, я отправляю сообщение на новый телефон Тома.
Хэл: Не забудь, доктор Генрих в 14:00. Поговори с ним.
Ответа нет. Даже когда перерыв закончился, и мы вернулись к работе над нашим оригинальным материалом по этой теме. Тревога пробегает по моей коже, и я начинаю нервничать, периодически проверяя телефон на предмет ответа, который не приходит. В конце концов Робин убирает его подальше.
— Прекрати. Он взрослый мужчина. Сосредоточься на себе.
— Я нужна ему, — рассуждаю я.
Робин качает головой.
— Нет, ему нужен хороший психиатр, который посоветовал бы ему уже привести свою жизнь в порядок. Ты не можешь продолжать в том же духе, нянчась с детьми, совмещая работу с учебой. Нужно же чем-то пожертвовать.
Я полностью игнорирую ее.
Она не понимает.