2
Десять месяцев спустя...
Хэлли
- Ты должна приехать. Через несколько недель мы расстаемся на лето. Пора начинать праздновать, у нас получилось! Давай, Хэлли, поживи немного! - Робин подтрунивает, взъерошивая мои темно-каштановые волосы.
- Ты же знаешь, я не любительница вечеринок, - ворчу я. Я сжимаю кисть, отчего мои костяшки пальцев побелели, когда я наклоняю голову, рассматривая холст под другим углом.
- Ты пропустила их на первом курсе в сентябре и на втором курсе в январе. Пожалуйста… Я буду любить тебя вечно. Мне нужна компания, я не появлялась на вечеринках где-то около… четырех дней.
Она разбрызгивает акварельные краски и, нахмурившись, смотрит на произведение искусства, прикусив губу.
- Четыре дня? Бедняжка моя, звучит ужасно, - саркастически фыркаю я.
- Помолчи. Не у всех из нас есть привычки монахинь-интровертов.
Ой. Думаю, я не могу с этим поспорить.
- Мне завтра на работу. Я не смогу прийти. - Я со вздохом уступаю. - Не у всех из нас есть бесплатный проезд в университет, ты же знаешь. - Я начинаю закрывать свои масляные краски и собирать грязные кисти, чтобы помыть, заботясь о расходных материалах.
После продажи родительского дома в прошлом году я едва могла позволить себе посещать университет. Я надрывала задницу из-за всего - от аренды до оборудования - только для того, чтобы осуществить свою мечту о получении степени искусствоведа.
- Черт, прости. - Робин проводит рукой по своим коротким блестящим черным волосам, по накрашенным красным губам с блестящими белыми зубами. Она классически красива, чувствует себя комфортно в своей шкуре и легко может выбирать друзей по своему усмотрению. И все же она решает потусоваться со мной - чудачкой, которая не особо общительная.
- Как насчет сегодняшнего вечера? В пабе? В конце концов, сегодня пятница.
- У меня групповая терапия, - бормочу я.
- Вот дерьмо. Позвони мне, если после тебе понадобится компания.
Кивнув, я запихиваю все в рюкзак и беру холст, чтобы отнести его на станцию сушки. Нужно еще немного поработать, но моя работа к концу семестра продвигается неплохо. Я не собираюсь выставлять ее на конкурс, проводимый факультетом, я слишком нервничаю. Я пока еще далеко недостаточно хороша.
- Ты можешь поговорить со мной, ты же знаешь. О нас… о нем, - предлагает Робин.
Папа посмеивается в моей голове. Ты пожертвовала своей молодостью, чтобы заботиться обо мне. Будь нормальной двадцатитрехлетней девушкой, Медвежонок Хэлли. Перестань оплакивать меня и живи дальше своей жизнью. Я умер, не ты.
Сжав руки в кулаки, я засовываю его громкие, мучительные воспоминания в маленькую коробочку на голове и туго перевязываю ее скотчем, просто чтобы он не шумел внутри.
- Хорошо, я приду на вечеринку.
- Правда? - Она ахает, широко улыбаясь.
Прежде чем я успеваю передумать, Робин заключает меня в крепкие объятия.
- Даже если это всего на час. Я освобожусь пораньше или что-то в этом роде, они все равно должны мне отгулы.
- Ты самая лучшая, Хэл. Я не могу дождаться. Увидимся дома?
- Да, хорошо.
Покидая здание искусств, я надеваю наушники и пытаюсь не думать о том, на что я только что согласилась. Я не тусуюсь. Обычно Робин уходит искать отношения с девушками и выяснять, с кем из них она хочет трахнуться этой ночью, а я просто неловко сижу в углу. Но она терпит мою нелюдимую задницу уже почти год, с тех пор как мы вместе начали снимать нашу дешевую лондонскую квартиру, и меньшее, что я могу сделать, это приложить усилия.
У меня есть одна подруга.
Одна - это все, что мне нужно.
Запрыгивая в сверкающий красный автобус, который отправляется от окраины кампуса, я сканирую свою электронную карточку и нахожу свободное место. До клиники "Роузбуш", где каждую неделю собирается группа "скорбящих", тридцать минут езды. Я хожу туда и сижу в тишине уже почти четыре месяца, с той ночи, когда я больше не могла справляться с потерями, которые отравляют мою жизнь. С тех пор каждый день проносится мимо, от одного мгновения к другому.
Это вся моя жизнь.
Дышать. Моргать. Рисовать.
Притворяться живой, хотя на самом деле меня тоже похоронили прошлым летом.
Проезжая мимо больницы и отделения A&E, автобус останавливается у автостоянки для посетителей. Я спрыгиваю и подхожу к серому зданию, в котором находится служба психического здоровья. Все палаты и клиники расположены вместе, поэтому у входа всегда есть несколько странных людей.
- Добрый день, Хэлли. - Дэвид машет мне рукой, выпуская кольца дыма наружу. Медсестра пристально смотрит на него, не сводя глаз со своих часов, пока он с удовольствием курит сигарету.
- Эта штука убьет тебя, - говорю я ему.
- Для меня это не проблема, девочка. Ты пришла к психотерапевту?
Я поднимаю рюкзак повыше и киваю.
- Как обычно.
- Если хочешь моего совета, возвращайся в автобус и тащи свою маленькую задницу домой. Ты же не хочешь закончить, как я, писая и гадя на публику. - Дэвид сердито смотрит на медсестру, которая сейчас прогоняет его внутрь. - Я еще не докурил, чертова стерва. Придержи уже коней.
- Успокойся. - Я смеюсь и машу ему рукой. У него босые ноги?
Думаю, что мое единственное общение с человеком кроме Робин - это душевнобольные, которым больше не с кем поговорить. Я - воплощение одиночества, пустая оболочка, завернутая в свое горе. Ничто не имело значения с тех пор, как я потеряла единственного человека, который понимал меня.
Два мушкетера.
Ты и я против всего мира, Медвежонок Хэлли.
Снова отмахиваюсь от навязчивых воспоминаний о нем, регистрируюсь у стойки регистрации и иду в кабинет групповой терапии. Беру травяной чай из киоска с напитками, прихожу пораньше, как обычно, здесь пока только двое стационарных пациентов. Сэнди взглянула на меня, продолжая возиться со стульями, пока не убедилась, что все они прямые и сидеть на них безопасно.
- Сюда. - Она указывает мне на стул.
- Спасибо. Как прошла неделя?
Закатывая глаза, она садится на стул напротив круга.
- Замечательно. Как дела в реальном мире?
- Переоценивающе.
Я потягиваю чай и жду, когда к нам присоединятся остальные, включая Люка, психотерапевта с седыми волосами и густой бородой. Сэнди хихикает, оглядывая свой яркий свитер и облегающие брюки - еще одно классическое зловещее сочетание. Мы хихикаем над этим болезненно немодным зрелищем и отводим глаза, когда он хмурится.
Нас в группе десять человек, некоторым хуже, чем другим. Каждый кого-то потерял, кого коснулась смерть, и он не в состоянии двигаться дальше. Сэнди потеряла мужа и попыталась покончить с собой, попав в отделение для взрослых. Питер - другой стационарный пациент, хотя он мало разговаривает.
Остальные из нас состоят в сообществе, и, я полагаю, на них навесили ярлык "борющихся" за то, чтобы двигаться дальше. Я здесь младше всех. Временами это пугает, но я все равно не очень хорошо лажу с людьми моего возраста.
- Готовьте домашнее задание, ребята, - командует Люк. - Сначала мы сделаем обратную связь.
Роясь в своем рюкзаке, я достаю дневник мыслей и прячу страницы, чтобы никто не смог украдкой заглянуть. Как только Люк идет закрывать дверь, она с грохотом распахивается, и в комнату врывается молодой парень.
- Могу я вам чем-нибудь помочь?
- Я пришел по поводу скорби или чего-то еще, - бормочет он.
Люк складывает руки на груди, тяжело вздыхая.
- Томас, верно? Томас Каулитц? Я слышал, ты начинаешь сегодня. Присаживайся, и мы тебя представим.
- Просто Том, - огрызается он.
Стуча потрепанными кроссовками по линолеуму, высокий, крепко сложенный парень направляется к единственному свободному месту - рядом со мной. Пластик скрипит, когда он заваливается в него, ворча себе под нос.
- Итак, рад видеть вас всех снова. - Люк сияет. - Давайте начнем, хорошо?
Знакомя нас с упражнениями заземления, которыми начинается каждое занятие, все закрывают глаза и следуют указаниям Люка. Я сижу как шомпол на своем месте, остро ощущая, что новенький наблюдает за всеми нами с отвращением. Запах сигарет и выпивки ударяет мне в нос, заставляя меня вздрогнуть.
- Что это за хуйня? - Том шепчет.
- Тебе полагается вести себя тихо, - отвечаю я, украдкой бросая на него взгляд.
Ладони скользкие от пота, я рассматриваю его высокие скулы, твердый подбородок, покрытый щетиной. У него блестящее черный пирсинг на его пухлой губе , которые изогнуты в саркастической улыбке. Глаза, карие. Они скользят по мне, холодные и злые.
- Серьезно? Любишь медитативную чушь?
- Что-то вроде этого. - Я смотрю на его рваные джинсы , черную футболку и фланелевую рубашку, все выглядит помятым и грязным. - Ты никогда раньше не ходил на групповую терапию?
- Неа. - Говорит он и раскачивается на своем сиденье, как непослушный ребенок. - Я, блядь, не чокнутый.
- Конечно, - огрызаюсь я, закатывая глаза. - Как скажешь.
Мудак. Игнорируя его, я снова сосредотачиваюсь на Люке и слушаю, как остальные делятся отзывами о домашнем задании. Он работает по кругу, приглашая каждого пациента поделиться. Я еще крепче сжимаю дневник в руках, паника подступает к горлу. Когда подходит моя очередь, я бормочу какую-то чушь, которую, я знаю, он хочет услышать, чем заслуживаю довольную улыбку.
- А как насчет тебя?
Все внимание переключается на Тома, сидящего рядом со мной, скрестив руки и широко расставив ноги.
- Да? А что я?
Люк натягивает заботливую улыбку, несмотря на грубое отношение этого идиота.
- Не хотел бы ты представиться группе, поскольку ты новенький? Расскажи нам немного о том, почему ты здесь.
- Я пас.
- Невоспитанный мальчишка, - фыркает Сэнди с другого конца комнаты.
Том выпрямляется на своем месте, на лице неприкрытая агрессия.
- У тебя проблемы, сучка?
Люк спокойно поднимает руки.
- Вау! Том, пожалуйста. Следи за своими выражениями.
- Отвали, чувак. Я буду говорить то, что мне, черт возьми, заблагорассудится.
Ошеломленная тишина заполняет комнату, пока мы все смотрим шоу. Садясь и тщательно подбирая слова, Люк вздыхает.
- Это групповая терапия. Ты здесь для своего же блага, Том. Помни это. Главное - делиться и быть открытым. Возможно, тебе сегодня стоит просто послушать и расслабиться.
Быстро приступая к выполнению задания, чтобы предотвратить дальнейшие ссоры, Люк начинает раздавать раздаточные материалы по кругу. Он меняет тему, чтобы отвлечь всех от нежелательной, негативной энергии в группе.
- Гребаный придурок, - фыркает Том.
Я отодвигаю свой стул чуть подальше от бомбы, готовой взорваться рядом со мной, надеясь, что Сэнди не заметит и не разозлится из-за того, что я нарушила строй. У меня покалывает кожу головы, когда я понимаю, что кто-то пристально смотрит на меня, и я замечаю, что мой сварливый сосед изучает мое тело.
- Сколько тебе лет? - спрашивает он меня.
Разглаживая забрызганные краской штаны и рубашку для йоги, я борюсь со своим раздражением.
- Двадцать три.
- Почему все остальные вдвое старше нас и наполовину мертвы?
Том смотрит на меня так пристально, что мне кажется, будто моя кожа горит. Его нога беспорядочно дергается, не в силах оставаться неподвижной. Он настолько взбудоражен, что я чувствую, как растет мое собственное беспокойство, пока я ищу простой ответ.
- Не многие молодые люди переживают потерю. - Я пожимаю плечами.
- Ну, не согласен.
Вздыхая, я тереблю серебряные кольца на пальцах.
- Не так уж много молодых людей теряют самообладание и не могут двигаться дальше, когда теряют кого-то. Они просто смиряются с этим. А мы нет - раз мы здесь. - Я скольжу по нему взглядом, чтобы увидеть, принимает ли он это объяснение.
Ничего.
Ни слова.
Том замолкает и отводит взгляд, ведя себя так, словно я ничего не говорила. Он молчалив как могила до конца сеанса, отказывается участвовать и больше не разговаривает со мной. Даже когда мы разбиваемся на пары для занятия. Он смотрит в окно, стиснув зубы и оставаясь неприступным. Я остаюсь заполнять рабочие листы о регулировании эмоций в одиночестве.
- Вот и все, ребята. Увидимся на следующей неделе и запомните эти слова. - Люк улыбается в конце болезненного сеанса. - Мало-помалу мы отпускаем потерю. Но никогда не любовь.
Я вздрагиваю от горького, полного ненависти смеха, который исходит от Тома, нарушая его непроницаемое молчание. Люк не реагирует на это, покидая комнату со своим обычным профессиональным энтузиазмом. Я хватаю свой рюкзак и убегаю как можно быстрее, чтобы избежать неловкого разговора, мне нужно побыть одной. Только когда я возвращаюсь на автобусную остановку, теребя наушники, мне становится немного легче дышать.
- У тебя есть имя или что-то в этом роде?
Вскидываю голову, мой взгляд останавливается на высокой фигуре, закуривающей сигарету рядом со мной. Руки Тома слегка дрожат.
- Ну?
Прочищая горло, я крепко сжимаю свою карточку.
- Х-Хэлли.
- Ха, Хэлли. - Он передразнивает мое имя, куря и внимательно наблюдая за мной.
Мое сердце подпрыгивает от облегчения, когда подъезжает автобус, предоставляя прекрасную возможность сбежать. Я больше не говорю Тому ни слова, запрыгиваю внутрь и в оцепенении нахожу свое обычное место.
К тому времени, как я выглядываю в окно, он уже давно ушел.
Что это, черт возьми, было?